Вчера у меня был Рождественский ужин с Руденским.
Наготовила, нарезала, насервировала.
Сидели-сидели, пили-пили, вроде бы - и ели.
А когда гость ушёл, стала со стола убирать - вот сколько было наставлено, столько и обратно в холодильник ушло. Насилу утолкалось в холодильник-то.
Что за гость такой пошёл нынче?
Нет бы всё съесть - так теперь я доедаю.
Надоели мне уже эти доедалки...
Наготовила, нарезала, насервировала.
Сидели-сидели, пили-пили, вроде бы - и ели.
А когда гость ушёл, стала со стола убирать - вот сколько было наставлено, столько и обратно в холодильник ушло. Насилу утолкалось в холодильник-то.
Что за гость такой пошёл нынче?
Нет бы всё съесть - так теперь я доедаю.
Надоели мне уже эти доедалки...
В связи с одним прочитанным постом вспомнила, как в «святые 90-е» знаменитые артисты, певцы, композиторы, сценаристы дружно рванули на Запад.
Ну, одни надеялись пристроиться в Голливуде, другие – тупо ради прокорма – по кабакам, петь-плясать.
Практически, ни у кого не получилось, как у Барышникова, Нуриева или Макаровой.
И даже печальная судьба Годунова никого ничему не научила.
Впрочем, классическая музыка, балет и опера всё же хотя бы для кого-то из наших открылись, поскольку это искусство интернациональное, а талант музыканта и танцовщика или голос певца – величины объективные.
Ну, еще Эдуард Артемьев хорошо устроился, и Отар Иоселиани.
Всем остальным, в общем, удалось сколько-то времени перекантоваться (спасибо, если не впроголодь), а потом тихо и бесславно воротиться домой.
А те, кто не воротился, начали потихоньку зарабатывать в России, благодаря старым советским связям, продолжая при этом жить на Западе – такие варианты тоже были.
Родина продолжила кормить, хоть и не так щедро, как прежде.
Но именно в те времена у многих из отбывших сформировалось отношение к Родине, как к кормовой базе: «кушать – да, а так – нет».
И вот сейчас опять наблюдаю, как некоторые, отбывшие в чужие края, и успевшие многократно проклясть «рашку», протыриваются к «рашкиным деньгам» – хоть чучелом, хоть тушкой.
А Расеюшка-матушка продолжает их кормить.
И вот зачем – не понимаю.
Ну, одни надеялись пристроиться в Голливуде, другие – тупо ради прокорма – по кабакам, петь-плясать.
Практически, ни у кого не получилось, как у Барышникова, Нуриева или Макаровой.
И даже печальная судьба Годунова никого ничему не научила.
Впрочем, классическая музыка, балет и опера всё же хотя бы для кого-то из наших открылись, поскольку это искусство интернациональное, а талант музыканта и танцовщика или голос певца – величины объективные.
Ну, еще Эдуард Артемьев хорошо устроился, и Отар Иоселиани.
Всем остальным, в общем, удалось сколько-то времени перекантоваться (спасибо, если не впроголодь), а потом тихо и бесславно воротиться домой.
А те, кто не воротился, начали потихоньку зарабатывать в России, благодаря старым советским связям, продолжая при этом жить на Западе – такие варианты тоже были.
Родина продолжила кормить, хоть и не так щедро, как прежде.
Но именно в те времена у многих из отбывших сформировалось отношение к Родине, как к кормовой базе: «кушать – да, а так – нет».
И вот сейчас опять наблюдаю, как некоторые, отбывшие в чужие края, и успевшие многократно проклясть «рашку», протыриваются к «рашкиным деньгам» – хоть чучелом, хоть тушкой.
А Расеюшка-матушка продолжает их кормить.
И вот зачем – не понимаю.
Не понимаю.
Не понимаю, зачем, почему, в минуту, когда человек болеет и ему плохо, надо вспоминать о том, что больной какой-то не такой.
Даже если и "не такой" - имеет ли это сейчас значение?
