АНДРЕЕВ
ДР Бориса Федоровича Андреева. 109 лет
Вернее, вчера был день рождения, но я вчера вспоминала не о нём.
Сейчас все ищут: кто национальный характер, кто национального героя – а в результате находят разнообразных ментов под разбитыми фонарями или психов, или «пацанов»…
Но было время, когда такого героя, такой характер искать было не нужно.
Он был – Бог сподобил, послал того, кого нужно – героя бесхитростного, искреннего, простодушного, могучего, русского богатыря – Бориса Андреева.
И мало кто догадывался, что за внешностью русского увальня, Ильи Муромца, скрывается яркий скептический ум, своебычный, строптивый характер, мессианский темперамент.
Он обладал не только этими качествами, он был замечательным актером, он владел изумительной красоты русской речью, от Бога данной. Где он научился так говорить – с такими интонациями, с такой чистой, исконной мелодикой речи, – никто не знает. Слушать его речь – истинное наслаждение.
Он не любил свой экранный имидж, мечтал о роли короля Лира, считал всё сделанное им в кино пустячной суетой для зарабатывания денег и комплименты его раздражали.
Вряд ли существовала еще кинозвезда, которую легко было вывести из себя, просто начав хвалить его свежую киноработу…
И, тем не менее, он был именно тем человеком, который самим фактом своего существования на киноэкране олицетворял русскую национальную идею, русский национальный характер, если угодно, – и всю его красоту, и все его противоречия. Он, пожалуй, был единственным, кто убедительно играл простоту, не будучи от природы ни простым, ни, тем более, простоватым.
Зрители любили его сумасшедше, но как-то и панибратски. Попыток «познакомиться, выпить и поговорить» с Андреевым было не счесть. Он умел держать дистанцию. Пресекал эти попытки на корню, оставляя поклонников в полном недоумении: как это так, почему – это же он, вот этот самый простецкий Назар Дума, тракторист…
С годами в Борисе Андрееве проступило другое качество – аристократизм, порода. Качества, в кино так, фактически, и не востребованные.
Накопилась значительность – в жизни, в ролях, – и в зрелые годы вышло наружу то, что было в нем, наверное, всегда, невидимое глазу.
Когда смотришь фильмы «Жестокость», «Оптимистическая трагедия», «Дети Ванюшина», или «Путь к причалу», где он играет боцмана Росомаху, – вот эта личная значительность, личный масштаб Андреева работает едва ли не больше, чем собственно его актерский талант. На него – просто молчащего, просто на хмурого – смотреть можно долго-предолго и не сорвать глаз.
Сегодня таких актеров нет, да и тогда он был один.
Знаменитая история о том, как хоронили друга Бориса Андреева, былого всеобщего любимца Петра Алейникова, тоже один из фантастических сюжетов про БэФэ, как его все звали...
Алейников в последние годы жизни часто говорил, что вот, умри он молодым, его бы точно похоронили на Новодевичьем, а сейчас, когда слава и народная любовь в прошлом, это уже нереально. Когда в 65-м Алейников умер, Борис Федорович пришел в Моссовет, требовать места на кладбище для друга, но получил отказ. Тогда Андреев поинтересовался: а где стали бы хоронить его самого? «На Новодевичьем, конечно, Борис Федорович!». - «Ну, так отдайте мое место Петьке, а меня после смерти можете без церемоний под забор выкинуть!».
Последние годы он жил в своего рода «внутренней эмиграции»: в глухом одиночестве и тоске. По ушедшим друзьям, по идеалу, недостижимому и не достигнутому, по взаимопониманию, в котором ему судьбою было отказано.
Последняя его киноработа в фильме Соломона Шустера «Сергей Иванович уходит на пенсию» дала ему уникальную возможность попрощаться с кино. Рассказать и о том, как трудно уходить, как непросто привыкнуть к новой жизни, как не умеют люди такого масштаба становиться «бывшими», и что с ними происходит, когда становятся.
Я сейчас вспомнила о нем с затаенной печалью, и поделилась ею...
ДР Бориса Федоровича Андреева. 109 лет
Вернее, вчера был день рождения, но я вчера вспоминала не о нём.
Сейчас все ищут: кто национальный характер, кто национального героя – а в результате находят разнообразных ментов под разбитыми фонарями или психов, или «пацанов»…
Но было время, когда такого героя, такой характер искать было не нужно.
Он был – Бог сподобил, послал того, кого нужно – героя бесхитростного, искреннего, простодушного, могучего, русского богатыря – Бориса Андреева.
И мало кто догадывался, что за внешностью русского увальня, Ильи Муромца, скрывается яркий скептический ум, своебычный, строптивый характер, мессианский темперамент.
Он обладал не только этими качествами, он был замечательным актером, он владел изумительной красоты русской речью, от Бога данной. Где он научился так говорить – с такими интонациями, с такой чистой, исконной мелодикой речи, – никто не знает. Слушать его речь – истинное наслаждение.
Он не любил свой экранный имидж, мечтал о роли короля Лира, считал всё сделанное им в кино пустячной суетой для зарабатывания денег и комплименты его раздражали.
Вряд ли существовала еще кинозвезда, которую легко было вывести из себя, просто начав хвалить его свежую киноработу…
И, тем не менее, он был именно тем человеком, который самим фактом своего существования на киноэкране олицетворял русскую национальную идею, русский национальный характер, если угодно, – и всю его красоту, и все его противоречия. Он, пожалуй, был единственным, кто убедительно играл простоту, не будучи от природы ни простым, ни, тем более, простоватым.
Зрители любили его сумасшедше, но как-то и панибратски. Попыток «познакомиться, выпить и поговорить» с Андреевым было не счесть. Он умел держать дистанцию. Пресекал эти попытки на корню, оставляя поклонников в полном недоумении: как это так, почему – это же он, вот этот самый простецкий Назар Дума, тракторист…
С годами в Борисе Андрееве проступило другое качество – аристократизм, порода. Качества, в кино так, фактически, и не востребованные.
Накопилась значительность – в жизни, в ролях, – и в зрелые годы вышло наружу то, что было в нем, наверное, всегда, невидимое глазу.
Когда смотришь фильмы «Жестокость», «Оптимистическая трагедия», «Дети Ванюшина», или «Путь к причалу», где он играет боцмана Росомаху, – вот эта личная значительность, личный масштаб Андреева работает едва ли не больше, чем собственно его актерский талант. На него – просто молчащего, просто на хмурого – смотреть можно долго-предолго и не сорвать глаз.
Сегодня таких актеров нет, да и тогда он был один.
Знаменитая история о том, как хоронили друга Бориса Андреева, былого всеобщего любимца Петра Алейникова, тоже один из фантастических сюжетов про БэФэ, как его все звали...
Алейников в последние годы жизни часто говорил, что вот, умри он молодым, его бы точно похоронили на Новодевичьем, а сейчас, когда слава и народная любовь в прошлом, это уже нереально. Когда в 65-м Алейников умер, Борис Федорович пришел в Моссовет, требовать места на кладбище для друга, но получил отказ. Тогда Андреев поинтересовался: а где стали бы хоронить его самого? «На Новодевичьем, конечно, Борис Федорович!». - «Ну, так отдайте мое место Петьке, а меня после смерти можете без церемоний под забор выкинуть!».
Последние годы он жил в своего рода «внутренней эмиграции»: в глухом одиночестве и тоске. По ушедшим друзьям, по идеалу, недостижимому и не достигнутому, по взаимопониманию, в котором ему судьбою было отказано.
Последняя его киноработа в фильме Соломона Шустера «Сергей Иванович уходит на пенсию» дала ему уникальную возможность попрощаться с кино. Рассказать и о том, как трудно уходить, как непросто привыкнуть к новой жизни, как не умеют люди такого масштаба становиться «бывшими», и что с ними происходит, когда становятся.
