Корейские женщины мне не очень нравятся — они какие-то на мой вкус, ну, не секси, даже и особенно их самые-пресамые модели с кучей пластических операций. Забавная деталь. Знакомые дипломаты из нашего посольства по пьяни рассказывали душераздирающую историю, как они повели какого-то знакомого поляка в квартал красных фонарей (расположенный, понятное дело, рядом с американской военной базой). И там обнаружили расовую сегрегацию по ценникам на услуги жриц любви: самая низкая цена для азиатов и индусов, выше для белых и самая высокая — для чернокожих. Оказалось, дело в размере полового члена: у кореянок узкие и маленькие вагины, и слишком большие для них инорасовые хуи наносят им травмы, из-за чего рабочий орган быстрее изнашивается и выходит из строя. Что до корейских мужчин, то никогда не забуду, как во время своего первого приезда во Владивосток, заселившись в гостиницу Хёнде, я не мог спать в номере, потому что во всех соседних очередной господин Пак из Сеула очень громко и эмоционально воплощал свою мечту — поиметь настоящую белую женщину, в роли которой выступала обычная русская проститутка из глубинки — с синими коленками, бывшим мужем-алкоголиком, детьми на содержании и тонной косметики, скрывающей синяки. Такое, на что не встанет вообще никогда, сколько ни выпьешь, но это если ты русский; а для господина Пака это всё-таки ещё и аспект расового самоутверждения — за то и платит.
Применительно к корейской Русалочке — ну я вообще не знаю, это же как с мороженой скумбрией спать. Ещё будет смотреть этим вот рыбьим взглядом и задавать вечный немой вопрос про любишь-не любишь: ну, блин, «кушать да, а так нет». Но именно эта выраженная асексуальность, удивительным образом, создаёт нужную дистанцию доверия к персонажам — начинаешь думать о них как о тех, с кем, в общем-то, можно и поговорить по душам при случае. Корейцы ведь — это только кажется, что они совсем другая планета; на самом деле они в чём-то очень как мы; великий русский певец Виктор Робертович Цой не даст соврать.
Не знаю, справился ли, но вот.
Применительно к корейской Русалочке — ну я вообще не знаю, это же как с мороженой скумбрией спать. Ещё будет смотреть этим вот рыбьим взглядом и задавать вечный немой вопрос про любишь-не любишь: ну, блин, «кушать да, а так нет». Но именно эта выраженная асексуальность, удивительным образом, создаёт нужную дистанцию доверия к персонажам — начинаешь думать о них как о тех, с кем, в общем-то, можно и поговорить по душам при случае. Корейцы ведь — это только кажется, что они совсем другая планета; на самом деле они в чём-то очень как мы; великий русский певец Виктор Робертович Цой не даст соврать.
Не знаю, справился ли, но вот.
Сегодня — 115 лет Леониду Брежневу. ВЦИОМ в среду в исследовании об отношении к СССР сообщил, что он входит в топ-3 самых позитивных персонажей советской истории по мнению ныне живущих сограждан — наряду с Гагариным и… Сталиным, конечно. Но учитывая, что Сталин также входит и в топ-3 самых негативных (ну, раскол у нас в глубинном по вопросу), дорогой Леонид Ильич — безусловный фаворит из лидеров государства.
Для меня это загадка. Я вот думаю — неужели никто не чувствует, насколько неуместен был Брежнев в качестве лидера СССР в середине 60-х? Даже более, чем «волюнтарист» Хрущёв. Именно на правление Брежнева пришёлся пик конкуренции за мировое лидерство, а у нас в лидерах оказалась во всех отношениях посредственность. Средний человек, без каких-либо особых талантов, но и без явных изъянов, не дурак, но и не умный, не трус, но и не герой (хоть и четырежды Герой), не тиран, но и не освободитель; не аскет, но и не патологический сластолюбец; никакой. Если что собой и воплощавший, то острое желание пожить наконец тихо, спокойно, и чтобы никто никого не трогал. Короче, НАИХУДШИЙ вариант для роли лидера страны, претендующей на то, чтобы куда-то там вести человечество: всемирного масштаба Свадебный Генерал. Ну, даже Свадебный Маршал.
