#вдень
мецената — их #неочевидныемузеи:
▪️Музей русской иконы Михаила Абрамова — единственная в России частная коллекция византийского и древнерусского искусства, ставшая музеем международного уровня.
▪️Театральный музей имени Алексея Бахрушина — из особняка с редкостями разросся до заметной институции с 9 филиалами, в том числе в Зарайске, на родине купцов.
▪️Ивановский музей Дмитрия Бурылина — пять музеев в одном: первого Совета, семьи купцов Бубновых, писателя Фурманова, промышленности и искусства + ключевой — ивановского ситца.
▪️Музей Павла и Сергея Третьяковых — родовое гнездо коллекционеров, где они провели детство. Отреставрирован и музеефицирован Третьяковкой.
▪️Музей «Собрание» Давида Якобашвили — шкатулка с крупнейшей коллекцией самоиграющих музыкальных инструментов и редкостей
мецената — их #неочевидныемузеи:
▪️Музей русской иконы Михаила Абрамова — единственная в России частная коллекция византийского и древнерусского искусства, ставшая музеем международного уровня.
▪️Театральный музей имени Алексея Бахрушина — из особняка с редкостями разросся до заметной институции с 9 филиалами, в том числе в Зарайске, на родине купцов.
▪️Ивановский музей Дмитрия Бурылина — пять музеев в одном: первого Совета, семьи купцов Бубновых, писателя Фурманова, промышленности и искусства + ключевой — ивановского ситца.
▪️Музей Павла и Сергея Третьяковых — родовое гнездо коллекционеров, где они провели детство. Отреставрирован и музеефицирован Третьяковкой.
▪️Музей «Собрание» Давида Якобашвили — шкатулка с крупнейшей коллекцией самоиграющих музыкальных инструментов и редкостей
#непроходитемимо
Пока Антон Белов и Марина Лошак обсуждают «высокое» в «Угольке», Артём Бондаревский и Елизавета Лихачёва обсуждают будущие общие международные проекты в «ГЭС-2». А как же «Музейная четверка»? Или теперь «двойки»?
Пока Антон Белов и Марина Лошак обсуждают «высокое» в «Угольке», Артём Бондаревский и Елизавета Лихачёва обсуждают будущие общие международные проекты в «ГЭС-2». А как же «Музейная четверка»? Или теперь «двойки»?
#пожитьэстетски
Все-таки быть «дому на ножках» от звездного архбюро Herzog & de Meuron. Его не только вовсю строят на территории Бадаевского пивоваренного завода, но уже и квартиры продают за ₽1,5 ярда.
Близкий к стройкомплексу Москвы источник рассказывает мне, что архитекторы сделали проект, а на его рабочую документацию взяли российского адаптанта. И так часто бывает, когда дело касается нашей бюрократии. Не исключено, что швейцарцы консультируют застройщика, но не афишируя этого, чтобы не прилетели разного рода санкции. Так делают многие иностранные бюро, которые якобы вышли из российских проектов после 24 февраля. Медийно-то многие ушли, а по факту — нет, потому что штрафы убийственные
Все-таки быть «дому на ножках» от звездного архбюро Herzog & de Meuron. Его не только вовсю строят на территории Бадаевского пивоваренного завода, но уже и квартиры продают за ₽1,5 ярда.
Близкий к стройкомплексу Москвы источник рассказывает мне, что архитекторы сделали проект, а на его рабочую документацию взяли российского адаптанта. И так часто бывает, когда дело касается нашей бюрократии. Не исключено, что швейцарцы консультируют застройщика, но не афишируя этого, чтобы не прилетели разного рода санкции. Так делают многие иностранные бюро, которые якобы вышли из российских проектов после 24 февраля. Медийно-то многие ушли, а по факту — нет, потому что штрафы убийственные
#музейныепрофи
Для второго поста этой рубрики пришлось изучить деятельность нескольких сотен коллег, потратить четыре месяца и пролететь пол-России. В итоге тот самый герой нашелся на Камчатке. Приехал туда во время отпуска, чтобы открыть выставку своего музея и провести экскурсии для местных жителей, как видите по фото, самых разных возрастов. Слушали они его с открытыми ртами, я свидетель. При том что он — не экскурсовод, хотя в душе, наверное, он самый (или все-таки куратор?). Короче, это Виктор Шалай, директор Музея истории Дальнего Востока им. Арсеньева.
