Метафора это, или нет — выглядит драматично и выделяется на фоне прочих команд, кроме, конечно, китайской (в призовую тройку сборная не вошла).

Игры закончились, огонь потушен, флаг улетел в Лос-Анджелес — французские газеты возвращаются к главному вопросу, стоявшему на повестке до олимпийского перемирия: где премьер-министр? Эманюэль Макрон его назначать не спешит, тому есть ряд базовых причин, среди них нежелание давать правительственные полномочия левым и отсутствие президентского большинства в Нацассамблеи, которое сулит вотумом недоверия любому макронисту в премьерском кресле. Поэтому товарищ Макрона, мэр Гавра Эдуард Филипп активировал встречу парламентских групп, но без крайних LFI и RN, чтобы стабилизировать политическую жизнь страны, то есть объединения в коалицию большинства.

Оппоненты устали ждать, один академик предъявил президенту, мол его воздержание сродни злоупотреблению властью, а это путь к 68 статье Конституции: «Президент Республики может быть уволен в случае нарушения его обязанностей, явно несовместимых с осуществлением мандата». Академик кого-то троллит, поскольку статья говорит, что импичмент выносится голосованием депутатов через учрежденный ими Высокий суд, возглавлять который должен председатель Нацассамблеи — еще одна причина иметь президенту своего человека во главе парламента.

Посмотрел аналог в российской Конституции, там все гораздо сложнее: президент может быть отрешен от должности на основании выдвинутого Госдумой обвинения в госизмене или ином тяжком преступлении, которое еще должно быть подкреплено заключениями Верховного и Конституционного судов.

Вышел Шанхайский рейтинг-2024: французский университет Paris-Saclay поднялся на 12 строчку, а два российских — выпали.

Технически Париж-Сакле создан в конце 2019 когда, когда правительственным указом в единое учреждение был объединен ряд университетов и организаций с целью создания исследовательского кластера в области естественных и инженерных наук, а также конкуренции в названном рейтинге. На второй пункт, помимо прочего, указывает то, что критерии Шанхайского рейтинга ориентированы на крупные образовательно-исследовательские структуры. Во Франции же академическая среда фрагментирована, но горда тем, что часто опережает американский Стенфорд (2 место) по количеству научных статей и исследований — еще один критерий рейтинга. Думаю, по этой причине Sciences Po, который называют кузницей политэлиты страны, не вошел в рейтинг тысячи лучших заведений.

Поначалу власти обсуждали вариант создания французского Кембриджа (4 место) через объединение главные высших учебных заведений в одно. Политехнический институт Парижа (место в четвертой сотне) объединяться не хотел. В 2017 — пять месяцев как президент — Эманюэль Макрон решил разделить направления объединений, чтобы «выиграть битву интеллекта» и «быть на переднем крае научного превосходства». Через два года появился указ, официально создающий Париж-Сакле, у которого сейчас примерно 13% исследовательского потенциала страны. Уже в 2020 университет занял 14 место международного рейтинга (предшественник Сакле до объединения был на 37), затем опустился на 16 и сейчас подрос сразу на несколько пунктов — до 12.

В первую сотню рейтинга не вошел не один российский вуз: МГУ в первой половине второй сотни, СПбГУ в пятой сотне, МФТИ в шестой, Уральский ФУ в седьмой, ВШЭ в восьмой, Новосибирский ГУ и Сколтех — в девятой. МИФИ и Сеченовский выпали из рейтинга.

Шанхайский, он же академический, рейтинг университетов мира появился в 2003 и утверждает, что является «полностью независимой организацией по разведке в области высшего образования, юридически не подчиненной каким-либо университетам или государственным учреждениям».

Часто вокруг мыслей о Москве, о людях в ней назойливо витает вывод: прежнего нет, что было поменялось. Вздор, думаю я и иду гулять по чьим-то рассказам о городе и москвичах. Литературовед Эмма Герштейн в своих многостраничных мемуарах упоминала городские залы, где проигрывались пластинки и куда вход, в отличие от Парка Горького, был бесплатный: «В любителях пенья я узнавала особый контингент москвичей. Это были историки, бросившие преподавание в школах, чтобы стать или бухгалтерами, или стенографистками, инженеры, сменившие суматошную службу на спокойную деятельность чертежника-конструктора, все те, кто искал выгодную и непыльную работу, свободную от давления идеологии. Они были страстными слушателями радио (оно еще было внове), у многих появились патефоны, женщины увлекались до безумия пением Козловского и Лемешева. Лет десять-пятнадцать спустя у меня стало возникать ощущение, что их всех убили, кого на войне, кого в тюрьмах и лагерях». Какое созвучие, однако.