Svetlana Zagorskaya
14 ч. ·
Запускаем акцию «Импрессионисты вместо жары»!
Мы придумали идеальное решение, чтобы спастись от московской жары. Предлагаем вам посетить постоянную экспозицию Галереи искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков (Волхонка, 14) бесплатно каждый день в самое жаркое время дня с 12:00 до 16:00.
В прохладных залах постоянной экспозиции Галереи вы увидите картины Клода Моне, Пьера Огюста Ренуара, Эдгара Дега и другие произведения из коллекций московских собирателей Сергея Щукина и Ивана Морозова.
Бесплатные билеты можно оформить только на сайте Пушкинского музея. Они доступны для оформления на текущий день с 10:00. Оформление на будущие даты не предусмотрено.
Для примера: бесплатные билеты на 11 июля появятся на сайте 11 июля в 10:00. Вы сможете воспользоваться ими 11 июля с 12:00 до 16:00.
Обращаем ваше внимание: количество бесплатных билетов в рамках акции ограничено.
Акция действует с 11 по 21 июля.

Горит Руанский собор — самый знаменитый памятник в столице Нормандии, причисленный к национальному наследию Франции.
Собор — это место казни Жанны д'Арк, которая вела французскую армию в войне против англичан в 15 веке, была взята в плен и судима в Руане, где ее и казнили.
Самая древняя часть готического собора — башня Сен-Ромен, построенная в 1145 году, — полностью выгорела в июне 1944 года после бомбардировок, от постройки остались лишь голые стены. Также во время бомбардировок были сильно повреждены неф и капеллы — в собор попало семь бомб, шесть из них взорвались.
А в апреле 2019 года произошел пожар в соборе Парижской Богоматери. Его удалось потушить только к утру 16 апреля. Тушение заняло 14 часов, в результате пожара был разрушен шпиль собора, две трети крыши и часть внутренних помещений.
Парижская Богоматерь и Орлеанская Дева...
Что они хотят сказать французам?

Размышления.

Когда я читала в первый раз «Сто лет одиночества» Маркеса, меня всё время не покидала смутная тревога: словно я это уже читала раньше.
Я была молода, впечатлительна, обладала ничем не сдерживаемым воображением, и эта смутная тревога меня очень беспокоила.
Я читала про старшего Хосе Аркадио, привязанного к дереву за свои бредни, и думала, что я – точно такая же, только хитрее, и потому никому про свои бредни рассказывать не стану, чтобы и меня не объявили сумасшедшей и не привязали куда-нибудь.
Со временем эта смутная тревога забылась, роман был прочитан, перечитан, выучен наизусть, но с ощущением, будто я его читала раньше, я сумела совладать и меня оно больше не то, чтобы не посещало, а просто перестало тревожить.
Потом я про неё и вовсе забыла, а потом и про «Сто лет одиночества» перестала думать.
Меня снова кольнула эта тревога, когда я смотрела спектакль Гриши Козлова «Тихий Дон». Словно я где-то это видела раньше, хотя я была уже весьма взрослая, и твёрдо знала, что вижу спектакль впервые.
И вот сейчас, по своей надобности переводя через гугл-переводчик текст с латыни, вдруг словно бы увидела перед собой – вполне отчетливо – фразу: «Так жители Макондо впервые узнали, что абракадабра, которую нёс сумасшедший Хосе Аркадио Буэндиа – была латынью».
Я настолько явственно увидела перед глазами эту фразу, что немедленно полезла в текст Маркеса, и в самом деле нашла эту фразу.
И тут у меня сложились вместе все мои – давно забытые – тревоги и беспокойства.
Я поняла, где я «раньше читала» Роман Маркеса, и где я «раньше видела» спектакль Козлова.
Я понимаю, что это всё выглядит бредом, и что сейчас с новой силой разгорятся периодически возникающие слухи о том, что «Павлова совсем съехала с катушек» (да-да, поговаривают добрые люди, а другие добрые люди мне про эти разговоры исправно доносят), но не могу не зафиксировать этот поразительный феномен.
У меня вдруг совершенно отчетливо сложилось в голове «два и два»: я прежде читала «Тихий Дон», и с каждой прочитанной страницей у меня росло ощущение, что вот я читаю сейчас про невозможную, всеобъемлющую радость жизни, несмотря на все имеющиеся беды и проблемы, но что с каждой новой страницей эта радость жизни по капле иссякает, исчезает, умирает, и через какое-то время исчезнет, погибнет совсем.
Спустя сколько-то лет, читая «Сто лет одиночества», я поймала себя точно на той же мысли: начало – всё про радость жизни, которая по капле иссякает, исчезает, умирает, и через какое-то время исчезнет, погибнет совсем.
Сопоставить эти две вещи у меня тогда ума не хватило, несмотря на прямую подсказку Маркеса о том, «что в Макондо еще никого не хоронили», но ощущение, что «я раньше это уже читала» – меня тогда не покидало и беспокоило.
Потом, уже прочно забыв про Макондо, я смотрела спектакль Козлова – длинный, почти десятичасовой, и у меня вновь возникло это ощущение: «радость жизни, которая по капле иссякает, исчезает, умирает, и через какое-то время исчезнет, погибнет совсем».
И только сейчас, вспомнив – десятилетия спустя – фразу про то, что «абракадабра, которую нёс сумасшедший Хосе Аркадио Буэндиа – была латынью», я внезапно сложила в голове те самые «два и два»: оказывается, меня всегда преследовал сюжет про то, что «радость жизни не длится вечно», что она каждый день по капле убывает, и однажды исчезнет без следа.
И что одни, счастливцы, не доживают до дня, когда она исчезает, а другие – несчастные – доживают.
Потому что застать при жизни день, когда радость жизни исчезла без следа – это и есть худшее из всех несчастий.
Про это написал Шолохов (и поставил спектакль Козлов), про это написал Маркес.
А мне понадобилась целая жизнь, чтобы это однажды понять.

