Когда президент Путин своим указом (!) объявил Россию цивилизацией (!!), я мысленно охнул и до сих пор в этом состоянии. Удивительно, но буквально за пару недель до того у нас был про это разговор с А.Г.Дугиным, содержание которого я передавать не буду без его согласия, но свои мысли скажу.

Мыслить мир и мировую историю именно историей «цивилизаций» — это к Данилевскому, Тойнби, Шпенглеру, а в более близкие к нам времена — к Хантингтону, конечно. Что интересно, хантингтоновское «Столкновение цивилизаций» было своего рода ответом Фукуяме на его «Конец истории», и в переводе с языка конца 1980-х на язык начала 2020-х означает буквально дискуссию про однополярность-многополярность. Глобалистский мейнстрим по сей день живёт в концепции Фукуямы, а мы, что интересно, оказались внезапно для себя в концепции Хантингтона... сильно приправленной Валлерстайном.

Уже целую кучу лет назад, в далёком 2005 году, я написал книжку «Путин. Его идеология», с помпой презентованную в центральном офисе ЕР лично Сурковым в компании Володина, Костина, Воробьёва и прочих великих людей. В частном порядке, впрочем, Сурков мне попенял за то, что я ухитрился так ни разу и не использовать на её страницах его любимое словосочетание «суверенная демократия». На что я в ответ разразился речью про то, что словосочетание sovereign democracy и даже democracies регулярно использовала американская пропаганда, в том числе лично вице-президент США Чейни, в отношении лимитрофов Восточной Европы — всей этой польши-трибалтики. И контекст был очевидным: имелась в виду их свежеобретённая независимость от московского имперского центра. Ну и я вообще скептически относился к полезности прилагательного «суверенный» — в отличие от базового существительного «суверенитет».

Вот про это я там писал много, и, в частности, там было рассуждение об абсолютном и частичном суверенитете. Если вкратце, всё сводилось к тому, что абсолютный суверенитет — это способность (и возможность) настаивать на своём, даже оказавшись в одиночестве против всего остального мира. Отсюда и тема ядерного оружия, как фактора, его гарантирующего.

Я хорошо помню, что, когда я писал эту часть, то перечитывал сталинское интервью 1951 года про советские ядерные испытания. Центральная идея которого — контроль над любым видом оружия и, соответственно, продуктивные и не-бутафорские переговоры о разоружении возможны только тогда, когда ни у одной из сторон нет монополии на это оружие. Иначе это не контроль, а «издёвка над контролем».

Как ни парадоксально, всё то же самое в полной мере приложимо к теме «цивилизаций». Сейчас продолжу.

Мало кто про это помнит, кроме выпускников юрфака, но у слова «цивилизация» задолго до начала использования его в нынешнем историософском смысле много веков было очень конкретное, прикладное значение в терминах римского права. Когда какой-то уголовный процесс переводился в разряд гражданских, соответствующая процедура в отношении него и называлась «цивилизацией». «Огражданивание», если в грубом русском переводе. Отзвуки этого до сих пор слышны в прилагательном «цивилизованный» — например, «цивилизованное решение вопроса»: имеется в виду, как правило, что-то вроде «не морды друг другу бить, а договориться». Ключевое для нашего рассуждения здесь то, что первоисточником понятия «цивилизация» была в первую очередь соответствующая нормативная реальность и то пространство, на котором она действует — и, что не менее важно, на кого она _не_ действует. Jus civitas — право гражданина; то есть того, кто имеет _статус_ гражданина.

Собственно, для людей с базовым европейским «культурным багажом» не могло даже и мысли возникнуть, что «цивилизаций» может быть даже в теории больше, чем одна. Смешной Боррель, рассказывающий нам сейчас про «цветущий Эдем, окружённый джунглями», выплёскивает это исконное подсознательное Запада в доступной его [убогому каталонскому] словарному запасу форме. Сама идея, что «цивилизаций» вообще-то несколько, достаточно еретическая: просто по той логике, что у всяких там не-римлян могли быть сколь угодно мощные «царства» и «армии», но никогда не было никакого jus civitas и вообще самого понятия civis. В переводе на современный глобалистский сленг: jus civitas — это, конечно же, «права человека», сообщество тех, кто их признаёт за основу своих правовых систем, именуется «свободным миром», всё остальное маркируется разными обзывалками — «авторитаризм», «тоталитаризм» или что-нибудь ещё столь же обидное.

