Обычно я никого не рекламирую, но самого себя можно.

Я работаю преподавателем английского в языковой школе, но сейчас ищу учеников. Мой уровень — С1-С2, обучаю вплоть до C1 (Advanced) и для любых целей. Также пять лет занимаюсь переводческой деятельностью, могу обучить вас теории и практике перевода. В преподавании использую коммуникативную методику, признанную лучшей в мире. Уроки либо дистанционно по скайпу, либо вживую: у вас или у меня (живу на м. Чернышевская, возле Таврического сада).

По всем вопросам писать @bodyofdeath

Прочёл тут про масштабы гигантовых плеч, на которых мы стоим — или хотим стоять. Удивительно, что рядовое заведение (в хорошем смысле) в дореволюционной России было такого качества. И страшно подумать, что было в заведениях первоклассных.

Ну а дальше понятно: советский дебилятор, почти полное исчезновение гуманитарных наук, пьяные киргизы, читающие религиозную историю партии с кафедры, ссылка античника Лосева до потери им зрения, а затем обвинения в недостаточных цитатах из марксисткого корана (откройте первый том "Античной эстетики" и смейтесь, смейтесь сквозь слёзы).

Что происходит в образовании сейчас, тоже понятно: слепое подражание западной академии и уютный марксизм с кофе из старбакса (это программа-минимум), и дегенеративный пост-модерн, деконструирующий советскую пустоту: это уже "от себя".

Кое-что, конечно, теплится, и бывают хорошие профессора, действительно талантливые и оригинальные, которых, случись им родиться 100-150 лет назад в России или 5900-6т. километров левей по карте в Монмартре, мы бы изучали в учебниках. Например, Вячеслав Иванович Моисеев — погуглите, вы будете приятно удивлены, что это наш современник.

Сильно печалиться не надо, и какое-никакое высшее образование получить можно. Просто если раньше, куда ни ткни, везде были талантливые специалисты, сейчас они в одиночестве разбросаны по всей России. На одну жизнь хватит, был бы доступ в интернет и умение искать информацию: из тысячи прочитанных на заданную тему курсов всегда находится один, особо хороший, который кто-то записал и выложил в сеть. В результате, слушая талантливого филолога из Твери или первоклассную искусствоведку из Владивостока, можно получить всамделишные знания.

#offtop

Раз уж у нас тут ведут дискуссии о гуманитаристике (раз, два, три), то вставлю и свои пять копеек.

Сам я закончил политологию, хорошую, одну из лучших в стране (если не лучшую на данный момент). Поначалу я всерьез не понимал, почему меня так активно не хотят причислять к гуманитариям. Ну да, многие коллеги используют математические методы, но ведь суть науки в изучении властных механизмов да и вообще организации общества (которая априори будет политической). Потом пришло осознание.

Классическая political science вообще этим не занимается. Она неспособна осознать явления, существующие вне государства модерна. Собственно, государство модерна — единственно возможное поле исследований для political science. Причем исследования эти сугубо прикладные. Ну знаете, как маркетинг. Маркетолог же тоже исследует, использует научные методы. Но его цель — эффективнее продавать пылесосы Кирби или таблетки от (для) эрекции.

Так и цель political science сделать государство модерна эффективнее. Нежно любимая многими evidence based policy постулирует, что хороша та политика, которая эффективна.В условиях того, что political science в принципе не задается вопросом «зачем?» ставя перед собой лишь вопрос «как?», делать можно что угодно. Истреблять евреев, следить за гражданами, следить за евреями и истреблять граждан. Главное делать это эффективно и выполнять все KPI.

Таким образом, либеральный политолог (в смысле ученый, а не говорящая голова) — основная опора того режима, с которым он борется. Потому что в основе основ его главная претензия к Путину\Саддаму\КНДР — неэффективность. Какой уж тут герменевтический круг, это герменевтическое не знаю что.

Отвечая на досадный комментарий @septicscepsis — основной навык, необходимый для образования в 21-м веке это поиск информации. Без него даже самый престижный университет не даст необходимых знаний. Более того, если человек самостоятельно не ищет информацию, навряд ли ему действительно нужно образование.

