219.
Пролетариат стучится в двери. Закричал боярин Морозов и кинулся из дома прочь. Он бежал в думу свою боярскую, чтобы поделиться своим страхами и сомнениями с такими же, как он, простыми владельцами человеческих душ.
Да что там душа – они владели телами, а назвали их «душами».
Все смешалось в мозгу у Морозова.
После того как Гоголь написал про мертвые души, а Адольф Кетле выдумал своего «среднего человека», не было покоя от Маркса. Он буквально сводил боярина с ума, ибо предрекал конец таким, как он, а власть обещал промышленным рабочим.
Морозов никогда не видел рабочих, но боялся их страшно.
Путаясь в полах своей длинной соболиной шубы, истекая потом июльской жары, вбежал он по ступеням родного учреждения и завопил: «Наступают»!
– Кто,батюшка, спросонья спросил привратник.
– Пролетарии! Хотят поработить нас и уничтожить. Свисти городового!
– Помилуй, батюшка, XV век. Какой городовой? Какой пролетарий? Расслабься и живи спокойно, до этого всего ужаса еще далеко, правда, у нас и своего хватает.
Вот вчера конюх в навозной яме утонул, идучи из трактиру. А хорошего конюха поди найди теперь…
Действительно, кругом невзгоды, подумал Морозов и как-то сразу успокоился. Дал привратнику на водку и пошел домой.
«Эк меня угораздило, – думал он. С похмелья что ли? Надо завязывать с этими подмосковными вечерами».

Как пелось одной по-звездой (с извинительными дополнениями и когнитивной трансформацией):
Ла-ла-ла (2 раза).
Ну где же ты, Семен Грила?

А вот он! Алле-ап!

220.
К боярам пришли ходоки из горного Алтая.
«Откуда вы? – переспросили бояре. – Мы такого места доселе не знали. В чем беда ваша?»
Мы, говорят ходоки, не умеем совершенно строить корабли.
«Так мы тоже - отвечали бояре. – Это наша общая беда. А зачем вам? Вот нам не надо, а если надо будет, тогда и будем думать.
Вы почитайте Юнга или Адлера. Эти старцы прямо указывали на недопустимость отравлять день сегодняшний мыслями о дне грядущем. Вредно это для пищеварения, а значит большая нагрузка на систему здравоохранения, которая и так перегружена».
Вот же ерунда какая, подумали ходоки. Вместо парламента британского попали в думу боярскую.
«Опять англичанка гадит!» – подумали бояре.
Ходоки с Алтая оставили рога в подарок.
Бояре долго еще потом думали: обижаться или нет.
Отсюда, говорят старики, и пошла поговорка «мочить рога».

Сегодня лаконично.
Эпизод 39.

221.
День спорта. Бояре вызвали к себе дьяка из спортивного приказа и начали его расспрашивать. Он рассказывал о всяких новшествах. В метании булавы и серфинге на щите.
Но тут из задних рядов кто-то спросил, мол, а что с футболом? Дьяк начал бодро рассказывать, что спорт заиграем во всех лигах, поедем с половцами играть или печенегами. Нас даже инки звали. Но мы пока не готовы.
«А не стыдно ли нам, третьему Риму, играть в игру, придуманную англосаксами? - ехидно продолжил вопрошавший ранее. – Это же прям унижение. Они, значит, придумывают правила. А мы должны их соблюдать. Прыгать в огромных воротах.
А этот так называемый офсайд? Это же чистая манипуляция над нами.
Как это – нельзя забегать? А как же западные полки – наше главное оружие. Они глумятся над нами. Обманывают!»
Старшему боярину даже пришлось вмешаться: «Ты, Эммануил Гедеонович, полегче. А то опять тебя удар хватит, как тогда, когда смотрели Реал» (Мадрид) - «Барселона». Ты чуть из ложи не выпал. А чего они? Понабрали мавров и туда же. Портят игру».
Тут уже все начали орать. Старшему боярину пришлось заседание объявить закрытым. Но бояре еще долго не расходились. Потом пошли на пустырь, кто-то принёс мяч, и понеслось.

Июньские коридоры. Тополиный пух, бойкое комарье и Семен Грила.
Нам одним кажется, что так и получается настоящее удовольствие?

