Вот лишь некоторые кадры великой актрисы в великих фильмах у великих режиссёров:
(в хронологическом порядке)
— "Красный гаолян", 1987, Чжан Имоу
— "Цзюй Доу", 1990, Чжан Имоу
— "Высоко висят красные фонари", 1991, Чжан Имоу
— "Прощай, моя наложница", 1993, Чэнь Кайгэ
— "Жить", 1994, Чжан Имоу
— "Шанхайская триада", 1995, Чжан Имоу
— "2046", 2004, Вонг Карвай
(в хронологическом порядке)
— "Красный гаолян", 1987, Чжан Имоу
— "Цзюй Доу", 1990, Чжан Имоу
— "Высоко висят красные фонари", 1991, Чжан Имоу
— "Прощай, моя наложница", 1993, Чэнь Кайгэ
— "Жить", 1994, Чжан Имоу
— "Шанхайская триада", 1995, Чжан Имоу
— "2046", 2004, Вонг Карвай
А этот фильм великим назвать сложно, хотя по сборам он, наверняка, обогнал все вышеуказанные шедевры.
Речь о фильме голливудском фильме 2005 года "Мемуары гейши", в котором Гун Ли сыграла наряду с другими знаменитыми китайскими актрисами: Чжан Цзыи и Мишель Йео (малайская китаянка, её настоящее имя на путунхуа звучит как Ян Цзыцюн).
Фильм до сих пор довольно популярен на Западе.
Однако в самой Азии он категорически не понравился.
Японцы негодовали, что японских гейш играют не японки, а китаянки. Мол, неужели во всей Японии не нашлось трёх красивых актрис?
А в Китае возмутились, что на роли "проституток" назначили не японок, а китаянок. В то время как их клиентов играли как раз... японцы.
В КНР фильм не выпустили в прокат. В Японии дело дошло до петиций.
Так и живём.
(по мотивам поста, впервые опубликованного 13 марта 2023 года)
Речь о фильме голливудском фильме 2005 года "Мемуары гейши", в котором Гун Ли сыграла наряду с другими знаменитыми китайскими актрисами: Чжан Цзыи и Мишель Йео (малайская китаянка, её настоящее имя на путунхуа звучит как Ян Цзыцюн).
Фильм до сих пор довольно популярен на Западе.
Однако в самой Азии он категорически не понравился.
Японцы негодовали, что японских гейш играют не японки, а китаянки. Мол, неужели во всей Японии не нашлось трёх красивых актрис?
А в Китае возмутились, что на роли "проституток" назначили не японок, а китаянок. В то время как их клиентов играли как раз... японцы.
В КНР фильм не выпустили в прокат. В Японии дело дошло до петиций.
Так и живём.
(по мотивам поста, впервые опубликованного 13 марта 2023 года)
И снова возвращаясь к благодатной теме первых поездок советских стажёров в Китай в середине 1980-х годов.
Александр Владимирович Лукин, научный руководитель ИКСА РАН:
«Второй мой приезд в Пекин <в 1984-1985 учебном году> был на стажировку в Пекинском университете. Меня после окончания шестилетней учебы в МГИМО (учились тогда на восточном отделении шесть лет) распределили в МИД и уже оттуда направили на годовую стажировку, причем выбрал я не языковой, а философский факультет, так как в ту пору интересовался абстрактными вопросами, а если точнее, традиционной китайской культурой.
Итак, я оказался в лучшем университете Китая. Использовал я это по-своему. Я мало ходил на языковые занятия для иностранцев, которые были скучными и традиционными, и решил изучать страну и ее язык своим способом. С большим трудом я вытребовал себе в соседи по комнате не советского, а китайского студента.
Я долго ходил и убеждал руководство университета в необходимости этого, ссылаясь на дружбу народов и необходимость изучения языка. Мне кажется, это руководству не понравилось. Оно согласилось на соседа, и ко мне подселили проверенного аспиранта по марксистской философии, да еще и южанина из Ухани, говорившего со страшным акцентом. Но позже мне не продлили срок моей стажировки на второй год.