История (навскидку той же философии) показывает удивительную гибкость просто физиологически умных особей. Примерно как жеребца или породистую гончую нельзя долго удержать на месте — так и человек определённого склада не может усидеть, тянется что-то узнать. Даже когда вокруг ничего нет. Например, Фихте мальчиком наизусть заучивал каждую проповедь в лютеранской церкви (собственно, именно так его и приметил один богач). Ничего не поделаешь! Такова, по Аристотелю, энтелехия человека: он всё время тянется к знаниям. Для него это такой же естественный процесс, как полёт для птицы.

Хорошая университетская среда это, конечно, замечательно, и тем лучше, чем она лучше. Но творчество это всегда личный поступок, и при этом уникальный. Настолько, что ждать "перехода количества в качество" не приходится. Либо человек что-то создаёт, либо нет. И желание обучаться тоже либо есть, либо нет. Мне бы, конечно, хотелось посидеть на лекциях у профессора, который галантно расхаживает по старинной аудитории в пиджаке с налокотниками, но в конечном итоге всё это не важно. Важна тяга к знаниям и прямые руки.

Я вот, например, часто страдаю "академической прокрастинацией", о которой когда-то писал Михаил Каин. Своё исследование может наскучить, а вот в целом о чём-то подумать или узнать — нет. В итоге это выливается в кучу прочитанных книг или прослушанных и законспектированных курсов (см. тут), которые дай бог если где-то рядом с твоей темой. Ну, ничего, зато как-то сама собой собралась библиотека на диске, в которой я всё так или иначе либо слушал, либо хотя бы просматривал. Собственно, вот частично и ответ, где искать ;)

Вторая часть ответа — это личный контакт. При наличии интернета нет ничего проще. Вроде сидит профессор, озаряет своей светлой головой весь мир, куда уж его достать. Но нет, можно за пять минут найти в соцсетях или написать на почту. Если нормально сформулировать вопрос, на тебя будут высыпаны просто горы качественной литературы. А если есть способности, добрый старичок ещё и заинтересуется исследованием и погодя подскажет аргумент, к которому в ином случае ты бы пришёл сам спустя год. Проверено много раз.

Аналитическая феноменология, часть 1

Аналитическая философия возникла в условиях позитивизма. Неудивительно, что и философия сознания как отдельная область начала с отрицания метода интроспекции, который был предложен отцом-основателем психологии В. Вундтом. То, что Вундт подразумевал под интроспекцией, является сложнейшей процедурой, которая в целом ряде случаев недоступна простому человеку, однако, это оказалось неубедительным — как для первых философов сознания (членов Венского кружка), так и для психологов бихевиористкой школы (Скиннер и др.). О методе интроспекции, как и в целом о изучении сознания с позиций 1-го лица, благополучно забыли.

Некоторые подвижки начались, когда Сёрл придумал мысленный эксперимент "китайской комнаты", а Чалмерс ввёл концепт "философского зомби". В теории читатель и без меня знает о первом, но если вкратце, китайская комната — это комната, в которой находятся карточки с китайскими иероглифами и правила, как и в какой последовательности использовать их в ответ на ту или иную реплику, которую мы вводим извне. Сверху на кипе карточек и правил сидит человек, не знающий китайского. Получается, что разговор на китайском ведётся с пустотой. Современные боты вроде Алисы или Siri являются хорошей иллюстрацией данного эксперимента. Китайские комнаты вроде безчисленных чат-ботов уже давно проходят тест Тьюринга, в котором испытуемые должны определить, где они говорили с человеком, а где с роботом.

"Философский зомби" это разновидность китайской комнаты, только в виде человека. Мы можем общаться с человеком и не подозревать, что он не обладает субъективным опытом. Существуют реальные примеры, когда люди, страдавшие т.н. "сумеречным сознанием" (когда человек в отключке, но функционирует как обычно), успешно пересекали границу штата, по дороге как ни в чём не бывало общались с людьми и не вызывали со своей стороны никаких подозрений.