Если вы о нем не слышали, то не были во Владивостоке и Приморье, где музей перепахал культурное поле региона. Из малоизвестного даже на местах краеведческого перемасштабирован в крупный музей-заповедник, единственный за каменным поясом. Вместе с Владивостокской крепостью и филиалами занимает более сотни объектов, то есть по кв м сравним (тут, конечно, много но) разве что с Эрмитажем. Да простит меня Михаил Борисович, который должен был стать первым героем рубрики. Но с ним будет кое-что другое, а здесь подсвечиваю знатоков своего дела, далеко не всем очевидных.
Шалай — как раз такой. А какой именно он директор? Несмотря на молодость, масштаб замыслов, смелость задумок — результативен. Все-таки управлять грандиозной институцией осмысленно, изящно и с восхищением сотрудников, посетителей и коллег — о многом говорит. Не буду голословной: гляньте их сайт, соцсети, выставки, мерч — и все становится понятно.
Не удивлюсь, если рано или поздно этого ценного кадра повысят до важного уже столичного музея. Не списываем со счетов его харизму, риторический талант и внешние данные, которые в том числе Tatler отмечал. Недолго же пустовало место самого привлекательного музейщика после увольнения Дмитрия Озеркова из Эрмитажа
Для второго поста этой рубрики пришлось изучить деятельность нескольких сотен коллег, потратить четыре месяца и пролететь пол-России. В итоге тот самый герой нашелся на Камчатке. Приехал туда во время отпуска, чтобы открыть выставку своего музея и провести экскурсии для местных жителей, как видите по фото, самых разных возрастов. Слушали они его с открытыми ртами, я свидетель. При том что он — не экскурсовод, хотя в душе, наверное, он самый (или все-таки куратор?). Короче, это Виктор Шалай, директор Музея истории Дальнего Востока им. Арсеньева.
Если вы о нем не слышали, то не были во Владивостоке и Приморье, где музей перепахал культурное поле региона. Из малоизвестного даже на местах краеведческого перемасштабирован в крупный музей-заповедник, единственный за каменным поясом. Вместе с Владивостокской крепостью и филиалами занимает более сотни объектов, то есть по кв м сравним (тут, конечно, много но) разве что с Эрмитажем. Да простит меня Михаил Борисович, который должен был стать первым героем рубрики. Но с ним будет кое-что другое, а здесь подсвечиваю знатоков своего дела, далеко не всем очевидных.
Шалай — как раз такой. А какой именно он директор? Несмотря на молодость, масштаб замыслов, смелость задумок — результативен. Все-таки управлять грандиозной институцией осмысленно, изящно и с восхищением сотрудников, посетителей и коллег — о многом говорит. Не буду голословной: гляньте их сайт, соцсети, выставки, мерч — и все становится понятно.
Не удивлюсь, если рано или поздно этого ценного кадра повысят до важного уже столичного музея. Не списываем со счетов его харизму, риторический талант и внешние данные, которые в том числе Tatler отмечал. Недолго же пустовало место самого привлекательного музейщика после увольнения Дмитрия Озеркова из Эрмитажа
#музейныепрофи
Итак, слово Виктору Шалаю:
«Моя коллега здесь, на Камчатке, пока я водил экскурсии по нашей выставке «Судьба командора», помогала местным музеям с Пушкинской картой, общалась со школами, учителями, детьми. Мы шли вечером уставшие, и я спросил: «Саш, а зачем мы это делаем?». Она сказала: «Понятия не имею, но есть ощущение, что, если мы остановимся, жизнь закончится». Это сказка, которую мы сами себе придумали. От нее никому не плохо, наоборот, — хорошо. Мы этому свидетели: видим, как тысячи людей магнитятся вокруг музея и меняется городская среда, где можем на это повлиять. Это ли не счастье?»
«Директор — человек, принятый Музеем, в метафизическом смысле этого слова. Куда он поведет — момент тонких договорённостей между ним и явлением под названием Музей. Греют примеры музеев-усадеб, которыми часто руководят люди, имеющие родовую причастность к месту. Например, Поленовы или Толстые. И те, кто продолжает дело великих директоров, спасших музеи в сложные времена: Антонова, Гейченко, Зеленова, Левин…. Это то, чему невозможно выучиться. Ради этого можно только родиться».