Большую часть времени я путешествовал. С Андреем Дикаревым, проходившим стажировку в соседнем, Народном университете (в одиночку ездить по стране не разрешало посольство), мы объездили почти весь юг, север и запад страны, побывали во многих городах, в только что открытой СЭЗ Шэньчжэнь, в Харбине, в Тибете, в построенном русскими Даляне (Дальнем), на острове Хайнань, во многих других местах <на основе путевых заметок была позже издана замечательная книга «Три путешествия по Китаю» – прим. ИЮ>.
Нашей стипендии от советского министерства высшего образования (несмотря на то, что она была в 10 раз выше зарплаты китайского профессора) не хватало на гостиницы. Мы жили в студенческих или ведомственных общежитиях, иногда даже в бараках воинских частей, ездили в общих вагонах поездов, плавали в последнем классе рейсовых кораблей, в только что открытую для иностранцев Лхасу вообще пробрались на попутном грузовике.
Везде и всюду разговаривали с окружающими нас китайцами, которые говорили с самыми разными акцентами. С тех пор я гораздо лучше знаю простой, разговорный язык, чем литературный. Могу ругаться, как извозчик, но не уверен, что смогу все правильно сказать на высокой государственной церемонии. Впрочем, кое-какие умения и в этой области я приобрел во время дальнейшей работы в советском посольстве.
Другая часть моих занятий сводилась к изучению собственно китайской философии. Причем изучал я ее тоже не только по книгам, но и в общении. К удивлению своему, я узнал, что некоторые китайские мыслители в то время еще были живы и, пережив страшные времена преследований, все еще активно работают. Я познакомился с престарелым преподавателем Пекинского университета Фэнь Юланем, когда-то крупнейшим китайским философом, соединившим традиционную китайскую мысль с европейской, а затем марксистом. Он жил в знаменитом «доме с тремя соснами» прямо на кампусе. Говорил он, правда, в то время уже с большим трудом.
Преподававший у нас на факультете известный американский специалист по китайской философии тайваньского происхождения Ду Вэймин познакомил меня со ставшим знаменитым еще в 20-е годы «последним китайским конфуцианцем» Лян Шумином и взял меня к нему в гости <впоследствии АВ опубликовал крайне занимательную стенограмму беседы с Лян Шумином>.
Общался я и с тогдашним факультетом международных отношений. Некоторые из его молодых сотрудников затем стали крупными и влиятельными исследователями, например доцент Ван Цзисы, впоследствии ведущий китайский американист. А с тогдашними студентами, Гуань Гуйхаем и Е Цзячэном, которые потом учились в МГИМО, я подружился на долгие годы».
Отрывок взят из книги «Россия и Китай в меняющемся мире» (С. 826-828). Книга в полном объёме находится в открытом доступе.
Александр Владимирович Лукин, научный руководитель ИКСА РАН:
«Второй мой приезд в Пекин <в 1984-1985 учебном году> был на стажировку в Пекинском университете. Меня после окончания шестилетней учебы в МГИМО (учились тогда на восточном отделении шесть лет) распределили в МИД и уже оттуда направили на годовую стажировку, причем выбрал я не языковой, а философский факультет, так как в ту пору интересовался абстрактными вопросами, а если точнее, традиционной китайской культурой.
Итак, я оказался в лучшем университете Китая. Использовал я это по-своему. Я мало ходил на языковые занятия для иностранцев, которые были скучными и традиционными, и решил изучать страну и ее язык своим способом. С большим трудом я вытребовал себе в соседи по комнате не советского, а китайского студента.
Я долго ходил и убеждал руководство университета в необходимости этого, ссылаясь на дружбу народов и необходимость изучения языка. Мне кажется, это руководству не понравилось. Оно согласилось на соседа, и ко мне подселили проверенного аспиранта по марксистской философии, да еще и южанина из Ухани, говорившего со страшным акцентом. Но позже мне не продлили срок моей стажировки на второй год.
Большую часть времени я путешествовал. С Андреем Дикаревым, проходившим стажировку в соседнем, Народном университете (в одиночку ездить по стране не разрешало посольство), мы объездили почти весь юг, север и запад страны, побывали во многих городах, в только что открытой СЭЗ Шэньчжэнь, в Харбине, в Тибете, в построенном русскими Даляне (Дальнем), на острове Хайнань, во многих других местах <на основе путевых заметок была позже издана замечательная книга «Три путешествия по Китаю» – прим. ИЮ>.