ИРАКЛИЙ.

Сегодня юбилей человека-оркестра.
Человека, который сам себе событие, и чудо, и сказочник, и мемуарист...
Я не знаю никого, кто бы не любил Ираклия Квирикадзе.
То есть, я знаю кучу народу, которая о нём вообще представления не имеет, – это пожалуйста. Далеко не все мои знакомые имеют отношение к кино, и далеко не все смотрели его фильмы, читали его книги и сценарии, слушали его изумительные рассказы.
Но те, кому приходилось с ним соприкасаться – так или иначе – не могут его не любить.
Я вот, например, не могу незнакомцу объяснить, «что такое Ираклий Квирикадзе».
Режиссёр?
Да, он снял несколько очень хороших фильмов, которые в своё время произвели фурор в кинематографической среде, но это было довольно давно, да и тогда нельзя было сказать, что, мол имя его повсюду гремело и всяк его знал.
Он написал несметное количество отличных сценариев, по которым были поставлены хорошие фильмы.
Но и этим невозможно исчерпать понятие «Ираклий Квирикадзе».
Мало кто знает, что Ираклий – лучший в мире «кинодоктор». Рука его касалась множества фильмов, которые ему на монтажный стол приносили в виде бесформенной груды отснятого материала, пусть даже талантливого, но совершенно «неформатируемого», а из его «лаборатории алхимика» выходил абсолютно готовый, внутренне осмысленный и гармоничный кинофильм.
Я не буду тут называть громких имен, вспомню лишь того, кто не скрывал вмешательства Ираклия: Валеру Огородникова и его ленту «Бумажные глаза Пришвина».
Валера и сам говорил: «Всё расползалось и никак не складывалось, а Ираклий смог придать фильму форму».
Я только одного такого человека знала, кроме Ираклия – это был Семен Аранович, вот, он так же умел врасти в чужой материал, найти в нём главную ноту и потом уже создать «оркестровку».
Сейчас таких, кроме Ираклия, больше нет.
Но и это, конечно же, не весь Ираклий.
Я тут недавно писала про радость жизни, и про то, что нет худшего несчастья для человека, чем полная утрата этой радости.
Так вот: Квирикадзе – это и есть воплощенная радость жизни. Ежеминутная.
Не в смысле, что у него не бывает проблем и неприятностей, а в смысле, что это человек и художник, всегда, каждый день и час живущий во всей полноте бытия, умеющий извлекать из процесса бытия максимум удовольствия – и не только для себя, а и для других.
Он всегда говорит о себе, что он – лентяй и бездельник, но у этого «лентяя» горы написанного.
Опубликованного, конечно, много, но неопубликованного – просто Эверест. Это кладезь прекрасных (всегда – прекрасных!) воспоминаний, феерический фантазий: мир его воображения вообще не имеет границ, а то, что его сценарии о Пушкине и о Грибоедове так и не были поставлены, я считаю, обеднило нашу жизнь и нашу культуру бесконечно.
Он мудрец и философ, он истинный поэт, он всегда элегантен – во что его ни одень, и за что бы он ни брался – всегда вызывает только восхищение и немножко зависть.
Он – человек мира, я не знаю более грузинского грузина, чем он, я мало знаю настолько русских, насколько русский он, я легко его могу представить своим повсюду – в Америке, Франции, Италии – да хоть бы и в Африке.
Он и там сразу найдёт со всеми общий язык.
Он может говорить о вине и о женщинах, про кино и про еду – и у него всегда получается так, что влюбляешься мигом и в эту женщину, и в эту еду, и в это вино, и в это кино…
Дружбой с ним гордились многие великие люди, но точно так же дружбой с ним могут гордиться и совсем простые, безвестные люди.
Удивительно: стоит кому-то полчаса с ним пообщаться – и его сразу начинают воспринимать как близкого друга. А он и не сопротивляется: друг – значит, друг.
Он очень красив.
И годы над ним совершенно не властны. Ну, то есть, властны, конечно, и, наверное, создают ему проблемы, но когда видишь его где бы то ни было – это всегда человек-праздник, что бы он ни делал...
Ну, в общем, я тут могу еще километра два написать про Ираклия, которого знаю давно, и сколько знаю – столько и люблю.
Но я тоже лентяйка и бездельница, и уже устала перечислять его неисчислимые достоинства. Тем более, что на эту тему можно писать и писать – тема-то неисчерпаемая.

