В преддверии очередного преодоления себя вспомнила свои прошлогодние размышления на эту тему после боливийской Дороги Смерти.
Красивая короткая версия этой истории могла бы звучать так — девочка с пожизненным освобождением от физкультуры с первого класса, севшая на велосипед впервые в 25 лет, чтобы неспешно кататься на белой Электре по набережным и велодорожкам, в прошлом году проехала 50 километров по боливийской Дороге смерти, спустившись с 4700 м над уровнем моря на 800.
Но на деле все было несколько иначе.

У меня было две причины проехать Camino de la Muerte: во-первых, это выглядело крутым приключением, во-вторых, мне иногда почему-то требуются вот такие проверки на прочность, доказывающие, что неукротимый дух значит больше физической подготовки. Наверное, это даёт какое-то оправдание перед самой собой, так и не сумевшей полюбить спорт.

Первая подготовительная треть пути идёт круто вниз, зато она асфальтированная. Я вылетела из седла через 10 минут после старта и приложилась головой так, что, если бы не шлем, то даже не знаю, каким был бы итог. Вылетела я из-за того что испугалась маленькой неровности и неудачно затормозила. Так Дорога Смерти дала мне первый урок — либо бойся, либо езжай.

При первом взгляде на гравийку, по которой предстояло проехать всю оставшуюся основную трассу, я чуть не запросилась сразу в автобус — я не понимала, как можно ехать по этой смеси щебенки, гравия, крупных камней и кусков скал, да ещё и в паре метров от обрыва. «Ладно, сказала я, ладно, я попробую проехать 300 метров, не получится — сяду в автобус». Вместо 300 метров я проехала первые самые сложные 8 километров до первой остановки — на чистом азарте, очень медленно, то и дело останавливаясь, наткнувшись на очередной особенно вредный булыжник или речку, отстав от остальной группы минут на 20-30.

Второй отрезок в 15 километров прошёл прекрасно. Я привыкла к велосипеду и освоила езду по бездорожью, научилась проезжать даже по самым сложным участкам, крепко держа руль, больше не падала, не останавливалась и даже чуть-чуть увеличила скорость — ко второй остановке пришла с отставанием всего 10 минут.

А на последних 8 километрах я чуть не сломалась. У очередного особенно крупного водопада на повороте я остановилась, потому что меня накрыло паникой, перешедшей в истерику, несколько минут я не могла успокоиться. Последних остатков разума хватило, чтобы понять, что я знаю это состояние — так меня иногда срывает, если несколько дней не спать. Теперь я знаю, что сильное напряжение может быть сопоставимо с этими самыми несколькими днями без сна. Я слезла с велосипеда, отдышалась и постаралась успокоиться, но все равно чувствовала, что еду и плачу. Каждый крупный камень отдавался дикой болью в руках и во всем теле, каждые пятьсот метров я думала, что сейчас сдамся и пересяду в автобус и при этом понимала, что не могу, что я должна доехать эту дорогу во чтобы то ни стало, хотя уже точно не помнила, почему.

А потом я вспомнила, как все начиналось и сказала себе: «Эй, это задумывалось крутым приключением, а ты плачешь». Это был второй урок. Вспомнить, что у тебя есть выбор. И осознать, что преодоление ради преодоления, на одном страдании, на редкость паршивая идея. Если уж тебе очень надо чего-то преодолеть, чтобы что-то там себе доказать, то хотя бы получи от этого удовольствие. Или полезай в автобус. И тогда я стала сочинять на ходу песенки, как сочиняю их дома для своих котов. Маленькие смешные нелепые песенки вернули мне присутствие духа. Через некоторое время силы снова кончились, сочинять больше толком не получалось и в итоге песня свелась к двум строчкам. Кажется, это было что-то вроде «мы веселые коты, не сдаёмся мы ни-ни». С этими отважными котами мы внезапно очень удивились, когда оказалось, что вот он лагерь, мы доехали!
(окончание ниже)

Я по-прежнему верю в неукротимый дух и все такое. Но с некоторых пор я гораздо чаще вспоминаю одного персонажа Фрая, который говорил: «Победа любой ценой» — не мой девиз. Мой девиз «Победа, недорого». И это стало третьим и последним уроком. Да, это важно — быть готовым выложиться полностью. Но ещё важнее для меня стало учиться выделять те исключительные случаи, в которых это действительно нужно, не растрачивая себя попусту и всегда предварительно проверяя, можно ли сделать это дешевле и быстрее.

Сегодняшний текст Жени Курышева по неизведанной кривой ассоциативного процесса напомнил мне про одну из любимых мыслей этого года — какая красота открывается, когда ты перестаешь искать один правильный ответ. Раньше, найдя теорию, которая мне очень нравится, я словно немедленно отождествлялась с ней целиком, решая, что, дескать, ага, вот как мир на самом деле устроен. И очень расстраивалась, если кто-то что-то в этой теории начинал критиковать. Что интересно — получалось, что любую теорию можно взять только целиком или целиком отвергнуть.

Оглядываясь назад, я думаю, что вот это желание поверить только во что-то одно — свойство определенной стадии развития, когда ты ищешь собственную идентичность, а заодно стаю, в которой будешь своим. Я христианин или буддист, мясоед или веган, я за левых или за правых, кошки или собаки, Фрейд или Юнг, Запад или Восток, трансценденция или имманентность и так до бесконечности. И именно поэтому так болезненно воспринимается критика полюбившейся теории — это автоматически воспринимается как посягательство на собственную самость: если критикуют то, во что я верю, значит критикуют меня.

Я очень хорошо запомнила свою радость в тот момент, когда вдруг заметила, что это изменилось. Сложно будет вспомнить, из-за чего и когда это стало меняться, но, кажется, что ключевым триггером стала как раз смена фокуса с поиска конечного ответа на состояние поиска вообще. После этого вместо одного вопроса «готова ли я считать это единственной версией правды», появились несколько разных. Что на самом деле имел ввиду автор теории? Почему он выбрал смотреть на это с такого ракурса? Что мне здесь откликается, а что нет и почему? Как это дополняет мою картину мира? Что я хочу взять себе? От чего мне тогда нужно отказаться и хочется ли? А как еще можно на это посмотреть? И это множество вопросов дает совсем другое качество мышления и жизни. Вместо боязни ошибиться вдруг появляется радость от того, что в мире еще столько неизведанного и красивого. Благодарность тем, кто не боится пробовать и экспериментировать и вдохновляет тебя на это же. Появляется возможность анализировать непредвзято, разбивать целое на части и синтезировать что-то новое.

А самое главное — уходит страх Другого, страх инаковости. Когда у тебя нет необходимости включить все понравившееся в собственную идентичность и держаться только своей стаи, открывается возможность любоваться различными точками зрения и получать от этого удовольствие. Поиск становится Игрой.