Ни один из теоретиков множественности «цивилизаций», не исключая и Хантингтона, не поставил, однако ж, вопрос таким образом, что и Римов тоже может быть больше, чем один. Хотя со времён известного решения Диоклетиана о разделении империи на две это уже вполне исторический факт. Но, сдаётся мне, в мире латинского языка даже и «второй», он же «новый» Рим на Босфоре воспринимали как своего рода «паль» (термин, которым сейчас пользуются модницы, говоря о контрафактных копиях товаров известных брендов). А уж про наш доморощенный «третий» — это и вовсе курам (гусям, если по-римски) на смех.

У греков Восточного Средиземноморья, которые вплоть до самой гибели Второго Рима упорно называли себя именно «римлянами» — «Василия Ромеон» (так тысячу лет называло самоё себя то, что мы привыкли именовать «Византией») — был, впрочем, довольно мощный козырь на руках: «первенство веры». Да, христианство в том виде, как оно возникло и распространилось по империи, было в первую и главную очередь продуктом именно греческой культуры и её квинтэссенцией. Пусть и на исходном семитском материале (дань эллинистической моде на всё «восточное»), но со всеми фирменно «греческими» заморочками, от философской зауми про Логос до опорного мифа о герое-полукровке, сыне бога и смертной, обречённом на гибель (но, в отличие от Ахилла-Геракла-Тесея etc. победившего смерть) — многовековой сюжет всех основных греческих трагедий. И вот с этой поправкой — ну да, ну да…

Но третий-то куда ещё? С какой стати? Чего такого сопоставимого по вселенской мощи и значению с jus civitas и крестом-над-Софией породили эти жалкие холмики между Неглинкой и Яузой, чтобы всерьёз претендовать на место в этом ряду? Да ну не смешите. Или… предъявите.

Продолжение следует

«Рим номер три», ч. III.

Вообще-то из того, что мы цивилизация, само собой никак автоматически не следует, что надо всё к ней относящееся непременно собирать в единое государство. Более того. Сам термин «цивилизация» — применительно что к Риму «первому», что в особенности ко «второму» — историки чаще всего используют, если говорят о тех периодах и/или случаях, когда прямое имперское управление той или иной территорией либо уже давно закончилось, либо вообще никогда и не начиналось. Но тем не менее имело место значимое культурное влияние, в первую очередь на уровне базовых образцов — от религиозных и правовых до эстетических, культурных и технологических. Точно так же обычно говорят, к примеру, и об «исламской цивилизации» на руинах Халифата. И о «китайской цивилизации»: тут наиболее яркий пример — Япония: она вообще никогда не была под китайской властью; напротив, в разные периоды истории значительная часть самого Китая бывала под японской властью — однако же Япония, безусловно, как и Корея, и Вьетнам, тоже своеобразная периферия именно «китайской цивилизации», что бы они сейчас сами о себе ни думали.

Это я к тому, что как концептуальное обоснование «российской агрессии вна Украину» сама по себе эта конструкция с «цивилизацией» не катит. Ну окей, и жили бы они там себе дальше, выбирая то и дело, чьей именно цивилизационной периферией они хотят быть в нынешнем историческом сезоне, на то они и окраина даже по названию. Ну даже и убивали бы дальше друг друга в ходе этого «внутринационального диалога на повышенных тонах», нам-то здесь, в богоспасаемом цивилизационном ядре, какое дело? Специально заостряю на этом, потому что интуитивно-то многие чувствуют — то, что там происходило, это именно цивилизационный вызов, а наша СВО — попытка, довольно-таки слабо нами самими пока осознанная, цивилизационного же на него ответа. Причём, заметьте — игра слов — вообще ни разу не «цивилизованного».

Зимой 2004-2005, когда Глеб Павловский вернулся из Киева после «Оранжевой революции» и «третьего тура», я сделал с ним несколько больших содержательных интервью на тему «как он//мы проиграл//и Украину». Некоторые из них предназначались для публикации и были опубликованы тогда в «Русском Журнале» (сейчас, увы, поди их найди в его сгинувшем архиве), другие — менее публичные — для написания на их основе аналитических записок по известному адресу. Но меня уже и тогда интересовали не столько унылые подробности политического подковёрья-закулисья, сколько основные «болевые точки» развернувшейся там на моих глазах исторической драмы. На основе этих бесед я сделал в феврале 2005 большой текст-постскриптум к первому Майдану «Революция и контрреволюция» — вот он, к счастью, сохранился в виде копии у меня на сайте. Но этот текст тоже больше был «про политику», и к нашей нынешней теме относится по касательной.