Ему сегодня 85, и он прекрасен.
Ираклий, дорогой и любимый, драгоценный собеседник и обожаемый собутыльник, поздравляю тебя от всего сердца, и, пожалуйста, будь здоров!
Просто будь здоров – потому что уж счастливым ты и сам умеешь быть, как никто другой.
Просто будь!
Твоя Павлова.

https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0FJjMxTnGVkdAw3TWM3L7nDuERu6HpLYkoKzdNfiSTuWq8UMec83dHd9L7gk13Pnal&id=100034529955782
Вот тут про любимого моего Ираклия Квирикадзе Таня Москвина рассказала чудесно..
Правда, половину этих рассказов я слышала от него самого, гуляя с ним по анапскому пляжу или вместе поедая чебуреки в пляжном кафе.

НЕЯ. 100.
Представить себе невозможно.
Совершенно невозможно.
Но, тем не менее.
Нея Зоркая была одной из дорогих моему сердцу и любимых подруг.
Мне, если честно, до 1981 года даже в голову прийти не могло, что ЕЁ (!!!), Нею Марковну Зоркую, чьими книгами и статьями я зачитывалась с 12 лет, я когда-нибудь буду называть просто Неей.
Но куда денешься: она, буквально пинками, выбивала из меня и эту робость, и этот пиетет, и «Нею Марковну», и «вы».
Самое безобидное из того, что она мне кричала, когда я пыталась сопротивляться, это «Ирка, да пошла ты в жопу со своим «выканьем»!
Она была ровесницей моей мамы, если что. И на мое почтительное «вы» имела полное право. Но это было удивительное поколение людей, не желавших признавать своего возрастного старшинства, разницы в чинах, регалиях, заслугах. Не желавшее признавать размеров собственной славы и становиться на пьедестал.
У меня никак не дойдут руки до разбора старых фотоальбомов – там у меня есть несколько очень смешных фотографий, на которых в разное время мы с Неей вместе.
Одна – где мы сидим прямо на полу между чемоданами в каком-то аэропорту – третьим с нами Снежкин, и мы выпиваем.
Другая – мы с Неей, нарядные, на первом ПРОКе (значит, 1987 год!), смеемся, обе молодые, а третьей с нами – смеющаяся Ванесса Редгрейв.
Это тогда нас Ванесса пригласила войти в создаваемую «Международную Ассоциацию женщин-кинематографисток».
Нея, смеясь, ответила ей за нас двоих: «А мы с Иркой по половому признаку никуда не вступаем, только в мужские объятия!».
Еще на одном – три подружки: Зоркая, Шилова и я – на Киношоке в Анапе...
Я читала её язвительный текст про Аэропорт, совписов, жописов и дописов, и хохотала как сумасшедшая. Просто рыдала.
Мы с Юркой её книжку «На рубеже столетий» читали в драку. Книжка была одна, интернета еще не было, и тут уж кто первый встал – того и тапки. Спать мы любили оба, а я схитрила, завела будильник, встала и перепрятала книжку. Он проснулся – а книжки у кровати нет.
Павлов не был обидчив – а тут вдруг обиделся просто до слёз, и сказал: «Какая ты всё-таки мерзавка неблагодарная, разведусь я с тобой!». И это – из-за книжки по истории кино, которая была увлекательнее всех романов на свете.
Нея меня поражала всегда.
Когда она скакала на Берлинском фестивале – то на костыле, то с загипсованной рукой, – кости были хрупкие, а носилась она как электровеник, вечно падала и вечно что-нибудь себе ломала. И вот с этими своими гипсами и костылями всегда ухитрялась и посмотреть больше, чем я, и написать раньше.
И когда я начинала ныть: «Ну, Ней, ну какой бар, ну какой коньяк – у меня еще конь не валялся!», – она всё время удивлялась, как можно было не успеть за столько времени.
Боже, я никогда даже не задумывалась о том, что она старше меня на 30 лет. За ней было не угнаться и состязаться с ней было бессмысленно.
Это поколение людей вырастило меня как личность, научило не бояться собственного голоса и собственных суждений, даже если голос этот одинок, а суждения эти никем не поддержаны.
Я слышала про Неину «подписантскую» историю, но никогда подробно.
Что-то краем говорили К.Л. Рудницкий с А.А. Аникстом. Что-то Лена Стишова.
Ну и еще – кто-то что-то.
Я никогда всерьез этой историей не интересовалась.
Мы, молодые ленфильмовцы начала 80-х, сами мнили себя ужасными диссидентами. Режиссеры с «полочными» фильмами были нашими акынами, и мы, конечно, смотрели эти фильмы. Мы бравировали, фрондировали, жутко кичились «запрещенными» статьями, которые давали народу читать в рукописи.
Через 5 с лишним лет после Неиной смерти, я прочла эту «повесть подписантки» (спасибо ее чудесной дочери Маше Зоркой),
Я была потрясена.
Впрочем, я уже однажды видела подобный остракизм.
Мой дорогой учитель, незадолго до смерти, совершил фантастический, сумасшедший, романтический, самоубийственный поступок.
За неделю мне из Москвы позвонили сотни людей – каждый торопился быть первым, кто сообщит мне эту потрясающую новость. Каждый второй говорил: «Ну, хоть ты ему скажи. Может, хоть тебя он услышит!».
Последним позвонил он сам. И сказал: «Приехала бы ты, что ли?».
Я помчалась.