Надо ли удивляться, что под конец его правления уже не осталось ни у кого в мире никаких иллюзий, что СССР может быть хоть для кого-то и хоть в чём-то ориентиром. Провинция, периферия, колхоз «Заветы Ильича», хутор на отшибе — где, однако, всегда радушны и наливают, при условии, что есть чего налить: вот образ страны, созданный Брежневым.
Для меня он — один из самых бесполезных вождей в истории Отечества.
Для меня это загадка. Я вот думаю — неужели никто не чувствует, насколько неуместен был Брежнев в качестве лидера СССР в середине 60-х? Даже более, чем «волюнтарист» Хрущёв. Именно на правление Брежнева пришёлся пик конкуренции за мировое лидерство, а у нас в лидерах оказалась во всех отношениях посредственность. Средний человек, без каких-либо особых талантов, но и без явных изъянов, не дурак, но и не умный, не трус, но и не герой (хоть и четырежды Герой), не тиран, но и не освободитель; не аскет, но и не патологический сластолюбец; никакой. Если что собой и воплощавший, то острое желание пожить наконец тихо, спокойно, и чтобы никто никого не трогал. Короче, НАИХУДШИЙ вариант для роли лидера страны, претендующей на то, чтобы куда-то там вести человечество: всемирного масштаба Свадебный Генерал. Ну, даже Свадебный Маршал.
Надо ли удивляться, что под конец его правления уже не осталось ни у кого в мире никаких иллюзий, что СССР может быть хоть для кого-то и хоть в чём-то ориентиром. Провинция, периферия, колхоз «Заветы Ильича», хутор на отшибе — где, однако, всегда радушны и наливают, при условии, что есть чего налить: вот образ страны, созданный Брежневым.
Для меня он — один из самых бесполезных вождей в истории Отечества.
Заметки ко Дню Чекиста.
1. В ходе недавней реконструкции «рабочей модели распада СССР» как-то само собой чуть ли не центральной её фигурой для меня стал Андропов. Пришлось очень подробно изучить и его опыт работы в Будапеште во время событий 1956 г., и попытку собрать «команду вольнодумцев» во время работы в ЦК, где он отвечал за связи с зарубежными компартиями, и, конечно, 15-летний период руководства КГБ, в том числе и противостояние со Щёлоковым. И, да, то, что он успел сделать за короткий период пребывания на посту генсека.
2. Андропову действительно почти удалось создать спецслужбу мирового уровня — из руин сталинского репрессивного аппарата, пережившего к тому же за предыдущие тридцать лет порядка десятка больших и маленьких «чисток». Как часто бывает, на службу в итоге упало множество задач, совсем ей не свойственных — вплоть до подготовки предложений по развитию нефтегазового комплекса в СССР. Безусловно, его блок был наиболее информированным и компетентным во всём советском руководстве, намного опережающим партийную номенклатуру по уровню и качеству понимания процессов — и внутри страны, и в мире. Но, будучи вне реальных рычагов управления (всё-таки полицейская функция — это совсем не то же самое, что управленческая), андроповская «школа» приобрела своего рода «стигму»: «всё понимаю, сделать ничего не могу»; а когда пытались, то лучше б и не делали.
3. Чекисты, начиная ещё аж с Дзержинского, всегда находились на известной дистанции от официального идеологического мейнстрима партии: они даже и в советское время руководствовались скорее чем-то вроде кодекса рыцарского ордена, чем идеологией марксизма-ленинизма. Один из моих учителей, оказавшийся ещё в довольно молодом возрасте в разведшколе КГБ подо Львовом, рассказал мне такой эпизод. На первом же занятии полковник, ветеран СМЕРШа, задаёт студентам такой вопрос. «Ваша группа оказалась на территории противника; связь с центром потеряна. Ваше первое действие?» — все молчат. «Комсомольцы есть?» — в зале поднимается пара рук. «Первое действие — убить комсомольца. В себе тоже». Их Школа скорее видела мир как борьбу сил, чем как борьбу идей.
4. В теме «КГБ и Перестройка» всегда есть две позиции. Одна: «чекисты прохлопали развал страны». Вторая: «они же его и организовали». Обе неверны, но вторая всё же несколько ближе к истине: в позднем СССР сотрудники Службы были одним из наиболее, что называется, «диссидентски» настроенных элементов Системы. Мотивы защищать её от внешнего врага у них были, а вот мотивов бороться за сохранение «строя», каким он был, не было совсем. Характерна презрительная реакция Андропова на антисолженицынскую истерию, поднятую руководством Политбюро: «они несут всякое с трибун, а на нас повесят роль главных церберов».