Я сейчас вспомнила о нем с затаенной печалью, и поделилась ею...
105-лет со дня рождения Александра Володина.
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Простите, простите, простите меня.
И я вас прощаю, и я вас прощаю.
Я зла не держу, это вам обещаю,
но только вы тоже простите меня.
Забудьте, забудьте, забудьте меня.
И я вас забуду, и я вас забуду.
Я вам обещаю — вас помнить не буду,
но только вы тоже забудьте меня.
Как будто мы жители разных планет.
На вашей планете я не проживаю.
Я вас уважаю, я вас уважаю.
Но я на другой проживаю. Привет.
Александр Володин
Александру Володину – 105 лет.
Как-то в голове не укладывается: ты с этим человеком разговаривала, была у него в гостях, пила с ним водку, - а ему сегодня вдруг 105 лет…
И сразу хочется написать что-то такое парадное, торжественное, орденоносное, что ли, про его огромные заслуги перед отечественным театром и отечественным кинематографом.
Но про Александра Моисеевича как-то не получается парадно.
Он был человек непарадный.
Он вообще был неправильный.
Неправильный еврей – пьющий, стеснительный, совершенно не коллективный. Вот просто совсем.
Неправильный драматург: когда все про «в буднях великих строек» – он про каких-то вечно неудачников. У него же, если посмотреть пристально, все герои – «не пришей кобыле хвост»… Какие-то не такие...
Во времена, когда каждый уважающий себя творческий интеллигент постоянно призывает народ круглосуточно стыдиться и каяться – во всём, буквально – в том, что революцию сделали, в том, что Сталина столько лет терпели, в том, что войну такими жертвами выиграли (и вообще – уже договорились до вопроса «а надо ли было выигрывать»), в том, что социализм построили неправильный, теперь вот капитализм неправильно строят… Да вообще: почему мало слушали интеллигенцию, которой всё виднее, и которая всегда права?..
…И вот в это самое время творческий интеллигент Володин постоянно твердит, что как только утром просыпается, только глаза откроет, а ему уже стыдно. Не за кого-то – за себя. За всё – буквально. Что был сиротой, что не погиб в войну, когда столько прекрасных людей погибло, что занимается литературным трудом, когда кто-то вкалывает в забое от темна и дотемна.
И так стыдно, что с утра хочется 100 грамм – и он себе в этом желании не отказывает, и потом за это – тоже стыдно…
Я, если честно, до сих пор не понимаю, откуда он такой взялся, как выжил в мире, очень жестоком к совестливому человеку. Не понимаю, как он ухитрился с подобным уровнем сострадания к несчастливым людям, войти так мощно и неотъемлемо в русскую литературу и русскую культуру в целом...
Ну, не Лев же Толстой и не Достоевский, с их мессианством, с их жаждой учительства.
У нас же по-другому – никак: все учителя.
А он же вот совсем, просто совсем, не пафосный был, с самых первых своих литературных шагов. Ну, какая-такая Женька Шульженко, какая-такая «Фабричная девчонка», с которой всё началось? Почему вдруг Георгий Товстоногов, яркий и харизматичный, обнаруживает нечто для себя невероятно важное в этой пьесе начинающего автора, в пьесе про то, что в противостоянии «коллектив – личность» коллектив не всегда прав (и чаще всего не прав!)? Почему тот же Товстоногов в «Пяти вечерах» – в новой истории про компанию неудачников, людей негромких и незаметных, вдруг обнаруживает такую бездну человеческой любви и красоты? И вместе с этими двумя спектаклями – в питерском Ленкоме и в БДТ – открываются такие бездны в актерах – юной Татьяне Дорониной, молодых Зинаиде Шарко и Людмиле Макаровой, сорокалетнем Ефиме Копеляне?
И потом – снова про неудачников – «Старшая сестра»?
Ну, вот ведь, буквально всё там у всех наперекосяк, и в конце не становится так, чтобы сильно хорошо, а поди ж ты…
И ничего ведь там не происходит экстраординарного, но почему эти вот «маленькие люди» и это вот «мелкотемье», за которые Володина так гнобило театральное начальство 50-х – начала 60-х, отозвались разом во всех душах?
НАДЕЖДЫ МАЛЕНЬКИЙ ОРКЕСТРИК
Простите, простите, простите меня.
И я вас прощаю, и я вас прощаю.
Я зла не держу, это вам обещаю,
но только вы тоже простите меня.
Забудьте, забудьте, забудьте меня.
И я вас забуду, и я вас забуду.
Я вам обещаю — вас помнить не буду,
но только вы тоже забудьте меня.
Как будто мы жители разных планет.
На вашей планете я не проживаю.
Я вас уважаю, я вас уважаю.
Но я на другой проживаю. Привет.
Александр Володин
Александру Володину – 105 лет.
Как-то в голове не укладывается: ты с этим человеком разговаривала, была у него в гостях, пила с ним водку, - а ему сегодня вдруг 105 лет…
И сразу хочется написать что-то такое парадное, торжественное, орденоносное, что ли, про его огромные заслуги перед отечественным театром и отечественным кинематографом.
Но про Александра Моисеевича как-то не получается парадно.
Он был человек непарадный.
Он вообще был неправильный.
Неправильный еврей – пьющий, стеснительный, совершенно не коллективный. Вот просто совсем.
Неправильный драматург: когда все про «в буднях великих строек» – он про каких-то вечно неудачников. У него же, если посмотреть пристально, все герои – «не пришей кобыле хвост»… Какие-то не такие...
Во времена, когда каждый уважающий себя творческий интеллигент постоянно призывает народ круглосуточно стыдиться и каяться – во всём, буквально – в том, что революцию сделали, в том, что Сталина столько лет терпели, в том, что войну такими жертвами выиграли (и вообще – уже договорились до вопроса «а надо ли было выигрывать»), в том, что социализм построили неправильный, теперь вот капитализм неправильно строят… Да вообще: почему мало слушали интеллигенцию, которой всё виднее, и которая всегда права?..
…И вот в это самое время творческий интеллигент Володин постоянно твердит, что как только утром просыпается, только глаза откроет, а ему уже стыдно. Не за кого-то – за себя. За всё – буквально. Что был сиротой, что не погиб в войну, когда столько прекрасных людей погибло, что занимается литературным трудом, когда кто-то вкалывает в забое от темна и дотемна.
И так стыдно, что с утра хочется 100 грамм – и он себе в этом желании не отказывает, и потом за это – тоже стыдно…
Я, если честно, до сих пор не понимаю, откуда он такой взялся, как выжил в мире, очень жестоком к совестливому человеку. Не понимаю, как он ухитрился с подобным уровнем сострадания к несчастливым людям, войти так мощно и неотъемлемо в русскую литературу и русскую культуру в целом...
Ну, не Лев же Толстой и не Достоевский, с их мессианством, с их жаждой учительства.
У нас же по-другому – никак: все учителя.
А он же вот совсем, просто совсем, не пафосный был, с самых первых своих литературных шагов. Ну, какая-такая Женька Шульженко, какая-такая «Фабричная девчонка», с которой всё началось? Почему вдруг Георгий Товстоногов, яркий и харизматичный, обнаруживает нечто для себя невероятно важное в этой пьесе начинающего автора, в пьесе про то, что в противостоянии «коллектив – личность» коллектив не всегда прав (и чаще всего не прав!)? Почему тот же Товстоногов в «Пяти вечерах» – в новой истории про компанию неудачников, людей негромких и незаметных, вдруг обнаруживает такую бездну человеческой любви и красоты? И вместе с этими двумя спектаклями – в питерском Ленкоме и в БДТ – открываются такие бездны в актерах – юной Татьяне Дорониной, молодых Зинаиде Шарко и Людмиле Макаровой, сорокалетнем Ефиме Копеляне?