Мне кажется, что это как-то не по-людски.
Даже если болеет человек, который мне лично несимпатичен - имеет ли значение моя антипатия перед лицом чужих страданий? Это ж прямое людоедство...
Ну, не в силах ты переломить себя и пожелать лично тебе неприятному человеку выздоровления - просто промолчи.
Но нет.
И как после подобных ужимок и прыжков можно продолжать считать себя интеллигентными или хотя бы просто порядочными людьми?
Не понимаю, и всё тут.
Люди, которых я знала много лет, ведут себя как стая диких обезьян, раздают напра-нале пожелания сдохнуть и всякое такое, а другие им подхлопывают в такт, и подзадоривают...
Обычные нормы человеческого поведения меняются ужасно, отменяются все правила приличий, и я совершенно не понимаю - как это может быть...
🙁
Не понимаю, зачем, почему, в минуту, когда человек болеет и ему плохо, надо вспоминать о том, что больной какой-то не такой.
Даже если и "не такой" - имеет ли это сейчас значение?
Мне кажется, что это как-то не по-людски.
Даже если болеет человек, который мне лично несимпатичен - имеет ли значение моя антипатия перед лицом чужих страданий? Это ж прямое людоедство...
Ну, не в силах ты переломить себя и пожелать лично тебе неприятному человеку выздоровления - просто промолчи.
Но нет.
И как после подобных ужимок и прыжков можно продолжать считать себя интеллигентными или хотя бы просто порядочными людьми?
Не понимаю, и всё тут.
Люди, которых я знала много лет, ведут себя как стая диких обезьян, раздают напра-нале пожелания сдохнуть и всякое такое, а другие им подхлопывают в такт, и подзадоривают...
Обычные нормы человеческого поведения меняются ужасно, отменяются все правила приличий, и я совершенно не понимаю - как это может быть...
🙁
Постпраздничное.
«Если хочешь жить в уюте - водку пей в чужой каюте!».
Флотская мудрость.
«Если хочешь жить в уюте - водку пей в чужой каюте!».
Флотская мудрость.
120 лет «Кровавому воскресенью».
Этот исторический сюжет вспоминать не любят, потому что до сих пор не понимают, как к нему относиться.
Не понимают консерваторы – им не нравится необходимость формулировать поведение императора и принятые им решения.
Не любят либералы – им не нравится, что приходится признать, что ими, в сущности, была спровоцирована кровавая бойня. Либералы вообще не любят вспоминать, как в результате их провокаций то там, то сям происходила большая кровь, а обещанная ими «свобода» нигде так и не наступала. Наступал кровавый хаос.
Государь, министры, Охранное отделение, честолюбивые харизматики, благонамеренные рабочие – в этом лютом замесе всё время ищут и не находят иностранный след. А находят только Зубатовщину, помноженную на Гапоновщину, подлакированную либеральной идеей.
Я, в общем, много про этот сюжет читала – и свидетельства очевидцев, и заметки прямых участников, и прокламации зачинщиков.
Но я и читала тогдашние западные СМИ. И поразилась тому, как один в один узнавала в этих публикациях то, что приходилось потом читать о количестве погибших в Новочеркасске (о тайных морозилках на миллион трупов) или о ковиде, с брехнёй про тайные трупохранилища на сотни тысяч жертв…
Провокационное нагнетание и без того взбешенного и раздражённого общества старательно подогревалось извне, а внутренняя агентура этих внешних сил усердно растаскивала хайп. И хотя главный патологоанатом столицы всю эту байду опроверг с документами в руках – а каждый труп у него был учтен – его уже не слушали, потому что уже тогда правда не была нужна никому – ни жертвам, ни убийцам…
Всё под копирку. Они даже технологии ленятся менять. А зачем – если это по-прежнему работает?
И вот по-любому получается, что виноваты были все, даже те полицейские чины, которые вместе с Гапоном возглавляли эту колонну. Ах, вам в советских учебниках истории не рассказывали, что впереди этой колонны с петицией шли полицейские чины, полностью поддерживавшие эту демонстрацию, и погибшие в числе самых первых?
