Если философия возникла как попытка ответить на те вопросы, на которые уже не может ответить миф, то с ходом времени на западе любой миф подвергается неизбежной эрозии — процесс, до сих пор никем не исследованный, кроме, может быть, Хайдеггера — и философии приходится занимать всё большие регионы бытия, пока не возникает так называемый "философский миф" в творчестве позднеантичных философов: стоиков и платоников. Эта постоянная и ничем не останавливаемая эрозия мифа на западе приводит к потребности подчерпывать миф у других народов, не важно, участвует здесь западное сознание пассивно (слепо перенимает) или активно (создаёт синкретический культ, иногда почти что на пустом месте). Этот прыжок на территорию мифа похож на бег от края обрыва, который сыпется вниз.

В конечном итоге миф пропадает, растворяется в философских интерпретациях, и Зевс становится мировым огнём стоиков, Эрос — созерцательной силой платоников и т.д.

На фоне этого состояния и возникает Христос, который, вне зависимости от его исторического статуса, оказывается первым богом философского мифа. И сама философия в лице одного иудейского пророка становится мифологична. Такое фундаментальное смещение мышления в область мифологического, напоминающее двойную природу Христа, остановило этот эрозивный процесс и подарило западу огромное утешение; это был миф, в который можно верить не аллегорически, а буквально. Утешение, однако, было сопоставимо с разочарованием: исчерпав себя, христианство забрало с собой в Аид и философию.

Как пишет Хайдеггер, «если мне будет позволено ответить коротко и, может быть, немного грубо, но на основе долгих размышлений: философия не сможет вызвать никаких непосредственных изменений в теперешнем состоянии мира. Это относится не только к философии, но и ко всем чисто человеческим помыслам и действиям («Sinnen und Trachten»). Только Бог ещё может нас спасти. Нам остается единственная возможность: в мышлении и поэзии подготовить готовность к явлению Бога или же к отсутствию Бога и гибели; к тому, чтобы перед лицом отсутствующего Бога мы погибли».

Теперь уже сама философия является мёртвым мифом. Как замечает Лаку-Лабарт, «более не следует желать философии». Чего же следует желать? — Возможно, самого бега из области мифа в область ничто. Однако, чтобы подтвердить или опровергнуть эту возможность, не существует никакого мерила или "истины", потому что философия мертва. Что понимается Хайдеггером под "божественным спасением" так это простой намёк откуда-то извне, говорящий о направлении мысли. Возможно, что всякий раз пробегая по обваливающемуся краю обрыва, мы всякий раз не замечаем Хайдеггеровской "возможности новой философии" — возможности совершить скачок над бездной и попасть на устойчивую землю.

В "Государстве" Платон говорит, что философов набирают из стражей уже в пожилом возрасте. Это лучшие из лучших, вдоволь навоевавшиеся, ортодоксальные, т.е. воспитанные в правильном мнении, люди. Это наводит на мысль, что, пожалуй, такими важными вещами как метафизика и богословие не следует увлекаться в молодом возрасте. Кроме, может быть, академической деятельности, речь всё-таки о "личном", а не об индексе хирша.

И вот, стало быть, чем заниматься по молодости? — Аристотелем. Молодость и зрелый возраст являются временем накопления опыта, но всё-таки не духовного, а опыта бытия-в-мире. Здесь Аристотель просто незаменим с его глубоко прикладными соображениями, его энциклопедическим умом и его способностью к классификации. Недаром в академии позднего периода первым делом ученику давали изучать Аристотеля, и уже потом читать платоновские диалоги. Как писал почивший Крылов:

«Когда-то я тоже так думал - Платон, Платон. Я даже собрал "карповское" издание (оно у меня до сих пор на полке - правда, в неудобном углу). Я тогда вообще был наивный русский юноша, читал Платона и немцев, тратил на это время.

Потом я несколько поумнел. И постепенно понял, что истина - это Аристотель, отчасти схоласты и богоподобные англичане. Платон, как я теперь думаю, не очень хорош даже как "введение в философию" - поскольку может сильно сбить с толку».

https://yangx.top/lorcencov/2476

Остаётся добавить, что опыт — пересекающийся — инженерной гуманитаристики хорошо знаком как мне, так и Миколе Каняну :)

В копилку золотых мыслей о советском православии. Из сборника К. Крылова «Нет времени».