Пока писала поняла, что тогда получается, что второй пререквизит этого как раз нахождение собственной идентичности, а затем снятие с нее всей наносной шелухи и осознание того, что, может быть, и нет никакой идентичности, то бишь никакого одного Я, а только бесконечный набор состояний. Но это уже вторая любимая мысль этого года, про нее как-нибудь потом.

Критическое мышление vs Доверие к миру. Или не versus? Недавно в одном разговоре меня вдруг зацепили слова: «…и никакого научного обоснования, а как же критическое мышление». Произнесла их с лёгким возмущением в голосе одна замечательная умная и успешная девушка. Разговор шёл о медитации. Зацепили они меня, потому что я с изумлением осознала, что не могу понять, куда делось моё собственное критическое мышление, предмет, между прочим, моей профессиональной гордости. О той же самой медитации ещё год назад я даже слышать не хотела. А вот сейчас сижу и не знаю, как ей рассказать, что теперь знаю, что есть вещи, которые понимаются не умом, а чувствами. Это я, кстати, не про медитацию, у неё как раз с научным подтверждением всё в порядке.

Вообще, говорить о чувствах, а тем более о решениях, принимаемых на их основе, конечно, стеснительно. Кажется, что немедленно прослывёшь легкомысленной девицей. И даже сама себе скептически говоришь: «ну вот, опять включила магическое мышление». Но штука в том, что я совсем не вижу здесь магии. И чем больше я узнаю о том, как устроены мозг и психика, тем лучше понимаю, насколько полезно внимание к эмоциям и ощущениям в теле, и что чувствование совсем не тождественно магическому мышлению. И поскольку сегодня пятница и вечер, то пусть моё объяснение будет на смешном девочковом примере.

Некоторое время назад на презентации новой коллекции любимого дизайнера я примерила несколько платьев и неожиданно влюбилась совсем не в то, что понравилось мне предварительно по фотографиям. Как разумный котик с критическим мышлением решила дать чувствам отстояться и ушла думать. Спустя месяц, проезжая мимо, обнаружила, что чувства на месте и решила зайти его забрать. Зашла, а его уже забрал кто-то другой. Я подумала: «Значит, не моё». И ушла. Думаю, многие знакомы с подходом «проверю, дождётся ли меня вещь», потому что «твоё тебя дождётся». И это как раз очень яркий пример магического мышления. Но в тот вечер на подъезде к дому я вдруг поймала себя на том, что всё ещё грущу и неожиданно подумала так: получается, я действительно хотела это платье, значит, оно моё. Спустя две минуты и несколько кликов в телефоне заказ был отправлен, а ещё через две недели сшитое специально для меня платье уже гуляло по любимым улицам.

Так вот, на мой взгляд, разница между магическим мышлением и чувствованием заключается в том, что в магическом мышлении нет субъекта Я, в нём ты всего лишь один из объектов мира, законы которого тебе непонятны, и ты на ощупь пытаешься их осознать и трактовать, чтобы понять, что тебя ждёт и как на это реагировать. Чувствование же, наоборот, предполагает субъектность: я вообще где? мне тут как? — и опирается на внимательность и доверие к себе, реакция в нём предполагает свою ответственность за происходящее с тобой и за свои решения.

Настоящее доверие к миру, на мой взгляд, может быть основано только на интеграции критического мышления, чувствования и доверия к себе же. Потому что тогда оно перестает быть слепой доверчивостью с завязанными глазами и превращается в честную и безопасную открытость новому. Чтобы это стало возможно нужно знать свои границы и ощущать опору внутри, то есть знать, что в случае чего ты всегда сможешь бережно и экологично для себя из неудачного опыта выйти. А это невозможно, если нет целостной системы сигналов и их распознавания как на уровне рацио, так и на уровне чувств.

Сегодня день рождения Джоан Роулинг (ну и Мальчика, Который Выжил тоже). Я очень люблю поттериану, вообще всю целиком и за всё, но последние пару лет со мной всё время рядом одна-единственная фраза оттуда. Когда Гарри делится с Дамблдором своими сомнениями о том, действительно ли ему место в Гриффиндоре, директор Хогвартса отвечает ему: «Человек — это не свойство характера, а сделанный им выбор».

У каждого из нас есть какие-то представления о себе и своём характере, причём их базовая часть обычно формируется другими людьми — сначала родителями, затем учителями. Благодаря им, к юности ты обычно уже знаешь про себя, что ты добрый/вредный/склонный к наукам/несклонный к наукам/вспыльчивый/мнительный/обидчивый/талантливый/посредственность и так далее, нужное подчеркнуть. Когда ты сам собой заинтересуешься и решишь понять, какой же ты, часть этих знаний не выдержит проверки на прочность, часть же может оказаться вполне правдивой.

Но, мне кажется, дело не в том, что в этом знании правда, а что нет. А в том, что нельзя давать этому знанию определять тебя и передавать ему ответственность за свою жизнь и свои решения. Предположим, я знаю про себя, что я вспыльчива. Вопрос в том, как я использую это знание — для оправдания, когда выжгла всё живое в радиусе километра из-за того, что какая-то мелочь пошла не по моему плану или как повод задуматься, а как бы я действительно хотела повести себя сейчас и вспомнить, что на самом деле в каждой конкретной ситуации у меня есть выбор, как поступить. Даже если речь о черте характера или привычке, которой много лет.

Уточню, что я вижу в этой фразе именно поддержку. Она напоминает мне, что нет ничего предопределённого. Что даже, если я снова не смогла удержать, например, режим, это не ставит на мне крест. Это означает, что я сейчас сделала какой-то другой выбор и важно понять, почему. А главное, это означает, что я всегда могу попытаться ещё раз.

По очаровательному совпадению (люблю такие штуки) вспомнила я про всё это, потому что именно сегодня в Daily Reminder мне попалась крутейшая речь Безоса перед выпускниками Принстона, которая называется «Мы — это то, что мы выбираем». Она довольно длинная, но если у вас есть свободные 5–10 минут, то предлагаю отдать их её прочтению.

Уставшим вечером воскресенья захотелось вспомнить про важность отдыха. С самого начала челленджа нас предупреждали, что нельзя писать длинные тексты каждый день. Приводили даже мудрую аналогию со спортзалом — пришёл в первый раз или после перерыва, на энтузиазме набрал веса, а на следующий день слёг. Я верила, но поток мыслей тёк так обманчиво легко, что останавливать его не хотелось. И тем не менее последние три дня писать стало ощутимо тяжелее. Я замечаю, как путаются мысли в процессе, и как мне приходится вспоминать, что я хотела сказать. Отчасти это, конечно, связано с тем, что я пишу вечером, но я и первые тексты писала вечером. А самое обидное, что мне не очень нравится конечный результат, и я почти уверена, что к каждой из тем этой недели я ещё попробую вернуться, чтобы изложить их более ясно. Включая эту.