1. В ходе недавней реконструкции «рабочей модели распада СССР» как-то само собой чуть ли не центральной её фигурой для меня стал Андропов. Пришлось очень подробно изучить и его опыт работы в Будапеште во время событий 1956 г., и попытку собрать «команду вольнодумцев» во время работы в ЦК, где он отвечал за связи с зарубежными компартиями, и, конечно, 15-летний период руководства КГБ, в том числе и противостояние со Щёлоковым. И, да, то, что он успел сделать за короткий период пребывания на посту генсека.
2. Андропову действительно почти удалось создать спецслужбу мирового уровня — из руин сталинского репрессивного аппарата, пережившего к тому же за предыдущие тридцать лет порядка десятка больших и маленьких «чисток». Как часто бывает, на службу в итоге упало множество задач, совсем ей не свойственных — вплоть до подготовки предложений по развитию нефтегазового комплекса в СССР. Безусловно, его блок был наиболее информированным и компетентным во всём советском руководстве, намного опережающим партийную номенклатуру по уровню и качеству понимания процессов — и внутри страны, и в мире. Но, будучи вне реальных рычагов управления (всё-таки полицейская функция — это совсем не то же самое, что управленческая), андроповская «школа» приобрела своего рода «стигму»: «всё понимаю, сделать ничего не могу»; а когда пытались, то лучше б и не делали.
3. Чекисты, начиная ещё аж с Дзержинского, всегда находились на известной дистанции от официального идеологического мейнстрима партии: они даже и в советское время руководствовались скорее чем-то вроде кодекса рыцарского ордена, чем идеологией марксизма-ленинизма. Один из моих учителей, оказавшийся ещё в довольно молодом возрасте в разведшколе КГБ подо Львовом, рассказал мне такой эпизод. На первом же занятии полковник, ветеран СМЕРШа, задаёт студентам такой вопрос. «Ваша группа оказалась на территории противника; связь с центром потеряна. Ваше первое действие?» — все молчат. «Комсомольцы есть?» — в зале поднимается пара рук. «Первое действие — убить комсомольца. В себе тоже». Их Школа скорее видела мир как борьбу сил, чем как борьбу идей.
4. В теме «КГБ и Перестройка» всегда есть две позиции. Одна: «чекисты прохлопали развал страны». Вторая: «они же его и организовали». Обе неверны, но вторая всё же несколько ближе к истине: в позднем СССР сотрудники Службы были одним из наиболее, что называется, «диссидентски» настроенных элементов Системы. Мотивы защищать её от внешнего врага у них были, а вот мотивов бороться за сохранение «строя», каким он был, не было совсем. Характерна презрительная реакция Андропова на антисолженицынскую истерию, поднятую руководством Политбюро: «они несут всякое с трибун, а на нас повесят роль главных церберов».
5. Интересно другое: поначалу «чекисты» вовсе не были в первых рядах бенефициаров Перестройки. Поначалу в выигрыше оказались «цеховики», «комсомольцы», «спортсмены», «афганцы», кто угодно. Службисты начали брать своё только к концу 90-х, когда система уже более-менее устаканилась обратно, и навык работы с информацией стал значить больше, чем навык силовых решений (что как раз не является их сильной стороной). Ну а после прихода Путина в их пользу стал играть уже и образ лидера, хотя чекистом его самого можно считать весьма условно, даже несмотря на полуторагодичный опыт руководства службой (куда он был десантирован из АП в начале 98-го). Но, конечно, некоторая «андроповская» школа у Путина и некоторых членов его команды всё же есть.
