​​Данные в огне

Давно сюда ничего не писал, поскольку сначала был насыщенный май, затем сезон конференций, а потом уж очень хотелось сдать статьи в журналы. Пока сидишь и пишешь летом, часто думается о погоде.

И дальше все больше думаешь о том, как глобально рачпределенные данные и модели пропускают через наши тела тепло. Постепенно пейзаж дата-центров посреди ничего становится сценой политической юорьбы, где отдельные сообщества протестуют против их возведения или же интенсивной работы, особенно в регионах с высокой засухой: вот тут исследователи описывают и предлагают повестку для изучения такого активизма вокруг дата-центров. Собираясь в отпуск в Тбилиси, я смотрю на местную карту дата-центров. Их вроде и немного, но все равно в голове крутится вопрос о их влиянии на климат и в без того жаркой стране.

Картинка из серии работ художницы Сюзанны Трейстер "Дата-центры в огне" (2011).

Машинный перевод и региональные исследования

Наткнулся на любопытную статью про историю машинного перевода. Указывая исторические связи между практикой перевода и отношениями власти, в статье раскрывается, что идея машинного перевода была придумана – сюрприз-сюрприз – в период холодной войны в США. В центре дискуссий вокруг машинного перевода были идеи кибернетики, информационной теории и криптографии, а одним из самых первых языков, который надлежало успешно переводить для целей анализа научной литературы, был русский. И если изначально основными акторами в области машинного перевода были традиционные для периода холодной войны сети университетов и военно-промышленного комплекса, то в 1990-х годах ситуация поменялась – теперь лидерами в деле передачи смыслов с одного языка на другой стали технологические компании вроде Google.

Эта статья заставила меня вспомнить другую, основную суть которой можно свести к следующему: институционализация центров науки о данных в американских университетах совсем неслучайно сопутствует деинституционализации центров региональных исследований (area studies). Такое замещение функционально, поскольку науки о данных позволяют производить знание о других, отдаленных (чаще всего от западного мира) странах, не пребегая к языковой и региональной экспертизе отдельных профессионалов по конкретным местам. Учитывая все происходящие изменения с региональными исследованиями (российскими и не только, см. пост на тему от исследователя Джереми Морриса), интересно будет дальше смотреть, насколько методы и способы познания из науки о данных будут выполнять похожую роль.

Листал тут на днях сигму, и наткнулся на такой материал со своим участием – вроде и не так много времени прошло, но как будто все уже такое другое. Может и вам будет, дорогие читатели, будет интересно.

По этому поводу ещё вспомнил специальный выпуск Theatre Journal про театр (и шире исполнительские искусства) и искусственный интеллект. Основная интеллектуальная линия там, кажется, в следующем: и в таких искусствах, и в исследованиях искусственного интеллекта есть понятие performance, а значит можно подумать, что может нам есть о чем поговорить. Меня особенно заинтересовала в этом специальном выпуске статья про пионеров вычислительной хореографии (computational choreography, я вот про такое совсем не знал), которые экспериментировали с компьютерами и исполнительскими искусствами между 1964 и 1978 годами.

Ещё буквально на прошлой неделе был на нидерландской неделе дизайна – это такое большое событие на десять дней в Эйндховене, где дизайнеры, художники и студенты представляют свои работы. Я там слушал интересный доклад Кима Барака, занимающегося роботикой, компьютерными науки, человеко-машинным взаимодействием, который предлагал смотреть на лаборатории как театр. Он говорил о том, что методы дизайна могут выиграть от понимания взаимодействия робота и человека как перформанса, данных танцоров и обращения к исполнительским искусствам как источнику задач для программирования роботов.

Экзистенциальный риск, Хоркхаймер и скучная научная фантастика

Когда я читаю в социальных сетях или медиа очередные рассуждения о том, чем нам грозит искусственный интеллект "в ближайшем будущем" – чаще всего, это картина ИИ как экзистенциального риска для долгосрочного человеческого существования как вида – то я думаю о силе и слабости научной фантастики, способности спекулировать о будущем. Миллионеры и миллиардеры, имеющие непосредственные экономическые и политические ставки в создании таких технологий, такие истории о машинном апокалипсисе особенно любят. Подобные представления часто выстроены вокруг идеи, что в какой-то момент искусственный интеллект достигнет степени самоосознания, что случится нечто ужасное.

В таких разговор об ИИ как экзистенциальном риске есть нечто волнующее и фантастические, в воображении откликаются сюжеты множества голливудских фильмов и научно-фантастических книжек. Однако у такой спекуляции есть своя цена. Возможности воображать альтернативные версии будущего в социальных и гуманитарных науках отводится традиционно высокая роль – в таких практиках часто принято обнаруживать утопический потенциал. Однако теоретик Макс Хоркхаймер был не согласен со своими коллегами по Франкфуртской школе, например, Гербертом Маркузе, касательно политической роли воображения. На его взгляд, человеческая способность обращаться к будущему фундаментально реактивна (и, в каком-то смысле, политически консервативна), ведь в этом процессе настоящее скорее человека удерживает, нежели чем отпускает.

