Или в этой музыке, где-то на самом дне в той глубине, какой свет никогда не коснётся, он останется навсегда?

Увела его далеко, вверх и вверх по теченью реки. Не различить ни дыма костров, ни магических нитей, что реяли над шатрами. Лишь высокие травы, пенье воды и небо.
И близкий пульс подземного солнца.
Словно мир необитаем.
В голосе степи не осталось слов, лишь спокойный, ясный поток – жизни, ветра, простора и высоты. Голос подземного солнца искрил в этом потоке, как солнце небесное искрит по воде.
(c)

"Она была бледна, неподвижна и прекрасна. Как статуя Матери в главном храме Эвейса. Ей хотелось служить. Перед ней хотелось упасть на колени".

"Тучи на небе налились пролитой кровью невинных и беззащитных созданий. Это кровавое полотно было соткано из останков тех, кто желал возмездия. Небо рубинового цвета стало сиять, как редкое и дорогое украшение на пальце обольстительной женщины. Небеса застонали и содрогнулись над пламенем, а их слёзы соскользнули с туч и частой дробью забарабанили по земле. Этот рокот извещал о приближающейся буре, о неистовой ярости природы, которая вышла вершить правосудие. А вороны станут палачами для тех, кто обидел их хозяина".

Иду за светом, за мерцанием звука, рассеянным в воздухе. Выхожу ко второму источнику – он звучит в полный голос, поет свободно и смело. Сияет, несокрушимый, ничто не заставит его потускнеть. Ни предательство, ни пустота, ни смерть. Ни годы, что мир лежал под властью врагов, ни неясное будущее.
Свет скользит по ладони, пронзительный, звездный, звучит победой, отражается в сердце. Понимает меня.
Шепотом обещаю: для тебя я стану таким же.

Он ненавидит меня за то, что я не стал петь для них. Ненавидит за то, что во мне — вся их надежда на пробуждение хоть чего-то живого в этих городах-трупах. Ненавидит за то, что я из народа, что отнял эту надежду, уничтожил ещё до его рождения. Ненависть, ненависть, только ненависть горит там, где ничто больше не может гореть.