6. Сегодняшняя ситуация, когда внешняя разведка вынесена в отдельную структуру, привела к тому, что акцент внимания у Службы смещён внутрь страны. И влияние её на внутренние процессы больше, чем в 1970-е; и продолжает расти. Во всех трёх составах АП, которые я видел «вблизи», по контуру АП/Служба взаимодействие было непростым, имело место постоянное прощупывание взаимных границ. Сейчас службы замкнулись на Совбезе, который, по сути, стал параллельным контуром, автономным от вертикали АП. И повторяется та же механика, что и при Андропове: «рыцарский кодекс» вместо идеологии, высокий уровень «протестных настроений» внутри среднего состава сотрудников, претензии играть бОльшую роль в принятии решений — и полное игнорирование имеющихся публичных институтов как бесполезных и декоративных. При этом та бредовая каша, которая царит в головах даже у генералов, не подлежит описанию. Но их спасает намного более высокая культура работы с информацией, чем у «гражданских» чиновников: на «оперативном» уровне это всегда преимущество.
7. Есть проблема засилья «мажоров», то, чего не было в советские времена, когда карьера в Службе не воспринималась как что-то сверхпрестижное и статусное. Сегодня Служба — это частью множество синекур для людей бесполезных и корыстных, и частью по-прежнему «орден» для амбициозных парвеню, не имеющих блата и готовых на всё ради карьеры. Мне вторые более симпатичны, даже несмотря на зашкаливающий уровень этой самой «готовности на всё». Но тех и других объединяет общая проблема: у них нет стройной картины мира, её заполняет какая-то адская треш-конспирология. И в этом смысле моё праздничное напутствие знакомым, причастным к — учиться, учиться и учиться.
Впрочем, всех касается.
6. Сегодняшняя ситуация, когда внешняя разведка вынесена в отдельную структуру, привела к тому, что акцент внимания у Службы смещён внутрь страны. И влияние её на внутренние процессы больше, чем в 1970-е; и продолжает расти. Во всех трёх составах АП, которые я видел «вблизи», по контуру АП/Служба взаимодействие было непростым, имело место постоянное прощупывание взаимных границ. Сейчас службы замкнулись на Совбезе, который, по сути, стал параллельным контуром, автономным от вертикали АП. И повторяется та же механика, что и при Андропове: «рыцарский кодекс» вместо идеологии, высокий уровень «протестных настроений» внутри среднего состава сотрудников, претензии играть бОльшую роль в принятии решений — и полное игнорирование имеющихся публичных институтов как бесполезных и декоративных. При этом та бредовая каша, которая царит в головах даже у генералов, не подлежит описанию. Но их спасает намного более высокая культура работы с информацией, чем у «гражданских» чиновников: на «оперативном» уровне это всегда преимущество.
7. Есть проблема засилья «мажоров», то, чего не было в советские времена, когда карьера в Службе не воспринималась как что-то сверхпрестижное и статусное. Сегодня Служба — это частью множество синекур для людей бесполезных и корыстных, и частью по-прежнему «орден» для амбициозных парвеню, не имеющих блата и готовых на всё ради карьеры. Мне вторые более симпатичны, даже несмотря на зашкаливающий уровень этой самой «готовности на всё». Но тех и других объединяет общая проблема: у них нет стройной картины мира, её заполняет какая-то адская треш-конспирология. И в этом смысле моё праздничное напутствие знакомым, причастным к — учиться, учиться и учиться.
Впрочем, всех касается.
Завтра выступаю на конгрессе РАПК. Тема — «2024-2026: одна кампания длиной в три года». Про возможные стратегии на следующий большой электоральный цикл.
Кстати, я подозреваю, что проблема с картиной мира была у службистов уже в андроповские времена — официальная сусловская догматика в качестве точки опоры для взаимодействия даже и с тогдашним миром не годилась от слова «совсем», а какого-то другого, не outdated, марксизма под рукой не было. И приходилось изобретать что-то своё, какие-то весьма специфические сплавы более-менее годных кусков советского обществоведения, местных маргиналий и довольно криво усвоенных трендов из актуальной на тот момент западной мысли. В общем-то, даже Стругацкие, как ни странно, годились — думаю, линия Комкона-2 не случайна: собственно, это же всё буквально про контрразведку, если отскрести антураж. Благо Аркадий, с его-то опытом, «языком владел», что называется. И я даже сейчас могу обнаружить следы ещё тех, образца начала 70-х, попыток понять и описать мир на языке, пригодном для целей службы.