И потом – снова про неудачников – «Старшая сестра»?
Ну, вот ведь, буквально всё там у всех наперекосяк, и в конце не становится так, чтобы сильно хорошо, а поди ж ты…
И ничего ведь там не происходит экстраординарного, но почему эти вот «маленькие люди» и это вот «мелкотемье», за которые Володина так гнобило театральное начальство 50-х – начала 60-х, отозвались разом во всех душах?
Володинские герои каким-то невероятным образом ухитряются не участвовать ни в какой борьбе. За место под солнцем, за высокие надои и производственные показатели, за любимого человека, за свои попранные права, за победу нового над старым, и коммунизма – надо всем… Ни за что. Не борются. Вообще.
Но есть в них во всех что-то такое, необычайно для всех важное, к чему очень подходят слова Окуджавы: «Надежды маленький оркестрик под управлением любви».
Я помню, как я бегала как подорванная на спектакль ленинградского Ленкома по пьесе Володина «С любимыми не расставайтесь», в постановке Геннадия Опоркова. Бегала только для того, чтоб снова и снова залиться слезами, когда Лариса Малеванная забьется в руках санитаров и закричит «Я скучаю по тебе, Митя!».
И вообще, почему все и всегда, когда смотрели спектакли по его пьесам, заливались слезами, хотя никто там не погибал и не совершал немыслимых подвигов?
Как же он любил женщин!
Какие немыслимые, невероятные роли он для них писал! Татьяна Доронина, Зинаида Шарко, Лариса Малеванная, Алиса Фрейндлих, Лилия Толмачева, Марина Неелова, Наталья Гундарева, Эра Зиганшина, Наталья Тенякова, Людмила Гурченко – да еще сколько выдающихся, феерических актрис в его пьесах и сценариях играли такое и так, что по сей день мороз по коже!
А как он любил искусство! Просто любил – да и всё. Посмотрел спектакль «Банкрот» в театре им. Маяковского – с молоденькой толстенькой дебютанткой Гундаревой в главной роли – пришел к ней за кулисы и – уже знаменитый, прославленный и титулованный – поцеловал этой девчонке туфельку.
Ну, вот никого, кроме него, я не могу себе представить в такой ситуации. Не могу – и всё тут. А его могу.
Он всегда и во всём был совершенно особенным.
В своих стихах – нежных, пронзительных, горьких.
В своих воспоминаниях, абсолютно лишенных самолюбования.
Во всех своих человеческих проявлениях.
Я смотрю список фильмов, поставленных по его сценариям, и диву даюсь: почти каждый – в списке самых любимых. «Звонят, откройте дверь» Александра Митты и «Похождения зубного врача» Элема Климова, «Старшая сестра» Георгия Натансона и «Фокусник» Петра Тодоровского, «Дочки-матери» Сергея Герасимова, «Пять вечеров» Никиты Михалкова и «Осенний марафон» Георгия Данелии.
Такие разные фильмы, такие разные режиссеры, а тихий володинский голос, как травинка сквозь асфальт, пробивается через каждого из них. И я слышу его интонации в интонациях Ролана Быкова и Андрея Мягкова, Зиновия Гердта и Станислава Любшина, Иннокентия Смоктуновского и Олега Басилашвили, тоже таких разных и таких непохожих…
Эти володинские нерешительные, стеснительные, неловкие интеллигенты, почти всегда и всюду неуместные, наполняли душу теплом и буквально влюбляли в себя. Не самоуверенные харизматики, а именно эти нелепые, не очень красивые, не очень счастливые…
Это были такие чеховские интеллигенты, с совершенно несгибаемыми, совершенно неколебимыми жизненными принципами, которых хоть режь, но которые, как стойкий оловянный солдатик, будут смотреть печальными глазами и объяснять своим мучителям, что они никак, ну просто никак не могут поступить согласно их желаниям. И еще попросят у мучителей извинения за причиненные неудобства…
Рядом могли существовать веселые циники, прагматики, себялюбцы, но именно на таких людях, как эти володинские недотепы, держался мир - благодаря им в мире не иссякали совесть и благородство, альтруизм и честность.
Именно такие люди раздражали, были опасны и мешали сразу всем: и начальникам, и бандитам, и хапугам, и «революционерам», и циникам – ну, всем.
И их вытравляли дустом, выжигали калёным железом – и, кажется, сегодня уже выжгли дотла.
Но Боже, как моё сердце истосковалось по этим, почти исчезнувшим, людям – я даже и рассказать не могу...
Я буквально слышу в каждом из них негромкий володинский голос.
И этот голос всю жизнь внушает мне тайную веру в то, что они на самом деле никуда не делись, эти люди. Что они просто такие тихие, и потому в нашем шумном мире и в нашем шумном времени их не слышно. Но что они есть. Должны быть, обязательно, потому что без них – никак.
Но есть в них во всех что-то такое, необычайно для всех важное, к чему очень подходят слова Окуджавы: «Надежды маленький оркестрик под управлением любви».
Я помню, как я бегала как подорванная на спектакль ленинградского Ленкома по пьесе Володина «С любимыми не расставайтесь», в постановке Геннадия Опоркова. Бегала только для того, чтоб снова и снова залиться слезами, когда Лариса Малеванная забьется в руках санитаров и закричит «Я скучаю по тебе, Митя!».
И вообще, почему все и всегда, когда смотрели спектакли по его пьесам, заливались слезами, хотя никто там не погибал и не совершал немыслимых подвигов?
Как же он любил женщин!
Какие немыслимые, невероятные роли он для них писал! Татьяна Доронина, Зинаида Шарко, Лариса Малеванная, Алиса Фрейндлих, Лилия Толмачева, Марина Неелова, Наталья Гундарева, Эра Зиганшина, Наталья Тенякова, Людмила Гурченко – да еще сколько выдающихся, феерических актрис в его пьесах и сценариях играли такое и так, что по сей день мороз по коже!
А как он любил искусство! Просто любил – да и всё. Посмотрел спектакль «Банкрот» в театре им. Маяковского – с молоденькой толстенькой дебютанткой Гундаревой в главной роли – пришел к ней за кулисы и – уже знаменитый, прославленный и титулованный – поцеловал этой девчонке туфельку.
Ну, вот никого, кроме него, я не могу себе представить в такой ситуации. Не могу – и всё тут. А его могу.
Он всегда и во всём был совершенно особенным.
В своих стихах – нежных, пронзительных, горьких.
В своих воспоминаниях, абсолютно лишенных самолюбования.
Во всех своих человеческих проявлениях.
Я смотрю список фильмов, поставленных по его сценариям, и диву даюсь: почти каждый – в списке самых любимых. «Звонят, откройте дверь» Александра Митты и «Похождения зубного врача» Элема Климова, «Старшая сестра» Георгия Натансона и «Фокусник» Петра Тодоровского, «Дочки-матери» Сергея Герасимова, «Пять вечеров» Никиты Михалкова и «Осенний марафон» Георгия Данелии.
Такие разные фильмы, такие разные режиссеры, а тихий володинский голос, как травинка сквозь асфальт, пробивается через каждого из них. И я слышу его интонации в интонациях Ролана Быкова и Андрея Мягкова, Зиновия Гердта и Станислава Любшина, Иннокентия Смоктуновского и Олега Басилашвили, тоже таких разных и таких непохожих…
Эти володинские нерешительные, стеснительные, неловкие интеллигенты, почти всегда и всюду неуместные, наполняли душу теплом и буквально влюбляли в себя. Не самоуверенные харизматики, а именно эти нелепые, не очень красивые, не очень счастливые…
Это были такие чеховские интеллигенты, с совершенно несгибаемыми, совершенно неколебимыми жизненными принципами, которых хоть режь, но которые, как стойкий оловянный солдатик, будут смотреть печальными глазами и объяснять своим мучителям, что они никак, ну просто никак не могут поступить согласно их желаниям. И еще попросят у мучителей извинения за причиненные неудобства…
Рядом могли существовать веселые циники, прагматики, себялюбцы, но именно на таких людях, как эти володинские недотепы, держался мир - благодаря им в мире не иссякали совесть и благородство, альтруизм и честность.