222.
Пришел как-то к боярам купец первой и одновременно второй гильдий Терентий, мужественный такой человек – много раз банкротился, но вставал опять и торговал, торговал.
Пришел он вот с чем. Давайте, говорит, запустим великое посольство, ну, как Петр Первый, только, если мы сейчас начнем, мы станем первые. Он же после нас там где-то через пару веков жить будет.
Боярам идея понравилась, все записались. Стали придумывать маршрут.
Решили начать не с Европы , чтобы опять же будущее не копировать. Решили с хазарами сначала по Шелковому пути, а дальше как пойдет.
«Так путь-то этот, он то же Европой заканчивается!» – сказал кто-то. Его одернули другие – свернем где-нибудь в Индию или к шумерам.
Решать будем по ходу. Тут должна быть нотка неопределенности. Оно потому и великое, что неизвестно куда занесет – объяснял боярам умный купец. Он вообще выглядел нездешним и смахивал на Маска.
Как бы на Марс не завел – подумал кто-то из родовитых, впрочем, вслух не сказал. Вспомнил, что папенька всегда гневались, когда он рот открывал.
На том и порешили. Выезд назначили на завтра. На санях. Была зима.

Накануне дня весеннего грилостояния…

И это итог. Радостный или печальный?

223.
Эзоп с Крыловым сидели как-то на прохладном ветерке в Дубае, в Бурдж- Халифе на 120-том каком то этаже и вспоминали, как они первый раз встретились. Было это в библиотеке в Александрии, оказались на соседних полках.
"Да, Египет это мать или кто там литературы и словесности," - задумчиво глядя вдаль, сказал Крылов.
"Ну в каком-то смысле да, а Вавилон тогда отец," - хохотнул в ответ Эзоп.
"Впрочем, и у нас в Элладе гребешки не хуже," - продолжил он.
"Да у вас-то да, - подхватил Крылов, - а скажи мне, чего ты думал, когда про виноград писал. Чего тут было скрывать: ну, вошли не в ту дверь, ну, дали задний ход - неужто так стыдно это?"
"Ну, не знаю, не знаю, сказал Эзоп. - А ты мартышку и очки зачем заплел так. Что под подол заметал? Дороговизну похода к окулисту, что ли?"
Засмеялся Эзоп, поправляя тогу.
"Ну, ты тролль невероятный, - ответил Иван Андреич, кутаясь в шубу. - Знаешь, как опасна разница между сам знаешь чем? Между формой и содержанием? Понимаю. В общем, если коротко, то не понял нас никто еще," - он огляделся вокруг.
"Да и не поймёт, я вижу. А давай еще шампанского возьмем, жарко мне".
"А ты шубу сними!"
" Да я бы снял, да с похмелья на голое тело надел. Приятно телу, но тут-то, конечно, душновато".
И они весело рассмеялись.
Эзоп развалился на диване, а Крылов навалился на закуски. День только начинался.

224.
Как-то раз сидели в ложе Большого театра Глобус и Сова.
Наградили их походом на «Щелкунчика». Как отличников образования или пропаганды. Точно они не знали.
Дареному коню, как говорится.
Тепло, сухо и буфет. И Петр Ильич опять же.
«Грустная какая вещь, скажи?» – ткнула Сова Глобуса в бок.
«Да, – ответил он, невеселая».
Когда сюжет кончился и начались танцы, они ушли. Сели на лавочку у театра с видом на фонтан или на фонтан с видом на кусты. Точно неизвестно.
И тут Глобус Сове на ушко, мол, давно хотел спросить тебя – когда тебя на меня натягивают, – больно?
«Нет, – отвечала Сова, – но не по себе, боюсь лопнуть».
«Да, – согласился Глобус, – мне тоже бывает тесновато».
«Работа такая, – успокоила его Сова, – что тут поделаешь».
«Да, – согласился Глобус, – мы же себе не принадлежим».
Они попрощались и пошли по домам.
Завтра ведь рабочий день. Надо выспаться.

225.
Приходит как-то раз Eвпатий Коловрат к боярам и говорит: «Скучно мне бояре. Хочу опять подвигов и славы».
«Так нет же тебя, – говорят бояре, – ты выдумка и сон. Это просто в тот раз какой-то дьяк приволок самосад, а он оказался забористый. Дьяк уверял, что венесуэльский. Врал, конечно, откуда в Вене табак. В Вене нефть. А табака там отродясь не было. Так вот, мы покурили, и кто-то говорит, а помните, мол, был такой герой былинный у нас?
Нам всем сразу показалось, что помним. Еще Рязань как раз причудилась. Орда.
Ну а к утру и ты появился. Двоился все время, рассекая всех. В дыму было плохо видно. Накурено».
«Нет, ребята, вы как хотите, – сказал Евпатий, – а дело мне найдите богатырское. Рязань мелко. Я льды колоть хочу».
«Вот и отлично! – обрадовались бояре, – отправим тебя ледоколом. Будешь человек и пароход. И главное – у ледокола тоже все надвое. До седла. Ну или как получится. Пусть они там знают. Все. Что да как».
Коловрат улыбнулся: «Спасибо, бояре, уважили. Пойду готовиться».
И ушел.
А бояре стали вспоминать, куда остатки того самосада они подевали.
Хорошие решения с ним приходят.