Позволю себе небольшую самоцитату. «Каждая служба в стилистике и методах работы носит родовую печать своих основателей — тех, кто ее строил когда-то, пусть даже это было сотню с лишним лет тому назад. Американские службы строились когда-то выходцами из гангстерской криминальной среды, поэтому они заведомо сильнее всех в умении вербовать людей, используя их пороки — жадность, тщеславие, аддикции, сексуальные девиации и так далее; а кроме того, любой их оператор высокого уровня прекрасно умеет мыслить еще и как коммерсант — бизнес это их родная стихия. Наши же генетически растут из революционного подполья, того еще, царских времён — конспирация, марксистские кружки, фанатики идей и террористы-бомбисты, агентированные и неагентированные радикалы всех мастей. И даже сейчас, когда прошло уже несколько поколений, эта закваска никуда не делась — например, мы лучше и эффективнее работаем с исламистами, чем западники, просто потому, что там много действительно идейных, а для нас это как раз то, что надо. То же самое внутри страны: посмотрите, насколько нашим службам легко строить агентурные сети среди разных радикалов — будь то националисты или идейные борцы с системой, и насколько трудно с гнилой либеральной средой, где любой за деньги мать родную продаст, но никто, если копнуть, твёрдо ни во что не верит, кроме опять же денег».
И в этом смысле жёсткое утверждение: при относительном равенстве технических средств в противоборстве спецслужб выигрывает та из них, у которой «установочная», или _рабочая_ картина мира точнее, жёстче и адекватнее описывает реальность. А если с ней проблемы — будут только успешные/неуспешные операции, но по большому счёту ни успехи, ни неуспехи не изменяют генерального хода событий. Работа служб, в пределе — это понимание, расколдовывание мира, именно тех слоёв социальной реальности, которые всячески сопротивляются любой попытке себя исследовать и прояснить. Но для того, чтобы это было возможно, нужно иметь как минимум базовую гипотезу. Версию.
Позволю себе небольшую самоцитату. «Каждая служба в стилистике и методах работы носит родовую печать своих основателей — тех, кто ее строил когда-то, пусть даже это было сотню с лишним лет тому назад. Американские службы строились когда-то выходцами из гангстерской криминальной среды, поэтому они заведомо сильнее всех в умении вербовать людей, используя их пороки — жадность, тщеславие, аддикции, сексуальные девиации и так далее; а кроме того, любой их оператор высокого уровня прекрасно умеет мыслить еще и как коммерсант — бизнес это их родная стихия. Наши же генетически растут из революционного подполья, того еще, царских времён — конспирация, марксистские кружки, фанатики идей и террористы-бомбисты, агентированные и неагентированные радикалы всех мастей. И даже сейчас, когда прошло уже несколько поколений, эта закваска никуда не делась — например, мы лучше и эффективнее работаем с исламистами, чем западники, просто потому, что там много действительно идейных, а для нас это как раз то, что надо. То же самое внутри страны: посмотрите, насколько нашим службам легко строить агентурные сети среди разных радикалов — будь то националисты или идейные борцы с системой, и насколько трудно с гнилой либеральной средой, где любой за деньги мать родную продаст, но никто, если копнуть, твёрдо ни во что не верит, кроме опять же денег».
И в этом смысле жёсткое утверждение: при относительном равенстве технических средств в противоборстве спецслужб выигрывает та из них, у которой «установочная», или _рабочая_ картина мира точнее, жёстче и адекватнее описывает реальность. А если с ней проблемы — будут только успешные/неуспешные операции, но по большому счёту ни успехи, ни неуспехи не изменяют генерального хода событий. Работа служб, в пределе — это понимание, расколдовывание мира, именно тех слоёв социальной реальности, которые всячески сопротивляются любой попытке себя исследовать и прояснить. Но для того, чтобы это было возможно, нужно иметь как минимум базовую гипотезу. Версию.
Вопрос с подковыркой: как же, мол, так получилось, что в 70-е и 80-е, когда даже и понятия такого — soft power — не было, Америка, действуя интуитивно, именно «мягкой силой» СССР победила; а уже в наше время, когда и Най книжку написал, и методики всякие есть, и вообще это уже прямо вот технология — она, наоборот, растеряла у нас всё своё былое влияние?