Именно такие люди раздражали, были опасны и мешали сразу всем: и начальникам, и бандитам, и хапугам, и «революционерам», и циникам – ну, всем.
И их вытравляли дустом, выжигали калёным железом – и, кажется, сегодня уже выжгли дотла.
Но Боже, как моё сердце истосковалось по этим, почти исчезнувшим, людям – я даже и рассказать не могу...
Я буквально слышу в каждом из них негромкий володинский голос.
И этот голос всю жизнь внушает мне тайную веру в то, что они на самом деле никуда не делись, эти люди. Что они просто такие тихие, и потому в нашем шумном мире и в нашем шумном времени их не слышно. Но что они есть. Должны быть, обязательно, потому что без них – никак.
И мне всё время хочется закричать куда-то в пространство: «Я скучаю по вам! Я скучаю по Вам, Александр Моисеевич!»…
https://spbvedomosti.ru/.../nadezhdy_malenkiy_orkestrik/
https://spbvedomosti.ru/.../nadezhdy_malenkiy_orkestrik/
Forwarded from Контражур Ирины Павловой
Я не могу поверить в то, что не стало Вадима Абдрашитова...
Я его знаю и люблю очень давно.
Очень-очень давно.
Полюбила его я еще после фильма «Слово для защиты» – когда была совершенно потрясена тем, как он сумел рассказать – нет, не о судебно-криминальной драме, а об огромной, всепоглощающей, жертвенной любви.
Да, к человеку недостойному. Так ведь не зря говорят – «Любовь слепа».
Ну, да, подлец – но ведь любовь не умирает сама, одномоментно, хоть сто раз понимай, что он подлец!
Я видела, как героине Неёловой хотелось всё время рассказывать о возлюбленном адвокату…
Вот это невыносимое желание непрерывно говорить-говорить-говорить о предмете своей любви – как же это было точно и тонко, как по-настоящему!
А потом – «Остановился поезд». Боже, какие там были Борисов, Глузский, Солоницын!
Что он умел вытаскивать из актеров, какие потаённые высоты и глубины – это же уму непостижимо!
А «Парад планет» я вообще считаю фильмом абсолютно гениальным и по сей день по-настоящему не понятым и не оцененным!
И «Охоту на лис» считаю до конца не оцененной и не понятой.
Он вообще умел из актера вылепить что-то такое, чему даже названия нет…
Мы с ним познакомились и подружились в Берлине, в 90-м, во время Берлинале. Он там был в жюри, приехал вместе с женой Нателой. Боже, как я ухохатывалась над его байками, которые он рассказывал с таким серьезным лицом...
Не могу сказать, что у меня не было возражений по его фильму «Время танцора», но были там вещи совершенно потрясающие. Например, доктор Темур, которого сыграл Зураб Кипшидзе. Человеческая трагедия, сыгранная без патетики, просто, почти буднично. Современный образованный врач-педиатр объясняет, почему он воюет, и говорит с врагами (которые по-человечески ему даже симпатичны), так, как, наверное, говорил с пациентами – терпеливо, убедительно, с мягкой настойчивостью. Его твердая решимость убить, его отказ от милосердия – по отношению к себе и к врагу – абсолютно лишены пафоса. Он целится в человека, только что отпустившего его на свободу, со всеми нелепыми ухищрениями полуслепого очкарика, потерявшего очки. Здесь мучительна каждая бытовая деталь. Всё то, что было бы мило и трогательно в других обстоятельствах – обжигающе нестерпимо в этот конкретный миг. А незрячее его бегство от погони тем ужаснее, чем больше оказывается смешных, нелепых мелочей в поведении умного, сильного, достойного человека, внезапно оказавшегося совершенно беспомощным…
Я знаю, что многие не полюбили и его картину «Магнитные бури». А меня фильм буквально пронзил насквозь.
А что не полюбили, – ну, такова нередко бывает участь первопроходцев…
…Даже то, что он не снимал много лет, меня не только ранило, но и восхищало.
Прежде всего, невероятным чувством собственного достоинства.
Нынче художник либо готов «говорить», либо хочет «говорить» всегда.
И это два разных сорта художников.
Абдрашитов «говорил» лишь когда был готов, а не когда денег дали…
Он один такой и оставался.
Теперь его нет. Вадика, дорогого друга, блестящего мастера!
Я даже думать боюсь про Нателу, с которой они уже были как сиамские близнецы– после долгих лет вместе...
Боль ужасная.
Еще пока не до конца осознанная.
Светлая память.
Я его знаю и люблю очень давно.
Очень-очень давно.
Полюбила его я еще после фильма «Слово для защиты» – когда была совершенно потрясена тем, как он сумел рассказать – нет, не о судебно-криминальной драме, а об огромной, всепоглощающей, жертвенной любви.
Да, к человеку недостойному. Так ведь не зря говорят – «Любовь слепа».
Ну, да, подлец – но ведь любовь не умирает сама, одномоментно, хоть сто раз понимай, что он подлец!
Я видела, как героине Неёловой хотелось всё время рассказывать о возлюбленном адвокату…
Вот это невыносимое желание непрерывно говорить-говорить-говорить о предмете своей любви – как же это было точно и тонко, как по-настоящему!
А потом – «Остановился поезд». Боже, какие там были Борисов, Глузский, Солоницын!
Что он умел вытаскивать из актеров, какие потаённые высоты и глубины – это же уму непостижимо!
А «Парад планет» я вообще считаю фильмом абсолютно гениальным и по сей день по-настоящему не понятым и не оцененным!
И «Охоту на лис» считаю до конца не оцененной и не понятой.
Он вообще умел из актера вылепить что-то такое, чему даже названия нет…
Мы с ним познакомились и подружились в Берлине, в 90-м, во время Берлинале. Он там был в жюри, приехал вместе с женой Нателой. Боже, как я ухохатывалась над его байками, которые он рассказывал с таким серьезным лицом...
Не могу сказать, что у меня не было возражений по его фильму «Время танцора», но были там вещи совершенно потрясающие. Например, доктор Темур, которого сыграл Зураб Кипшидзе. Человеческая трагедия, сыгранная без патетики, просто, почти буднично. Современный образованный врач-педиатр объясняет, почему он воюет, и говорит с врагами (которые по-человечески ему даже симпатичны), так, как, наверное, говорил с пациентами – терпеливо, убедительно, с мягкой настойчивостью. Его твердая решимость убить, его отказ от милосердия – по отношению к себе и к врагу – абсолютно лишены пафоса. Он целится в человека, только что отпустившего его на свободу, со всеми нелепыми ухищрениями полуслепого очкарика, потерявшего очки. Здесь мучительна каждая бытовая деталь. Всё то, что было бы мило и трогательно в других обстоятельствах – обжигающе нестерпимо в этот конкретный миг. А незрячее его бегство от погони тем ужаснее, чем больше оказывается смешных, нелепых мелочей в поведении умного, сильного, достойного человека, внезапно оказавшегося совершенно беспомощным…
Я знаю, что многие не полюбили и его картину «Магнитные бури». А меня фильм буквально пронзил насквозь.
А что не полюбили, – ну, такова нередко бывает участь первопроходцев…
…Даже то, что он не снимал много лет, меня не только ранило, но и восхищало.
Прежде всего, невероятным чувством собственного достоинства.
Нынче художник либо готов «говорить», либо хочет «говорить» всегда.
И это два разных сорта художников.