И пока наши истории об искусственном интеллекте вращаются вокруг раздумий о грядущем в отложенном будущем экзистенциальном риске, проблемы здесь и сейчас откладываются на неопределенный срок. А таких проблем достаточно – от предвзятостей и умножения неравенства до эффектов на окружающую среду. Я, признаюсь, не так много читал научной фантастики, но для меня она, прежде всего, в своем технологическом аспекте связана с попытками представить какие-то небывалыми изобретениями. Но, как искрометно заметил однажды Дэвид Грэбер, где же ваши летающие автомобили? Мне было бы очень интересно почитать какую-нибудь скучную научную фантастику – не ту, где на первый план выходят летающие автомобили и неизведанные проблемы, а истории о том, где технологии совсем не фантастическим (а скорее уж очень скучным) образом помогают справиться с проблемами, что есть сейчас.

​​В Королевском колледже Лондона оказывается есть такой проект Creative AI Lab. У них вот есть красивый сайт, на котором каталогизированы всякие приложения искусственного интеллекта, которые могут пригодиться художникам. Также на сайте есть и другие ресурсы – статьи, эссе, подкасты, курсы, и так далее. В общем выглядит это все как кладезь для тех, кто хочет делать что-то вокруг искусственого интеллекта и искусства, может и кому-то из вас, дорогие читатели, такое будет интересно и нужно.

По этому поводу вспомнил ещё пару ссылок. Во-первых, это выложенный полностью в открытый доступ курс Эрика Сальваджо про изображения и искусственный интеллект. Я сам курс не смотрел пока, но по другим текстам Эрика могу сказать, что у него как-то чутко выходит совмещать культурологический и технологический подходы в своем анализе, так что целый курс от него по этой теме выглядит захватывающе. Во-вторых, исследовательница Мел Хоган здесь собрала проекты художников, которые различным способами осмысляют цифровые инфраструктуры облачных технологий. Когда посмотрел ещё раз на этот список, то понял, что там нет, как минимум, достаточно подходящей работы "Пикник у дата-центра" группы eeefff.

В новом выпуске журнала "Фольклор и антропология города" вышло моё интервью с антропологом Ником Сивером, чему я очень рад. Наш разговор был несколько лет назад, но я до сих пор его помню, потому что Ник тогда поразил меня своей интеллектуальной чуткостью к деталям и антропологическим воображением. В нашей беседе мы обсуждаем меняющиеся отношения между человеческим и технологическим, место антропологии в научных и общественных дискуссиях, методе, алгоритмах музыкальных систем, контексте и интерпретируемости в машинном обучении. С момента интервью уже вышла книга Ника "Computing Taste", уверен, что она настолько же славная, как и его статьи. С ним ещё про эту книгу можно послушать хороший подкаст здесь.
В выпуске журнала ещё много отличных статей, посмотрите их обязательно тоже, если цифровая этнография и все вокруг вам небезразлична.

Дорогие коллеги и друзья, мы рады сообщить, что долгожданный выпуск журнала «Цифровая этнография» вышел и уже доступен на сайте. Благодарим всех авторов за участие, терпение и работу над текстами, и низкий поклон Полине Колозариди — за составление и редактуру.

Номер посвящен принципам работы в цифровом поле: как метафоры помогают (или мешают) его концептуализировать? Стоит ли искать в интернете сообщества, или это понятие нужно переосмыслить? В этом номере мы публикуем статьи авторов, использующих очень разные подходы к цифровой этнографии для анализа своих кейсов. Дарья Рудь исследует онлайн-сообщества, сфокусированные на практиках памяти, через призму концепций эмоциональной работы и цифрового энтузиазма. Ирина Ксенофонтова и Александр Суслов в работе о стримерах отслеживают потоки коммуникации, солидарности и конфликтов исследуемого сообщества на разнообразных цифровых платформах. Исследование Константина Глазкова посвящено анализу прикладной деятельности по созданию геолокационной игры для развития лояльности клиентов финансовой корпорации.

Темы, обозначенные в этих работах, продолжают два интервью. Разговор Дмитрия Муравьева с антропологом Ником Сивером посвящен антропологии цифровых технологий и, в частности, алгоритмов, а беседа Полины Колозариди с Дэниэлом Миллером, развивает проблематизацию цифровых технологий и поддерживающих их материальных инфраструктур.

