Знаешь, как это было?
Не спорь, слушай! Ты музыкант, значит, должен уметь слушать. И ты беглец, значит, должен понять.
Мы тоже бежали, я и мои родители. Из города в город, из приюта в приют – всегда, сколько себя помню. В этом ничего странного, ведь я – причина этого бегства. Даже если казалось, что всё хорошо, что мы наконец-то можем остаться, что можно хоть к чему-то привыкнуть – к лицам вокруг, к новой комнате, вкусу яблок и вишен – всегда наступал момент… как зима. Всё холодело, люди смотрели иначе, желали доброго утра с запинкой, мир как будто смещался. Тогда папа говорил: пора собираться. И мы собирались – очень быстро, у нас не было много вещей, в бегстве это ведь глупо, ты, наверное, понимаешь.
Не знаю, возможно, когда я была маленькой, у людей, с которыми мы пытались ужиться, находились причины бояться. Может, я и правда… ловила кого-то, вселялась… делала что-то плохое… я этого не помню. Помню только очень яркие сны. Другие миры, эпохи, которые давно во времени потерялись. Тогда я ещё не понимала, что мы бежим, и что бежим мы из-за меня – не понимала благодаря этим снам тоже.
А когда мы оказались здесь, представь, представь, это было как сон наяву! Летающие машины, линии силы, которые можно увидеть, коснуться, создать чертёж прямо в воздухе – папа рисовал их один за другим, говорил, здесь будет красивее, чем в любом из городов, что мы видели, в любом из построенных на планете. Да! Мы знали, что это планета, и Таэльса, Атендра – тоже, и дальше – много других планет. Мир моих снов стал реальнее того мира, что нас прогнал.
А главное – люди вокруг не менялись. Не верили, что я несу в себе проклятье, что из-за меня течение их жизней может обернуться вспять, или потемнеть, или что там ещё происходит в суевериях… Так было на стальных островах, и так было здесь.
А теперь?
Что здесь теперь?

Музыка поднимается вверх, поднимается к первым звёздам, прозрачная, бездумная волна весеннего счастья вдруг приносит тоску - пронзительную, бесконечную, полную надежды голодной и неутолимой, рвёт последнее тепло из сердца, вьётся бесконечной дорогой, теряется в морских волнах, струится по дну, неразрушимая самыми страшными бурями. Музыка подхватывает меня, разрушает уютный дом и его тепло, всё погружает во мрак, только глаза Эллы сияют от ужаса и расцветающей любви. Я покалечу её своей музыкой, этот след не стереть ничем, но меня просили о музыке, И я пою, или поёт лютня в моих руках - но в самом конце, за гранью песни, мы видим светлое небо мы шепчем в последних нотах: «Она вернётся».