Получается, что физикалисткий/бихевиористкий метод исследования сознания не затрагивает самой сути явления. Если вы не сумасшедший (привет, Декарт :)), вы в курсе, что сознание есть, и оно вам принадлежит. Раз оно есть, и раз у нас есть знание о нём — по факту, о нём-то мы знаем больше всего — должен существовать способ придать этому знанию научный, воспроизводимый вид.

Если мы реалисты отн. сознания и признаём, что оно существует, как перед учёными перед нами возникает серьёзная проблема: наш субъективный опыт de facto недоступен другим. Если он недоступен, он не воспроизводим. Если он не воспроизводим, он не может стать частью научного знания. Сегодня это очень серьёзная проблема, перед которой у большого числа философов, даже теоретиков [1], опускаются руки.

Мало того. Зачастую субъективный опыт недоступен и самому человеку. Есть уйма экспериментов, где сознание нас обманывает (посмотрите вот это видео). Что говорить о передаче субъективного опыта другому, если мы не можем передать его самим себе? Простое и якобы ясное восприятие действительности, которое клюёт на разного рода уловки, получило клеймо "фолк-психологии". По мнению физикалистов, фолк-психологией являются любые наши измышления о сознании при исследовании от первого лица. Ну и какая тут возможна наука?

Таким образом, научный подход к исследованию субъективного опыта сталкивается с двумя проблемами:
1. Исключение ошибок "фолк-психологии" при исследовании содержания сознания.
2. Передача очищенного от ошибок содержания стороннему наблюдателю.

Здесь мы по необходимости возвращаемся к методу интроспекции Вундта. А ещё лучше — к проекту строгой психологии Франца Брентано, учителя Гуссерля и родоначальника феноменологии. Как феноменология может помочь в решении обеих проблем, мы поговорим в следующий раз.

[1] Да, вы не ослышались. Среди аналитических философов бывают как кабинетные философы, так и философы-экспериментаторы. Последние сидят в лаборатории вместе с нейрофизиологами и препарируют мозги мышек, жаб и другой живности. В итоге философ в своих статьях ссылается на нейрофизиолога, а нейрофизиолог — на философа. А вы говорите, "физики и лирики"...

Аналитическая феноменология, часть 2

Трудность, с которой мы сталкиваемся при изучении субъективного опыта или "квалиа" — его приватность; проще говоря, то, что я воспринимаю конкретно здесь и сейчас, доступно мне одному. Более того, конкретное субъективное переживание доступно мне только один раз, т.е. квалиа обладает приватностью и в темпоральном смысле. В таких условиях непонятно, как возможна наука о нём.

Однако, проблема темпоральности стоит не только перед субъективным опытом, но перед всяким опытом вообще. Даже самая строгая наука вроде физики изучает закономерности, не подверженные времени, и данный здесь-и-сейчас опыт ей до известной степени не интересен; в ходе научного исследования, как я уже писал, "рассматривается не вот-эта конкретная бабочка, но её сущность, где отражены основные свойства, вид, род, семейство и так далее — сама же бабочка исчезает в бесконечных потоках материи подобно мерцающей дымке". Научное знание по своей задумке стремится быть вне времени. Значит, и наука о сознании не должна заниматься здесь-и-сейчас данным субъективным опытом.

Можно возразить, что объективный опыт, т.е. опыт от третьего лица, по крайней мере, воспроизводим: мы можем сфотографировать электрон и как бы запечатлеть его "в вечности", так-то и так-то копировать его. Даже без учёта того, что это визуальная копия электрона, и такое воспроизводство имеет существенные ограничения, кто сказал, что подобная процедура невозможна для субъективного опыта?

Субъективный опыт, подобно объективному, как бы делится на два аспекта: содержание здесь-и-сейчас — и формы, сущности, которые принимают участие в конституировании содержания. Относительно и субъективного и объективного опыта научное знание возможно только о втором, т.е. о конституирующих сущностях.