В этом свете я вспомнила историю, которую прочла в начале года, и которая крепко осела в моей голове. Одна из участниц зимнего трейла на 100 километров, вошедшая в пятерку финалистов, делилась секретом своего успеха. Он звучал так: девятнадцать минут бежишь, одну минуту идёшь. И так всю дистанцию. Самое сложное, сказала она, это заставлять себя переходить на шаг в начале, когда кажется, что сил ещё очень много и бежать легко. Мне кажется, это справедливо для распределения усилий и времени вообще. Мне было свойственно вспоминать об отдыхе только тогда, когда организм в буквальном смысле начинал отказывать. Последние года три я учусь планировать отдых по аналогии с рабочими целями, то есть в рамках года, месяца, недели и дня. Последнее самое сложное. Всегда кажется, что ну я вроде как в порядке сегодня, можно пропустить и поработать подольше. Но потихоньку накапливаемая статистика по собственной продуктивности медленно, но неумолимо доказывает мне самой, что в стабильном состоянии ресурса успевается гораздо больше и лучше. Написала и захотела поспорить с самой собой. Дело даже не в том, что больше. Точнее будет сказать, что успевается действительно самое важное, то есть хватает внимания понять, на какие вещи на самом деле вообще не нужно тратить усилий.

Смеялись сейчас с Варей над обложкой Harper’s Bazaar с заголовком «Медитация», и вдруг я вспомнила.

В детстве я была очень серьезной. Моими первыми книгами были древнегреческие пьесы и поэмы. «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» и вот это всё. Собственно, с папой-философом сложно было рассчитывать найти в домашней библиотеке что-то полегче. Лет в шесть мама подбросила мне «Трёх мушкетёров». Они добавили любви к приключениями, но, в целом, закрепили ту же логику действий — долг, честь и достоинство превыше всего. Это прекрасный набор ценностей, но, если честно, человек, который руководствуется только ими невыносим. Как говорится, если в семье заводится святой, все остальные становятся мучениками. Но, к счастью для окружающих, в 9м классе в моей школе ввели форму. Вы спросите, какая связь?

Она нелинейная, конечно. Просто моя мама принесла мне пачку модных журналов, чтобы я выбрала фасон для форменного платья. И я пропала. Оказалось, что кроме долга и чести в мире есть ещё красота и изящество, есть искусство и мода, есть музыка и кино. Года 3-4 я не пропускала ни одного номера Vogue, Elle, L’Officiel и Harper’s Bazaar. Во многом, мне повезло. Это была ещё эпоха старого глянца, когда в Vogue царила Долецкая, а про digital ещё никто не знал. Ты ждал каждого номера, как шкатулки с сокровищами. И они приходили и открывались.

История мирового кинематографа от братьев Люмьер и Эйзенштейна к итальянскому неореализму и французской новой волне и дальше к современным, например, Джармушу или Малику. Джаз, рок и опера. Связь истории и моды. И ещё бесчисленное множество увлекательных историй и удивительных людей. А самое главное, что их страницы были словно напоены живым воздухом, полным свободы, лёгкости и ощущения, что нет ничего невозможного. И, если сегодня со мной можно разговаривать, а еще я пишу не гекзаметром, то это, во многом, их заслуга.

Собственно, к чему я все это. Мне хочется оставить эту историю в том числе как напоминание самой себе, что нет высокого и низкого, что снобизм ограничивает в первую очередь самого тебя, что путь к развитию лежит прежде всего через интеграцию непримиримых, на первый взгляд, понятий. Поэтому пусть будет медитация на обложке модного журнала. Потому что на самом деле неважно каким путем идти к истине, и кто натолкнет тебя на путь. Главное — идти.

Тут еще могла бы быть провокация про то, что и истины-то толком нет, но отложим её пока.

Три дня ничего не публикую, потому что все написанное мне не нравится. Но сегодня вечером посмотрела «Minamata», в котором Депп играет фотографа Юджина Смита, и неожиданно лечебной для меня стала сцена, в которой его герой учит фотографии случайно встреченного больного мальчика. «Лажай, и снова лажай —только так и сможешь научиться» — говорит он ему. А я в этот момент вспоминаю, как одна прекрасная девушка говорила: «Я фотографирую, потому что не умею. Я перестану, когда научусь», и спустя пару часов решаюсь все-таки написать этот текст.

Месяца два назад в книге Насти Травкиной «Homo Mutabilis» меня зацепили рассуждения о том, как избегание ошибок препятствует развитию. На мой взгляд, их можно отнести к категории мыслей, которые как будто бы очевидны и лежат на поверхности и которые при этом довольно редко озвучиваются вслух и используются на практике. То есть ты как будто бы всегда это знал, но вот сказать, что всегда так жил сложновато. А звучат они, если упрощённо, примерно так: чтобы развиваться, нужно делать что-то новое, делать что-то новое гарантированно означает некоторое количество ошибок в процессе, ergo ошибки — это нормально. Логично, не правда ли? А теперь мне хочется спросить — кто любит свои ошибки? Или хотя бы так — кто умеет в момент ошибки вспомнить, что это нормально?

Я свои ненавидела. Каждая даже самая маленькая ошибка, даже если её никто не заметил моментально опускала мою самооценку куда-то в подвал, полный шипящих гадюк, сообщающих мне о том, чему именно соответствует мой интеллектуальный уровень, и где я могу найти себе подходящую метлу. И мне кажется, что во многом это связано с тем, что меня никто не учил ошибаться. Наоборот. В той же книге Настя пишет о проклятии одаренности — как ярлык «гения» сковывает в детях желание экспериментировать. Потому что тебе уже задали планку, которой ты отныне всегда должен соответствовать, а единственный способ соответствовать — делать только те задачи, в которых ты уверен в результате. И какая-либо возможность роста здесь блокируется.

В этом плане мне, наверное, повезло как раз с любопытством. Потому что, по большому счёту, это главное, что вытаскивало меня из ловушек «давай останемся тут, тут мы уже все знаем» до того, как сначала психотерапия помогла мне почаще занимать собственную сторону и подружиться с внутренним критиком, а затем — относительно недавно — нейробиология объяснила, как это вообще устроено. Я по-прежнему не люблю ошибаться и по-прежнему очень неуютно чувствую себя в моменты, когда ловлю себя на ошибках или на том, что не знаю, как сейчас будет правильно, но я научилась замечать это и за секунду до падения в подвал с гадюками напоминать себе, что это может быть нормально. И предлагать попробовать ещё хотя бы раза три, а затем выносить вердикт.

И вот, последняя мысль, которую мне хочется сегодня добавить, связана как раз с тем, что призыв «любить ошибки» — в книге его нет, но вокруг я его периодически слышу — кажется мне тоже вредным. Потому что это практически невозможно и заставляет только ещё больше переживать от того, что это не получается. Мне же хочется сказать, что это тоже нормально. Что важно не полюбить свои ошибки, а разрешить себе их. А разрешить для меня означает — перестать сливать энергию в самоосуждение и перенаправить ее как раз в новые попытки.

Захотела составить компанию друзьям в восхождении на Эльбрус и вот 4й день наблюдаю некоторые жизненные принципы/правила/уроки под новым углом.