Но вот ведь странность: оба полицейских – и урядник, и околоточный – погибли, а красавчик Георгий Гапон – даже не пострадал.
Да и про самого Гапона читала – ну, не был он полицейским провокатором, что бы там на него ни навешивали казнившие его савинковцы, а вслед за ними – советская историография.
Если бы его петиция не была оплачена кровью, то над ней и всей её смехотворностью сегодня можно было бы поглумиться.
Но не в этой ситуации. Только не в этой.
Сохранилась записка одного из рабочих, участников шествия, написанная жене.
Он там прямо пишет, что идёт на смерть.
Стало быть, предполагался расстрел – или что-то в этом духе.
Вообще, это «Кровавое воскресенье», с которого началось собственно крушение Империи, так никем толком и не исследовано. Подступались неоднократно, а потом словно кто-то заклятье накладывал – словно, чем-то таким напугали всех историков, что они набрали в рот воды и помалкивают.
Зато отписываются разные шарлатаны, хайпожоры и проч. Их никто и ничто не останавливает.
«Кровавое воскресенье» так по сей день и остается «затонувшей Атлантидой»: легенд и мифов много, а правда становится всё дальше и всё недосягаемее.
Этот исторический сюжет вспоминать не любят, потому что до сих пор не понимают, как к нему относиться.
Не понимают консерваторы – им не нравится необходимость формулировать поведение императора и принятые им решения.
Не любят либералы – им не нравится, что приходится признать, что ими, в сущности, была спровоцирована кровавая бойня. Либералы вообще не любят вспоминать, как в результате их провокаций то там, то сям происходила большая кровь, а обещанная ими «свобода» нигде так и не наступала. Наступал кровавый хаос.
Государь, министры, Охранное отделение, честолюбивые харизматики, благонамеренные рабочие – в этом лютом замесе всё время ищут и не находят иностранный след. А находят только Зубатовщину, помноженную на Гапоновщину, подлакированную либеральной идеей.
Я, в общем, много про этот сюжет читала – и свидетельства очевидцев, и заметки прямых участников, и прокламации зачинщиков.
Но я и читала тогдашние западные СМИ. И поразилась тому, как один в один узнавала в этих публикациях то, что приходилось потом читать о количестве погибших в Новочеркасске (о тайных морозилках на миллион трупов) или о ковиде, с брехнёй про тайные трупохранилища на сотни тысяч жертв…
Провокационное нагнетание и без того взбешенного и раздражённого общества старательно подогревалось извне, а внутренняя агентура этих внешних сил усердно растаскивала хайп. И хотя главный патологоанатом столицы всю эту байду опроверг с документами в руках – а каждый труп у него был учтен – его уже не слушали, потому что уже тогда правда не была нужна никому – ни жертвам, ни убийцам…
Всё под копирку. Они даже технологии ленятся менять. А зачем – если это по-прежнему работает?
И вот по-любому получается, что виноваты были все, даже те полицейские чины, которые вместе с Гапоном возглавляли эту колонну. Ах, вам в советских учебниках истории не рассказывали, что впереди этой колонны с петицией шли полицейские чины, полностью поддерживавшие эту демонстрацию, и погибшие в числе самых первых?
Но вот ведь странность: оба полицейских – и урядник, и околоточный – погибли, а красавчик Георгий Гапон – даже не пострадал.
Да и про самого Гапона читала – ну, не был он полицейским провокатором, что бы там на него ни навешивали казнившие его савинковцы, а вслед за ними – советская историография.
Если бы его петиция не была оплачена кровью, то над ней и всей её смехотворностью сегодня можно было бы поглумиться.
Но не в этой ситуации. Только не в этой.
Сохранилась записка одного из рабочих, участников шествия, написанная жене.
Он там прямо пишет, что идёт на смерть.
Стало быть, предполагался расстрел – или что-то в этом духе.