Львиная доля претензий к субъективному опыту возникает из-за того, что в нём не замечают (или не хотят замечать) подобных сущностей. Однако, они первичны по отношению к сущностям, конституирующим опыт объективный. Научное знание производится коллективным способом: даже если учёный пишет в стол, он всегда подразумевает адресата, который своим пониманием подтверждает истину написанного. И только потому что истина возможна на субъективном уровне, возможно создание истины интер-субъективной. И наоборот: поскольку существует интерсубъективная истина, истина для всех, — она подтверждает, что субъективный опыт имеет к ней доступ.

Феноменология является дисциплиной, изучающей идеальные сущности, конституирующие наш субъективный опыт. И если мы реалисты относительно сознания, если мы считаем, что это — особый регион бытия со своим требующим изучения содержанием, мы по определению являемся феноменологами. Связь двух, на первый взгляд, разных регионов бытия, постижению которых соответствует опыт от 1-го лица с одной стороны и опыт от 3-го с другой — такая связь проблематична и представляет собой как бы отдельный раздел для изучения наряду с наукой о двух видах опыта. Но, по крайней мере, очевидно то, что научное знание должно развиваться как во внешнем мире человека, так и у него внутри.

Прочитал заметку МК про "анонимную" философию.

Понять, что такое философия, очень трудно. С одной стороны, это искусство умной жизни, жизни ума, граничащее с религиозными практиками в самом широком смысле. Философия конституирует человека, превращает его в особый антропологический тип, который, возможно, только и является человеком в подлинном смысле. Природа раскрывается в лучших своих проявлениях, и если человек не занимается философией как свободным, непредубеждённым мышлением, не занимается умными практиками самособирания, он не вполне человек.

С другой стороны, философия — это один из научных институтов, если понимать науку в широком смысле, т.е. как производство знания: философские концепты тоже сюда подпадают. Это или необходимый "мозговой штаб" для обслуживания интересов научного знания (англо-американская ветвь) или пропаг, т.е. идеология, т.е. континентальная... шучу, по факту разделение здесь только методологическое. В любом случае, философия это институт, который существует в виде органа-кафедры в теле университета. Злокачественный характер философских кафедр в России указывает не столько на проблемы философии, сколько на состояние российского образования — покрытого метастазами пациента хосписа.

Я не уверен, что два таких смысла слова "философия" пересекаются между собой по существу. И уж тем более не уверен, что сидящий "на академии" цех евробюрократов содержит большой процент "тех самых" философов. Да и, собственно, выше... Чтобы быть философом, нужно заниматься философией всю жизнь. И даже если ДЕГ — в данном случае злостный пасквилянт — был прав, и Канта в известный момент "раскрутили" до философа мировой величины, то Кант всё-таки философ, а те, кто его раскрутил — всё-таки нет.

Аналитическая феноменология, часть 3

Вспомним известный мысленный эксперимент "нейроученая Мэри" о девушке, которая всю жизнь изучала, что происходит с телом человека, когда он видит красный, но никогда не видела красный. Однажды она выходит из своей лаборатории, впервые видит красный и... получает ли она новый опыт? Я на стороне тех, кто отвечает на этот вопрос "да".

Если субъективное знание объективно, если то, что мы видим от первого лица, является самостоятельным регионом бытия, который, стало быть, является и самостоятельным эпистемологическим регионом, то сознание нельзя изучать без участия того, чьё сознание изучается. Учёный, изучая сознание, сам является сознанием, которое изучает.

Изучать сознание объективно, т.е. делать из собственного опыта опыт универсальный, всеобщий, невозможно, если сознание само не имеет универсальный характер. Поэтому строгая наука о сознании возможна только на онтологической подкладке панпсихизма. Важно добавить, что, случись нам в будущем получить доступ к опыту друг друга, вопрос "что я воспринимаю" и "почему я могу это воспринимать" — это два разных вопроса.