Абдрашитов «говорил» лишь когда был готов, а не когда денег дали…
Он один такой и оставался.
Теперь его нет. Вадика, дорогого друга, блестящего мастера!
Я даже думать боюсь про Нателу, с которой они уже были как сиамские близнецы– после долгих лет вместе...
Боль ужасная.
Еще пока не до конца осознанная.
Светлая память.
Об условностях и правилах приличий.
Лента воспоминаний напомнила мне эту очень давнишнюю (90-го года) забавную и поучительную историю.
Я и сама-то её вспомнила только потому, что в 2018 году внезапно многие из ее свидетелей и участников оказались вместе со мной в Анапе, а Лёша Булдаков так прямо и напомнил, а я записала, чтоб не забыть.
У нас в семье я всегда считалась безбашенной и отвязной, а Павлов считался таким оплотом консерватизма.
Хотя на деле всё было как раз с точностью до наоборот: я была из родительской семьи с очень строгими нравами, партриархальными устоями, с клановыми, классовыми и прочими предрассудками.
От каких-то я избавилась, какие-то по сей день при мне.
А у Павлова всё было иначе: он всегда был такой ниспровергатель устоев, и он был гораздо более меня восприимчив ко всем новым веяниям.
Поэтому когда летом 90-го года мы оказались в Доме творчества кинематографистов на Пицунде, и встретились там с отдыхавшей по соседству, в доме отдыха Газеты "Правда", Ниной Агишевой (которая тогда была просто Агишева, но Николаевич уже был в анамнезе), они с Павловым быстро спелись.
А спелись вот на какой почве.
Нинучче не нравился их общественный пляж, на котором были, в основном, пузатые тётьки и дядьки или щенки-мажоры.
А нам не нравился наш, на котором было дохренищи плохо воспитанных киношных детей (наш мальчик был воспитан хорошо и в строгости, и поэтому время от времени укоризненно посматривал на нас - когда другие дети спокойно вытворяли то, за что он бы мгновенно схлопотал от мамаши!).
И вот, Нинка сказала, что между нашими домами - большая полоса пустынного пляжа, куда мы втроем можем залечь подальше от глаз газеты "Правда" и Союза кинематографистов, и загорать "ню".
Я в ту пору была еще молода и вполне себе прекрасна (кто помнит - не даст соврать), но ахнула: "это невозможно!".
Павлов с Агишевой посмотрели на меня, как на насекомое, и мне стало стыдно. Они в тот же день разлеглись на пляже голышом (я решилась только на топлесс, предварительно долго пугливо оглядываясь). Они весело болтали, сплетничали, словом, расслаблялись, а я всё косила глазом в сторону то того, то другого дома - не идет ли кто.
А когда я, наконец, расслабилась и перестала заморачиваться - из нашего дома к нам пришли - Лёша Симонов с женой, актрисой Галкой Щепетновой.
Рыжая красавица Галка тут же завизжала: "хочу к вам", немедленно скинула с себя всё, что было, и залегла с нами, а охуевший Лёша сел на корточки и стал взывать к самому - как он думал - вменяемому человеку в этой компании: Юрке.
- Юр, блять, ну ты чо? Ну, эти проститутки (кивок в нашу сторону) ладно, - что с них взять?! Моя вон, посмотри, туда же! Галь, зараза ты бессовестная, щас ребенок придет - тебе стыдно будет! Юр, но от тебя - не ожидал. Честно, не ожидал!
Юра молча нежился под южным солнцем и не утруждался ответом, потому что знал: три языкатые тёлки прекрасно с Лёшей разберутся и без него.
Мы в самом деле, в один голос, но вразнобой, завопили:
- Лёша, ты шёл куда-то? Вот и иди себе! Мы тебя не звали - ты сам пришел!
- Лёш, тебе не нравится - ты и не смотри! А людям нравится!
- Лёш, а ты за ребенком присмотри - он сюда и не придет!
Пока Лёша читал нам мораль, пришли три мальчика-школьника (симоновский Кирюшка был младшим, а наши с Ниной пацаны были ровесники).
Илья наш сказал: "Совсем сбрендили. Парни, пошли отсюда!".
Нинкин мальчик настырно требовал: "Пускай денег сперва дадут, а потом уйдём!".
Кирюха зажмурился от ужаса и отвернулся.
Симонов встал с корточек, покачал головой: "Ну, валяйтесь тут, позорницы бесстыжие!". С Юркой он больше переговоров не вёл, решив, что это он был идейным вдохновителем безобразия.
За 3 недели нашего "нудения" у нас по очереди перебывали все - вся "Правда" и весь "СК". Кора Церетели с мужем Лёвой и Рома Балаян с женой Наташей, Андрей Смирнов с женой Леной и маленькой Гланей - а Лёши у них тогда еще и в проекте не было.
Мы уже привыкли ко всеобщему вниманию, дети наши просто перестали к нам подходить, благоразумно требуя денег прямо с утра.
Лента воспоминаний напомнила мне эту очень давнишнюю (90-го года) забавную и поучительную историю.
Я и сама-то её вспомнила только потому, что в 2018 году внезапно многие из ее свидетелей и участников оказались вместе со мной в Анапе, а Лёша Булдаков так прямо и напомнил, а я записала, чтоб не забыть.
У нас в семье я всегда считалась безбашенной и отвязной, а Павлов считался таким оплотом консерватизма.
Хотя на деле всё было как раз с точностью до наоборот: я была из родительской семьи с очень строгими нравами, партриархальными устоями, с клановыми, классовыми и прочими предрассудками.
От каких-то я избавилась, какие-то по сей день при мне.
А у Павлова всё было иначе: он всегда был такой ниспровергатель устоев, и он был гораздо более меня восприимчив ко всем новым веяниям.
Поэтому когда летом 90-го года мы оказались в Доме творчества кинематографистов на Пицунде, и встретились там с отдыхавшей по соседству, в доме отдыха Газеты "Правда", Ниной Агишевой (которая тогда была просто Агишева, но Николаевич уже был в анамнезе), они с Павловым быстро спелись.
А спелись вот на какой почве.
Нинучче не нравился их общественный пляж, на котором были, в основном, пузатые тётьки и дядьки или щенки-мажоры.
А нам не нравился наш, на котором было дохренищи плохо воспитанных киношных детей (наш мальчик был воспитан хорошо и в строгости, и поэтому время от времени укоризненно посматривал на нас - когда другие дети спокойно вытворяли то, за что он бы мгновенно схлопотал от мамаши!).
И вот, Нинка сказала, что между нашими домами - большая полоса пустынного пляжа, куда мы втроем можем залечь подальше от глаз газеты "Правда" и Союза кинематографистов, и загорать "ню".
Я в ту пору была еще молода и вполне себе прекрасна (кто помнит - не даст соврать), но ахнула: "это невозможно!".
Павлов с Агишевой посмотрели на меня, как на насекомое, и мне стало стыдно. Они в тот же день разлеглись на пляже голышом (я решилась только на топлесс, предварительно долго пугливо оглядываясь). Они весело болтали, сплетничали, словом, расслаблялись, а я всё косила глазом в сторону то того, то другого дома - не идет ли кто.
А когда я, наконец, расслабилась и перестала заморачиваться - из нашего дома к нам пришли - Лёша Симонов с женой, актрисой Галкой Щепетновой.
Рыжая красавица Галка тут же завизжала: "хочу к вам", немедленно скинула с себя всё, что было, и залегла с нами, а охуевший Лёша сел на корточки и стал взывать к самому - как он думал - вменяемому человеку в этой компании: Юрке.
- Юр, блять, ну ты чо? Ну, эти проститутки (кивок в нашу сторону) ладно, - что с них взять?! Моя вон, посмотри, туда же! Галь, зараза ты бессовестная, щас ребенок придет - тебе стыдно будет! Юр, но от тебя - не ожидал. Честно, не ожидал!