Нет такого бага, который не может оказаться фичей в определенном контексте
Одна из главных сложностей высотных восхождений — горная болезнь. Из-за понижения давления количество кислорода во вдыхаемом объёме уменьшается, что, мягко говоря, не приводит организм в восторг. Поэтому набор высоты должен происходить постепенно и с так называемыми акклиматизационными выходами на каждой новой высоте. Удивительно, но курильщики переносят высоту гораздо лучше. Я на эту тему смеюсь, что просто мы привыкли жить с дефицитом кислорода и не замечаем разницы, но тем не менее.

Свои собственные представления о себе полезно время от времени пересматривать, особенно, если они ограничивающие. А ещё лучше проверять на практике.
Серьезно. Попробуйте с ходу вспомнить 2-3 вещи, которые, как вам кажется, вы не умеете и никогда не сумеете. Затем спросите себя, почему вы так думаете, проверяли ли это эмпирически и когда последний раз?

В школе и в институте у меня было освобождение от занятий физкультурой, я привыкла сама себя считать дохляком и девочкой-антиспорт. Впервые эта установка поколебалась в прошлом году, когда во время локдауна я решила таки заняться немножко сначала силовыми, а затем бегом, и внезапно обнаружила, что все это даётся мне гораздо легче, чем я привыкла думать. Тем не менее в горы я ехала без особой надежды, заранее смирившись, что скорее всего сдамся на первом же треке с подъёмом на 1000 метров. Спустя четыре подъёма, включая последний на 4600 сквозь снег и ветер, в которых мне было сложно, но по ощущениям совсем не на пределе возможного, приходится признать, что и это было тоже про ограничение в голове.

Возможности, ресурсы и прочее важны, но недостаточны, если нет «зачем».
Вчера во время очередного акклиматизационного маршрута я вдруг поняла, что не хочу идти ни этот выход, ни завтрашний, ни само восхождение. Я не была уставшей в этом момент. Я прекрасно себя чувствовала. Но я вдруг очень ясно ощутила именно нежелание. Вообще говоря, понять это было довольно круто само по себе, потому что не так-то часто мы точно знаем, чего именно сейчас хотим. Но я не решилась развернуться, все-таки пошла, и в итоге именно этот подъем дался мне тяжелее всего, потому что у меня больше не было цели, которой можно было бы себя подбодрить.

Всегда, всегда, всегда очень точно помни, какую задачу ты сейчас решаешь
Штурмовой лагерь находится на отметке 3700м. Можно выйти на штурм непосредственно из лагеря и топать в ночи 10-12 часов с набором высоты почти 2 километра. А можно подняться на ратраке до отметки 5100 и пешком совершить только последний самый сложный бросок с набором высоты в 542 метра. И, конечно, сразу возникает вопрос, насколько честно использование ратрака. Я подозреваю, что на этих склонах сломали немало копий на эту тему, но, на мой взгляд, тут нет правильного ответа, а есть старый добрый вопрос «какую задачу решаем». Если человек хочет совершить классическое восхождение или, например, квалификационный какой-нибудь маршрут альпиниста — очевидно, что использование ратрака не очень спортивно. Но если человек хочет побывать на вершине, то это уже задача не про спорт и почему бы и нет. Но как же сложно в пылу захваченности или давления общественного мнения задать этот вопрос даже самому себе.

Теперь я пытаюсь понять, какую задачу решаю я и буду ли вообще пытаться подняться. Это довольно забавно наблюдать, учитывая, что я как раз неделю не могу дописать текст про выбор. Но вот, может, на примере как раз в самое ближайшее время и получится.

Про наблюдения с восхождения на Эльбрус, часть вторая и последняя.

Чудесное нуждается в доверии
Ранее я писала, что к концу акклиматизации как будто бы осознала отсутствие каких-либо личных мотивов подниматься на вершину и собиралась отказаться от восхождения, если так их и не найду. Тем не менее практически в самый последний момент внутри шевельнулось едва уловимое желание пойти, очень расплывчатое и без ясного «зачем», но я решила рискнуть и отправилась в путь.

Это довольно тяжёлая штука. Даже без горной болезни после пяти тысяч метров высоты разреженный воздух начинает мутить сознание и замедлять движения, и без того уже замедленные заснеженной тропой и альпинистским снаряжением. А с учётом падающего снега и молочной дымки вокруг ты идёшь практически наощупь, и это чистая медитация, потому что у тебя в буквальном смысле есть только здесь и сейчас — одно неловкое движение и ты улетишь вниз, ты не видишь этих уклонов, но знаешь, что они есть. Так прошло около трёх часов, а затем мы вышли на седловину (5416 м) и почти без слов решили, что этого достаточно. И вот здесь я снова точно не могу сказать, почему. После трёх часов замедленного движения ты уже почти ничего не чувствуешь, словно переходишь в другое измерение, где нет категорий силы и усталости, мне в этот момент казалось, что этот путь теперь навсегда, белая молочная тропа никогда не закончится, отныне я буду брести по ней бесконечно как вечный странник, и эта идея не вызывала никакого отторжения. Но снова доверилась едва уловимому ощущению и развернулась.

Не успели мы пройти и сотни шагов, как туман рассеялся и на каких-то несколько минут вышло солнце. Молочная дымка растаяла и обнажила бесконечную белую пустыню из нетронутых снежных дюн, у подножия которых клубились облака. Время замерло, а сердце ожило, потому что в этот момент стало понятно, что оно шло сюда вот за этим моментом красоты и тишины, вне времени. Какое-то время назад я уже писала о том, что доверие к миру начинается с доверия к себе, но вот пока я пишу эти строчки, понимаю, что раньше мне казалось, что это значит очень хорошо знать себя и очень чётко отдавать себе отчёт, зачем ты делаешь то или иное действие, а получается, что иногда нужно уметь довериться даже слабому неясному шороху внутри.

Интеграция любого опыта требует времени, доверяй процессу
Примерно с первого дня треккинга я начала жалеть, что не взяла отпуск на 2 недели, потому что стало казаться, что от такого «отдыха» нужен будет ещё отдых. А потом, во время обратной дороги в аэропорт, я вдруг ощутила какое-то колоссальное количество энергии внутри. Ее было столько, что хотелось немедленно надеть кроссовки и бежать, хотя я не бегала с прошлой осени. За неимением этой возможности я час протанцевала на сидении, практически зримо наблюдая свечение переливающихся внутри золотистых частиц, а на следующее утро таки пробежала первые 5 километров в этом году.