Вот об этом… паузу возьму, надо получше подготовиться, ибо тема серьёзней некуда.

Я всё-таки полагаю, что «государство-секта» это не у нас, а у соседей. Но это, конечно, вопрос оптики.

Между тем, в ТГ продолжается нешуточное философское бурление. Разобравшись с методологами, Алексей Чадаев замахнулся на цивилизационный подход и на понятие "государство-цивилизация". Ему не понравились три вещи. Первое, что слово иностранное и к тому же латинское. Второе, что в одной цивилизации может быть много государств, и на идею территориальной целостности России концепт не работает. И наконец, главное, что идея цивилизации не объясняет начало СВО - типа жили разными цивилизациями и жили бы так и дальше. Что-то подобное он обсуждал с А. Г. Дугиным, для которого, разумеется, представлять СВО как войну цивилизаций - это слишком слабый ход, поскольку, с его точки зрения, СВО - это война Христа и Антихриста. Чадаев как бы намекает, и тут, надо признать, есть доля смысла, что "цивилизационный подход" позволяет любому аналитику выйти в метапозицию, то есть как бы отстраниться от вопроса, кто прав, а кто неправ. С точки зрения Чадаева, как я его понял, любая теория в наше время должна быть просто выражением безоговорочной любви к специальной военной операции без попыток уклониться в якобы объективное ее описание. В этом смысле действительно "Христос" и "Антихрист", свет и тьма подходят лучше, чем, скажем, цивилизационные интересы. Чадаеву не нравится термин "государство-цивилизация", и у этого есть резон, то, что он предлагает, гораздо лучше описывается категорией "государство-секта". В принципе, я только сейчас понял, что это и есть смысл Четвертой политической теории - превращение современного государства модерна в государство-секту.

Всё бы ничего, но только вот вывезем ли мы полноту «собственной цивилизации»? Так-то, практически глядя на объект и имеющиеся дефициты, того нет, сего нет, «чего у нас только нет»… хотя, конечно… «Русская цивилизация есть? А если найду???»

В чем смысл того цивилизационного подхода, который стал идеологией России в последний год?

Он довольно прост. Это идеология консервативного антиглобализма.

Мир есть сообщество цивилизаций, то есть центров развития, характеризующихся особой культурой, ценностями, традицией. У каждой цивилизации своя траектория развития, непохожая на траектории других цивилизаций.

Глобалистский Запад блокирует развитие всех, кроме самого себя. Впрочем свое собственное развитие он тоже блокировал. Запад не дает другим цивилизациям развиваться в их собственной логике, требуя вместо этого вливания в западную глобалистскую систему и выкачивая ресурсы. По сути глобалистский Запад стал тормозом развития для всех остальных цивилизаций.

Россия - одна из таких самобытных цивилизаций с особой традицией. И в качестве центра, ядра цивилизации мы имеем право на контроль за ее периферией и на защиту ее от чужеродных вторжений (то есть, прежде всего, экспансии Запада).

Цивилизационная модель, прежде всего, превращает нашу частную СВО - в общее дело, в противостояние глобалистскому торможению многолинейного развития. Цивилизационная модель объясняет, почему прочие цивилизации - Китай, Индия, Иран, арабы, турки - должны быть заинтересованы в нашем успехе, так как мы воюем и за свой, и за их суверенитет.

При этом мы не просто выступаем за "право на мракобесие", хотя в условиях трансгендера и прочего такое право тоже важно. Мы защищаем и для себя и для других право на суверенное развитие, право на собственное, не навязанное извне будущее.

И, конечно, эта концепция очень работает на нас. При этом не раскалывая по оси право/лево, так как суверенное развитие может проявляться и как коммунизм, и как археофутуризм и многими другими способами.