А я скажу: так они работать же разучились. Вот как бы я на их месте сейчас делал: https://telegra.ph/Za-tu-storonu-ili-hardnsoft-power-12-21
А я скажу: так они работать же разучились. Вот как бы я на их месте сейчас делал: https://telegra.ph/Za-tu-storonu-ili-hardnsoft-power-12-21
Telegraph
За ту сторону, или hard’n’soft power
Посмотрел я известное выступление Даши Навальной на вручении премии Сахарова. Ну слабовато, на троечку с жирным минусом. Вон, целая Грета имеется перед глазами как образец, есть у кого поучиться. А вообще, на их месте, я бы примерно в таком ключе девочку…
Короткое саммари моего выступления на конгрессе РАПК, как его услышал один из присутствовавших. Но вообще, во всём виноват Виноградов!
Forwarded from Канал визионера (Игорь Семенов)
Авторские доклады на экспертной панели «Образ будущего–2024":
📍М.Виноградов об апатии: на фоне общего снижения интереса к теме будущего, и ситуативного - к настоящему (во всех аспектах), ограничения вариантов для «внутренней эмиграции», накопления негатива и сокращения каналов выплеска протестов идет углубление социальной апатии. «Перемен не хотим, но жить так больше не можем».
✔️Грядет выход из апатии, но по какому сценарию: в депрессию, агрессию, панику или эйфорическую мобилизацию?
📍Д.Орлов об итогах кампании-2021 увидел:
✔️«расширенное статус-кво»;
✔️признаки перезагрузки элит (изменение конфигурации элиты, повышение роли правительства, повышение нагрузки на региональные элиты по закону о публичной власти и т.д.);
✔️нарастание вызовов для Системы (развитие пандемии, падение уровня жизни, радикализация КПРФ и СРЗП, рост противоречий в элите);
✔️появляется новый политический человек (новое отчуждение, слом стереотипных моделей поведения, активизация прекариата, «беспокойство большинства» в связи с непрозрачными переменами);
✔️транзит будет на «трафаретный», а - к «консолидированной демократии», Путин – его гарант;
✔️ страна - на старте «Большой игры-2024»
📍Г.Павловский о военных стратегиях: у меня, старика, в середине года произошел перелом в оценке происходящего. Политической сцены в стране, чего-то общего - больше не существует. Теперь это сцена стратегий. Она не разрешает, а обожает конфликты.
✔️От политических оценок происходящего мы переходим к военным. Деполитизированное пространство (апатии общества) заполняет борьба стратегий. Стратегии набирают коалиции, а наоборот.
✔️Транзит не дает возможность выбрать его начало, в стратегической игре нет выбора. Транзит вообще не имеет сценария, он имеет стратегии.
✔️Политический транзит невозможен, он не имеет ничего общего с предыдущим (1999 года). Теперь это транзит стратегий, причем транзит уже не персонален.
✔️У нас "население" – не общество. Население - это способ поддержания статус кво. Место где апатия (и статус кво) исчезает – когда «населенец» осознает угрозу потерять свои активы. Но у нас не появилось гаранта сохранения этих активов. Поэтому нет и реальности транзита.
Наша политическая линийка по структуре более всего похожа на вьетнамскую войну.
📍А.Чадаев о Большом цикле 2024-2026: президентские выборы решат и судьбу партий. Логика следующая:
1️⃣ запрос на обновление (главная ось кампании-21) остался полностью неудовлетворенным (рейтинг НЛ – рейтинг темы, а не самой партии);
2️⃣ для партий президентские-24 – скрытый первый тур выборов в ГД-26;
3️⃣ реперные точки ИК: площадка№1 – Москва-22, №2 – мэрские-23;
4️⃣ грядет неизбежная перезагрузка всех партий, транзит в партиях стартовал;
5️⃣ Путин 5.0, цифровой – теперь онлайновый президент (вечный?);
6️⃣ именно президентские-24 радикально перетряхнут всю партийную поляну, ГД-26 лишь зафиксируют получившийся перевзвес.
📍И.Гращенков об Игре в кальмара: Новая политическая реальность трансфера власти: «Игра в кальмара» (аллегория современной политики).
✔️Трансфер власти - трансфер старого мира в новый (тренды нового мира: дальнейший рост урбанизации, кочевный прекариат, практическое использование Биг Дата, усиление расслоения, расшатывание политических систем).