Игра на макроскрипке вместо покорения
Один известный скрипач рассказывал, как он первый раз должен был играть в Шартрском соборе и на репетиции не мог понять, почему его игра звучит как какое-то пиликание. Более того, ему показалось, что собор его выпихивает. «Но потом, — говорит он, — я осознал, что в Шартрском соборе невозможно просто играть на моем малом инструменте, — нужна макроскрипка. Маленький — это инструмент, который у тебя в руках, а макро — все окружающее тебя здание. Игра на макроскрипке принуждает и слушать, и исполнять с другой точки зрения. Ты смещаешь и слух, и свое исполнение изнутри — за пределы себя». Я вспомнила эту историю, когда думала мысль о том, что с некоторых пор мне режут слух любые выражения на основе глагола «покорить». Например, в этом контексте, «покорить вершину». Покорение словно по умолчанию содержит в себе какое-то противоборство, слив энергии в разрушение вместо созидания. Поэтому, если с легким мистицизмом, то мне кажется, что одна из причин, по которой мне было на горе не так сложно, как могло бы, кроется в том, что я пришла туда уважительным путешественником, а не завоевателем, и энергия места меня скорее подпитывала. А если без мистицизма, то, я думаю, что сам настрой на исследование и приключение позволяет мозгу и организму не включать режим «война» и опять же тратить меньше энергии. Очень хочется научиться каждый раз, когда в голове возникает идея покорения — в каком бы то ни было контексте — заменять её на вопрос «какое тут может быть сотрудничество/совместный опыт?».

Когда я вижу заголовки из серии «100 великих книг» или «50 лучших книг по версии …» мой внутренний сноб закатывает глаза. Единственный список, который вызывает у меня симпатию — это список Бродского, но только потому что он тоже зашкаливающе снобский. При этом в нём нет слов «великий», «лучший» и пр.

А некоторое время назад дорогой моему сердцу человек спросил меня, с какими тридцатью книгами я бы отправила человека в мир, и мне так понравилась постановка вопроса, что я преодолела свою нелюбовь к спискам и села за чистый лист.

Это оказалось очень интересным опытом само по себе, вообще понаблюдать, как сознание подошло к этой задаче. Я выписала названия практически в потоковом состоянии, а затем посмотрела, что получилось.

Во-первых, я плохо считаю, книг получилось больше 30, хотя они и уложились в 29 пунктов. Во-вторых, там были и отдельные книги, и авторы, и даже спонтанные подборки, которые, на взгляд моего бессознательного, нужно читать вместе. В-третьих, на первый взгляд, он показался странным даже мне самой, но, взглянув ещё раз, я поняла, что могу объяснить каждую строчку. Список приложу в конце и, если вдруг будет интересно, готова даже пояснить, почему так, но главная мысль, которой мне сегодня захотелось поделиться, на самом деле, не про книги, а про то, что подобные упражнения сами по себе классный тренажёр для рефлексии. То есть алгоритм получается примерно следующий:
1)Придумать задание на список чего бы то ни было
2)Выполнить
3)Посмотреть на результат и спросить самого себе, а почему так?
4)Ловить открытия и/или просто красивые новые ракурсы на старые знания

P.S. А список (с чем отправить в мир) вообще получился вот какой:
1. Мифы и легенды Древней Греции+ Илиада (+ Песнь Ахилла + рассказ Книжный червь)
2. Скандинавский эпос + Мой Рагнарек Фрая + Американские боги Геймана
3. Властелин колец
4. Библия
5. Джером Сэлинджер. Фрэнни и Зуи
6. Мастер и Маргарита
7. Гарри Поттер (весь цикл)
8. «Тысячеликий герой» Кэмпбелла
9. Сказки Перро + Джамбаттиста Базиле. Сказка сказок + Майкл Каннингем. Дикий лебедь и другие сказки
10. Шекспир
11. Фауст Гёте
12. Сенека. Письма к Луциллию
13. Диалоги Платона
14. Три мушкетера (+20 лет спустя)
15. Макс Фрай. Все циклы про Ехо
16. Война и мир Толстого
17. Бесы Достоевского
18. Генри Миллер. Колосс Маруссийский
19. Павич. Хазарский словарь и пр.
20. Кадзуо Исигуро. Погребённый великан
21. Герман Гессе. Игра в бисер
22. Ремарк/Бунин
23. Чимаманда Нгози Адичи. Половина желтого солнца
24. Павел Муратов. Образы Италии + Бернард Беренсон. Живописцы итальянского Возрождения
25. Франкл. Человек в поисках смысла
26. Стихи: Превер, серебряный век, Бродский
27. Ницше / Борхес
28. «Маленький принц» Экзюпери + «Алиса в стране чудес» Кэролла
29. «Краткая история всего» Уилбера + «Хлопок одной ладонью» Кукушкина

Настроение дня — тема неопределённости. Это слово часто произносится будто бы поёживаясь и с ощутимым дискомфортом в голосе. Словно бы в нём по умолчанию кроется опасность. Мне пришло в голову, что такое отношение напоминает страх темноты в детстве. Когда мы были детьми, нам казалось, что в темноте непременно таятся чудовища. Во взрослом возрасте мы похожим образом воспринимаем любое неизвестное — если я не вижу, что там, значит, там нечто плохое. Во многом это объясняет, почему мы часто предпочитаем пусть даже не очень комфортное, но понятное состояние статус-кво каким-либо переменам.

И мне кажется, что это нормально. Гришковец пел, что если человек не боится темноты, значит, у него нет воображения. Но вопрос в том, как это воображение использовать. Мне очень хочется предложить другой взгляд на неопределённость. Кажется, что тут достаточно поменять всего один маленький аспект в её восприятии: перестать относиться к неизвестному как к чему-то вне зоны своего влияния по умолчанию. То есть я предлагаю заменить логику «раз неизвестное, значит вне зоны моего влияния и, скорее всего, опасное» на следующую мысль: неопределённость означает «ты можешь делать с этим всё, что хочешь». Нет карты, нет дорог, нет указателей, ничего нет, неопределённость — это мир в ожидании творения, ждущий создателя, и сколько же в этом энергии!

Для доступа к этой энергии важно только одно условие — неопределённость должна быть вокруг, а не внутри. Внутри нужна ясность в ответе на вопрос «какая жизнь в этом хаосе хочет случиться и как я могу ей помочь»? Говоря о ясности, я не имею в виду обязательно чётких измеримых целей, но точно должно быть направление, вдохновляющий образ, картинка, которая станет внутренним светом в темноте.

Пока писала, подумала, что эту идею можно даже расширить. Что, если в принципе, смотреть на каждое неизвестное как на вопрос себе от мира — кстати, а ты как думаешь/как бы хотел ты?

В школе я некоторое время ходила в бассейн и во время занятий по прыжкам с вышки заметила, что, чем дольше стоишь и смотришь вниз, тем страшнее сделать прыжок. Причем даже после ряда занятий и вроде бы преодоления страха однажды я снова замешкалась перед прыжком, и страх сразу вернулся, несмотря на опыт. Мне пришлось спуститься, отдышаться, заново подняться и без лишних раздумий прыгнуть. В эти выходные я оказалась на скалодроме и там заметила аналогичный эффект — чем дольше ты уговариваешь себя отпустить руки, чтобы спуститься на автостраховке, тем сложнее на это решиться.