Я не это «спрашивал». Я скорее о том, что по целому ряду культурно значимых позиций мы именно _как_цивилизация_, увы, импортозависимы. И, более того, наша конструкция общественного устройства — со времён ранних Рюриковичей и заканчивая Ельциным-Путиным — демонстрировала принципиальную неготовность изобретать тот или иной «велосипед», предпочитая ввозить его в готовом виде снаружи за пеньку и дёготь. Потому что каждый собственный «велосипед» предполагает появление устойчивого слоя собственных же «велосипедистов», которых нельзя просто так взять и помножить на ноль, потому что без велосипеда же останемся. А политический центр (и, кстати, не без своеобразного сочувствия со стороны безмолвствующего большинства) традиционно рассматривал всю номенклатуру таких привилегированных слоёв как угрозу своей монополии на власть — и не без оснований, чего уж там, потому что западных соседей — ту самую РП — как раз-таки и сгубила в итоге чрезмерная вольность расплодившихся «блатных» сословий. Здесь парадокс — чем больше мы «цивилизация», тем меньше у политического центра манёвра в части «всё снести и сделать по-новой», что, в логике Грозного из известной полемики с Курбским, есть прямая угроза «красоте власти».

Алексей Чадаев спрашивает, а существует ли русская цивилизация?

Да. Безусловно существует. Это очевидно и множеству внешних авторов от Шпенглера и Тойнби, до Броделя и Хантингтона.

При этом русская цивилизация довольно строго описывается по категориям и специфическим чертам.

Отсылаю за подробностями к второй главе своей книги "Русские", она так и называется "Категории русской цивилизации": https://100knig.com/wp-content/uploads/2023/01/Egor-Holmogorov.-Russkie.pdf

Так вот, ключевой вопрос, как по мне, состоит в списке-минимум тех позиций, по которым импортозависимость является критической угрозой для, не побоюсь этого слова, цивилизационного суверенитета. Что в него входит и почему.

Ну Рим был импортозависим во всем кроме армии и правовой системы. Что не помешало. Так что тут главное грамотно выстроить отношения с другими. Мы же оказались односторонне и заложнически зависимы от Запада.

https://yangx.top/chadayevru/1548

https://yangx.top/chadayevru/1548

Чуть в сторону к теме серии о «русской цивилизации». Для меня, если совсем уж начистоту, конструкт «цивилизация» — чужой, я его не очень понимаю и внутренне не очень с ним согласен. Мне он сам кажется как раз-таки проекцией чисто «западного», даже «латинского» стиля мышления на мировую историю — ну то есть, в точном смысле «цивилизацией» можно считать ровно одну — ту самую, которая изобрела civis и jus civitas, а поставить её в некоторый ряд — это попытка натянуть сову на глобус.

Я мыслю скорее «культурой» — это, и в силу образования, и в силу способа мышления, куда более привычный мне способ понимать и описывать историю. У меня, в конце концов, в дипломе в разделе «специальность» написано «теория и история культуры», при всей условности того, что вообще у кого-либо написано в каких-либо дипломах. И, думая о том, есть или нет «русская цивилизация», я поймал себя на том, что объект ускользает, потому что по факту всё равно всё сводится к тому, какие «институциональные формы», включая и религиозно-этические, и политические, и хозяйственные системы породила русская культура, в чём её характерные отличия от других культур, преимущества и уязвимости. При этом «культуру» я понимаю гораздо шире — скорее как Вико или Гердер, чем, к примеру, как Минкульт РФ ))

И вот на 9 мая я пересмотрел фильм «В бой идут одни старики» — и понял вот что. Маэстро — герой Быкова и главный герой фильма — ас-истребитель с кучей звёздочек на борту, весь фильм проповедует, что война кончится и мы займёмся настоящим делом — петь песни, сажать сады и так далее. Да, это в том числе и про то, что в ВОВ победила не кадровая армия, погибшая почти целиком в 1941-м, а мобилизационная — из сугубо гражданских людей, надевших форму. Но, вообще говоря, в нашей культуре есть проблема с военной профессией именно как профессией. Для воина по жизни война не заканчивается никогда: состояние «мира» есть всегда лишь пауза, сколь угодно длинная, подготовка к следующей войне. Но у нас на культурном уровне есть некое сопротивление этому стилю мышления, именно поэтому у нас, в частности, нет военного министерства, а есть «министерство обороны». И это имеет многие последствия, в том числе и тот офицерский и генеральский корпус, который мы имеем сейчас и видим во всей красе на театре СВО.