✔️Трансфер власти: это переход власти в новую парадигму, цифровая трансформация, возможная смена лидера, перевзвес элит, спецслужбы vs «санитарная диктатура», социо-культурный слом, противостояние общества и власти.
✔️В итоге Игры: Россия 4.0 военно-социального госкапитализма, с сохранением прозападной парадигмы.
📍М.Баширов о вызовах новых поколений: это фактор возраста и фактор сетей
✔️У поколения Y, Z и Альфа - своя информационная корзина (соцсети, мемы, блогеры), вне жесткого контроля регуляторов, у них четкий запрос на сменяемость власти, на мир (не войну).
✔️Управленческие решения по восстановлению контроля над сетями принимаются (VK и проч.), но их результативность под вопросом, это не контроль смыслов.
✔️Главный вызов-24: борьба за «новые» умы в условиях информационного шторма.
#Конгресс_политконсультантов
📍М.Виноградов об апатии: на фоне общего снижения интереса к теме будущего, и ситуативного - к настоящему (во всех аспектах), ограничения вариантов для «внутренней эмиграции», накопления негатива и сокращения каналов выплеска протестов идет углубление социальной апатии. «Перемен не хотим, но жить так больше не можем».
✔️Грядет выход из апатии, но по какому сценарию: в депрессию, агрессию, панику или эйфорическую мобилизацию?
📍Д.Орлов об итогах кампании-2021 увидел:
✔️«расширенное статус-кво»;
✔️признаки перезагрузки элит (изменение конфигурации элиты, повышение роли правительства, повышение нагрузки на региональные элиты по закону о публичной власти и т.д.);
✔️нарастание вызовов для Системы (развитие пандемии, падение уровня жизни, радикализация КПРФ и СРЗП, рост противоречий в элите);
✔️появляется новый политический человек (новое отчуждение, слом стереотипных моделей поведения, активизация прекариата, «беспокойство большинства» в связи с непрозрачными переменами);
✔️транзит будет на «трафаретный», а - к «консолидированной демократии», Путин – его гарант;
✔️ страна - на старте «Большой игры-2024»
📍Г.Павловский о военных стратегиях: у меня, старика, в середине года произошел перелом в оценке происходящего. Политической сцены в стране, чего-то общего - больше не существует. Теперь это сцена стратегий. Она не разрешает, а обожает конфликты.
✔️От политических оценок происходящего мы переходим к военным. Деполитизированное пространство (апатии общества) заполняет борьба стратегий. Стратегии набирают коалиции, а наоборот.
✔️Транзит не дает возможность выбрать его начало, в стратегической игре нет выбора. Транзит вообще не имеет сценария, он имеет стратегии.
✔️Политический транзит невозможен, он не имеет ничего общего с предыдущим (1999 года). Теперь это транзит стратегий, причем транзит уже не персонален.
✔️У нас "население" – не общество. Население - это способ поддержания статус кво. Место где апатия (и статус кво) исчезает – когда «населенец» осознает угрозу потерять свои активы. Но у нас не появилось гаранта сохранения этих активов. Поэтому нет и реальности транзита.
Наша политическая линийка по структуре более всего похожа на вьетнамскую войну.
📍А.Чадаев о Большом цикле 2024-2026: президентские выборы решат и судьбу партий. Логика следующая:
1️⃣ запрос на обновление (главная ось кампании-21) остался полностью неудовлетворенным (рейтинг НЛ – рейтинг темы, а не самой партии);
2️⃣ для партий президентские-24 – скрытый первый тур выборов в ГД-26;
3️⃣ реперные точки ИК: площадка№1 – Москва-22, №2 – мэрские-23;
4️⃣ грядет неизбежная перезагрузка всех партий, транзит в партиях стартовал;
5️⃣ Путин 5.0, цифровой – теперь онлайновый президент (вечный?);
6️⃣ именно президентские-24 радикально перетряхнут всю партийную поляну, ГД-26 лишь зафиксируют получившийся перевзвес.
📍И.Гращенков об Игре в кальмара: Новая политическая реальность трансфера власти: «Игра в кальмара» (аллегория современной политики).
✔️Трансфер власти - трансфер старого мира в новый (тренды нового мира: дальнейший рост урбанизации, кочевный прекариат, практическое использование Биг Дата, усиление расслоения, расшатывание политических систем).