Закрывают номер три подборки полевых материалов об археологии интернета: статья Ксении Вахрушевой о российском секс-блогинге, где предлагается гибридный подход (включенное наблюдение и анализ цифровых следов в соцмедиа); работа Анны Щетвиной и Егора Ефремова о вербализации процесса создания сайтов на материалах специфического жанра цифровых текстов — «заглушкам» для сайтов, находящихся в разработке; и полевые материалы Романа Абрамова о процессе компьютеризации профессиональной деятельности PR-специалистов в 1990-е годы.

Предлагаем читателям включиться в дискуссию и будем рады предоставить страницы журнала для новых статей о цифровых полях!

В MIT Press только что вышла книжка о том, как институции и физические медиа двадцатого века сформировали современную цифровую экономику изображений.

Авторка, преподавательница факультета медиаисследований Фордхэмского университета в Нью-Йорке, рассматривает как три институции – Нью-Йоркская публичная библиотека, Музей современного искусства и фондовое агентство H. Armstrong Roberts Inc – сформировали публичное понимание того, что такое фотографическое изображение.

В книге обещают прояснить вопрос пользовательского взаимодействия с коллекциями картинок через системы классификации и протоколы поиска, и как, в свою очередь, это сформировало современную культуру изображений, восприятие изображения как отчуждаемого контента, понятия авторства, собственности и ценности, а также логику индексации, тегирования и гиперссылок

Цифровые границы?

Новость сама по себе абсолютно впечатляющая, а мимо метафоры "цифровой границы" пройти просто невозможно. В исследованиях интернет-регулирования уже какое-то время зафиксирован тренд, что управляется интернет сейчас государствами не столько через законодательные акты как таковые, но скорее через различные вмешательства в инфраструктурные аспекты работы интернета.

Тут мне кажется интересным подход исследовательницы Нормы Мёллерс и её понятие "цифровая территория". Оно объясняет, что между большими социотехническими системами и государствами есть тесная историческая связь в том смысле, что проекты по физической территориализации, утверждению себя в определенных границах, для государств всегда были связаны с крупными технологическими, инфаструктурными проектами. Анализируя различные аспекты государственной интернет-политики в Германии, она демонстрирует связь между национализацией информационной инфраструктуры в стране, особенно развернувшейся после разоблачений Сноудена, и дискурсами о "хорошем" и "плохом" гражданине как части нациестроительства. В такой сцепке она предлагает видеть появление новых форм "техно-национализма".

Такой анализ показывает, что проекты по суверенизации интернета не могут быть просто сведены к либеральным историям про "плохих" и "авторитарных" парней, поскольку государственное стремление к контролю инфраструктур как таковое аналитически обнаруживается как несвязанное с категорией политического режима (политически говоря, критика государственных проектов суверенизации, таким образом, оказывается анархическим ходом, а не либеральным). При этом, это, конечно, не значит, что в проектах по такой цифровой территориализации/суверенизации нет авторитарных оттенков, смыслов и следствий, скорее их аналитически нужно фиксировать иначе. Вместе с тем, анализ Мёллерс не слишком переносится на Россию как минимум в аспекте того, что за российскими идеями не очень понятно какая форма национализма стоит (может быть нужно искать империализм, а может что-то вообще иное), но это уже надо рассматривать в контексте сложных перипетий нациестроительства в современной России.

Цифровая граница государства

Проект изменений в приказ Роскомнадзора от 31.07.2019 № 221 позволит создать "цифровую границу государства".
Указано в пояснительной записке к проекту приказа.

На основе предоставляемых данных будет сформирована доверенная база данных геолокации IP-адресов в России.
👉 ... создание базы позволит привести цифровую границу государства в соответствие с физическими границами Российской Федерации.

Стратегии и тактики в ситуациях институциональной непрозрачности

Если про то, как сотрудники некоммерческих организаций, активисты и журналисты работают с данными в странах с высокой степенью институциональной открытости нам что-то известно, то про контексты, в которых с такой открытостью сложнее, нам известно не так много. А про опыт людей, которые пытаются такой открытости добиться, и того меньше. (Интересные статьи об этом написал Гильен Торрес, изучавший практики активистов в контексте институционального сопротивления прозрачности информации в Мексике).

И если открытость данных и стала для кого-то "концом истории", финализированным пониманием, что же с данными делать, то явно не для всех. И если большие стратегии для институционализации открытости недоступны, то тактики всегда остаются, — и в посте ниже это отлично показывается.

Если вдруг вам тоже как-то небезразлична работа с публично значимыми данными о социальных проблемах, то поддержите проект "Если быть точным". Подпиской, донатом или как-то ещё. Нам постоянно вокруг говорят, что данных навалом и с каждым годом все больше. Но какие это данные? Как раз данных о состоянии общественных благ, как и ресурсов для работы с ними, часто не хватает (особенно в сравнении с собранными сомнительным методами данными для условных языковых моделей). А такие данные важны, потому что они наш источник знаний — не менее хрупкий и ограниченный, чем все остальные, но от того не менее ценный.