Нашей стипендии от советского министерства высшего образования (несмотря на то, что она была в 10 раз выше зарплаты китайского профессора) не хватало на гостиницы. Мы жили в студенческих или ведомственных общежитиях, иногда даже в бараках воинских частей, ездили в общих вагонах поездов, плавали в последнем классе рейсовых кораблей, в только что открытую для иностранцев Лхасу вообще пробрались на попутном грузовике.
Везде и всюду разговаривали с окружающими нас китайцами, которые говорили с самыми разными акцентами. С тех пор я гораздо лучше знаю простой, разговорный язык, чем литературный. Могу ругаться, как извозчик, но не уверен, что смогу все правильно сказать на высокой государственной церемонии. Впрочем, кое-какие умения и в этой области я приобрел во время дальнейшей работы в советском посольстве.
Другая часть моих занятий сводилась к изучению собственно китайской философии. Причем изучал я ее тоже не только по книгам, но и в общении. К удивлению своему, я узнал, что некоторые китайские мыслители в то время еще были живы и, пережив страшные времена преследований, все еще активно работают. Я познакомился с престарелым преподавателем Пекинского университета Фэнь Юланем, когда-то крупнейшим китайским философом, соединившим традиционную китайскую мысль с европейской, а затем марксистом. Он жил в знаменитом «доме с тремя соснами» прямо на кампусе. Говорил он, правда, в то время уже с большим трудом.
Преподававший у нас на факультете известный американский специалист по китайской философии тайваньского происхождения Ду Вэймин познакомил меня со ставшим знаменитым еще в 20-е годы «последним китайским конфуцианцем» Лян Шумином и взял меня к нему в гости <впоследствии АВ опубликовал крайне занимательную стенограмму беседы с Лян Шумином>.
Общался я и с тогдашним факультетом международных отношений. Некоторые из его молодых сотрудников затем стали крупными и влиятельными исследователями, например доцент Ван Цзисы, впоследствии ведущий китайский американист. А с тогдашними студентами, Гуань Гуйхаем и Е Цзячэном, которые потом учились в МГИМО, я подружился на долгие годы».
Отрывок взят из книги «Россия и Китай в меняющемся мире» (С. 826-828). Книга в полном объёме находится в открытом доступе.
Малоизвестный, но очень примечательный исторический факт о политической активности молодёжи в 1980-х годах.
В декабре 1988 года — то есть за несколько месяцев до начала #тяньаньмэнь_89 — масштабные студенческие беспорядки произошли в Нанкине.
Студенческие протесты (сплошь и рядом выходившие из-под контроля и обретавшие вовсе не мирный характер) фиксировались в Китае, начиная с 1985 года, поэтому тут, казалось бы, нет ничего особенного.
Однако соль ситуации в том, что это были выступления ксенофобскими лозунгами. Более того, они были направлены не против японцев (как, например, протесты в пекинских кампусах зимой 1985-86 годов), а против африканцев.
Традиционно считается, что студенческие протесты 1980-х были вызваны, прежде всего, социальными причинами (ощущение бесперспективности на фоне роста коррупции, инфляции и прочих побочных эффектов быстрого экономического роста).
Другой ведущий мотив — национальный ресентимент, вызванный всё той же бесперспективностью и "непривелигированностью" на фоне иностранцев, коих в Китае 1980-х становилось всё больше и больше и которым создавались тепличные условия.
В нанкинских протестах к этим мотивам прибавляется ещё специфическая картина мира китайцев, согласно которой иностранцы, конечно, все "заморские черти", но негры — это совсем дикость какая-то, и им нельзя позволять то, что можно другим.
Поводом стал отказ охраны кампуса Университета Хэхай пропустить китайских подружек двух африканских студентов, которые пригласили их на рождественскую вечеринку 24 декабря 1988 года. Охранники посчитали, что это проститутки. (Да, в середине 1980-х всё это в Китае уже было).