Удивляет меня, впрочем, не это, а то насколько этот принцип склонен влиять вообще на любую практику. На старте челленджа было обязательство писать каждый день, и хотя мне каждый вечер казалось, что писать сегодня не о чем, я все равно садилась и в процессе тема зарождалась и развивалась. Но стоило сказать себе, что, возможно, можно сделать послабление — разумеется, из благой идеи повысить качество, высвободив время на редактуру — как сначала перерывы в письме составили 2-3 дня, а теперь вот уже больше недели. И чем дольше перерыв, тем сложнее усадить себя за тексты снова. Точно также как в детстве на вышке в бассейне возвращаются все страхи «мне не о чем писать», «все написано до меня», «с чего ты решила, что ты в этом разбираешься», «это супер-очевидно» и пр. И я все думала, что с этим делать и как бы тихонько вообще сбежать, но вот только что вспомнила тот детский опыт в бассейне и решила применить то же правило — отойди от края, успокойся, а затем вернись и, не раздумывая, прыгай.

Спасибо, что вы тут остались! И привет всем, кто за это время присоединился!
Попробую снова вернуться к режиму ежедневных текстов!

P.S. Не успела дописать до точки, как захотела поспорить сама с собой на тему того, что прыгать, не думая, вообще довольно плохая идея. Как минимум потому, что тебе скорее всего не просто так страшно и не мешало бы с этим страхом сначала честно разобраться. Но другая часть меня на это говорит, что это, конечно, верно, но, тем не менее, иногда лучший способ избавиться от страха — это не понять его, а просто преодолеть раз и навсегда. А для этого нужен таки прыжок веры. А вы чего думаете?

В приступе сильной тоски по Италии пересматривала фотографии из поездок, в том числе множество картинок из музеев, и захотела сегодня немножко отойти от насущного и поговорить про красивое (не показывая!) — про живопись. А точнее, про то, как ее смотреть, если ты светский человек, живущий в XXI веке.

Знакома ли вам ситуация — вы приезжаете в город, в котором есть какой-то великий музей. В него вроде как нельзя не сходить, и вы идёте. В музее всего много. Во-первых, людей. Они все время восхищенно вздыхают, чем изрядно действуют вам на нервы. Во-вторых, собственно, картин. Если честно, их даже слишком много. К моменту, когда вы добираетесь до чего-то особенно известного перед глазами как будто бы сплошные цветные пятна. Восхищенно вздыхающих людей вокруг вы к этому моменту окончательно подозреваете в бесстыжем притворстве и ждете, когда залы наконец кончатся и можно будет выйти за аперолькой. Если ничего похожего с вами никогда не случалось, то текст ниже вряд ли вам пригодится. А вот если эта ситуация вам знакома, то, может быть, в следующий раз поход в музей понравится вам чуть больше.

Для начала пару слов о проблеме. Одна моя подруга сформулировала её так: «Проблема в том, что мы ждем от живописи музыки, но она устроена совсем иначе». Мне кажется, что это очень точное определение сути вопроса. Музыка, которая нам нравится, минует все барьеры рационального, воздействуя сразу на чувства. Нет, там, конечно, тоже есть область удовольствия доступная только эстетам и знатокам, но все равно вероятность без подготовки впечатлиться условной Пятой симфонией Бетховена существенно выше, чем с ходу оценить величие условной «Джоконды» да Винчи.

Я не искусствовед, но живопись люблю, и мне бы хотелось, чтобы по возможности большее количество людей смогло получить от нее удовольствие. Поэтому я взяла на себя смелость обобщить собственный опыт в несколько простых рекомендаций. From an amateur to amateurs, так сказать.

Представьте, что вы сами захотели это написать
Мне кажется, что это лучший способ заинтересоваться любым произведением. Живя в XXI веке, мы привыкли к совершенной технике живописцев, но, на самом деле, так было не всегда. Композиция, перспектива, масштаб, цветопередача, светотень, батальные сцены, передача движения, эмоции, чувства — все это порождало массу вызовов для художников. Великие имена прошлого сегодня сливаются в один ряд, и про многих из них сегодня мы уже даже не всегда можем понять, почему ими так восхищались современники. Правда же в том, что каждый из них для своего времени был новатором, сумевшим найти что-то, чего не умели прежде. В эту игру можно сыграть и сегодня. Остановитесь перед любой картиной, прочтите её название, закройте глаза и представьте, что это вам нужно её написать. Какие цвета вы возьмете? Как расположите персонажей? Если персонаж на картине должен быть в движении, то как его передать? Несколько таких вопросов и вот вы уже в диалоге с художником и можете заметить детали, которых не замечали прежде, а точнее, теперь вы можете по-настоящему увидеть эту картину. А еще немножко представить себе, каким был мир до того, как Малевич затеял деконструкцию классического языка, заявив, что, достигнув совершенства в своей изобразительной функции, живопись имеет право вернуться к языку только цвета и формы, оставив задачу фиксации окружающего мира фотографии.

Погружайтесь в контекст
Если говорить о европейском искусстве, то нельзя не признать, что основным драйвером его развития много веков была церковь. Для светского человека XXI века все евангельские сюжеты имеют свойства сливаться в бесконечную череду как будто бы скучных однообразных картинок, но если погрузиться в проблематику, смотреть сразу станет гораздо интереснее. Например, один из моих любимых сюжетов — Благовещение, архангел Гавриил является к Марии с благой вестью о том, что ей суждено стать матерью сына Божьего. На эту тему написаны сотни картин, но невозможно найти двух одинаковых. Это как раз отличная иллюстрация для предыдущего упражнения. Вне зависимости от того, верите ли вы сами и во что, достаточно знать сюжет и задаться вопросом «а как передал бы это я?».

Кто-то изображает эту сцену в спальне Марии, кто-то на крыльце, кто-то в городе. Одни делают выбор в пользу чуть ли не дворцовых интерьеров, а вот Тинторетто отдал предпочтение практически трущобам. У одних художников архангел парит в высоте, у других, как, например, у Боттичелли или Леонардо, он уже склоняется в поклоне перед будущей Богородицей. Но больше всего мне интересно смотреть, как по-разному художники передают реакцию самой Марии — растерянность, смущение, трепет, сомнение на одних полотнах чередуются со спокойной силой и мужеством на других. Например, кажется, что тот же Тинторетто писал момент первого появления Гавриила, тогда как у фра Анджелико выглядит так, что Мария уже произнесла «да будет мне по слову Твоему». В общем, знание сюжета и контекста сразу превращает, на первый взгляд, непонятные загадочные картинки практически в театральные постановки, которые интересно интерпретировать, разгадывая художественный замысел.

