— Ты можешь просто ходить на лекции и не высовываться? — продолжает воспитательную беседу Маунтбеттен, чем злит меня.
Я встаю перед ним и, задрав подбородок, цежу.
— Что за беспредел у вас тут творится?
Он наклоняется ближе.
— Тебе лучше сидеть тихо как мышь, — тон его голоса все также вибрирует от эмоций.
Его маска трещит по швам.
— Иначе что? Ты сделаешь со мной то же самое, что сделал с Люси? — сузив глаза, я бросаю ему то, что услышала от Шнайдера.
Уильям сокращает все жалкое расстояние между нами. Его глаза напротив моих и в них бушует нечто такое, что описать мне не под силам. Его запах окутывает меня… запах леса. Вокруг становится совсем темно, тучи нависли над нами, перекрывая весь поток света, и на этом контрасте его серебристые глаза будто горят.
— Ты ни черта не знаешь, Ламботт — цедит он, сквозь зубы.
Надлом, боль и раскаяние. Все так тесно переплелось, и надрывом вырвалось из его души. А также злость. Она льется через край, топя и унося его на дно. Однако мне не страшно рядом с ним. Что за идиотская, не поддающаяся абсолютно никакому здравому смыслу логика?
— Что ты с ней сделал? — тихо спрашиваю я, и мой вопрос остывает на его губах.
Тонкая линия губ, напряженный подбородок. Он молча буравит меня взглядом, а потом резко отстранившись уходит прочь. Лишь на секунду мне показалось, что он расскажет мне правду… вот только зачем ему совершать подобную глупость?
Спасибо за поддержку моих планов. Ловите кусочек #вработе Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
— Я никому не позволю обидеть тебя, Ламботт, — шепчет он мне на ухо. Я слышу, что его голос дрожит, поднимаю голову, и первое, что вижу — синие губы и колотящийся подбородок. А затем я встречаюсь взглядом с его глазами, и мое сердце пропускает удар.
— Слышишь? — повторяет он напряженно. — Я хочу, чтобы ты запомнила. Я не позволю никому. Никому, — подчеркивает он и сжимает губы в тонкую линию. — Обидеть тебя.
И я не нахожу, что ответить. Все тело покрывается мурашками.
— Верь мне, — цедит Уильям. — Верь, Селин.
Мурашки бегут и бегут. Я тону в его глазах. В его твердом взгляде, в котором ощущается данное мне обещание. Коротко киваю, и с моих губ слетает:
— Верю.
А внутренний голос прагматика шепчет: невозможно быть такой дурой. Но дурой меня сделали эти серебристые глаза, полные отчаяния, злости и прекрасного гнева, от которого прерывается дыхание и хочется умереть.
#Вработе
— Слышишь? — повторяет он напряженно. — Я хочу, чтобы ты запомнила. Я не позволю никому. Никому, — подчеркивает он и сжимает губы в тонкую линию. — Обидеть тебя.
И я не нахожу, что ответить. Все тело покрывается мурашками.
— Верь мне, — цедит Уильям. — Верь, Селин.
Мурашки бегут и бегут. Я тону в его глазах. В его твердом взгляде, в котором ощущается данное мне обещание. Коротко киваю, и с моих губ слетает:
— Верю.
А внутренний голос прагматика шепчет: невозможно быть такой дурой. Но дурой меня сделали эти серебристые глаза, полные отчаяния, злости и прекрасного гнева, от которого прерывается дыхание и хочется умереть.
#Вработе