Юра молча нежился под южным солнцем и не утруждался ответом, потому что знал: три языкатые тёлки прекрасно с Лёшей разберутся и без него.
Мы в самом деле, в один голос, но вразнобой, завопили:
- Лёша, ты шёл куда-то? Вот и иди себе! Мы тебя не звали - ты сам пришел!
- Лёш, тебе не нравится - ты и не смотри! А людям нравится!
- Лёш, а ты за ребенком присмотри - он сюда и не придет!
Пока Лёша читал нам мораль, пришли три мальчика-школьника (симоновский Кирюшка был младшим, а наши с Ниной пацаны были ровесники).
Илья наш сказал: "Совсем сбрендили. Парни, пошли отсюда!".
Нинкин мальчик настырно требовал: "Пускай денег сперва дадут, а потом уйдём!".
Кирюха зажмурился от ужаса и отвернулся.
Симонов встал с корточек, покачал головой: "Ну, валяйтесь тут, позорницы бесстыжие!". С Юркой он больше переговоров не вёл, решив, что это он был идейным вдохновителем безобразия.
За 3 недели нашего "нудения" у нас по очереди перебывали все - вся "Правда" и весь "СК". Кора Церетели с мужем Лёвой и Рома Балаян с женой Наташей, Андрей Смирнов с женой Леной и маленькой Гланей - а Лёши у них тогда еще и в проекте не было.
Мы уже привыкли ко всеобщему вниманию, дети наши просто перестали к нам подходить, благоразумно требуя денег прямо с утра.
Мы роскошно загорели, числились вольтерьянцами, вольнодумцами и нонконформистами, и слегка гордились этим.
Даже я перестала стесняться и обнаглела.
А буквально через 2 недели после возвращения домой я поехала с концертным поездом на Дальний восток.
Там было дофига всякого киношного народу, мы ехали долго, но весело, выступая каждый вечер с концертами и лекториями, а каждую ночь выпивая в вагон-салоне, или, как мы его называли, "группе продленного дня".
И, наконец, надо было уже ехать в аэропорт, когда наш поезд застрял на пустынном берегу Тихого океана.
И мы там стояли несколько бесконечных часов - потому что когда чемоданы уже упакованы и спиртное всё выпито, ожидание оказывается вещью ужасно противной.
Наконец, мы с Ирой Шевчук решили купнуться в Тихом океане, поскольку было жарко.
А выстиранный, высушенный и упакованный в чемодан купальник вынимать и мочить мне не хотелось.
Ира пошла купаться в купальнике, а я, памятуя свой "ню-опыт" месячной давности, свободно скинула с себя на берегу платьице и шлепки, и, в чем мама родила, отправилась в океан.
Весь поезд сгрудился у окон.
Я даже представить себе не могла, что голая 35-летняя тётка - такая уж невидаль для видавшего виды кинематографческого десанта.
Я пожалела о своем решении сразу же, но фасон надо было держать, и я его держала: вошла в океан с гордо вскинутой головой, и вышла из океана так же, под обстрелом взглядов всего поезда, не торопясь вытерлась, надела платье, и с видом царствующей королевы, поднялась в поезд.
Все более или менее спрятали от меня глаза.
И только Борька Хмельницкий показал мне большой палец и сказал: "Павлова - в-в-высший класс!".
А Лёшка Булдаков, тогда еще не снявшийся в роли генерала, заросший бородищей по самые глаза и похожий на молодого Маркса, добавил басом: "Не тушуйся, Ир, они тебе лет через сколько-то еще завидовать будут - да поздно!".
Завидовал мне кто-то или нет - я так и не узнала, а вот в Анапе, спустя почти 30 лет, Булдаков, в ожидании автобуса на открытие "Киношока", вдруг усмехнулся и произнес: "А Тихий океан помнишь?!".
😜
P.S. Подумала-подумала, и всё же решила пояснить "мораль" моего рассказа - думаю, не все ее поняли.
Когда лежишь на пляже голая, а рядом - твой мужчина, которому плевать, кто что про тебя (и про него) скажет - тебе тоже плевать.
Когда втрое меньшее делаешь одна, без этой мужниной защиты - тебе каждый взгляд, как удар хлыста, а каждое слово - как раскаленный прут.
На Тихом океане я этого не учла.
😏🤔🤐
Даже я перестала стесняться и обнаглела.
А буквально через 2 недели после возвращения домой я поехала с концертным поездом на Дальний восток.
Там было дофига всякого киношного народу, мы ехали долго, но весело, выступая каждый вечер с концертами и лекториями, а каждую ночь выпивая в вагон-салоне, или, как мы его называли, "группе продленного дня".
И, наконец, надо было уже ехать в аэропорт, когда наш поезд застрял на пустынном берегу Тихого океана.
И мы там стояли несколько бесконечных часов - потому что когда чемоданы уже упакованы и спиртное всё выпито, ожидание оказывается вещью ужасно противной.
Наконец, мы с Ирой Шевчук решили купнуться в Тихом океане, поскольку было жарко.
А выстиранный, высушенный и упакованный в чемодан купальник вынимать и мочить мне не хотелось.
Ира пошла купаться в купальнике, а я, памятуя свой "ню-опыт" месячной давности, свободно скинула с себя на берегу платьице и шлепки, и, в чем мама родила, отправилась в океан.
Весь поезд сгрудился у окон.
Я даже представить себе не могла, что голая 35-летняя тётка - такая уж невидаль для видавшего виды кинематографческого десанта.
Я пожалела о своем решении сразу же, но фасон надо было держать, и я его держала: вошла в океан с гордо вскинутой головой, и вышла из океана так же, под обстрелом взглядов всего поезда, не торопясь вытерлась, надела платье, и с видом царствующей королевы, поднялась в поезд.
Все более или менее спрятали от меня глаза.
И только Борька Хмельницкий показал мне большой палец и сказал: "Павлова - в-в-высший класс!".
А Лёшка Булдаков, тогда еще не снявшийся в роли генерала, заросший бородищей по самые глаза и похожий на молодого Маркса, добавил басом: "Не тушуйся, Ир, они тебе лет через сколько-то еще завидовать будут - да поздно!".
Завидовал мне кто-то или нет - я так и не узнала, а вот в Анапе, спустя почти 30 лет, Булдаков, в ожидании автобуса на открытие "Киношока", вдруг усмехнулся и произнес: "А Тихий океан помнишь?!".
😜
P.S. Подумала-подумала, и всё же решила пояснить "мораль" моего рассказа - думаю, не все ее поняли.
Когда лежишь на пляже голая, а рядом - твой мужчина, которому плевать, кто что про тебя (и про него) скажет - тебе тоже плевать.
Когда втрое меньшее делаешь одна, без этой мужниной защиты - тебе каждый взгляд, как удар хлыста, а каждое слово - как раскаленный прут.
На Тихом океане я этого не учла.
😏🤔🤐
В музейном деле, как и во врачебном, действовать должно одно правило: не навреди.
Как жаль, что никто этого нынче не понимает и никто этой проблемой не заморачивается.
Поэтому руководить великими музеями назначают директоров овощебазы (это я в переносном смысле, хотя уровень примерно такой же).
Зато каждый новый руководитель "креативит": спешит самовыразиться на фоне великих произведений искусства, не им собранных.
😠
Как жаль, что никто этого нынче не понимает и никто этой проблемой не заморачивается.
Поэтому руководить великими музеями назначают директоров овощебазы (это я в переносном смысле, хотя уровень примерно такой же).
Зато каждый новый руководитель "креативит": спешит самовыразиться на фоне великих произведений искусства, не им собранных.
😠
Повесточка.