«Я «дальневосточноцентричный» человек, но понимаю проблему с москвацентричностью. Не нужно спорить, где центр. Зачем? Вы живете там, мы здесь, но было бы неплохо разговаривать. У нас общая страна, которую все мы плохо знаем и не умеем понимать. И нам, и вам говорить стоит без колониального подтекста. Никто на ручки не просится. Хотите — знайте про нас, не хотите — не знайте. А любовь, любовь — дело добровольное».
«Мечтаем, что у музея Дальнего Востока появится филиал в Москве — место постоянной трансляции образа региона и инструмент очарования. Ведь музейный опыт – очень-очень сильное переживание, способное в самую лучшую сторону изменить жизнь человека».
Образование: истфак Дальневосточного госуниверситета
Количество сотрудников и филиалов: 300 и 10
Избранные проекты: «Элеонора Прей. Письма из Владивостока», «Тихоокеанское время», «Владивосток. Время крепости»
Музейный стаж: 20 лет — путь от дворника музея до его директора
Итак, слово Виктору Шалаю:
«Моя коллега здесь, на Камчатке, пока я водил экскурсии по нашей выставке «Судьба командора», помогала местным музеям с Пушкинской картой, общалась со школами, учителями, детьми. Мы шли вечером уставшие, и я спросил: «Саш, а зачем мы это делаем?». Она сказала: «Понятия не имею, но есть ощущение, что, если мы остановимся, жизнь закончится». Это сказка, которую мы сами себе придумали. От нее никому не плохо, наоборот, — хорошо. Мы этому свидетели: видим, как тысячи людей магнитятся вокруг музея и меняется городская среда, где можем на это повлиять. Это ли не счастье?»
«Директор — человек, принятый Музеем, в метафизическом смысле этого слова. Куда он поведет — момент тонких договорённостей между ним и явлением под названием Музей. Греют примеры музеев-усадеб, которыми часто руководят люди, имеющие родовую причастность к месту. Например, Поленовы или Толстые. И те, кто продолжает дело великих директоров, спасших музеи в сложные времена: Антонова, Гейченко, Зеленова, Левин…. Это то, чему невозможно выучиться. Ради этого можно только родиться».
«Я «дальневосточноцентричный» человек, но понимаю проблему с москвацентричностью. Не нужно спорить, где центр. Зачем? Вы живете там, мы здесь, но было бы неплохо разговаривать. У нас общая страна, которую все мы плохо знаем и не умеем понимать. И нам, и вам говорить стоит без колониального подтекста. Никто на ручки не просится. Хотите — знайте про нас, не хотите — не знайте. А любовь, любовь — дело добровольное».
«Мечтаем, что у музея Дальнего Востока появится филиал в Москве — место постоянной трансляции образа региона и инструмент очарования. Ведь музейный опыт – очень-очень сильное переживание, способное в самую лучшую сторону изменить жизнь человека».
Образование: истфак Дальневосточного госуниверситета
Количество сотрудников и филиалов: 300 и 10
Избранные проекты: «Элеонора Прей. Письма из Владивостока», «Тихоокеанское время», «Владивосток. Время крепости»
Музейный стаж: 20 лет — путь от дворника музея до его директора
#неочевидныемузеи
После двухлетней реставрации открылся дом-музей Чехова на Садовой-Кудринской. Здесь он жил до отъезда на Сахалин и написал пьесу «Иванов», повесть «Скучная история» и много что еще. Неплохо Гослитмузей привел его в чувства. А то стоял бедолага с 2018 закрытый, уже многие не надеялись на запуск.
Фотографии Анастаса Перушкина
После двухлетней реставрации открылся дом-музей Чехова на Садовой-Кудринской. Здесь он жил до отъезда на Сахалин и написал пьесу «Иванов», повесть «Скучная история» и много что еще. Неплохо Гослитмузей привел его в чувства. А то стоял бедолага с 2018 закрытый, уже многие не надеялись на запуск.
Фотографии Анастаса Перушкина