Он мне ничего не рассказывал, просто спросил: «В курсе уже, небось?».
Я кивнула.
Он сказал, что ему надо часы сдать в ремонт, еще что-то. И добавил: «Погуляем?».
И мы пошли гулять по слякотной весенней Москве.
Я привыкла видеть его почти щёголем, в светлых импортных пиджаках, легко переходящего с русского на безупречный английский, обратно на русский, и любящего дразнить меня на староанглийском, которого я почти не понимала.
Сейчас он показался мне очень старым, в своем старомодном черном пальто, в старомодных теплых ботинках.
Я чувствовала, что он словно «пробует меня на зуб». Мы разговаривали о чем угодно, включая погоду, но одной-единственной темы не касались. Я уже понимала, зачем он меня позвал из Питера в Москву.
В общем, он, наконец, не вытерпел:
– Народу много звонило? И из института?
Я молча кивала головой как китайский болванчик.
– Ты знаешь, что они все со мной не разговаривают?
Я не знала.
Я не знала и того, что скоро «они» его дожмут. И он «им» уступит. И чуть ли не сразу после этого умрет.
В тот раз я впервые с ужасом увидела, ЧТО «общественное мнение» может сделать с человеком.
С великим человеком.
Именно тогда я дала себе слово, что даже если в меня будут кидать гнилыми помидорами, я ни за что не поддамся. Впрочем, справедливости ради, должна заметить: поскольку помидорами в меня пока еще не кидали, я не могу сказать точно даже самой себе – поддалась бы или нет.
Нея не поддалась.
А там были вещи похуже помидоров.
Мой очень пожилой учитель так не смог. И умер.
Мне кажется, что каждый, кто прочтет этот потрясающий человеческий документ, эту короткую страшную повесть Неи Марковны Зоркой, очень много сможет про себя понять. Если, конечно, он честен хотя бы с самим собой.
Неечка, любимая, незабвенная!
Блистательная.
Обожала, обожаю!
Светлая тебе память!
******
Мой некролог в день её смерти.
САМАЯ КРАСИВАЯ
Умерла Нея Зоркая…
Не боясь преувеличения скажу: это катастрофа для отечественного кино.
Классическое киноведение, где точность осмысления была непременно соединена с высокого качества СЛОВОМ, уходит в вместе с нею.
Ее авторитет в профессионально среде был непререкаем. Не только потому, что большинство ее коллег училось по ее статьям и книгам. Еще и потому, что она всегда – ВСЕГДА (!) – писала и говорила только то, что думала. Даже когда это было чревато. А думала она (и говорила, и писала) о НАСТОЯЩЕМ.
О настоящем кино, о настоящей культуре, о вещах, которые в последнее десятилетие катастрофически исчезают из нашей жизни, и потому многим начинает казаться, будто большое кино и большая культура – это уже неактуально.
Пока была жива Нея Зоркая, эта точка зрения победить решительно не могла – даже если бы против одной хрупкой Неи Марковны ополчился весь мир. Она была непобедима, как Александр Македонский.
Кинематографисты, которые по определению недолюбливают кинокритиков, считали честью для себя дружбу с нею. Хотя на язык она была остра. Но и о современниках она писала на века, как о классиках, и о классиках – как о современниках, словно только что сидела с ними за чашкой чая.
Она была автором новейшей "Истории советского кино", одним из первых критиков, открывавших современникам потаенные смыслы фильмов Хуциева и Тарковского. И, право, благодаря ее статьям тысячи людей НАУЧАЛИСЬ не только смотреть кино, но и ВИДЕТЬ его. Она написала около 35 книг – и каждая из них, каждая, не через одну – настоящая литература. То есть та, в которой специалист почерпнет для себя огромное количество бесценной информации и обнаружит тонкие, точные, остроумные размышления, а неспециалист поймет, что киноведческие книжки – это потрясающе интересно.