Знайте, за чем идете
Один из моих любимых венецианских ритуалов выглядит так: прийти в галерею Академии в 8 утра к открытию, зайти самой первой, пробраться к «Введению во храм» Тициана и побыть с этой картиной наедине. После этого я навещаю еще пару картин, выбираю пару произвольных залов для внимательного знакомства с чем-то новым и ухожу.
Мне кажется, самая распространенная ошибка, которую мы делаем, когда приходим в музей — пытаемся обойти все за один раз. Раньше мне казалось, что идти сразу смотреть главные сокровища музея как-то очень по-дилетантски. Но на собственном опыте первых посещений, когда я пыталась честно посмотреть все, я поняла, что это очень утомительно и существенно снижает шансы вообще чем-либо впечатлиться. Поэтому с опытом я пришла к другой тактике — решить заранее, что точно хочется в этом именно музее увидеть, начать с этих произведений и только после начинать произвольный осмотр остальной экспозиции, но тоже только до тех пор, пока есть желание и силы.

Забудьте о правилах и просто смотрите
Ну и, разумеется, составляя список правил, я не могла обойтись без пункта про необходимость нарушать правила. Несмотря на то, что рекомендации выше, по моему опыту, делают визит в музей интереснее, прежде всего, мне кажется, нужно просто смотреть. Мне очень нравится, как про это говорит Беренсон, поэтому я, пожалуй, закончу его словами: «Мы должны смотреть, смотреть и смотреть до тех пор, пока не вживемся в картину и пока на какое-то мгновение не отождествимся с ней. Если нам не удастся полюбить то, что было любимо на протяжении веков, — бесполезно лгать самим себе. Хороший и простой способ проверить себя — испытать, чувствуем ли мы, что картина примиряет нас с жизнью. Подлинное произведение искусства помогает нам стать гуманнее и человечнее. В противном случае — оно ложно»

После комментариев к тексту про 30 книг, с которыми я бы отправила человека в мир, не могу перестать думать про то, зачем читать художественную литературу и, кажется, успела сменить своё собственное отношение к этому. Если коротко, то затем, что это круто повышает эмоциональную гранулярность и, по сути, является аналогом «насмотренности» в части эмоций. То есть, иными словами, вопреки расхожему мнению «в жизни всё не как в книжках», пресловутые книжки как раз помогают понять, почему в жизни всё так, а не иначе. А дальше я попытаюсь объяснить, почему я так думаю.

Некоторое время назад мы с подругой обсуждали, как изменились с годами наши предпочтения в книгах. Про себя я заметила следующее. С четырех до двадцати лет я читала только художественную литературу, преимущественно великие романы и немножко знаковой драматургии, и могла часами обсуждать язык, стилевое новаторство, проблематику, актуальность и пр. После двадцати на фоне путешествий по Италии незаметно переключилась на книги об искусстве, истории и прочий культурный нон фикшн. Ну а в тридцать все это внезапно превратилось в страсть к нейробиологии и психологии. Сначала я удивлялась, а затем поняла, что что все три, на первый взгляд, не сильно схожие области, объединяет то, что все они так или иначе отвечают на вопрос о том, что за существо такое человек и как тут в мире дела делаются. Любопытно, впрочем, другое. Меньше года назад я сетовала, что зря уделяла столько времени романам-приключениям в детстве вместо того, чтобы сразу начать с какого-нибудь хорошего научного нон фикшна, дескать, потеряла кучу времени. Но в процессе ответов на вопросы, «почему так много художки в списке» я неожиданно реабилитировала её сама для себя.

Мне нравится мысль о том, что развитие человека идёт по трем осям: когнитивная сложность, эмоциональная зрелость и масштаб ответственности и сопричастности. Сейчас я хотела бы остановиться на линии эмоциональной зрелости. Доктор Лиза Фельдман написала замечательную книгу «Как рождаются эмоции», в которой ввела понятие эмоциональной гранулярности. Если простыми словами, то речь о количестве оттенков эмоций, которые мы способны различать и ощущать. По мнению доктора Фельдмана, чем выше это значение, тем больше у человека шансов на здоровую и счастливую жизнь. Я сейчас, разумеется, сильно упрощаю, и в книге еще много интересного, включая главную мысль о том, что не существует универсальных базовых эмоций, все наши эмоции конструируются нашим сознанием, но мне в этом контексте важна только идея про корреляцию эмоциональной гранулярности со здоровьем и счастьем.

Так вот, меня зацепила мысль о том, что, если у человека на вопрос «как ты себя чувствуешь» есть только два ответа «мне хорошо» и «мне паршиво», то его шансы разобраться с этим сильно снижаются. Мне кажется, что это звучит логично, ведь чем точнее мы понимаем, что происходит, тем более правильный выбор относительно дальнейших действий можем сделать. Например, условное «паршиво» может означать как злость и необходимость экологично как-то её выплеснуть, так и грусть и потребность в дружеской поддержке. И это я уж молчу о том, что еще это может быть боль, тоска, сплин, хандра, беспокойство, тревога, страх, отчаянье, недовольство, сожаление, обида, ярость, раздражение, бешенство, печаль и так далее. А дальше я задумалась, откуда берутся знания об эмоциях. Доктор Фельдман в ответ на это предложила в буквальном смысле учить слова, а я поняла, что в моем случае все эти слова пришли ко мне из тех самых книг, которые я уже успела поругать за бесполезность.
(продолжение ниже)

А следом из этого родилась вторая мысль. В понимании людей, как и в любой другой отрасли знания, важны опыт и насмотренность. То есть, чем больше жизненных ситуаций и поведения людей в них вы наблюдали, а в идеале еще и могли узнать, что люди при этом думали и чувствовали и как они принимали решения, тем лучше вы сможете понимать и других людей, и самого себя. И с этой точки зрения, если вы живете только свою жизнь и наблюдаете только жизнь своих близких и друзей, то это довольно ограниченный набор ситуаций. Литература же дает возможность добавить к этому коэффициент x10-100, позволяя ускоренно прожить опыт сотен и тысяч других людей.

Все это справедливо, конечно, только по отношению к хорошей литературе и, собственно, великие писатели заслужили это звание именно за то, что смогли полно и честно отразить на бумаге реальную жизнь и спустя годы и века они остаются актуальными по той же причине.

А еще это просто красиво.

P.S. Если вас заинтересовала тема эмоций, то помимо книги Лизы Фельдман, я также могу искренне порекомендовать группу по эмоциональной гранулярности, которую придумали и ведут Дима Мацкевич и Лёша Мельничек. Сентябрьская группа уже идет, но я постараюсь не пропустить и поделиться здесь анонсом следующей вместе с описанием собственного опыта её прохождения.

1/3
Поймала себя на том, что очень хочу рассказать про Роберта Кигана и его исследования в области развития взрослых людей. За последние полгода я посоветовала книгу «Неприятие перемен» всем, кому могла, но подозреваю, что далеко не все готовы с ходу взять и проинвестировать несколько часов времени, а между тем, на мой взгляд, это одна из немногих книг, которые действительно заслуживают внимания почти каждого, кто хоть раз сталкивался со сложностями в реализации изменений в собственной жизни. Поэтому ниже я попробую коротко рассказать суть проблематики и предлагаемого подхода к решению, а в конце еще раз понастаиваю на чтении первоисточника.