«...Илон Маск опять пустился во все тяжкие и опубликовал очередной замечательный документ, предназначенный для внутреннего пользования этой кинокомпании. Документ в данный момент вызывает изрядный общественный протест «в кругах западной демократии». А момент для протестов не лучший, да и демократия в расколе: одна её часть протестует против сути документа, другая - против факта его публикации.
Сам документ является идеальным образчиком навязчивой и беспардонной диктатуры «всех меньшинств» в её самом откровенном проявлении. Документ официальный, но предназначенный для «внутреннего пользования» кинокомпании, для которой он определяет и утверждает необходимые критерии отбора, как творческого, так и технического потенциала.
Называется документ «Инклюзивные стандарты».
Cтандарты детально оговариваются в главных областях диснеевской деятельности - от сценариев и героев, до технических работников. Для большей наглядности, процитирую :
«Стандарт А.1 - Персонажи: 50% или более персонажей должны быть представителями меньшинств или недостаточно представленных групп населения.
Стандарт А.2 - Актёры: 50% или более актёров должны быть представителями недостаточно представленных групп населения.
Стандарт А.3 - Второстепенные персонажи: присутствие второстепенных персонажей и актёров из недопредставленных групп населения должно быть ощутимым даже на заднем плане, включая массовку.
Стандарт А.4 - Лейтмотив и предпосылки сериала: Значение недопредставленных групп населения должно быть ощутимым в общей тематике и предпосылках сериалов.
Стандарт А.5 - Эпизодическое повествование: необходимо постоянное присутствие тем, касающихся всех видов меньшинств во всех эпизодах и сопутствующих историях сериала.
**Чтобы заявленная кинопродукция была засчитана, как соответствующая Стандарту А, необходимо наличие хотя бы трёх из вышеперечисленных условий».
Далее, по абсолютно той же схеме, следуют "Стандарты» B, C и D, определяющие критерии, необходимые для «творческого руководства», «креативного лидерства», а также «доступа к информации и карьерному росту»:
В1: 50% или более продюсеров и сценаристов...
В2: 50% или более режиссёров и постановщиков...
С 1, С 2...D 1, D2 (в каждой букве по пять пунктов)…директоров кастинга....рекламщиков ... менеджеров... исполнителей эпизодов и массовки...технического состава, - одним словом, 50% или более всех поголовно людей, участвующих в кинопроцессе, должны быть представителями хоть каких-нибудь меньшинств или «недостаточно представленных групп населения».
https://www.apn.ru/index.php?newsid=45212&fbclid=IwAR1Df7l1yAd3vOTB6cfd8zc5xxI9XrWD6KH9k4S4Jw7_0bjVzhHMilhS6CA
«...Илон Маск опять пустился во все тяжкие и опубликовал очередной замечательный документ, предназначенный для внутреннего пользования этой кинокомпании. Документ в данный момент вызывает изрядный общественный протест «в кругах западной демократии». А момент для протестов не лучший, да и демократия в расколе: одна её часть протестует против сути документа, другая - против факта его публикации.
Сам документ является идеальным образчиком навязчивой и беспардонной диктатуры «всех меньшинств» в её самом откровенном проявлении. Документ официальный, но предназначенный для «внутреннего пользования» кинокомпании, для которой он определяет и утверждает необходимые критерии отбора, как творческого, так и технического потенциала.
Называется документ «Инклюзивные стандарты».
Cтандарты детально оговариваются в главных областях диснеевской деятельности - от сценариев и героев, до технических работников. Для большей наглядности, процитирую :
«Стандарт А.1 - Персонажи: 50% или более персонажей должны быть представителями меньшинств или недостаточно представленных групп населения.
Стандарт А.2 - Актёры: 50% или более актёров должны быть представителями недостаточно представленных групп населения.
Стандарт А.3 - Второстепенные персонажи: присутствие второстепенных персонажей и актёров из недопредставленных групп населения должно быть ощутимым даже на заднем плане, включая массовку.
Стандарт А.4 - Лейтмотив и предпосылки сериала: Значение недопредставленных групп населения должно быть ощутимым в общей тематике и предпосылках сериалов.
Стандарт А.5 - Эпизодическое повествование: необходимо постоянное присутствие тем, касающихся всех видов меньшинств во всех эпизодах и сопутствующих историях сериала.
**Чтобы заявленная кинопродукция была засчитана, как соответствующая Стандарту А, необходимо наличие хотя бы трёх из вышеперечисленных условий».
Далее, по абсолютно той же схеме, следуют "Стандарты» B, C и D, определяющие критерии, необходимые для «творческого руководства», «креативного лидерства», а также «доступа к информации и карьерному росту»:
В1: 50% или более продюсеров и сценаристов...
В2: 50% или более режиссёров и постановщиков...
С 1, С 2...D 1, D2 (в каждой букве по пять пунктов)…директоров кастинга....рекламщиков ... менеджеров... исполнителей эпизодов и массовки...технического состава, - одним словом, 50% или более всех поголовно людей, участвующих в кинопроцессе, должны быть представителями хоть каких-нибудь меньшинств или «недостаточно представленных групп населения».
https://www.apn.ru/index.php?newsid=45212&fbclid=IwAR1Df7l1yAd3vOTB6cfd8zc5xxI9XrWD6KH9k4S4Jw7_0bjVzhHMilhS6CA
АПН - Агентство Политических Новостей
Спасти рядового Диснея
Насильственное внедрение инклюзивных стандартов стало последней необходимостью внутренней политики пошатнувшегося гиганта мировой развлекалoвки. Вы безмозглы и бездарны, зато тщеславны и завистливы?
Задумалась: почему я сейчас не могу вспомнить ни лиц, ни имён наших популярных актёров (точнее, актрис) совсем недавнего времени.
Ну, допустим, с конца 90-х по 2010-е годы.
Вот, прям напрягла свою память, а в голове так ничего и не возникло, кроме двух имён – Мордвинова и Клюка (да и их кто сегодня помнит, кроме меня?).
В голову всё равно лезут Гундарева, Розанова, Майорова, Метлицкая – последние звёзды советского кино, просто перешедшие в новые времена.
А имена и лица новых времен забыты прочно, ластиком стёрты, хотя уж как гремели...
С западными звёздами сейчас не сравниваю, там, всё же, другой уровень раскрутки, но, по большому счету – схема та же: успел попасть хотя бы в хвостик «золотого века Голливуда», как Питт, Ди Каприо, Уинслет – ура. Не успел – «пусть неудачник плачет».
Но тогда почему прежние женщины, всемирные суперзвёзды, оставались суперзвёздами на века?
Почему и сегодня имена Греты Гарбо, Марлен Дитрих, Софи Лорен, Элизабет Тэйлор, Одри Хэпбёрн, Катрин Денёв и т.д. остаются для мировой культуры столь же значимыми, хотя фильмов их, зачастую, широкая публика практически уже не видела, и может даже названий их не знать, но кто эти женщины – знает?
Почему они – не забытые легенды, а вполне себе «действующие», хоть иные из них давно уже в лучшем из миров?
Ведь тогда даже интернета не было, чтобы намертво забить людям в мозги эти имена?
Далеко не все из них «грамотно» вышли замуж, как Софи Лорен...
А Гарбо так и вообще ушла из кино навсегда в 36 лет – еще до Второй Мировой...
Но о них и сегодня продолжают писать и говорить?
Почему они и сегодня – богини, а не просто «актёрки»?
Ну, да, у каждой в биографии есть по паре-тройке киношедевров за плечами, но эти шедевры сегодня – достояние синефилов, а не массовой аудитории.
И подумала: а ведь этих дам всю жизнь окружали не холуи и «обслуга», а тоже величайшие люди мира. Те, чьим отражённым светом они тоже светили.
Ведь как-то они понимали, что рядом с ними должна быть не обслуга (и не партнёры по съемкам), и умели выбрать и создать себе уникальную личную среду?