Нея Марковна не терпела скуки и сама не умела делать что-либо скучно. Когда у меня впервые в руках оказалась ее книга «На рубеже столетий», помню, открыла полистать, фото посмотреть… а оторвалась, когда книга была прочитана до последнего слова… ТАК сегодня уже почти никто не пишет. Но наверняка когда-нибудь кого-нибудь элементарная зависть к этому искрометному таланту заставит же попробовать сделать нечто подобное… И, быть может, тогда, благодаря Нее, снова потихоньку начнет возрождаться отечественное киноведение.
Она была одним из первых искусствоведов, всерьез исследовавших феномен массовой культуры. Быть может, благодаря ее работам наши потомки однажды поймут, что наше время не было временем олигофренов. Во всяком случае – не только их. Когда ощущение культурного безвременья совсем захлестывает, достаточно взять с полки ее книжку, прочесть несколько страниц, и становится ясно, что культура сможет пережить любые эпохи и любые времена. Этим феноменальным художественным оптимизмом пронизано все творчество Зоркой.
Представить себе её мёртвой невозможно.
Как невозможно писать о ней стандартные торжественные фразы с перечислением всех ее регалий и заслуг. Как представишь, что сказала бы она тебе в ответ на эти фразы, так и пропадает охота…
Ей было много лет. Но никто этих ее лет не замечал и о них не задумывался. И те, кто помнил ее, как одну из самых красивых женщин своего времени, и те, кто мог об этом только догадываться. Она сбегала куда подальше – в заморские страны – от каждого из своих юбилеев. И возвращалась, как ни в чем не бывало, словно юбилея никакого и не было.
Потому что она была женщина – до мозга костей. Нарядная (просто модница), озорная (почти хулиганистая), может быть, самая молодая в компании коллег, большинство из которых годились ей в дети и внуки. Она азартно любила жизнь и совершенно непонятно, когда и как она в этой жизни успевала столько сделать. Ездила с фестиваля на фестиваль, не пропускала светских мероприятий (как нынче принято говорить, любила «тусоваться»). Она всегда куда-то спешила, и не ходила, а носилась, несмотря на зрелые свои лета. Периодически что-то ломала – то ногу, то руку. Но гипс ее не останавливал, и она продолжала носиться, иронизируя над самой собой: «Я одновременно и лиса Алиса, и кот Базилио!».
Глядя на нее, невозможно было себе представить, что эта вот острая на язык светская дама – один из самых серьезных и глубоких киноведов современности. И была им на протяжении последних 50 лет. По сути – кино было одной из важнейших составляющих ее жизни. Она любила жизнь, и, значит, любила кино. Она любила молодых рядом с собою, не только потому, что не искала себе «выгодного фона», но еще и потому, что ощущала себя ровесницей каждого из них. И молодые быстро привыкали к тому, что она – профессор, классик, звезда – с ними одной группы крови. Она была удивительно красивым человеком. Наверное потому, что совсем не заботилась об этом.
…Когда – не так давно – члены Киноакадемии «Ника» вручали ей приз «За вклад в кинематографические науки, критику и образование» – зал встал, хотя никто к этому их не призывал. Ее знали и уважали все, ею восхищались, ею гордились. Ее любили. Как это редко сегодня…
А впрочем, все это известно всем. Но есть еще одно. Быть может, самое главное.
Пройдет совсем немного времени, мы все, наконец, вполне осознаем случившееся, и тогда каждый, кто знал ее, вдруг сам себе скажет: «Нея, я скучаю по тебе».

Умерла Народная артистка России Любовь Стриженова (Земляникина).
Вся творческая жизнь её - с 1963 года - прошла на сцене МХАТ, и не её вина, что с 1987 года Московских Художественных театров стала два, и что тот, в котором она продолжила работать назывался "Им. Горького" и потому Любовь Васильевна до 2008 года играла не на родной сцене в Камергерском, а на Тверском Бульваре.
Она много снималась, хотя, к сожалению, мало кто помнит сегодня её работы в кино.
И еще меньше тех, кто знает, что в фильме Петра Тодоровского "Последняя жертва" чудесный романс Исаака Шварца "В нашем старом саду" звучит именно в её исполнении...
В 2008 году Любовь Васильевна стала монахиней. Она приняла монашеский постриг с именем Иудифь.
Любовь Васильевна Стриженова, матушка Иудифь, служила Богу в Алатырском монастыре, в Чувашии.
Она обладала нежным сердцем, весёлым нравом и кроткой, незлобивой душой.
Её кончина - огромной силы удар для её сына, моего друга, актёра и режиссёра Александра Стриженова, любившего маму самозабвенно, и для всей его большой дружной семьи.
Сил и мужества тебе, дорогой Санечка.
Царствие Небесное чистой душе монахини Иудифи.