Итак, в чем собственно проблема. Рональд Хейфец в свое время ввел понятие технических и адаптивных задач. С техническими задачами все понятно. Они могут быть любой степени сложности, но вам будет понятно какую экспертизу привлекать для их решения и как их делать. С точки зрения условно рабочих задач сюда можно отнести оба правых домена в Cynefin. С точки зрения задач развития сюда можно отнести освоение любого навыка или любой привычки до тех пор, пока вы не столкнетесь с тем, что несмотря на энное количество попыток воз и ныне там. Даже если речь идет о чем-то обманчиво простом. Вспомните, как часто вы давали себе обещание не есть после шести, начать заниматься спортом, больше делегировать или быть терпеливее или внимательнее слушать? Вот когда мы сталкиваемся с тем, что несмотря на искреннее желание что-то изменить, воз остается на прежнем месте, это означает, что мы столкнулись с адаптивным вызовом. В бизнесе это привет комплексному домену, а вместе с ним продуктовым практикам и практикам гибкой разработки. А что с развитием?

Для начала нужно ответить на вопрос, может ли в принципе человек меняться? Почти до конца двадцатого века ответ был нет. Считалось, что наш мозг, как и наше тело растет примерно до 20-25 лет, а уж дальше, что вышло, то вышло. Примите свои недостатки и используйте сильные стороны. Однако последние открытия в области нейропластичности мозга доказывают, что это не так. Нейробиологам вторят, а на самом деле даже опережают психологи. Роберт Киган и Лайза Лейхи из Гарвардского университета исследовали развитие взрослых людей более 40 лет и доказали, что развитие человека продолжается всю жизнь и сложность (комплексность) его мышления может меняться. Другое дело, что это происходит не со всеми. На основании своих исследований Киган и Лейхи выделили три ключевые стадии развития человека — на первой мы делегируем принятие решений обществу, руководствуемся принятыми правилами и нормами, на второй появляется авторская позиция по отношению к жизни. А вот третья как раз предполагает способность меняться, точнее говоря, способность отделять от себя свои установки и рассматривать их как отдельные объекты, работать со своими "слепыми пятнами».

2/3
А дальше они задались вопросом, почему так мало людей доходят до третьей стадии. Мы все знаем, что изменения даются тяжело, но часто не понимаем, почему так и что с этим делать. В поисках ответа на этот вопрос ученые сделали свое самое знаменитое открытие, которое назвали «иммунитет к переменам». Обратите внимание на позитивное звучание названия. Суть его в следующем — точно также, как и у тела, у нашей психики есть своя иммунная система, которая нас защищает. Проблема заключается в том, что мы зачастую не осознаем на каких предпосылках она строится и что считает опасным для нас. Скрытые допущения защищают важные для нас вещи. Например, вы пытаетесь больше делегировать, но команда считает, что вы упорно вмешиваетесь во все задачи, и ей это не нравится. Раз за разом вы даете обещания, но уже постфактум замечаете, что снова вмешались в обсуждение каких-то деталей. Тут все очень индивидуально, конечно, но мне лично жутко откликнулся один из описываемых в книге кейсов, герой которого жил с установкой «если я не работаю руками и не участвую лично в каждой задаче, значит я всего лишь паразит-нахлебник на шее моей команды». Разумеется, он ее не осознавал. И именно он поэтому не мог не вмешиваться в каждую задачу. Проблема была не в недоверии команде, просто его иммунная система защищала его от риска почувствовать себя бесполезным, поступающим наперекор своим ценностям — приносить пользу так, как он ее себе представляет.

Хорошая новость заключается в том, что иммунную систему психики можно перенастроить. Коротко алгоритм работы можно описать следующим образом:
Шаг 1. Сформулируйте свое обязательство - в чем вы хотели стать бы лучше. Забудьте про SMART, откажитесь от цифр и остановитесь именно на этой формуле «стать лучше в …».
Шаг 2. Выпишите все примеры своего поведения — что вы делаете или не делаете, что идет вразрез с этим обязательством. Важны именно действия, не мысли и не чувства.
Шаг 3. Заполните так называемую «коробку переживаний»: честно ответьте себе, что случится/пойдет не так, если вы не будете так поступать / или не поступать для каждого пункта из предыдущего шага. Важный маркер на этом шаге — вы должны почувствовать подлинное волнение в этот момент. Меня лично просто крутило от страха, словно я одновременно встретила всех своих демонов сразу.
Шаг 4. Посмотрите на результаты в пунктах 2 и 3. Подумайте, какие скрытые конкурирующие обязательства за этим стоят. Что вы на самом себе пообещали? Никогда и не при каких обстоятельствах не облажаться и поэтому не брать лишний риск, хотя хотите нового опыта? Быть хорошим членом семьи и поэтому участвовать в плотных семейных ужинах, хотя пытаетесь сбросить вес? Может прозвучать жестоко или как будто осуждающе, но я в той же лодке. У меня там оказалось «не сражаться за то, что больше всего дорого, чтобы не проиграть и не узнать как это — проиграть самое дорогое».
Шаг 5. На финальном шаге нужно еще раз посмотреть на всю получившуюся карту и попробовать понять, какие базовые допущения могут быть у человека с такой картой. Иными словами, что он думает про мир и жизнь — по каким правила они в отношении него работают.
Вуаля, ваша карта иммунитете к переменам готова. А дальше начинается самое интересное.
Вам не нужно ничего сразу с этим делать. Несмотря на то, что Киган и Лейхи нигде об этом не говорят явно, но в целом эту работу можно отнести к работе с Тенью. А Тень, как известно, не хочет быть обнаружена. Поэтому какие-либо активные действия только запрячут эту историю еще глубже. Вместо этого авторы предлагают следующее:
а) для начала просто понаблюдать. На протяжении некоторого времени учиться замечать, как это проявляется в жизни

3/3
б) для каждого из базовых допущений придумать систему безопасных экспериментов, которые могли бы их подтвердить или опровергнуть. Эксперименты должны быть безопасны для вас, чтобы хватило решимости вообще в них пойти, но при этом они должны явно проверять ваши допущения. Их цель — как раз практическая перенастройка иммунной системы, которая должна понять, что такое поведение безопасна для вас и заменить блокирующие установки. В зависимости от того, насколько глубоко успели укорениться блокирующие установки, это может занять разное количество времени и усилий. Например, в моём случае оказалось достаточно просто это заметить и осознать, чтобы начать действительно менять.

Кажется, получилось все равно не очень коротко, но я старалась! А лучше всего будет, если по прочтению этого текста вы соберетесь прочитать саму книгу «Неприятие перемен» — помимо своей практической ценности, она еще и очень хорошо написана: красивым, понятным и вдохновляющим языком, а еще в ней много примеров и практических рекомендаций, на что обратить внимание при составлении своей карты и как убедиться, что все сделано правильно. Enjoy!