226.
Карл Юнг как-то, отдыхая от чтения «Улисса», взял в руки первую попавшуюся книжку. Оказалось, что эта книжка содержала произведения Михаила Пришвина.
Ну,там вы знаете, еж, берестяная трубочка и так далее.
Почитал, почитал великий терапевт – да и как бахнет себя по коленям и говорит сам себе (хотя это строго запрещено было): «Вот что надо читать-то!»
Потом у него была пациентка, Марлен Дитрих, и он на радостях поделился с ней открытием и колоссальным эстетическим удовольствием от новообретенного писателя.
Дитрих глубоко ценила вкус Юнга и запомнила его восторг. Будучи потом как-то в Москве, она потребовала встречи с писателем и, говорят, всего его облобызала.
Паустовский был очень смущен. Ну а Марлен была счастлива.
Она видела кумира Юнга. Ну перепутала Пришвина с Паустовским…
Как это могло не быть с красивой и умной женщиной, да еще и знавшей Ремарка? Все-таки психоанализ дурному не научит. Манипулируй и получай газлайтинг в ответ.
Вы спросите: а что Юнг? А Юнг вернулся к «Улиссу».

227.
Поехали бояре в Орду. Потом в Сиам. Потом встретили хазар, и те свозили их в Кордову к арабам.
На обратном пути натурально в Византию. Посмотрели, висит ли щит.
Не нашли. Опечалились.
Тут половцы с печенегами подтянулись. Спрашивают: «Чего невеселы, бояре вы или не бояре?»
Те отвечают: «Да бояре мы, бояре. Только вот, получается, не нужны мы никому. Все без нас справляются. Даже воевать не хотят».
«Ну натурально, – удивляются им половцы с печенегами, – странные вы. Если никто вас не хочет –душите своих, это и весело, и полезно. Внутренний конфликт ведет к развитию и процветанию».
Хазары слушали и поддакивали.
Восхищенные бояре сказали спасибо и поехали обратно к себе.
Приехали, осмотрелись и побежали в рощу березовую е…ть и плакать.
Так и появился фильм «Ностальгия» Тарковского и всегдашняя тяга боярина домой.

228.
Сидели как-то Герцен с Огаревым на Капитолийском холме. Пили чай. Или кофе. А может и то, и другое.
И один другому: "Смотри, брат Герцен, ничего не напоминает? Воробьевы горы, где так любили мы бродить с тобой подмосковными дивными вечерами. Вон смотри!" - показал вдруг Огарев на соседний столик.
Герцен смотрит - а там уселись Маркс с Энгельсом. И тоже дуют чай.
Пошли познакомились. Оказывается, все прибыли на выборы. Трамп против Харрис.
Огарев сказал сразу, что он за Трампа. Наш мужик. Не любит всяких там и вообще.
Марксу как-то ближе Харрис. За профсоюзы. Видно, и против капитала. За равенство и братство.
Энгельс, правда, пытался сказать, что биржи лучше себя чувствуют при белых, но Маркс так на него посмотрел, что Герцен встал и ушел от греха. А Огарев, напротив, развеселился и начал расспрашивать господ иностранцев про обычаи выборов и как они смотрят на разрешение женщинам выбираться.
Марксу идея выбирать женщин очень нравилась. Он даже думал теперь над продолжением с названием "Женщина и капитал".
Энгельс опять что-то сказал, как ему импонирует обращение Трампа с женщинами, как он умеет взять быка за вымя, он развивал тему, и Марксу пришлось его поколотить
В общем, расстались на дружеской ноге и договорились встретиться здесь же завтра.
Попрощавшись, Маркс продолжил избивать Энгельса, а Огарев отправился искать Герцена и подумывал, не заняться ли карточной игрой.
А что? Засели бы на всю ночь.
Жаль, что Маркс такой несдержанный. Хотя Энгельс и святого может вывести из себя.
Как впрочем и Герцен, черт его дери. Вот возьму и поколочу его, как найдется.
Потом передумал.