Благодаря Платону становится видна не только связь философии с богословием, но и богословие становится философично, философским делом. Разум отходит от урезанного, секуляризованного предоставления о богословии как чем-то анти-интеллектуальном, учится заново думать о Боге. Именно думать, а не верить в худшем смысле слова, как это трактуется в дегенеративном (по сравнению с античным временем) сознании Нового времени. С такой позиции человек, думающий о Боге, становится более рациональным, чем атеист, en masse нахватавшийся вершков чего-то там "научного", но, что характерно, не имеющий отношения ни к науке, ни к её теоретическому фундаменту, не прочитавший ни одной работы тех же пост-позитивистов (после которых, кстати, можно закончить интеллектуальную жизнь постмодернизмом).

Влияет ли это на личный уровень религиозности? И да и нет. Да: потому что долгий анализ религиозного опыта делает его предмет существующим — как то, на что направлен анализ. Нет: потому что рассуждать о религии можно и критически, выявляя абсурдный или, по крайней мере, апофатический характер её построений (К. Барт, Альтицер и др.).

https://yangx.top/repcentre/118

Если подумываете о том, куда пойти учиться — рекомендую обратить внимание.

https://yangx.top/parakharatteintonomisma/650

У Гераклита. "Не мне, но Логосу внимая..." — явно самодостаточная альтернатива Моисею, через которого говорит Закон. Логос как закон мира есть и у стоиков, которые, как известно, отсчитывали своё учение от Гераклита. Так что идея Логоса как божественного закона для эллинов в христианский период была, откровенно говоря, не нова. Не знаю, почему Зелинский не мог бы быть прав.

https://yangx.top/parakharatteintonomisma/651

Действительно, однако такая перспектива, если вдуматься, не даёт оснований ни для "эллинского", ни для "иудейского" происхождения Логоса в христианстве. Если Климент узнал о Логосе от Филона, ссылающегося на стоиков, то от кого он о нём всё-таки узнал? Здесь требуется какой-то дополнительный аргумент.

Варианты с буквальным плагиатом у Моисея, мы, пожалуй, положим на одну полку к заходам вроде "Пифагор перенял учение у каббалистов". Да, один раз доводилось слышать и такое. Это типичный признак всех тех, кто хочет найти какую-то "вечную философию", передающуюся сквозь поколения, века, города и страны.

В самой формулировке "эллины украли у иудеев" содержится тот факт, что иудеи при встрече с эллинами обнаружили там всамделишное учение о Логосе. Это обнаружение, далее, было для них неожиданным: на то ведь это и кража. Следуя такой логике, есть два варианта: либо эллины украли учение сами ("куда мы только смотрели!"), либо Моисей или кто-то в таком духе тайком от еврейского народа эллинам всё рассказал (см. выше).

Существует распространённый стереотип, что эллины были очень любознательны и переимчивы. Например, о каких-то просто фантастических кражах египетской культуры пишет Геродот, который, если не изменяет память, имел египетские корни ;). Много писалось и про перенятие слов, хотя варваризмов в греческом языке довольно мало, и почти все означают уникальные элементы варварского быта. Я не могу судить с высот Зелинского, но обвинять эллинов в плагиате — похоже, культурная особенность варварских народов. Между тем, греческое чудо произошло известно где, и если эллины что-то и перенимали, то всегда развивали это до статуса высокой теории, как в случае — ещё пример — с египетской математикой, сугубо "прикладной", и глубоко философской, научной математикой греков.

Возвращаясь к эллинскому Логосу, налицо то, что ничего эллины у иудеев не крали. В случае первых речь идёт о высшем, разумном, деперсонифицированном начале — в случае последних о тираническом Боге и слабом, ничтожном человеке, который должен волю этого Бога исполнять. К какому пониманию Логоса ближе раннее христианство, на мой взгляд, очевидно.

Читаю "Quest-ce que la philosophy antique?" П. Адо в оригинале. Сперва я думал, что получится volens nolens по методу Дугина (для тех кто не знает про данный мем метод, посмотрите маленькое видео, если вкратце: штудируете учебник грамматики интересующего языка, читаете книгу без перевода от корки до корки, а потом вторую с переводом нескольких слов на странице, после чего с вашей головой случается Чудо), т.е. "прочту и ничего не пойму". Однако, с удивлением обнаружил, что понимаю текст с первого раза при беглом чтении.

С английскими текстами такое бывает на удивление редко, хотя, казалось бы, с этим языком проблем нет. Возможно, дело в комплиментарности темы, однако мне доводилось читать шеститомник У. Гатри в оригинале, которому трудно отказать в хорошем литературном слоге — но такой лёгкости при чтении, увы, не было. Учитывая, что по французскому у меня сейчас от силы плавающий A2 с туманными островами B1 на горизонте, и я занимаюсь им серьёзно лишь пару месяцев, это вдвойне забавно. Кажется, это удивительно лёгкий, красивый и доступный язык.