Итак, если опыт первого лица универсален и имманентен миру, Мэри, конечно, получает новое знание о красном цвете, когда сама видит его. Однако, возможно ли ей получить это знание от другого человека? Очевидно, что речь идёт об опыте от первого лица — таком, который она не может заполучить методами объективных наук, будь то биология или физика. Но если сознание поддаётся некоторой кодификации, если опыт сознания можно перевести в разряд научного знания, Мэри может получить опыт красного, не выходя из своей темницы-лаборатории.

О том, что именно феноменология является тем, как мы должны изучать сознание научным — т.е. воспроизводимым и универсальным — способом, мы уже говорили, теперь нужно попытаться понять, как это, по крайней мере, может выглядеть на деле.

Предположим, что за пределами платоновской пещ.. лаборатории, где сидит Мери, находится человек, перед которым раскинулось залитое солнцем красное маковое поле. В этот момент его интересует феноменологический опыт красного цвета или просто квалия красного. Ввиду того, что существует непосредственная связь между опытом 1-го лица и опытом от 3-го (по факту это два аспекта одного события), феноменологическое описание декодируется в описание физиологических процессов, которые происходят с нами, когда мы переживаем определенный опыт. Получив данные феноменологического описания, Мэри сможет воспроизвести красный цвет в своём сознании, никогда не видав его. Как конкретно могло бы выглядеть феноменологическое описание при передаче от одного сознания к другому и его декодификация, попробуем представить в следующий раз.

Между феноменологией и философией сознания, как мне кажется, существует серьёзное противоречие. Дело в том, что если философия сознания — это, в первую очередь, онтология, то для феноменологии не важно, каким онтологическим статусом обладает ноэма, т.е. содержание сознания. Мы можем думать о реальном (res — вещь, т.е. о вещественном) объекте, о фантазии, о воспоминании, а может о галлюцинации. С точки зрения феноменолога, во всех случаях мышление будет работать по одним и тем же законам. В "онтологическом" изводе это можно сопоставить с тем, о чём знает любой нейрофизиолог: для нашего мозга не важно, происходит ли воспринимаемое им явление на самом деле или нет. Та же интуиция, как мы помним, была и у Декарта: что если я сплю, а не бодрствую? Задать такой вопрос можно только предварительно приняв, что мышление работает одинаково в любых наших психических состояниях.

Иными словами, аналитического философа интересует, из какой субстанции состоит мышление, а феноменолог просто изучает это мышление. Различие этих двух подходов становится преимуществом, если принять, что оба они могут усматривать друг в друге слепые зоны. С точки зрения феноменологии, философия сознания не может ухватиться за суть ментальных, или когнитивных, процессов, поскольку не избавляется от естественной установки до конца — т.е. интересуется онтологическим статусом содержания сознания. Со стороны философии сознания, феноменология изучает мышление так, словно бы оно не зависит от материального носителя, на котором происходит. Соответственно, то, что воспринимается нами за самоочевидную достоверность, может оказаться формой изощрённой галлюцинации.

Изучение источника мышления и самого мышления — это два подхода, разница которых коренится в конфликте между Платоном и Аристотелем. В этом отношении, как ни странно, именно Платон занял бы сторону аналитической философии, поскольку его интересует субстанциональное определение мышления (существуют ли идеи или нет). Соответственно, Аристотель признаёт существование идей как интеллектуальных сущностей, из которых выстраивается наш опыт. Однако, Аристотеля не интересует, существуют они или нет. До известной степени он вообще уклоняется от этого вопроса. Так что он в своём роде феноменолог.

Попытку примирить между собой два этих подхода предпринял Порфирий, предложив следующую гипотезу: логика Аристотеля является не наукой об идеях самих по себе, а способом высказывания об этих идеях. Таким образом, аристотелианство можно включить в платонизм и сделать его чем-то вроде введения. По аналогии нам становится понятно, что феноменология, таким образом, является способом высказывания о ментальных состояниях, но ничего не говорит об их онтологическом статусе. Вроде бы это очевидный вывод, но, с другой стороны, он ещё требовал того, чтобы до него дойти. Получается, что феноменология является правильным языком описания при изучении сознания, но именно её аналитическая сводная сестра, философия сознания занимается самой сутью дела.