Важная тема, продолжу её позже.

Про актуальное — про Пригожина. Я не имею никаких особых инсайдов, просто неплохо представляю себе общую логику «как у нас что работает». Никаких чудо-складов, где пылились горы снарядов, которые злые бюрократы в погонах из чистой вредности не отгружали Пригожину, конечно же, не было. Поэтому, когда с самого верха таки поступила команда «дать снарядов вагнерАм», единственный способ её выполнить состоял в том, чтобы раскулачить соседние подразделения, которые и так не то чтоб жировали по части БК. Последствия, что называется, воспоследствовали.

Говоря более общО. Как многие помнят из старожилов-подписчиков этого канала, в первые недели СВО у меня было несколько раундов «разговоров с зеркалом», когда я пытался сформулировать некие принципы жизнедеятельности на предстоящий период.

Один из них, например, был такой: избегать любого участия в любых внутренних конфликтах по эту сторону фронта; как бы кто ни относился раньше ко мне и как бы я сам ни относился к кому бы то ни было, все, кто по эту сторону — отныне свои, и даже когда они собачатся друг с другом — держать нейтралитет.

Второй — не иметь и не разрешать себе иметь никаких личных амбиций и карьерных стратегий; запретить себе даже думать, что эта ситуация позволит куда-то продвинуться, кем-то стать, что-то получить и т.д. Единственно допустимое «личное» целеполагание — возможность снова спокойно сидеть в кресле, пить чай, читать умные книжки, углублять знание испанского и т.п. — то есть вернуться в то самое состояние, в котором я и встретил февраль 22-го. Потому что иначе ты рано или поздно неизбежно начнёшь те или иные «войны» или «делёж» чего-нибудь внутри. Победа — она по определению одна на всех, в ней нет и не должно быть никакой твоей персональной «делянки».

Третий — чётко различать, чему обязательно надо (наплевав на любые свои привычки и «традиции») учиться у противника, что у него надо перенимать, чтобы становиться сильнее, а в чём, наоборот, ни в коем случае нельзя ему уподобляться и повторять за ним — даже если то, что он делает, кажется «эффективным». В этом смысле — «суметь остаться собой».

Там есть ещё несколько, но они менее значимы для обсуждаемой темы. Так вот. Наблюдая за Пригожиным, я делаю следующий вывод. Он, безусловно, молодец и герой, без дураков, и моё ему глубокое уважение за то, что он уже сделал и делает. Но он, похоже, органически не может не хотеть ничего лично для себя — то есть мой второй пункт. Который в итоге потянул за собой и первый (устраивать войны внутри), и третий (косплеить укропов не только по технологии, но и по онтологии). И, опять-таки, не хочу его за это осуждать, не чувствую морального права: я-то сейчас больше тут, а он больше там. Но впору всё-таки вспомнить ещё один из выводов, точнее, следствий из пункта 2: не «строить свою Россию», а делать сильнее ту, которая есть — без каких-либо, впрочем, иллюзий и самообмана на её счёт. «Маємо те, що маємо».

Собственно, именно поэтому по дронам я стараюсь работать именно с кадровыми частями ВС РФ, хотя это тот ещё геморрой. Но, повторяю, никому не навязываю, тут каждому своё.

Ну и в порядке блокнотных заметок. После нескольких дней погружения в рутину работы отечественных предприятий ВПК — немного отрывков из диалогов с инженерами и производственниками:

— «Мы радикально переработали систему управления нашим устройством для задач фронта. Вместо нескольких десятков опций и функций остался пульт, на котором всего три кнопки: «Так точно», «Никак нет» и «Ура!»