Для новых подписчиков напомню, что мы ведём читательский клуб. Сейчас мы читаем вот уже четвёртую книгу "Государства", дошли до фрагмента 427e. Присоединиться можно по ссылке. Следующие чтения состоятся сегодня в 18:00. И, кажется, сегодня к нам в очередной раз присоединится Р.В. Светлов, д.ф.н., большой специалист по античности и мой хороший знакомый. Всех ждём!

Из жизни насекомых. Особенно восхитил тезис "Aristotle is an alien". Профессор из Чикаго протирает глаза: в трудах Аристотеля нет "мессаджа", суждения о рабах — его наблюдения, а не манифест. Путём несложной силлогистики выясняется, что alien — это любой, кто не является частью cancel culture (которая, по мнению автора, скорее "messaging culture"). Одновременно, alien это любой, кто просто приводит факты. Следовательно, приверженцы cancel culture фактов не приводят.

https://yangx.top/parakharatteintonomisma/667

I love Aristotle and I hate Modernity

А я напоминаю, что мы будем любить Aristotle и ненавидеть Modernity сегодня, в 18:00. Присоединиться к чтениям "Государства" можно по ссылке.

Знание мешает мышлению. Поэтому Сократ "ничего не знал". На самом деле, конечно, всё он прекрасно знал, владел богатым арсеналом софистических приёмов, увлечённо читал трактаты Парменида, Гераклита и т.д. Понятно, что в сравнении с божественным, человеческое знание это капля в море, меньше, чем ничто. Но всё-таки тезис про "знаю, что ничего не знаю" в рамках этой жизни довольно скандальный. Покойный Крылов однажды сказал мне, что, мол, Платон вполне мог оставить нам отбелённый образ учителя, который на самом деле был тем ещё софистом: просто ему не повезло. Такому взгляду (слегка приземлённому, но остроумному — как всё у Крылова) фактом своего существования не противоречит и сам Платон ("откуда у рядового софиста такой тадантливый ученик?!"). Не просто так ведь он, в конце концов, путешествовал после смерти учителя десять лет, общался с пифагорейцами и в итоге начал писать диалоги, отдавая должное драматургическому периоду жизни до Сократа. Но всё-таки Платон бы не был Платоном, а Сократ — Сократом, не будь первый так глубоко восхищён вторым, и не предоставляй этот второй поводы для восхищения.

Что же такого было уникального в Сократе, в особенности по сравнению с другими софистами? — примат мышления над знанием. Такой сильный и радикальный, что в известный момент дошло до их жёсткого противопоставления. Всё, чем занимается Сократ, это проясняет понятия, и высшее искусство для такого прояснения — диалектика. Она в особенности хорошо представлена в "Пармениде". Характерно, что ни к каким выводам его участники не приходят. "Прежде чем подступать к важным вопросам", главный герой предлагает Сократу понаблюдать, как эти вот понятия между собой соотносятся. Выясняется, что они соотносятся друг с другом и так и сяк, так что твёрдое знание на таком фундаменте невозможно. И всё-таки Парменид позиционирует своё упражнение как подготовку. Такой подготовкой "к важным вещам" (т.е. к сотериологии) философия и является. Она не может и не должна ничего знать и уж тем более не должна приводить ни к каким выводам. Это деятельность по тренировке мышления ради самого мышления. Это совершенно неприкладное занятие, если под "прикладным" понимать применение в каких-либо областях жизни. Философские "положения" — это абсурд, кощунство: важен лишь сам процесс философствования. Но я заговорился.

Однако, такое "знающее незнание" даёт некоторые преимущества. Встреча философа с мудрецом это битва боксера и тхэквондиста из "Бойца Баки": тхэквондист бьёт боксёра по тому, что у него не тренированное — по ногам. Т.е. по понятиям, их аппарату. Сидит какой-нибудь Дробышевский, рассказывает про возникновение "разума у приматов". Причём слово "разум" каждые 5-10 секунд заменяется "интеллектом", "сознанием", "рассудком" и т.д. И валятся его построения с одного чиха, сколько бы фактов он ни привёл.

Впрочем, чем та файтинг-сцена заканчивается, — ну, из "Баки" — напоминать не буду. Но думаю, если вы читали "Апологию", в общих чертах знаете и сами.