Слово за слово. Началась драка между охранниками и африканскими студентами. Подключились другие африканцы. Потом другие китайцы. Короче, к утру 13 человек было в той или иной степени ранено или побито.
По кампусу поползли слухи, что накануне африканцы убили китайского студента. И понеслось.
Китайские студенты начали громить общежития, где проживали африканцы и другие иностранцы, выкрикивая при этом ксенофобские лозунги. Среди них: "Бей чёрных чертей!" 打倒黑鬼 и "Кровь за кровь!" 以血养血
Потом китайцы, объясняя свои действия, возмущались: мол, многие из африканских студентов "только с дерева спустились", а им сразу университет, стипендия, различные поблажки в плане режима, вот они и распустились, так что нужно наводить порядок самостоятельно.
Испугавшись, африканцы (равно как и несколько чернокожих студентов из США) бежали из кампуса и направились к железнодорожному вокзалу, чтобы уехать в Пекин и укрыться в посольствах своих стран. Их было 130-140 человек.
В это время студенты нескольких нанкинских вузов организовали демонстрацию (оценки численности от 1000 до 3000 человек), которая начала требовать наказать африканцев, "виновных в смерти китайца", а также заодно равных прав между китайскими и иностранными студентами.
Особого порядка в этой демонстрации, как водится, не было. Студенты куда-то шли, у кого-то что-то требовали, в основном просто наслаждаясь внезапно обретённой силой и чувством омнипотентности.
Вечером 26 декабря они наконец заблокировали железнодорожный вокзал, где всё это время иностранцы находили в зале ожидания 1-го класса, потому что власти отказались сажать их на поезда до Пекина. Ситуация накалялась.
Наконец, власти приступили к решительным действиям. Студенческая демонстрация была объявлена незаконной и приравнена к мятежу. Иностранных студентов организовано вывезли на один из военных объектов за городом, где они находились до 1 января. В тот же день их вернули в кампус.
Троих африканцев, которые начали драку, депортировали из страны. На иностранцев распространили правила внутреннего распорядка в кампусе (запрет покидать территорию в ночное время, обязательная регистрация гостей, уведомление куратора обо всех выходах в город).
Все материалы, посвящённые этим протестам, отмечают, что аналогичные инциденты с ксенофобской окраской, пусть и в меньшем масштабе, происходили все 1980-е годы.
В общем, бурлил Китай. По разным поводам. И "пекинская весна" 89-го была только верхушкой айсберга.
В декабре 1988 года — то есть за несколько месяцев до начала #тяньаньмэнь_89 — масштабные студенческие беспорядки произошли в Нанкине.
Студенческие протесты (сплошь и рядом выходившие из-под контроля и обретавшие вовсе не мирный характер) фиксировались в Китае, начиная с 1985 года, поэтому тут, казалось бы, нет ничего особенного.
Однако соль ситуации в том, что это были выступления ксенофобскими лозунгами. Более того, они были направлены не против японцев (как, например, протесты в пекинских кампусах зимой 1985-86 годов), а против африканцев.
Традиционно считается, что студенческие протесты 1980-х были вызваны, прежде всего, социальными причинами (ощущение бесперспективности на фоне роста коррупции, инфляции и прочих побочных эффектов быстрого экономического роста).
Другой ведущий мотив — национальный ресентимент, вызванный всё той же бесперспективностью и "непривелигированностью" на фоне иностранцев, коих в Китае 1980-х становилось всё больше и больше и которым создавались тепличные условия.
В нанкинских протестах к этим мотивам прибавляется ещё специфическая картина мира китайцев, согласно которой иностранцы, конечно, все "заморские черти", но негры — это совсем дикость какая-то, и им нельзя позволять то, что можно другим.
Поводом стал отказ охраны кампуса Университета Хэхай пропустить китайских подружек двух африканских студентов, которые пригласили их на рождественскую вечеринку 24 декабря 1988 года. Охранники посчитали, что это проститутки. (Да, в середине 1980-х всё это в Китае уже было).
Слово за слово. Началась драка между охранниками и африканскими студентами. Подключились другие африканцы. Потом другие китайцы. Короче, к утру 13 человек было в той или иной степени ранено или побито.
