К слову о голых митингах: на днях смотрел архивы французского фотографа Яна Морвана и наткнулся на эту его карточку с берлинского митинга 1981 против стены и ядерного оружия.

Борис Надеждин: «Подписи из-за границы мы приветствуем, но в ЦИК не понесем… поскольку заграничные подписи нам ничего не стоят, не надо платить сборщикам, то можно устроить акцию и собрать вообще миллионы, чтобы посчитать, сколько там россиян».

Сборщик подписей в Париже: «А результатов сбора это не отменяет. Тысячи людей по всей Европе не пожалели своего времени, чтобы прийти высказаться Против Путина. Это увидели и в России, и в мире. Это важно для местного сообщества россиян, что они могут быть едины с людьми на Родине».

В истории с зарубежными подписями впечатлило вот что. Надеждин, говоря про брак зарубежных подписей, не посчитал нужным передать благодарственный привет стоявшим в европейской очереди его имени, лишь отметил, что собирали там их, потому что это бесплатно. Бесплатные сборщики, в свою очередь, рады, что показали миру кузькину мать и объединились с Родиной, мол кандидат в кандидаты тут ни при чем. Получается win-win: агитаторы подписей использовали Надеждина, чтоб выразить протест, Надеждин использовал подписантов для успеха информационной кампании — никто никому не должен. Объединяет оба случая то, что очередь (народ) в них — хороший заголовок в прессе, фоточка в газете. Саму очередь не слышно, за нее говорят интерпретаторы. Я ходил понаблюдать одну такую очередь, в которой объединения не было слышно, только молчание и подозрительные взгляды. Отчего вспоминается пресловутый и давно забытый транспарант с одной московской площади «вы нас даже не представляете».

Фэшн рубрика из 2019: «Что с меня снял Трамп»

Арест Би-2 становится токсичным для властей Тайланда.

Уже состарившийся, но только попавший мне в руки, модный британский Dazed с обложкой о «единении сопротивления во Франции» (там про школьниц и спортсменок, которые не согласны с решением молодого тогда еще министра образования Габриэль Атталя, запретившего ученикам носить абайю — кажется, главное его действие за полгода на посту).

Лозунг «Я русский» в Париже имеет значение.

Я и мой читатель
(под кистью Элиона напротив Елисея)

Мимо такой топорной, но броской обложки, заявляющей, что новая иммиграционная реформа «ничего не решит», я пройти не смог. Не знаю, насколько популярен и уважаем ежеквартальник L’événement, но заглавие первой же колонки этого номера берет Макрона на слабо, мол осмелится ли президент отменить соглашение с Алжиром от 1968, по которому страна обязана ежегодно выдавать бывшей колонии 300.000 виз.

Кроме политических претензий в адрес бывшей колонии, журналист ссылается на «всю правую оппозицию» (Ле Пен и другие), которая «призывает к отмене» этого соглашения по довольно рациональным причинам: «Франция больше не создает столько рабочих мест и, прежде всего, она больше не может интегрировать и ассимилировать такое количество иммигрантов каждый год».

Виза и ВНЖ, конечно, разные вещи, но, говорят, у алжирцев упрощенная схема. В качестве коррекции восприятия цифры, приведу свежую статистику МВД: за прошлый год Франция выдала 320.000 ВНЖ, это рекорд, отмечает Фигаро — на 4,4% больше, чем в позапрошлом.

Соглашение с цифрой «300» — главный пазл к картине понимания основ проблематики иммиграционной реформы, который я нашел в колонке. Ну и несколько интересных деталей: запрет президентом Алжира французских школьных программ в их частных школах, который, по всей видимости, стал ответной мерой запрету на ношение абайи в школах Франции — оба запрета случились в сентябре прошлого года; и экономполитика Алжира, который «не сводит глаз с России и других стран, чтобы свести к минимуму свою торговлю с Парижем».

+деталь из кухни Левенман: на сайте у этой заметки совсем другой автор, а у автора, что указан на бумаге, последняя заметка про массонов, тема которых, кстати, тоже заявлена на обложке.