— «Наш учебный центр работает по следующей логике. Мы показываем, где у боевой техники верх, где низ, на что нажимать и как заводить, после чего даём документ о допуске к управлению. А потом пусть уже жизнь его учит, что с ней вообще делать»

— «Репутация оружия — это то, что о нём говорят в армии. Когда речь идёт о новом оружии — это итоги первого опыта применения. А успех или неуспех этого применения напрямую зависит от того, насколько применяющие вообще были обучены им пользоваться»

— «У нас обычно пытаются понять, что не так с техникой, и как-то улучшать или переделывать её. Все вокруг Кошкины, Калашниковы и Грабины. Но на практике чаще всего вопрос не в технике, а в организационной схеме её использования. Есть много образцов оружия, возможности которого не используются и на 10% только лишь потому, что не было вовремя принято никаких организационных решений по поводу того, как оно интегрировано в общую боевую работу»

— «Каждый подсознательно хочет вести свою войну. Сам собрать себе оружие, сам убить врага, сам снять это на видео и сам же отчитаться. Но на войне как в футболе — команда-звезда всегда переигрывает команду звёзд».

Дима, ну вот зря ты, кмк, принялся «переформулировать». Получилась достаточно казённым и официозным языком звучащая формула, единственная реакция на которую будет — «покиваша главами своими» (псалом 108).

А кроме того, я ж не это там сказал. Совсем ничего для себя не хотеть — это, что называется, «если нимб жмёт». Опять же, жёны-дети, да и положенное по возрасту чревоугодие и пьянство никто не отменял. Я имел в виду именно «не хотеть» в достаточно узком смысле — власти, славы, богатства, проистекающих из войны. Это, как раз, требует достаточно чёткого ответа на вопрос «чего хотеть для себя».

В моём случае всё просто: меня вполне устраивало то состояние, в котором я встретил февраль-2022: жить более-менее есть на что (на выборах денег заработал), какое-то время можно не работать, сидишь себе дома, занимаешься здоровьем, книжки читаешь, тексты пишешь, языки учишь, возглавляешь Клуб мужчин-бездельников, который даже и не собирается никогда, потому что всем лень. Дроны, опять же, гоняешь — где-нибудь на Домбае, ради красивых видео. Вот это и есть примерно то, чего вполне можно и уместно хотеть для себя.

Я же тут в подтексте ещё и другое имел в виду. Глядя глазами врага, одна из ключевых уязвимостей путинской России — это власть, состоящая из семидесятилетних, сидящих там уже третий десяток лет. И на скамейке — целый слой щёлкающих зубами и тоже уже стареющих «вторых номеров», ждущих, когда же Акела промахнётся. Нетрудно увидеть, что реальная цель противника — это не Донецк или Крым, а смена правящей верхушки в Москве — на такую, которая более устроит их. А значит — управлять на уровне целей и ценностей процессом смены поколений у нас; то, про что в прошлые времена был проект «Навальный», но не фартануло. Вот из этой перспективы — я бы на их месте и делал основные ставки.

И в этом смысле любые амбиции, неважно в какой идеологической упаковке — будь ты либерал, монархист, сталинист, будь ты верхнеларсовский релокант-нетвойшняша или «рассерженный патриот», ты и твои амбиции — это неизбежно орудие в руках врага. Именно это надо видеть максимально ясно… господин депутат Госдумы.

"Не хотеть ничего лично для себя" от Алексея Чадаева. Я бы переформулировал как "ставить единство и мир внутри страны выше собственных интересов" как главный принцип настоящего патриота в критический для родины момент.

Вспомнил сказанное по другому поводу, но похоже "если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя"

https://yangx.top/chadayevru/1553

Михаил Скопин-Шуйский стал воеводой во время правления своего дяди Василия Шуйского, последнего представителя рода Рюриковичей на российском престоле. Положение царя было шатким, время характеризовалось внутренними распрями и восстаниями. В успешном подавлении восстания Ивана Болотникова проявились военные способности Михаила, рассудительность и тактическое мышление. В возрасте 22 лет молодому полководцу даже был пожалован боярский чин.

В 1608 году перед страной встала новая угроза – к столице подошли войска Лжедмитрия II, Москва оказалась в осаде. Царь Василий понимал, что без внешней помощи город падет, и тогда он направил Михаила Скопина-Шуйского в Великий Новгород для сбора ополчения.

В Великий Новгород начали стекаться добровольные дружины со всего Севера, здесь образовался главный центр борьбы с интервентами. Кроме того, был заключен Выборгский договор, согласно которому сюда же прибыло 10 тысяч шведских наемников. На протяжении всей зимы Михаил Скопин-Шуйский «сколачивал» войско: разрозненные северные отряды проходили обучение битве в конном и пешем строю. Весной 1609 года объединенная армия выступила в сторону Москвы.