Очередные чтения состоятся сегодня, в 18:00. Остановились на 462e. Присоединиться, как всегда, можно по ссылке.

Лениво вернувшись с одной летней школы в Крыму, этом маленьком кусочке Греции (много домашнего вина, моря и сократических диалогов две недели подряд), наблюдаю, как Михаил Каин и Владимир Лорченков обсуждают страсти французской истории, но "подводное течение" их диалога — это, конечно, история русская. По-моему, мисьё Лорченков прав — русские в 20-м и 21-м веке это неудачники, такие же как куакающие урки со своими шампиньонами дё Франс, растущими от плесневелой сырости. Каков был способ французов вызволить себя из такого положения? — создать литературу как инструмент апологетики и ре-интерпретации прошлого. Почивший Крылов как-то раз сказал на одной конференции, что нашей стране необходимы талантливые писатели-футуристы, поскольку в историческом смысле Россия — так уж повелось — это такой барон Мюнхаузен, тянущийся вслед за любым литературным сюжетом. Однако, кто сказал, что это должно относиться только к будущему? Схожим образом, подобно кальмару, можно выталкивать себя вперёд из прошлого.

Вот только есть одна проблема. Она заключается в том, что сегодня очень мало хороших писателей, которым при этом ещё и была бы интересна "национально-освободительная" туфта (уж извините). Да и культурный уровень у русских последнее время как-то слабоват. Предполагается, что "литературный народ" будет производить литераторов как штампованные детали, а в результате единственный феномен, переживший все Просвирнинские Страсти — это n-нное количество чатов с кумекающими бумерами (лично я знаю около пяти). И всё бы хорошо, только толку от этих чатов никакого. Ни результатов, ни перспектив, ни хотя бы интересных персоналий. Ноль.

Я задумался — с чем это может быть связано? Думаю, прежде всего со средневековой идентичностью самих русских — не по содержанию, а по форме. Так сложилось, что для создания belles-lettres требуется быть западным человеком, который сегодня меньше всего похож на озабоченного самооправданием маргинала. Вот и получается — здесь я говорю именно о культуре, политика мне интересна постольку-поскольку, когда она не мешает весёлой интеллигентской жизни — что для хорошей писательской традиции, в рамках которой можно писать не только "просто так", а ещё и в свете определённого запроса (вообще-то это высший пилотаж), надо отбросить "русские идеи", "третьи Римы", "танцы на чьих-то-там-с-обилием-мата могилах" и прочие галюциногенные концепции, которые мешают посмотреть правде в глаза и оценить положение русских в свете стратегической экспансии Евросоюза.

Для этого надо знать иностранные языки, читать на них книги, следить за новостями и, постоянно задавая контрольный вопрос "не фантазирую ли я?", постепенно выяснять, в чём наше с европейцами сходство и различие. Тогда начнёт проясняться в голове и, глядишь, кто-то сформулирует нормальную идентичность, без того, чтобы почерпывать её из шизофренической, полуобрывочной смеси имперских лозунгов вековой давности. А там и до хорошей литературы недалеко.

Зачем нужна идентичность? Этот вопрос не из праздных, потому что, как мне кажется, наше время характеризуется индивидуализмом, при котором формирование идентичности целиком ложится на плечи человека и становится, увы, личным делом. Сегодня уже почти не существует коллегий или цехов, где освоение профессии напрямую зависит от усвоения идентичности. В общем виде, идентичность — это соотнесение себя со значимым индивидом или группой. Оно нужно для стабильности психики субъекта, и, как следствие, для стабильности его желаний и интересов. По тем же принципам идентичность играет и защитную роль, не давая субъекту как некой структуре размыться под натиском влияющих на него событий внешнего мира.

Однако, идентичность не появляется сама по себе: её возникновение требует личных усилий. Тот факт, что в ходе пребывания в конкретной среде человек усваивает её ценности и повадки, ещё не свидетельствует о появлении идентичности. Более того, чем "неосознанней" перенимаются повадки и ценности, тем быстрее исчезают, стоит ему переместиться в иную среду. Человек без идентичности напоминает плывущий лист, который прибивает то к одному берегу реки, то к другому. У отсутствия идентичности есть свои плюсы (гибкость, мобильность, лёгкость — качества, весьма полезные для жизни в городе, более того, эти качества активно насаждают административные элиты), однако в двух вещах — на мой взгляд, самых главных — идентичность строго необходима: это власть и творчество.