С Праздником святых апостолов Петра и Павла!
Святые славные и всехвальные первоверховные апостолы, Петр и Павел, молите Бога о нас!
Праздник, установленный в память об апостолах Петре и Павле, — непереходящий, то есть его дата фиксирована. Это 12 июля по новому стилю.
Апостолы Петр и Павел скончались мученически в один день — 29 июня по юлианскому календарю. Об этом говорится в Римском (IV в.) и Карфагенском (V в.) календарях, мартирологе (списке мучеников) блаженного Иеронима (IV в.) и сакраментарии (служебнике) папы Римского Григория Великого (VI в.). Апостола Петра распяли на кресте головой вниз, апостолу Павлу отсекли голову.
По мнению некоторых церковных историков, апостол Павел скончался ровно через год после апостола Петра.
Перенесение мощей святых апостолов произошло в 258 году, также 29 июня.
Святитель Димитрий Ростовский (автор сборник житий святых — «Четьи-минеи») пишет, что смерть апостолов произошла либо в один день, либо с разницей ровно в один год.
Появление праздника Петра и Павла также связывают с днем перенесения их мощей в Риме, которое тоже состоялось 12 июля (29 июня по старому стилю) 258 года.
Почитание святых апостолов Петра и Павла началось сразу же после их казни. Место их погребения было священно для первых христиан.
В IV веке святым равноапостольным Константином Великим (†337; память 21 мая ст. ст.) были воздвигнуты храмы в честь святых первоверховных апостолов в Риме и Константинополе. Совместное их празднование — 29 июня (ст. ст.) — было распространено уже в первые века христианства.
Празднуя в этот день память первоверховных апостолов, Православная Церковь прославляет духовную твердость святого Петра и разум святого Павла, воспевает в них образ обращения согрешающих и исправляющихся: в апостоле Петре — образ отвергшегося от Господа и покаявшегося, в апостоле Павле — образ сопротивлявшегося проповеди Господней и потом уверовавшего.
В 324 году, при императоре Константине, в обеих столицах Римской империи, Риме и Константинополе, построили первые храмы в честь Петра и Павла.
С тех пор праздник стал праздноваться еще более торжественно и постепенно стал одним из самых известных православных праздников.
Славяне начали почитать день Петра и Павла сразу после Крещения Руси.
Как говорит церковное Предание, первую икону святых апостолов на русскую землю привез святой равноапостольный князь Владимир — из Корсуни. Потом эту икону преподнесли в дар Новгородскому Софийскому собору, в котором до наших дней сохранились фрески XI века с изображением апостола Петра.
Первый монастырь в честь первоверховных апостолов построили в Новгороде в 1185 году.
Имена апостолов носили многие святые Древней Руси, а изображения Петра и Павла всегда можно увидеть в иконостасе православных храмов.
В Киевском Софийском соборе настенные росписи, изображающие апостолов Петра и Павла, относятся к XI–XII векам. Первый монастырь в честь святых апостолов Петра и Павла был воздвигнут в Новгороде на Синичей горе в 1185 году. Примерно в это же время началось строительство Петровского монастыря в Ростове. Петропавловский монастырь существовал в XIII веке в Брянске.
Имена апостолов Петра и Павла, получаемые при святом крещении, особенно распространены в России. Эти имена носили многие святые Древней Руси. Изображения святых апостолов Петра и Павла в иконостасе православного храма стали неизменной принадлежностью деисусного чина. Особенно известны иконы первоверховных апостолов Петра и Павла, написанные гениальным русским иконописцем преподобным Андреем Рублевым.
Слово Святителя Луки (Войно-Ясенецкого), исповедника, архиепископа Крымского
В ДЕНЬ СВЯТЫХ ПЕРВОВЕРХОВНЫХ АПОСТОЛОВ ПЕТРА И ПАВЛА:
«Память святых первоверховных апостолов Петра и Павла Святая Церковь чтит так высоко, как никого другого из святых апостолов, хотя все они велики пред Богом.
Что же это значит?