Были освобождены Старая Русса, Торопец, Торжок и Тверь. Но тут шведские наемники взбунтовались и отказались двигаться дальше. Скопин-Шуйский не остановился. По пути к его армии примыкали ополченцы из других русских городов, и к Калязину войско, первоначально состоявшее всего из нескольких тысяч добровольцев, подошло уже в составе 11-18 тысяч. Здесь состоялось решающее сражение с польско-литовским войском. Интервенты были разбиты, сторонники Лжедмитрия II бежали. В марте 1610 года ополчение Михаила Скопина-Шуйского вошло в Москву.

Многие хотели видеть успешного и не замешанного в политических интригах Скопина-Шуйского царем, но полководец был человеком чести и остался верен присяге. К сожалению, народное признание и военные подвиги породили зависть. Спустя чуть больше месяца после величайших побед Михаил умер. Считается, что он был отравлен на пиру женой своего дяди. Не случись этого, возможно бы и не прервалась династия, зародившаяся в Новгороде с приходом Рюрика. Но…смута продлится еще три года, и конец ее будет связан с другими именами.

День сражения Новгородского ополчения за освобождение города Москвы внесен в перечень памятных дат Новгородской области. Интересно, что до совсем недавнего времени фигура Михаила Скопина-Шуйского была увековечена только на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде, в других городах открытие памятников национальному герою приурочили к 400-летию освобождения Москвы. Историческая справедливость восторжествовала.

Кстати вот прочитал в лентах призыв Апти Алаутдинова к русским «рожать больше детей», густо завирусившийся в сети и породивший массу откликов. И среди них — реплика Кашеваровой в эталонном стиле «а от кого рожать, мужиков-то и нету», и бурные волны откликов, где одни и те же темы мусолятся по пятнадцатому кругу.

И, как мне кажется, этот вопрос таки можно обсудить под незатёртым углом.

Общеизвестные проблемы института семьи, кроме лежащих на поверхности причин, имеют ещё одну неочевидную — это падение ценности «рода» как чего-то важного и требующего продолжения в следующих поколениях. Дети не идут по стопам отцов, выбирая профессии, не особо-то ценят тот факт, что носят их фамилии и вообще ничего такого от предков не наследуют, кроме ДНК и имущества (если есть). В свою очередь, правовая среда постепенно дрейфует к тому, что твои дети с самого рождения как бы и не твои, а больше общественные: прав по отношению к ним у тебя всё меньше, а обязанностей всё больше, равно как и ограничений. Короче, понятно, зачем дети нужны «стране», «нации», кому угодно, непонятно только одно — зачем они нужны лично мне. ЭЭ… спрошу, пожалуй, об этом сегодня у старшей дочери, у младших рано пока ))

С другой стороны, родовой принцип имеет тот очевидный минус, что в родовом обществе люди изначально рождаются и приходят в мир неравными — те, кому повезло родиться «в хорошей семье», имеют изначальную фору перед теми, кого рожали, условно говоря, «под забором». И наоборот — деградация родового принципа стала в эпоху модерна важным шагом к равенству возможностей. Вот прямо сейчас разные влиятельные семьи думают о том, как им передать детям свою властесобственность, а множество менее влиятельных граждан исходят ядом злобы по отношению к «принцам» и «мажорам»; одна из самых раздражающих тем в нашей стране в последние годы.

Вопрос про желание мужчин заводить (и содержать) семьи и детей неразрывно связан с вопросом о том, как работает и работает ли вообще у нас это самое родовое начало. У чеченцев с этим проблем (пока) нет, там всё ещё работает куча разных доиндустриальных институтов, те же адаты. У нас же звучит только «должен», хотя вообще непонятно, когда и кому задолжал. Жёстко говоря, либо равенство возможностей, либо родовой принцип; они очевидно конфликтуют и логика нахождения баланса пока непонятна.

Кто что думает?

Совсем недавно — и в то же время вечность назад, осенью 2021 — я сидел в прибрежном ресторанчике в Гёчеке с одним своим знакомым, депутатом турецкого парламента, который рассказывал мне в деталях, как он однажды наблюдал с борта своей яхты, когда военные вертолёты разносили резиденцию Эрдогана — там же, в Гёчеке, на другом берегу залива. Говорили по-английски; я иногда пытался переходить на свой жалкий разговорный турецкий, собеседник снисходительно улыбался и поправлял ошибки. Его русский намного лучше, чем мой турецкий, но английский лучше у обоих.