По кампусу поползли слухи, что накануне африканцы убили китайского студента. И понеслось.
Китайские студенты начали громить общежития, где проживали африканцы и другие иностранцы, выкрикивая при этом ксенофобские лозунги. Среди них: "Бей чёрных чертей!" 打倒黑鬼 и "Кровь за кровь!" 以血养血
Потом китайцы, объясняя свои действия, возмущались: мол, многие из африканских студентов "только с дерева спустились", а им сразу университет, стипендия, различные поблажки в плане режима, вот они и распустились, так что нужно наводить порядок самостоятельно.
Испугавшись, африканцы (равно как и несколько чернокожих студентов из США) бежали из кампуса и направились к железнодорожному вокзалу, чтобы уехать в Пекин и укрыться в посольствах своих стран. Их было 130-140 человек.
В это время студенты нескольких нанкинских вузов организовали демонстрацию (оценки численности от 1000 до 3000 человек), которая начала требовать наказать африканцев, "виновных в смерти китайца", а также заодно равных прав между китайскими и иностранными студентами.
Особого порядка в этой демонстрации, как водится, не было. Студенты куда-то шли, у кого-то что-то требовали, в основном просто наслаждаясь внезапно обретённой силой и чувством омнипотентности.
Вечером 26 декабря они наконец заблокировали железнодорожный вокзал, где всё это время иностранцы находили в зале ожидания 1-го класса, потому что власти отказались сажать их на поезда до Пекина. Ситуация накалялась.
Наконец, власти приступили к решительным действиям. Студенческая демонстрация была объявлена незаконной и приравнена к мятежу. Иностранных студентов организовано вывезли на один из военных объектов за городом, где они находились до 1 января. В тот же день их вернули в кампус.
Троих африканцев, которые начали драку, депортировали из страны. На иностранцев распространили правила внутреннего распорядка в кампусе (запрет покидать территорию в ночное время, обязательная регистрация гостей, уведомление куратора обо всех выходах в город).
Все материалы, посвящённые этим протестам, отмечают, что аналогичные инциденты с ксенофобской окраской, пусть и в меньшем масштабе, происходили все 1980-е годы.
В общем, бурлил Китай. По разным поводам. И "пекинская весна" 89-го была только верхушкой айсберга.
Фотографий нанкинских беспорядков у нас по понятным причинам нет (хотя архивные статьи в англоязычных СМИ, например, доступны).
Зато есть несколько вариантов обложки к роману кенийско-британского экономиста и писателя Кена Камоче под названием "Чёрные черти" (2021).
Это именно роман, а не документальная хроника, и нанкинские беспорядки — всего лишь один (пусть и центральный) сюжет в выдуманной биографии главного героя, зимбабвийца, оказавшегося в 1980-х годах на учёбе в Китае.
Позже по сюжету он женился на своей китайской однокурснице, которая до этого забеременела от него и тайно сделала аборт из-за давления родных, уехал в Гонконг, стал свидетелем различных драматических событий в Восточном Тиморе, Руанде и Зимбабве, но по итогу оправдал ожидания своих родителей-крестьян.
Книга, надо сказать, довольно популярна — в том числе и как объект исследования. В Интернете легко найти несколько статей, анализирующих её на предмет отражения дискриминации и глобализации на рубеже веков.
Мне кажется, если кто-то хочет серьёзно исследовать тему сложных китайско-африканских отношений, то и такие сюжеты нужно знать и учитывать обязательно.
Зато есть несколько вариантов обложки к роману кенийско-британского экономиста и писателя Кена Камоче под названием "Чёрные черти" (2021).
Это именно роман, а не документальная хроника, и нанкинские беспорядки — всего лишь один (пусть и центральный) сюжет в выдуманной биографии главного героя, зимбабвийца, оказавшегося в 1980-х годах на учёбе в Китае.
Позже по сюжету он женился на своей китайской однокурснице, которая до этого забеременела от него и тайно сделала аборт из-за давления родных, уехал в Гонконг, стал свидетелем различных драматических событий в Восточном Тиморе, Руанде и Зимбабве, но по итогу оправдал ожидания своих родителей-крестьян.