Это значит, что Сам Бог поставил их превыше других апостолов. Святого апостола Петра Господь Сам так возвеличил, как никакого другого апостола, ибо слышали вы в нынешнем евангельском чтении, что Господь наш Иисус Христос спросил однажды учеников Своих, за кого почитает Его народ. И ответили Ему ученики: «Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков» (Мф. 16, 14). «А вы за кого почитаете Меня?», – спросил Господь наш Иисус Христос. И тогда за всех ответил Ему апостол Петр: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго!» Тогда Иисус сказал ему в ответ: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». Сам Бог открыл ему, что Господь Иисус есть Христос, Сын Божий.
«И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18).
Он назывался ранее Симоном, а теперь дает ему Господь имя Петр, по-гречески значит скала, камень. Скалою, твердым камнем назвал его Сам Господь Иисус Христос.
Видите ли, св. апостола Петра Господь назвал краеугольным камнем Церкви Своей, назвал той скалой незыблемой, на которой будет создана Церковь Его. Эти слова не имеют ли высочайшего значения? Это ли не превознесение св. Петра над всеми другими апостолами? «И дам тебе ключи Царствия Небесного». Не величайшее ли назначение получил апостол Петр от Самого Господа Иисуса Христа?! Ему даны ключи Царствия Небесного; ему дана власть вязать и решить всех нас, окаянных и грешных: он будет впускать или не впускать во врата Царствия Небесного. Вот видите, что св. Петра Сам Господь Иисус поставил превыше всех других апостолов.
В другой раз сказал Он Петру: «Се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу» (Лк. 22, 31). Вы знаете, как сеют на решете, как отсевают при этом все нечистое от чистых зерен, сотрясая их на решете.
Так сатана просил разрешения подвергнуть апостолов тяжелым испытаниям. И далее что говорит Господь? «Но я молился о тебе, да не оскудеет вера твоя; и ты, некогда, обратившись, утверди братьев твоих».
Он считал Петра самым крепким, самым сильным верою и преданностью Богу и поручил ему утвердить всех братьев своих – прочих апостолов, если постигнет их это искушение, если попытается сатана всех их сеять как пшеницу.
Итак, видите, Сам Господь Иисус Христос поставил Петра первоверховным апостолом.
А почему первоверховным признается и св. апостол Павел? Он не был одним из 12 избранников Христовых, не был даже учеником Его при жизни Его, а теперь по достоинству, по величию причтен к св. первоверховному апостолу Петру. Разве не было у Господа Иисуса любимого ученика Иоанна, который на Тайной вечери возлежал на груди Его? Не брал ли его вместе с Петром и Иаковом на гору Фаворскую? Не взял ли этих трех апостолов с Собой, когда до кровавого пота молился в саду Гефсиманском?
Конечно, не смеем говорить о том, что чувствовал и думал Господь Иисус, не смеем отвечать за Него, но некоторые догадки можем мы строить, в этом не будет никакого греха.
Каков был св. апостол Иоанн Богослов и чем отличался от св. первоверховного апостола Петра? Петр был пламенным борцом за веру христианскую, он был пламенным учеником Господа Иисуса, ибо знаете, что когда пришли воины и служители первосвященников в сад Гефсиманский арестовать Господа Иисуса, тогда апостол Петр вынул меч и отсек ухо рабу архиерееву Малху.
Было два меча у учеников Иисусовых: один из них был у Петра, и один он не убоялся обнажить меч против всей спиры – против всего отряда обнажить меч и ударить Малха. Он был пламенен, был в высшей степени активен, был способен на великие дела.
А таков ли был апостол Иоанн? Нет, не таков. Он был велик, не менее велик, чем св. апостол Петр, но душа его была нежна, он весь был живая любовь. Его соборное послание дышит именно этой святой любовью.
У него было сердце нежное, пламенно любившее Христа, но не был он склонен к борьбе, он был не так активен, как апостол Петр. Вероятно, потому и не дал ему Христос первенства над апостолами.