Вообще, это «Кровавое воскресенье», с которого началось собственно крушение Империи, так никем толком и не исследовано. Подступались неоднократно, а потом словно кто-то заклятье накладывал – словно, чем-то таким напугали всех историков, что они набрали в рот воды и помалкивают.
Зато отписываются разные шарлатаны, хайпожоры и проч. Их никто и ничто не останавливает.
«Кровавое воскресенье» так по сей день и остается «затонувшей Атлантидой»: легенд и мифов много, а правда становится всё дальше и всё недосягаемее.
105 лет
ВЕНГЕРОВ
Венгеров был совершенно уникальной личностью.
Сегодня уже мало кто помнит, что Алексей Герман начинал на «Ленфильме» в качестве ассистента Владимира Яковлевича Венгерова на съемках фильма «Рабочий посёлок»....
А потом, когда получил первую (еще не самостоятельную, в паре с Григорием Ароновым) постановку – фильм «Седьмой спутник», – совершенно явственно читалось, что молодой режиссер и его напарник прямо подражают Венгерову.
Венгеров снял за свою долгую жизнь в кино довольно мало: всего 12 игровых фильмов, один из которых был фильм-спектакль «Живой труп» с Николаем Симоновым.
Но в каком-то смысле именно Венгеров стал прародителем впоследствии знаменитой «Ленинградской школы», а в фильмах того же Германа, которым сегодня поклоняется любой киноман (и я не исключение), без труда можно обнаружить модификации многих венгеровских художественных открытий.
Ну, например, достаточно вспомнить начальные кадры «Рабочего поселка» – феноменально масштабную панораму рабочей окраины, по гудку выходящей на работу...
Я до сих пор считаю, что аналогов такой панорамы – когда единым кадром, без склеек, снято, как сотни рабочих выходят из своих домов и идут на завод – нет в мировом кино.
Тот же Герман, снимая «Трудно быть богом», всё время в спорах козырял: «А вы попробуйте снять такую панораму одним куском, сразу поймете, сколько на это нужно времени и денег!».
Ну, вот был один такой, кто попробовал – гораздо раньше, за гораздо меньшие деньги и гораздо быстрее!
А работе с многотысячной массовкой в этом эпизоде могли бы позавидовать и Бондарчук-старший, и Серджо Леоне – признанные мастера массовых сцен.
Я обожала «Балтийское небо» – гигантское многофигурное полотно о Ленинградской Блокаде, где каждый эпизод – актерский мини-шедевр.
Михаил Козаков, дергающий головой, которому безошибочно (с невыносимо обыденной интонацией) предсказана гибель в ближайшем же бою.
Олег Борисов – из шкодливого пацана-лётчика прямо на наших глазах вырастающий в сурового воздушного аса.
Инна Кондратьева, убегающая из дому от детей в пургу, потому что потеряла карточки и детей нечем кормить.
Сановитый красавец Владислав Стржельчик, безнадежно влюбленный в Ээве Киви, и Киви, безнадежно влюбленная в Борисова...
А его фильм «Живой труп» с Баталовым, Олегом Борисовым, Смоктуновским, Демидовой, Светланой Тома и Олегом Басилашвили с каждым годом делается всё тоньше и прекраснее (или это я становлюсь умнее?). Вот, чем больше смотришь, тем больше восторг.
Я прихожу в совершенное восхищение от того, как Венгеров нашел в никому не известном тогда Николае Кочегарове идеального исполнителя для гончаровского «Обрыва», а Римма Маркова в том же «Обрыве» – это просто гениальная актерская работа, без скидок и экивоков...
Ну, и конечно же, «Рабочий поселок» – чистый и беспримесный шедевр. В каждой детали.
Всякий раз, когда по телевизору начинался «Рабочий посёлок» В.Я. Венгерова, мы с Павловым всегда «уговаривали» друг друга: мы только этот шедевральный пролог посмотрим – и всё – фильм-то наизусть!
А потом с первых кадров – ком в горле. А потом звучал голос дяди Пети Тодоровского: «Спой ты мне про войну...»
И мы оба сразу в соплях, и смотрим фильм до конца...