И внезапно вспомнила, как никому не известную старлетку Лорен обучал тогда еще даже не муж, а просто подписавший с ней контракт продюсер Карло Понти:
«Сначала Софией занялись лучшие специалисты по этикету, мастера сценической речи, визажисты. Преподаватели танцев отшлифовали походку с соблазнительно покачивающимися бедрами. Её итальянский язык был доведен до идеала выдающимися специалистами. Он заставил её выучить английский и французский. Понти требовал, чтобы София читала классическую литературу, обучалась азам драматургии на литературных примерах.
Результаты таких «тренировок» не заставили себя ждать – прекрасная и самобытная София была готова покорить мир. Когда Клементе Фракасси задумал адаптировать в кино всемирно известную оперу «Аида» (1953), и Джина Лоллобриджида не захотела играть эту роль, Софи Лорен с радостью согласилась воплотить образ Аиды на экране, и вскоре о ней заговорили не только восхищенные зрители, но и критики»...
Я представила себе нынешних «звёзд», представила себе их в окружении великих художников, музыкантов, писателей, дипломатов, королей и принцев – и мне стало смешно. Они и говорить-то грамотно и внятно не умеют, а большинство из них и читало-то в последний раз – в средней школе (и то не факт)...
И не только в силу их «выдающейся образованности» и «блестящего воспитания», но еще и в силу абсолютного нежелания иметь рядом с собой кого-то равновеликого (а не то, чтобы превосходящего): чтобы вокруг не было «многовато звёзд».
И уходят в Лету их имена, как только они становятся чуть постарше.
Остаются лишь деньги, пластические хирурги и «платная обслуга».
Исчезают даже холуи...
Ну, допустим, с конца 90-х по 2010-е годы.
Вот, прям напрягла свою память, а в голове так ничего и не возникло, кроме двух имён – Мордвинова и Клюка (да и их кто сегодня помнит, кроме меня?).
В голову всё равно лезут Гундарева, Розанова, Майорова, Метлицкая – последние звёзды советского кино, просто перешедшие в новые времена.
А имена и лица новых времен забыты прочно, ластиком стёрты, хотя уж как гремели...
С западными звёздами сейчас не сравниваю, там, всё же, другой уровень раскрутки, но, по большому счету – схема та же: успел попасть хотя бы в хвостик «золотого века Голливуда», как Питт, Ди Каприо, Уинслет – ура. Не успел – «пусть неудачник плачет».
Но тогда почему прежние женщины, всемирные суперзвёзды, оставались суперзвёздами на века?
Почему и сегодня имена Греты Гарбо, Марлен Дитрих, Софи Лорен, Элизабет Тэйлор, Одри Хэпбёрн, Катрин Денёв и т.д. остаются для мировой культуры столь же значимыми, хотя фильмов их, зачастую, широкая публика практически уже не видела, и может даже названий их не знать, но кто эти женщины – знает?
Почему они – не забытые легенды, а вполне себе «действующие», хоть иные из них давно уже в лучшем из миров?
Ведь тогда даже интернета не было, чтобы намертво забить людям в мозги эти имена?
Далеко не все из них «грамотно» вышли замуж, как Софи Лорен...
А Гарбо так и вообще ушла из кино навсегда в 36 лет – еще до Второй Мировой...
Но о них и сегодня продолжают писать и говорить?
Почему они и сегодня – богини, а не просто «актёрки»?
Ну, да, у каждой в биографии есть по паре-тройке киношедевров за плечами, но эти шедевры сегодня – достояние синефилов, а не массовой аудитории.
И подумала: а ведь этих дам всю жизнь окружали не холуи и «обслуга», а тоже величайшие люди мира. Те, чьим отражённым светом они тоже светили.
Ведь как-то они понимали, что рядом с ними должна быть не обслуга (и не партнёры по съемкам), и умели выбрать и создать себе уникальную личную среду?
И внезапно вспомнила, как никому не известную старлетку Лорен обучал тогда еще даже не муж, а просто подписавший с ней контракт продюсер Карло Понти:
«Сначала Софией занялись лучшие специалисты по этикету, мастера сценической речи, визажисты. Преподаватели танцев отшлифовали походку с соблазнительно покачивающимися бедрами. Её итальянский язык был доведен до идеала выдающимися специалистами. Он заставил её выучить английский и французский. Понти требовал, чтобы София читала классическую литературу, обучалась азам драматургии на литературных примерах.
Результаты таких «тренировок» не заставили себя ждать – прекрасная и самобытная София была готова покорить мир. Когда Клементе Фракасси задумал адаптировать в кино всемирно известную оперу «Аида» (1953), и Джина Лоллобриджида не захотела играть эту роль, Софи Лорен с радостью согласилась воплотить образ Аиды на экране, и вскоре о ней заговорили не только восхищенные зрители, но и критики»...
Я представила себе нынешних «звёзд», представила себе их в окружении великих художников, музыкантов, писателей, дипломатов, королей и принцев – и мне стало смешно. Они и говорить-то грамотно и внятно не умеют, а большинство из них и читало-то в последний раз – в средней школе (и то не факт)...
И не только в силу их «выдающейся образованности» и «блестящего воспитания», но еще и в силу абсолютного нежелания иметь рядом с собой кого-то равновеликого (а не то, чтобы превосходящего): чтобы вокруг не было «многовато звёзд».
И уходят в Лету их имена, как только они становятся чуть постарше.
Остаются лишь деньги, пластические хирурги и «платная обслуга».
Исчезают даже холуи...
Сейчас разбирала обувной и сумочный шкафы, - лежу в обмороке: половина сумок и обуви еще не надёваны.
Процентов 15-20 - вообще были куплены и сразу забыты.
Это я еще до вешалки с пиджаками не дошла.
О, сколько мне открытий чудных предстоит там - боюсь даже подумать.
Наверное, есть люди, которые стрессы запивают и заедают - и их видно всем.
А вот этих, - которые отправляются на "шоппинг, бессмысленный и беспощадный", как говаривал Павлов - невооружённым глазом не видно. Но они есть.
Хотя, с другой стороны, именно самые бессмысленные (как мне казалось) вещи, купленные низачем, а "потому что" - очень мне пригодились при однорукой жизни: они оказались самыми удобными для одноруких.
Без непонятно зачем купленной чёрной шёлковой шубы-размахайки с мехом внутрь, я бы просто не смогла выходить на улицу: было бы не в чем. Во всё остальное я с рукой на перевязи не помещалась. И единственная сумка, которую я могла открыть и закрыть одной рукой (ключи достать или кошелёк, к примеру) - был страусовый шоппер, тоже купленный совершенно неосмысленно.
Но когда я это покупала, я же не планировала сломать руку.
И тогда - зачем?
Процентов 15-20 - вообще были куплены и сразу забыты.
Это я еще до вешалки с пиджаками не дошла.
О, сколько мне открытий чудных предстоит там - боюсь даже подумать.
Наверное, есть люди, которые стрессы запивают и заедают - и их видно всем.
А вот этих, - которые отправляются на "шоппинг, бессмысленный и беспощадный", как говаривал Павлов - невооружённым глазом не видно. Но они есть.
Хотя, с другой стороны, именно самые бессмысленные (как мне казалось) вещи, купленные низачем, а "потому что" - очень мне пригодились при однорукой жизни: они оказались самыми удобными для одноруких.
Без непонятно зачем купленной чёрной шёлковой шубы-размахайки с мехом внутрь, я бы просто не смогла выходить на улицу: было бы не в чем. Во всё остальное я с рукой на перевязи не помещалась. И единственная сумка, которую я могла открыть и закрыть одной рукой (ключи достать или кошелёк, к примеру) - был страусовый шоппер, тоже купленный совершенно неосмысленно.
Но когда я это покупала, я же не планировала сломать руку.
И тогда - зачем?