Рита сама не знает, что ожидала увидеть. Что‐то более изящное. В духе семейства Харрингтон.
Точно не

это

.

За высокими ржавеющими воротами особняк Фокскот торчит из подлеска, будто комок руды, вытолкнутый на поверхность геологическим сдвигом. Исполненный ветхой красоты, дом пьяно моргает двустворчатыми окошками в штрихах вечернего света.

Исполинские деревья нависают над кровлей из красной черепицы, просевшей посередине, словно переломанный позвоночник, из‐за чего печные трубы торчат под странными углами. По фасаду, отделанному древесиной и кирпичом, вьется плющ, густой, пышный, населенный дюжинами мечущихся пташек и тучами пчел. Рита и представить себе не могла, что это место будет настолько отличаться от изысканного лондонского дома Харрингтонов.

Несколько секунд все в машине молчат. Невидимый дятел где‐то в деревьях выстукивает свой особый ритм, оповещая всех о том, что здесь его территория. Из‐под левой коленки Риты катится капелька пота. Она только теперь замечает, что у нее дрожат руки.

— Виола Элизабет Максфилд, — читаю я свое имя.
Мне двадцать один год.
Мой день рождения пятого ноября.