А кто назвал вторым первоверховным наряду с Петром апостола Павла? Это сделал не Господь Иисус Христос, ибо он не был Его учеником при жизни, и не только не был учеником, а был жестоким врагом Его, он был учеником фарисея, знаменитого учителя того времени Гамалиила.
Он изучил под его руководством весь закон и был пламенным приверженцем закона Моисеева, а потому ненавидел Христа, ибо, по его мнению, Христос разрушил этот закон.
Когда убивали первомученика Стефана, Павел стерег одежды убивавших и одобрял убийство Стефана. Он испросил у синедриона грамоту, разрешавшую ему везде и всюду выискивать христиан, арестовывать, вязать, заключать в тюрьмы и убивать их. И вот, получив эту грамоту, шел он со своими спутниками в Дамаск, чтобы там учинить кровавую расправу над христианами. И вдруг на пути осиял его свет с неба, свет, какого не бывает никогда на земле.
В страхе и трепете упал Савл на землю и услышал слова Иисуса: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Я Иисус, Которого ты гонишь; трудно тебе идти против рожна».
Он спросил с трепетом: «Господи, что повелишь мне делать?»
Господь Иисус ответил ему: «Встань и иди в город, и сказано будет тебе, что тебе надобно делать» (Деян. 9, 4–6).
Встал с земли Савл, но был слеп: свет Христов ослепил его очи. Взяли его за руку и повели в Дамаск, и три дня был он слеп, три дня не ел, не пил. Три дня потрясалась душа его воспоминанием о божественном явлении. Три дня душа его пылала слезным и молитвенным покаянием.
Уже этого одного столь чудесного призвания достаточно было бы для нас, чтобы с великим уважением и любовью отнестись к св. апостолу Павлу. Его назвала первоверховным, поставила наряду с апостолом Петром Святая Церковь.
Но чем руководствовалась при этом она, произволом ли своим? Конечно, нет. Она руководствовалась Св. Писанием – посланиями самого апостола Павла, которые так святы, так насыщены Божественной благодатью, так глубоки по содержанию, что называют его вторым основателем христианства после Господа Иисуса Христа.
На чем именно основывалась Церковь, сравняв его по достоинству с апостолом Петром?
В I Послании Коринфянам он говорит о себе: «Я наименьший из апостолов, и недостоин называться апостолом, потому что гнал Церковь Божию. Но благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их потрудился». И смиренно прибавляет: «Не я впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1Кор. 15, 9–10).
Во втором же послании Коринфянам говорит: «Они евреи? И я. Израильтяне? И я. Семя Авраамово? И я. Христовы служители? В безумии говорю: я больше. Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской. Много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях между лжебратиями, в труде и изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе» (II Кор. 11, 22–27).
Знаем из Деяний апостольских, что босыми ногами, пешком обошел св. Павел все области Малой Азии, везде и всюду проповедуя о Христе, везде и всюду основывая церкви, был в Македонии и в Греции, был в Афинах и в Риме, доходил даже до Испании.
Итак, труды его были безмерны, были неисчислимы.
Что же однако значит, что Господь Иисус Христос избрал Своим первоверховным апостолом Петра, который троекратно отвергся Его во дворе первосвященника Каиафы? Это значит, что Господь Сердцеведец: Он знал, каким безмерным покаянием, какими кровавыми слезами будет до конца жизни заглаживать св. Петр свое троекратное отречение, знал, что внезапно будет он вскакивать с постели каждую ночь, когда пропоет петух, будет распростираться на земле, будет часами умолять Бога о прощении.

За такое покаяние Господь простил его тяжкий грех, ибо слышали вы вчера на всенощной беседу Господа Иисуса с Петром, в которой призывал Он его пасти овец Своих, агнцев Своих, троекратно призывал к этому и этим троекратным призывом очистил св. Петра от греха отречения.
И св. Павлу, бывшему сперва Его врагом, простил Господь Иисус тяжкий грех гонения на Него и на христиан, потому что Господь Сердцеведец знал, что и св. Павел загладит грех свой многострадальной жизнью и пламенной проповедью своей. Он знал, чем будет Павел, знал, что Павел скажет: «Уже не я живу, но живет во мне Христос».
Господь Сердцеведец знает сердца всех людей. Он знал сердце св. священномученика Киприана, епископа Карфагенского, который в юности и молодости был язычником и вел, как все язычники, греховный, развратный образ жизни. Господь простил ему грехи юности, простил и сделал его великим святителем, а потом призвал к мученическому подвигу.
И о другом великом святителе напомню вам: это был один из отцов Церкви, имевший глубокий философский ум – блаженный Августин, епископ Иппонский. По обращении своем долгое время он принадлежал к секте манихеев. И тем не менее Господь простил ему это еретичество и поставил его на свещнице Церкви своей, как звезду первой величины.
И как много, как много и других подобных примеров. Сколько можно назвать страшных разбойников, убивших сотни людей и потом тяжким покаянием не только заслуживших прощение Божие, но и ставших чудотворцами.
А мы, не зная сердец человеческих, как часто тяжко осуждаем и клеймим презрением и осуждением явных грешников, которые, может быть, слезно покаялись пред Богом и прощены Им.
Как часто забываем слова Христовы: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7,1). Как часто забываем о своих тайных грехах, которые к позору нашему откроет Христос Судия на Страшном Суде пред всеми людьми.
Да будут же святые первоверховные апостолы Петр и Павел для нас всегдашними напоминателями о том, что Христос – Бог Сердцеведец, и знает не только то, что в сердцах наших, но и то, что может быть и будет в них.
Аминь.
12 июля 1952 г.

Апостолы Петр и Павел. Иконы из деисусного чина Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Преподобный Андрей Рублев, 1425–1427 гг.