Из интересного — он был почему-то абсолютно уверен, что Эрдогана тогда спасли русские — заблаговременно предупредив о путче, и поэтому в тот момент, когда шла атака на резиденцию, самого Эрдогана там уже не было — он рванул в Мармарис, откуда сначала вышел в эфир, а потом уже ночью прилетел в Стамбул. Ещё из его рассказов — что очень интересно повела тогда себя черкесская диаспора — обычно на всех выборах она голосует против АК, но в тот момент её лидеры вписались в мобилизацию «улицы» и вывели людей, которые останавливали военную технику, входившую в Стамбул.

Что я думаю об Эрдогане? Он нам, конечно, никакой не друг. Вообще ни разу. Но парадокс в том, что в нынешнем мире каждый, кто сам за себя, кто не лёг под гегемона и интересы своей страны ставит выше, чем указивки мировой жабы — уже тем самым вольно или невольно оказывается на нашей стороне истории.

Интересная сейчас у меня жизнь. Из всего того, чем я занимался, осталось лишь две темы, между которыми разрывается график: дроны и философия. Вся прошлая неделя была про дроны, там много всего интересного, но не очень публичного. А на этой неделе больше философии, примерно 70/30.

Вот вчера ходил к Дугину на посиделки, где коллективно бороли либерализм. Пришёл в 17, ушёл в 23 — дело небыстрое, при том, что даже за отведённый промежуток времени, по сути, только разогрелись. Было много любопытного и интересного, но я поделюсь лишь блокнотными заметками, которые делал по ходу.

Что я сам там говорил. Все три «больших политических теории» Модерна являются репрезентацией определённого классового манифеста. Социализм/коммунизм — пролетариата. Фашизм/нацизм — буржуазии. А вот либерализм, что куда менее очевидно на первый взгляд — аристократии.

У Модерна было своё собственное «осевое время», когда были созданы основные тексты и основные идеи, предопределившие его дальнейший исторический вектор. Это XVII-XVIII век — примерно начиная с финала Тридцатилетней войны и заканчивая ВФР. И это было время абсолютистских монархий и их сословных структур. У тогдашних аристократов ситуация была в следующем: у них был, конечно, статус, но в нагрузку к этому статусу была жесточайшая система обременений, от государевой службы до разных родовых обязательств, жесточайшим образом регламентировавших их жизнь с самого рождения; это были, пожалуй, самые несвободные люди. И вопрос для них стоял в том, как сохранить преимущества статуса, но при этом избавиться от сопровождающего бремени долга.

Если бы мне поставили задачу объяснять на пальцах ребёнку-младшекласснику, про что вообще либерализм, то я бы не стал отправлять его к Гоббсу и Локку, а просто сказал бы, что это такая теория, когда что хочу, то и ворочу, и никто мне не указ; а всякие клерки, вплоть до монарха, нужны главным образом затем, чтобы эти самые мои хотелки всячески обслуживать. В либерализме уже современном это трансформировалось в идею «сервисного государства».

Но здесь также кроется и самая стыдная тайна либеральной идеи. Она состоит в том, что, как выражался один античный автор (вроде бы Ксенофонт, хотя все приписывают это Аристотелю, а советский интеллигент в лучшем случае вспомнит «Понедельник» Стругацких), что для того, чтобы все были свободными, жизненно необходимо, чтобы даже у самого простого земледельца было не менее трёх рабов. Иными словами, подлинно свободными никогда не смогут быть только лишь все. И если пытаться на практике реализовывать либеральную утопию, без рабов не обойтись. Лайфхак новейших времён состоял в том, чтобы вынести рабство за пределы своих границ — например, в колонии; ну или, как уже во второй половине ХХ века, в «развивающиеся страны» с их сверхэксплуатацией туземной рабсилы, занятой на производствах, принадлежащих глобальным компаниям.

Но для того, чтобы в концепции концы сошлись с концами, нужен ещё и расизм. В любой форме — включая современную, которая делит общества на «демократические», они же «свободный мир», и разные там авторитарно-тоталитарные, которых грабить хорошо и правильно именно потому, что они и так стонут под пятой тирании.