Павлов всегда говорил: «Это пусть нынешние думают, что Герман на пустом месте возник из воздуха! Вольно им выдумывать... Вон они откуда, германовские панорамы-то!».
«Рабочий поселок» – картина, из зависти и восхищения которой родилось целое поколение молодых ленфильмовцев-шестидесятников – Герман, Панфилов, Аранович...
А еще В.Я. был легендарной личностью.
Маленького роста, но молодцеватый, остроумный, блестящий рассказчик, он пользовался сногсшибательным успехом у женского пола, и умел обращаться с дамами как никто.
Однажды зимой несколько молодых ленфильмовских шалопаев писали в Репино режиссерские сценарии. В их числе были Савва Кулиш, Герман, ну и еще несколько питерских киношных озорников.
И всех их душила жаба, потому что каждый день в номере у немолодого уже Венгерова появлялись длинноногие красотки, одна лучше другой.
ВЕНГЕРОВ
Венгеров был совершенно уникальной личностью.
Сегодня уже мало кто помнит, что Алексей Герман начинал на «Ленфильме» в качестве ассистента Владимира Яковлевича Венгерова на съемках фильма «Рабочий посёлок»....
А потом, когда получил первую (еще не самостоятельную, в паре с Григорием Ароновым) постановку – фильм «Седьмой спутник», – совершенно явственно читалось, что молодой режиссер и его напарник прямо подражают Венгерову.
Венгеров снял за свою долгую жизнь в кино довольно мало: всего 12 игровых фильмов, один из которых был фильм-спектакль «Живой труп» с Николаем Симоновым.
Но в каком-то смысле именно Венгеров стал прародителем впоследствии знаменитой «Ленинградской школы», а в фильмах того же Германа, которым сегодня поклоняется любой киноман (и я не исключение), без труда можно обнаружить модификации многих венгеровских художественных открытий.
Ну, например, достаточно вспомнить начальные кадры «Рабочего поселка» – феноменально масштабную панораму рабочей окраины, по гудку выходящей на работу...
Я до сих пор считаю, что аналогов такой панорамы – когда единым кадром, без склеек, снято, как сотни рабочих выходят из своих домов и идут на завод – нет в мировом кино.
Тот же Герман, снимая «Трудно быть богом», всё время в спорах козырял: «А вы попробуйте снять такую панораму одним куском, сразу поймете, сколько на это нужно времени и денег!».
Ну, вот был один такой, кто попробовал – гораздо раньше, за гораздо меньшие деньги и гораздо быстрее!
А работе с многотысячной массовкой в этом эпизоде могли бы позавидовать и Бондарчук-старший, и Серджо Леоне – признанные мастера массовых сцен.
Я обожала «Балтийское небо» – гигантское многофигурное полотно о Ленинградской Блокаде, где каждый эпизод – актерский мини-шедевр.
Михаил Козаков, дергающий головой, которому безошибочно (с невыносимо обыденной интонацией) предсказана гибель в ближайшем же бою.
Олег Борисов – из шкодливого пацана-лётчика прямо на наших глазах вырастающий в сурового воздушного аса.
Инна Кондратьева, убегающая из дому от детей в пургу, потому что потеряла карточки и детей нечем кормить.
Сановитый красавец Владислав Стржельчик, безнадежно влюбленный в Ээве Киви, и Киви, безнадежно влюбленная в Борисова...
А его фильм «Живой труп» с Баталовым, Олегом Борисовым, Смоктуновским, Демидовой, Светланой Тома и Олегом Басилашвили с каждым годом делается всё тоньше и прекраснее (или это я становлюсь умнее?). Вот, чем больше смотришь, тем больше восторг.
Я прихожу в совершенное восхищение от того, как Венгеров нашел в никому не известном тогда Николае Кочегарове идеального исполнителя для гончаровского «Обрыва», а Римма Маркова в том же «Обрыве» – это просто гениальная актерская работа, без скидок и экивоков...