Возможно, Платон может ещё раз помочь нам. В диалоге "Парменид" (который мы как раз сейчас читаем в нашем клубе) Платон говорит, с одной стороны, о необходимости идей для мышления, но, с другой стороны, — о невозможности их рассмотрения. Идеи обладают не-вещественным характером, и поэтому любая попытка впечатать идеи в вещи обречена на провал. Идея всегда одна (коль скоро это образец), вещей много. Соответственно, идея никаким образом не может находиться в вещах, не теряя своё единство: распадаясь на копии ли (т.е. множась), принимая ли форму множества (снова всё понятно), и даже являясь эталонной вещью в ряду других вещей, к которой обращено подобие последних: в таком случае подобие измеряется по эталону второго порядка, и так до безконечности.

Я думаю, именно здесь следует провести сходство с "трудной проблемой сознания": в нашем сознании объективному исследованию поддаётся всё как раз кроме этих идеальных сущностей. Именно здесь спотыкается аналитическая философия. Феноменология только и делает что занимается этими сущностями, но её не интересует их онтологический характер, он вообще выпадает из поля зрения феноменологии ещё на моменте эпохе, на выходе из естественной установки.

И Платоновский диалог "Парменид", и работа, проделанная Плотином и Порфирием, в данной связи начинают играть новыми красками. Нельзя сказать, что Платон решил проблему приобщения идей к вещам, но по крайней мере он её обозначил. Что же касается Плотина и Порфирия, они доработали Платоновскую онтологию, истрактовав гипотезы о едином в диалоге не как упражнение, но как реальный процесс рождения многого из единого. У меня есть подозрение, что внимательное прочтение этих двух схолархов платоновской академии, как ни странно, могло бы помочь современным аналитическим исследователям.

Отвечая МК (который меня уже опередил и процитировал как раз то, о чём я подумал) и подспудно Колину МакГинну на его комментарий к известной статье Галена Строссона:

Конечно, панпсихизм это серьёзная доктрина с несерьёзным контекстом. Панпсихистами были американские маститые мыслители такие как Джеймс, Ройс, Пирс, Дьюи и др., подобных взглядов придерживались и в Европе, Фехнер, Тейяр де Шарден и др. Даже Хайдеггер! (цитировать на немецком не буду)

Речь у всех них шла об общей включённости ментальных процессов в наш мир. Мир как бы "пропитан" Умом, даже если последний представляет собой особый регион бытия со своими законами и т.д. Субъективность (личные экзистенциальные переживания) и субъектность (наличие опыта от 1-го лица) в данном случае отчётливо разделяются. Субъектный опыт совершенно объективен. Сознание работает по схожим принципам у целых видов, будь то человек, пчела или осьминог. Всё это объективные регионы, которые должны поддаваться изучению. Лично я в этом вопросе делаю ставку на строгую математическую феноменологию.

Путать вышеописанное с "калифорнийской накуркой" хоть и смешно, но не стоит. Микола, не панпсихуй!

Начиная со Спевсиппа и Аристотеля, ученик в западной традиции никогда не придерживается теории своего учителя. Это вдвойне парадоксально, учитывая то, что теория всегда воображается чем-то универсальным и незыблемым, в отличие от разных опытных данных, которые под неё "подпадают". Но, кажется, теория — это первое в наследии учителя, что ученик ломает через колено.

Как началась философия? Поначалу она возникала то тут то там в виде догадок и набросков доплатоновских умных греков. Подобно разуму человеческой обезьяны, где уже собрано достаточно элементов, но сознание ещё не зажглось, симфоническая личность эллинского народа подбирала такую точку, с которой философия вспыхнула бы вся целиком, одномоментно.

Такой точкой стала математика. Математическое знание неопровержимо. Может мир это живая вода, из которой всё. Или воздух, из которого всё сгущается и в который разрежается. А может, Безграничное, из которого диады вещей торгуются между собой, пока не исчезнут обратно. Все эти мысли хороши, но ни одна из них не может стать началом абсолютного знания: ни одну из них нельзя предпочесть другой. Математика может.