В обоих случаях идентичность выступает точкой фокусировки воли. Простой пример: вы хотите стать политиком-самовыдвиженцем в России. Разумеется, вам постоянно чинят препоны: срывают сбор подписей, угрожают расправой, подают в суд по надуманным причинам и т.д. Там, где человек без идентичности давно сто раз передумает под натиском обстоятельств, обладающий ею стойко продолжит. Аналогично в творчестве (знаю это по своему скромному опыту): любые "масштабные" вещи вроде написания книги, создания арт-проекта, написания альбома и т.д. требуют наличия чёткой концепции перед глазами, сообразно с которой что-то создаётся. Для того, чтобы такую чёткую концепцию создать, требуется чёткая же идентичность, иначе концепция начнёт плавать: любые дополнения покажутся спонтанными и хаотичными. Конечно, есть случаи, когда великие произведения пишутся на вдохновении, но это нельзя сделать технологией, а я говорю всё-таки о технологичных вещах. В общем, если вы не экзальтированный поэт и не сакральная фигура власти, без идентичности вы безвластны и бесплодны.

И самое главное. Для идентичности необходимо мышление: оно генерирует идеи и логические связи между ними, оба эти элемента нужны для перенятия значимых качеств, положительного или отрицательного ("я НЕ как имярек"). Мышление — не путать с ну ооочень интересным потоком сознания, который протекает в каждом из нас — активируется у человека только в ходе особой продолжительной и живой коммуникации (сократического диалога, приёма у психоаналитика и т.д.). С ней чаще всего в современном атомизированном обществе бывают проблемы, я их не буду здесь описывать, скажу лишь, что основная причина — современный человек выходит из коммуникации, как только чувствует дискомфорт, а мышление чаще всего его приносит, особенно поначалу. Поэтому коммуникация и должна быть живой — сетевой формат всегда оставляет соблазнительную возможность ускользать от эмоционально неприятной коммуникации в целом или в её части. В идеале в современных условиях необходим куратор, учитель, мастер — человек, который активирует мышление и одновременно представляет собой пример идентичности, от которой можно отстраивать свою собственную: совершая её репликацию или, наоборот, отталкиваясь как от нежелательной.

Репортаж Лихих Людей с открытия книжной лавки «Листва» в Москве

В начале августа Лихие Люди побывали на открытии московской книжной лавки «Листва» от издательства «Чёрная Сотня». Если вы вдруг успели забыть об этом светлом дне, прожили его не так глубоко, как хотелось, или просто не сумели попасть на открытие — смотрите наш репортаж: с нами говорили юные и умудрённые годами, бывшие и внештатные авторы Russia Today и «МБХ медиа», главный русский политик и главный москвовед.

Праздник, книги и развенчание мифов — наш подарок на первое сентября (не забывайте поднять палец вверх, подписаться и нажать на колокол!): https://youtu.be/2CGlVdC8bIo

В языковом обучении существует такой показатель как fluency, т.е. "беглость речи". Я никогда не понимал, зачем и для чего он нужен. Предполагается, что ученик должен бегло разговаривать вне зависимости от того а) как он говорит на родном языке, и б) есть ли ему вообще что сказать. Искусство риторики базируется на вложенных в речь идеях, поэтому невозможно говорить красиво, но бессодержательно. Если беглость и мелодичность речи подпадает под определение красоты, в данном случае невозможны и они.

Эффект эстетического наслаждения, отделяющий поток топорных слов от изысканного разговора, возникает не столько от красоты самих слов, сколько от точного выражения идей. Зачастую с этим есть проблемы и на родном языке. Как в этом случае можно требовать беглости на языке иностранном?

Поэтому следить за беглостью речи от учеников я требую или очень редко или не требую вообще, а в некоторых случаях даже прошу замедляться и говорить более вдумчиво. Представление о том, что быстрая речь быстрее донесёт смысл или сделает это более убедительно, является абсолютно фейковым. Навык же медленной речи имеет обоюдный эффект: говоря вдумчивей на родном языке, становится проще говорить на иностранном; говоря вдумчивей на иностранном языке, нами развивается общая способность оформлять мысли вне зависимости от используемого языка.