Книга, надо сказать, довольно популярна — в том числе и как объект исследования. В Интернете легко найти несколько статей, анализирующих её на предмет отражения дискриминации и глобализации на рубеже веков.
Мне кажется, если кто-то хочет серьёзно исследовать тему сложных китайско-африканских отношений, то и такие сюжеты нужно знать и учитывать обязательно.
В этом году Москва живёт как будто по китайскому сельскохозяйственному календарю нунли 农历.
Завтра — Чуси 除夕, канун Праздника Весны. Так и погода в Москве нынче мартовская.
Кроме того, эти два года ощутимо возрос интерес к Празднику Весны со стороны бизнеса и, что называется, общественности. В супермаркетах проводятся акции по продаже азиатских товаров. В ресторанах делают праздничные декорации и специальные меню.
Мои друзья из гонконгской димсамной "Wu-Shu" на Трубной по этому случаю тоже приготовили особый чуньцзешный специалитет. Его начнут подавать уже 29 января, в первый день года по лунному календарю.
Но я не утерпел и наведался к ним на днях. Благо, что и повод был существенный, — завершение зимней сессии, Татьянин день.
В "Wu-Shu", как всегда, очень уютно и атмосферно. В 洗手间 нон-стопом играют саундтреки из гонконгских боевиков, а на стены по случаю праздника добавили 喜联.
В этот раз я брал там димсамы, сяолунбао и баклажаны. Если будете с ребёнком, есть хорошая альтернатива извечной картошке-фри — батат-фри, те самые 红薯条, как раньше в Dicos.
Кстати, заметил в меню моти в качестве десерта. В самом Китае я их как-то не припомню, это всё-таки японская фишка. Но у нас тут в Большой Евразии полный фьюжн, знаете ли. А за хорошие моти и душу продать не жалко. Так что имейте в виду.
Завтра — Чуси 除夕, канун Праздника Весны. Так и погода в Москве нынче мартовская.
Кроме того, эти два года ощутимо возрос интерес к Празднику Весны со стороны бизнеса и, что называется, общественности. В супермаркетах проводятся акции по продаже азиатских товаров. В ресторанах делают праздничные декорации и специальные меню.
Мои друзья из гонконгской димсамной "Wu-Shu" на Трубной по этому случаю тоже приготовили особый чуньцзешный специалитет. Его начнут подавать уже 29 января, в первый день года по лунному календарю.
Но я не утерпел и наведался к ним на днях. Благо, что и повод был существенный, — завершение зимней сессии, Татьянин день.
В "Wu-Shu", как всегда, очень уютно и атмосферно. В 洗手间 нон-стопом играют саундтреки из гонконгских боевиков, а на стены по случаю праздника добавили 喜联.
В этот раз я брал там димсамы, сяолунбао и баклажаны. Если будете с ребёнком, есть хорошая альтернатива извечной картошке-фри — батат-фри, те самые 红薯条, как раньше в Dicos.
Кстати, заметил в меню моти в качестве десерта. В самом Китае я их как-то не припомню, это всё-таки японская фишка. Но у нас тут в Большой Евразии полный фьюжн, знаете ли. А за хорошие моти и душу продать не жалко. Так что имейте в виду.
Сегодня, в день рождения Людмилы Ивановны Кондрашовой (1933-2023), выдающегося специалиста в области политической экономии и экономической географии Китая, в ИКСА РАН собрались её коллеги, ученики, ценители научного и творческого наследия.
Вспоминали Людмилу Ивановну, рассказывали о случаях из жизни, связанных с ней, анализировали её вклад в развитие китаеведения. Вспомнили о её переводах "Даодэцзина", изданных с рисунками Фёдора Конюхова. Поговорили о переводах сонетов Шекспира, которые были подготовлены, но пока так и не увидели свет.
Очень важно хранить и популяризовать память о наших учителях и старших коллегах. Эта задача, в общем-то, одна из приоритетных в развитии отечественного китаеведения в целом. Потому что, не зная своего наследия, никогда не сможешь ни распорядиться им толком, ни преумножить его.