Ну, и конечно же, «Рабочий поселок» – чистый и беспримесный шедевр. В каждой детали.
Всякий раз, когда по телевизору начинался «Рабочий посёлок» В.Я. Венгерова, мы с Павловым всегда «уговаривали» друг друга: мы только этот шедевральный пролог посмотрим – и всё – фильм-то наизусть!
А потом с первых кадров – ком в горле. А потом звучал голос дяди Пети Тодоровского: «Спой ты мне про войну...»
И мы оба сразу в соплях, и смотрим фильм до конца...
Павлов всегда говорил: «Это пусть нынешние думают, что Герман на пустом месте возник из воздуха! Вольно им выдумывать... Вон они откуда, германовские панорамы-то!».
«Рабочий поселок» – картина, из зависти и восхищения которой родилось целое поколение молодых ленфильмовцев-шестидесятников – Герман, Панфилов, Аранович...
А еще В.Я. был легендарной личностью.
Маленького роста, но молодцеватый, остроумный, блестящий рассказчик, он пользовался сногсшибательным успехом у женского пола, и умел обращаться с дамами как никто.
Однажды зимой несколько молодых ленфильмовских шалопаев писали в Репино режиссерские сценарии. В их числе были Савва Кулиш, Герман, ну и еще несколько питерских киношных озорников.
И всех их душила жаба, потому что каждый день в номере у немолодого уже Венгерова появлялись длинноногие красотки, одна лучше другой.
Они провернули целую секретную операцию, долго сговаривались, шушукались по углам, и вот, однажды, когда В.Я. оставил барышню одну в номере и ушел в бар за коньяком и фруктами, они проникли в его номер через балкон (он всегда жил на первом этаже).
Венгеров вернулся, обнаружил, что красотка моется под душем. Но мылась она долго, и он решил ее поторопить. Она не реагировала. Тогда он в сердцах отдернул штору в ванной и громко вскрикнул от неожиданности, на радость засранцам, подглядывавшим с улицы.
В ванной под душем стояла садово-парковая скульптура «девушка с веслом»!
Охломоны ликовали. И когда Венгеров ушел в столовую на ужин, снова проникли в номер.
Статуи, которую они, молодые крепкие парни, тащили из санатория им. Горького вчетвером, в номере не оказалось.
Она нашлась только весной, когда сошел снег, в соседнем лесочке.
...Организаторы проделки под всеобщий гогот много лет потом рассказывали эту историю в ленфильмовском кафе, она обрастала всё более смешными подробностями, но никто так никогда и не получил ответа на вопрос: как статуя исчезла из комнаты Венгерова.
Однажды, в тёплую душевную минуту я и сама его об этом спросила.
Он сделал насмешливое лицо и сказал: «Всё врут, паразиты!». Я изобразила удивление.
А он вдруг добавил, с усмешкой в усы: «А которая с веслом – сама ушла!».
Венгеров вернулся, обнаружил, что красотка моется под душем. Но мылась она долго, и он решил ее поторопить. Она не реагировала. Тогда он в сердцах отдернул штору в ванной и громко вскрикнул от неожиданности, на радость засранцам, подглядывавшим с улицы.
В ванной под душем стояла садово-парковая скульптура «девушка с веслом»!
Охломоны ликовали. И когда Венгеров ушел в столовую на ужин, снова проникли в номер.
Статуи, которую они, молодые крепкие парни, тащили из санатория им. Горького вчетвером, в номере не оказалось.
Она нашлась только весной, когда сошел снег, в соседнем лесочке.
...Организаторы проделки под всеобщий гогот много лет потом рассказывали эту историю в ленфильмовском кафе, она обрастала всё более смешными подробностями, но никто так никогда и не получил ответа на вопрос: как статуя исчезла из комнаты Венгерова.
Однажды, в тёплую душевную минуту я и сама его об этом спросила.
Он сделал насмешливое лицо и сказал: «Всё врут, паразиты!». Я изобразила удивление.
А он вдруг добавил, с усмешкой в усы: «А которая с веслом – сама ушла!».