Некто l'idiot en ligne комментирует Фунта и предлагает "не входить в тонкости". Я так понимаю, по жизни. В тексте фигурирует вот такая, с позволения сказать, интерпретация: "вся эта ЛГБТ-движуха просто... оружие". Ключевым словом здесь, конечно, является "просто". У таких людей вообще всё всегда просто. Увы, как сказал классик, в голове у русского человека знание часто сопряжено с манипуляциями, тайной властью над другим, магическим движением рук, с заклинаниями... Короче, с чем угодно, только не с интересом и радостью от новых открытий, не с телесным прямо-таки наслаждением от умственной работы (это хороший анти-депрессант, вы знали?)... Русский интернет-строитель РНГ это такой закованный в латы из представлений девятнадцатого века боец невидимого фронта, днями и ночами решающий важные вопросы, хотя он сам не знает, какие именно. Да, девятнадцатого — потому что в веке 20-м комплиментарный нашему экспонату из кунсткамеры период русской истории и культуры кончился. И всё бы хорошо, да только в руках сего субъекта Набоков, Пушкин, Достоевский теряют шарм, моментально превращаются в аналог старых Кубинских мерседесов — вызывающих жалость следов былой роскоши. Одна радость — самим классикам от этого ни жарко ни холодно.

Видимо, водораздел между западниками и славянофилами никуда не делся. Здесь есть над чем подумать. Итак: подражать Западу или искать свой, аутентичный путь? На первый взгляд, ответ очевиден чисто эмпирически: в массе своей, умные люди западники, туповатые — славянофилы. Поэтому, рассматривая усреднённый случай, если тянет на "подумать", лучше выбирать для себя западничество. Так сложилось. Однако, в одном отношении это не так, причём не так радикально. Если брать западника и славянофила в их развитии, по сравнению с индивидуалистом-западником славянофил окажется сверх-индивидуалистом, на тернистом пути которого была реализована не только западническая задача освоения и внимательного анализа европейской культуры, но и сверхзадача — выстраивание уникальной идентичности в результате её планомерного от-страивания от Запада. Это путь избранных, и он требует фантастического уровня интеллекта, воли и эрудиции. В России нарушить западническую канву развития, такую удобную для брата-интеллигента и такую благодарную — для этого требуется слишком хорошо знать её развилки и её потайные ходы.

Так что сей сомнительный типаж, описанный в начале, совершает фатальную ошибку, сущностно отказываясь от чисто западнической задачи получения актуальных гуманитарных знаний. Я говорю "сущностно", имея в виду отказ от их получения как чего-то самоценного. Это и есть "вхождение в тонкости", о котором говорит мн.ув. Фунт. Все выдающиеся славянофилы с этим делом были знакомы не понаслышке.

Мораль: у того, кто в старости не был славянофилом, нет сердца; у того, кто в молодости не был западником, нет мозгов. Также не забывайте чистить зубы.

В ходе обсуждения, если оно идёт по правилам логики, необходимо приводить основания для любого высказывания: тезис нуждается в своём аргументе. Однако и аргумент в свою очередь является формой тезиса, в отношении которого также можно потребовать обоснования. Даже те аргументы, которые упираются в специфику используемой логической системы, базируются на её основных положениях (например, "огонь не является холодным, поскольку ему присуще свойство тепла, несовместимое со свойством холода" в рамках Аристотелевской логики, где действует закон исключённого третьего) могут быть поставлены под вопрос, стоит нам усомниться в самой логической системе. В этом смысле логика является не твердой сушей, а скорее плавающим островом: на нём можно освоиться и даже что-то построить, но он дрейфует, так что однажды на горизонте может появиться другой такой остров. Мы наблюдаем это на примере появления других логических систем. Сюда относятся и системы философские.

Что это за воды, в которых плавают такие логики-острова, является открытым, однако для повседневных форм коммуникации ответом является право на убеждения. До определенного предела позицию человека деконструируют, подвергают критике и требуют обоснований, но затем останавливаются, не посягая на его свободу — в том числе свободу иметь убеждения.

И всё же на эту свободу последнее время совершают посягательства современные философы (Деннет, Чёрчланды, Брассье и др.) — системы убеждений критикуются как личные, неверифицируемые представления человека о самом себе, которые ещё именуют "фолк-психологией". Но, будучи поставленным, вопрос о правомерности убеждений идёт до конца, затрагивая и философские системы того или иного философа. В этом свете единое тело философии предстаёт как целый набор странных конструкций: подобно тому, как в рамках фолк-психологии существуют противоречащие друг другу утверждения ("бережного бог бережёт", но "кто не рискует, тот не пьёт шампанского" и т.д.), существуют противоречащие друг другу философские сисемы (например, классические идеализм и материализм), так что впору говорить о "фолк-философии". Право на убеждения, которое и определяет траекторию движения мысли философа, будучи отринуто, непременно разрушает всё богатство человеческой философии, уступая место её нечеловеческим формам.