Математическое знание вызвало у греков такое религиозное опьянение, что даже мыслящий предельно трезво Аристотель замечает: математическое в человеке не по природе, но входит в нас от мира богов. Первыми математиками становятся люди, рассказывающие об иррациональном соотношении диагонали квадрата к стороне лишь спустя пять лет прилежного послушания, в ходе мистерий, а когда всё-таки находят рациональный ответ, зажигают богам жертвенные гекатомбы с быками. Такая реакция греков совершенно рациональна: Пифагором было выяснено, что математика описывает само бытие. А это всё-таки не шутки.

Платон, бывший геометром и математиком в первую очередь, а философом — во вторую (как минимум, хронологически), исследовал то, как логико-математические отношения привходят в вот-данные вещи. А также создавал логику как таковую. В "Софисте" мы видим попытку нащупать верный способ родо-видового анализа методом деления на два (диарезис). Аристотель подвергает Платона критике и предлагает альтернативные варианты родо-видовых отношений через первые сущности и вторые, а исследование свойств — не через диалектику, а через силлогистику. Во всех этих перипетиях мы видим, как логика буквально возникает у нас на глазах. Логика здесь — это не какие-то готовые законы мышления (Аристотель, создающий логику, находится выше неё) а всего лишь экспериментальные гипотезы о том, как устроено умное бытие.

После Платона и Аристотеля прямое соотношение между логикой и онтологией ещё всплывало у поздних авторов, но лишь опосредованно. Тот же Плотин, настолько глубоко проработавший Платоновскую онтологию и, более того, споривший с неопифагорейцем Нумением, совсем (!!!) не касается математических вопросов. Тем более это характерно для стоиков (кстати — ещё один камень в их огород — по большей части это материалистическое семитское учение, чуждое греческой философии).

Попытку работать с логикой как с сырьём, а не относиться к ней как чему-то "само собой разумеющемуся" — такую попытку предпринимали некоторые философы Нового времени и позже. Так, Гегель возобновляет спор о законе исключённого третьего, который у Аристотеля, кстати, серьёзно не доказывался — только "от противного". Хайдеггер, вполне хорошо понявший своего учителя, призывает отказаться от восприятия логики как чего-то незыблемого. Но это лишь единичные случаи.

Математика стала ступенью, с которой западная философия начала смотреть вверх и вниз: вверх — на онтологию и богов, которые как бы просвечивали сквозь математические объекты, компрометировали себя через них; вниз — на объекты чувственные, в которых и посредством которых мы обнаруживаем числовые соотношения. Поэтому и платонизм, и аристотелианство, и вообще любой другой способ мыслить бытие, создавать логику о нём — приобретает смысл только тогда, когда мы чётко видим математические положения, на которых он базируется.

Поэтому философия в общем виде есть то, каким образом мы говорим о бытии, а математика — язык, посредством которого мы это делаем. Если так, философия является строгой и двигается вперёд настолько, насколько она математизирована. Наоборот, когда философы забывают надпись, висевшую на входе в Академию, философия стоит на месте, превращаясь в ворох "досократических" трактатов.

После выступления Родиона Бельковича из центра республиканских исследований в приватной беседе я задал вопрос: действительно ли платоновское государство недостижимо? Ответ был такой: даже философ, который во главе всего, время от времени отпадает от горних миров, падает в материю, иными словами, грешит. Значит, нет такого идеального носителя власти, который никогда бы ей не искушался (миф о Гигесе). Тогда я согласился, но сомнения не ушли.

Недавно, гуляя со своим другом Дмитрием Плотниковым (@republican_papers) из ЦРИ, я вспомнил ту встречу. И, пока мы обсуждали теологический извод политики, вопрос встал перед глазами с новой силой. Как и ответ: я понял, что идеальным правителем, "философом на троне" является, выражаясь термином Филона, Бог-Логос. То есть Иисус Христос. Так я понял, что идеал платоновской "Политии" в христианстве трансформировался в экклесиологический принцип. И государством Платона является Церковь.

https://yangx.top/mixail_kain/1352

Для того, чтобы распознать умных, этим выбирающим нужно самим обладать умом. Так парадокс теории множеств английского шовиниста Рассела в очередной раз сорвал планы русских по постройке РНГ.