И если, читая о "китайской модели", мы в первую очередь будем обращаться к каким-нибудь зарубежным исследованиям, игнорируя, например, монографию той же Кондрашовой 2017 года, то грош нам цена.
Огромное спасибо Павлу Владимировичу Трощинскому, который стал инициатором и организатором сегодняшнего очень важного вечера!
Оказалось, кстати, что Людмила Ивановна в последние десятилетия жила на Тёплом Стане. Буквально в соседнем доме. Уже переехав в Москву, я много раз проходил мимо него, отправляясь гулять в теплостанский лес...
Саму Людмилу Ивановну я хорошо знал по её работам по административно-территориальному устройству и центр-региональным отношениям в КНР, активно их цитировал в своих статьях. При этом единственный раз, когда нам довелось увидеться лично, был в апреле 2023 года, на конференции "Современное китайское государство".
Я был поражен, узнав, что ей 90 лет, но она находится в такой хорошей интеллектуальной форме. Её доклад про китаизацию марксизма был одним из лучших на конференции, — и я говорю это не на эмоциях и не из-за того, что так предписывают законы жанра. Просто "старая школа" есть "старая школа": всё системно, чётко, методологически выверено. Нам действительно было/есть чему поучиться.
Вероятно, тогда было её последнее публичное выступление. В июле того же 2023 года её не стало.
О Людмиле Ивановне Кондрашовой можно почитать дополнительно: в статье-посвящении в журнале "Российское китаеведение", а также в большом интервью для проекта "Российское китаеведение: устная история" (том 5).
PS. Отдельное спасибо Родиону Кудакаеву за предоставленное фото. Сама Людмила Ивановна, работая над своей последней научной статьёй, очень хотела, чтобы в материале была именно эта фотография.
Вспоминали Людмилу Ивановну, рассказывали о случаях из жизни, связанных с ней, анализировали её вклад в развитие китаеведения. Вспомнили о её переводах "Даодэцзина", изданных с рисунками Фёдора Конюхова. Поговорили о переводах сонетов Шекспира, которые были подготовлены, но пока так и не увидели свет.
Очень важно хранить и популяризовать память о наших учителях и старших коллегах. Эта задача, в общем-то, одна из приоритетных в развитии отечественного китаеведения в целом. Потому что, не зная своего наследия, никогда не сможешь ни распорядиться им толком, ни преумножить его.
И если, читая о "китайской модели", мы в первую очередь будем обращаться к каким-нибудь зарубежным исследованиям, игнорируя, например, монографию той же Кондрашовой 2017 года, то грош нам цена.
Огромное спасибо Павлу Владимировичу Трощинскому, который стал инициатором и организатором сегодняшнего очень важного вечера!
Оказалось, кстати, что Людмила Ивановна в последние десятилетия жила на Тёплом Стане. Буквально в соседнем доме. Уже переехав в Москву, я много раз проходил мимо него, отправляясь гулять в теплостанский лес...
Саму Людмилу Ивановну я хорошо знал по её работам по административно-территориальному устройству и центр-региональным отношениям в КНР, активно их цитировал в своих статьях. При этом единственный раз, когда нам довелось увидеться лично, был в апреле 2023 года, на конференции "Современное китайское государство".
Я был поражен, узнав, что ей 90 лет, но она находится в такой хорошей интеллектуальной форме. Её доклад про китаизацию марксизма был одним из лучших на конференции, — и я говорю это не на эмоциях и не из-за того, что так предписывают законы жанра. Просто "старая школа" есть "старая школа": всё системно, чётко, методологически выверено. Нам действительно было/есть чему поучиться.
Вероятно, тогда было её последнее публичное выступление. В июле того же 2023 года её не стало.
О Людмиле Ивановне Кондрашовой можно почитать дополнительно: в статье-посвящении в журнале "Российское китаеведение", а также в большом интервью для проекта "Российское китаеведение: устная история" (том 5).
PS. Отдельное спасибо Родиону Кудакаеву за предоставленное фото. Сама Людмила Ивановна, работая над своей последней научной статьёй, очень хотела, чтобы в материале была именно эта фотография.