Неведомая сила превращает изобразительное искусство в разрушенную мазню, поэзию — в разбитые аритмией гортанные звуки; явления этического плана — в их принципиальное отсутствие. Никаких иерархий, никакого порядка: подобные вещи эта сила ненавидит. И в ещё большей степени эта сила ненавидит человека, поскольку он неизбывно несёт в себе и то и другое.

Нам, людям здоровым, предлагается инфантильно хлопать в ладоши и чествовать эту силу на её пути. Прогрессивная семья отрезала сыну гениталии: он, как им показалось, осознал себя трансгендером — как хорошо! Девушка сделала вот уже пятый аборт и почувствовала empowerment — отлично! А вот новое исследование о навозе, червях, слизи как философских категориях — прекрасно! А вот и другое, равняющее человека с разнузданным зверем, которого скоро уничтожат катастрофы или искусственный интеллект — да, чёрт возьми, это то что нужно!

Слизь, черви, эпидемии, техногенный демиург по кличке "ИИ", оскопление детей — что угодно, лишь бы не здоровая, аутентичная жизнь. Это метафизическое тёмное зазеркалье, по амальгаме которого как ни в чём не бывало ходят простые люди, рассуждая о платиновых клише вроде "все думают по-своему"; можно увидеть, как либеральный вакуум в их голове оборачивается чёрной бездной, о которой они не подозревают.

Возможно, это "ворчливый" тон, не имеющий отношения к реальному положению дел. "Простите, голубчик, у Резы Негарестани речь совершенно не об этом"; "ну да, искусство развивается, что же плохого в верлибре?"; "жить в соответствии с традиционными ценностями не представляется возможным, посмотрите на статистику: на дворе XXI-й век!". Может быть. Однако, синоптическое зрение, стоит его включить, ослабляет действие злой анестезии и связывает оскопление детей, разработку зловещего ИИ и исследования о метафизическом навозе в один процесс.

Если современный здравый смысл не запрещает призывать подобное будущее таким как Ник Ленд, то чем мы хуже? Думаю, "ворчливость" — качество, которое в будущем нашему народу ещё пригодится.

Как известно, раньше люди были менее психичны. Войны, физический труд, быстрая смерть больных детей... Много видных философов (Сократ, например) участвовали в военных действиях. Всё это делает человека более телесным и почти не оставляет места для лабильной психики как явления.

Именно этим обусловлена такая концентрация на смирении гнева, на исследовании гневливой части души. Мне кажется, сейчас, когда убивший за жизнь десятерых — не человек средней руки, а самый настоящий маньяк, "гневный" извод аскетических практик, имевших место до Нового времени, выпадает из поля зрения.

Наоборот, всё, что помогает в самодиагностированных депрессиях, оказывается очень привлекательным. Именно этим я объясняю себе популярность стоицизма. А гневу, как физиологически, так и духовно, в современном человеке взяться неоткуда.

Мы наконец дочитали "Парменида". Большое спасибо всем, кто участвовал! По этому поводу у меня две новости.

Во-первых, по результатам общего голосования, переходим к чтению диалога "Государство". Учитывая объём, предполагаю, что его мы будем читать почти всё лето — как раз до конца этой обывательской страшилки. Вместо обычной субботы начнём в этот четверг, в 18:00. Время пока ситуативное — посмотрим, всем ли удобно.

В свою очередь, в субботу в 14:00 на платформе нашего кружка выступит Вячеслав Иванович Моисеев, д.ф.н., с первой лекцией по философии Неовсеединства, которая представляет собой фундаментальный математико-философский проект, основанный на русской традиции прошлых веков. Вступительные лекции будут посвящены логико-философским предпосылкам школы и основным концептам. Надеюсь, это будет интересно всем, кто неравнодушен к отечественной мысли.

Χαίρε!