✔️Трансфер власти: это переход власти в новую парадигму, цифровая трансформация, возможная смена лидера, перевзвес элит, спецслужбы vs «санитарная диктатура», социо-культурный слом, противостояние общества и власти.
✔️В итоге Игры: Россия 4.0 военно-социального госкапитализма, с сохранением прозападной парадигмы.
📍М.Баширов о вызовах новых поколений: это фактор возраста и фактор сетей
✔️У поколения Y, Z и Альфа - своя информационная корзина (соцсети, мемы, блогеры), вне жесткого контроля регуляторов, у них четкий запрос на сменяемость власти, на мир (не войну).
✔️Управленческие решения по восстановлению контроля над сетями принимаются (VK и проч.), но их результативность под вопросом, это не контроль смыслов.
✔️Главный вызов-24: борьба за «новые» умы в условиях информационного шторма.
#Конгресс_политконсультантов
Настойчиво просят многие прокомментировать как-то события в Институте философии. Очень не хочу этого делать, потому что там в ситуацию вовлечены хорошо знакомые мне люди, причём с обеих сторон. Но, пунктиром, из того, что могу сказать публично:
1. Само то, что о существовании ИФРАН узко-широкая общественность вообще вспомнила только вот сейчас, когда возникла эта история с директорством, а до того, уже немало лет назад — когда была склока из-за здания на Волхонке — признак того, что он находится в глубокой летаргии, и что-то в консерватории необходимо менять.
2. Конфликт, который сейчас выплыл наружу, тянется уже не один год. И, парадоксальным образом, несмотря на значительную долю в нём олдскульно-советской коммунальной склоки в стиле фильма «Гараж», в этом конфликте есть и, так сказать, «идеологическая» составляющая. Основное противоречие я бы сформулировал примерно так: существует ли и нужна ли вообще русская философия как отдельное явление? Одни считают, что да, другие — что нет. Ну, это даже по-своему красиво. В чём-то похоже на политическую повестку республики Молдова, которая, как мы знаем, вся крутится вокруг сакраментального вопроса о том, существует ли и нужна ли вообще отдельная молдавская государственность. Одни считают, что да, другие — что нет.
3. С обеих сторон — в общем-то, классический «забытый полк». Люди, которым российское государство десятилетиями платило зарплату (довольно скромную, впрочем), но ни разу за эти десятилетия ни словом, ни полсловом не удосужилось сказать, зачем они ему вообще нужны. Их головная организация — Академия Наук — такое место, где тоже исторически правят бал всякие заслуженные физики и математики, а вся эта гуманитарная история их глазами — ну, какая-то бесполезная хрень по сравнению с куда более актуальными «квантовыми исследованиями». В советское время ИФРАН был значимой частью идеологической машины — всё-таки СССР был худо-бедно идеократией; скажем, глава ИФРАН Юдин во время войны ещё и отвечал за всё книгоиздательское дело в стране, возглавляя по совместительству ОГИЗ, потом был членом ЦК КПСС и ключевым (и успешным) посредником в коммуникации между Сталиным и Мао Цзе Дуном. Придёт ли кому-нибудь сейчас в голову отправить нынешнего директора или замдиректора ИФРАН переговорщиком не то что в Китай, а хотя бы в ту же Молдову? Французский президент Макрон начинал карьеру секретарём у философа Рикёра — может ли у нас кто-то из этой сферы дорасти хотя бы до «ведущего специалиста» в какой-нибудь Росмолодёжи?
1. Само то, что о существовании ИФРАН узко-широкая общественность вообще вспомнила только вот сейчас, когда возникла эта история с директорством, а до того, уже немало лет назад — когда была склока из-за здания на Волхонке — признак того, что он находится в глубокой летаргии, и что-то в консерватории необходимо менять.
2. Конфликт, который сейчас выплыл наружу, тянется уже не один год. И, парадоксальным образом, несмотря на значительную долю в нём олдскульно-советской коммунальной склоки в стиле фильма «Гараж», в этом конфликте есть и, так сказать, «идеологическая» составляющая. Основное противоречие я бы сформулировал примерно так: существует ли и нужна ли вообще русская философия как отдельное явление? Одни считают, что да, другие — что нет. Ну, это даже по-своему красиво. В чём-то похоже на политическую повестку республики Молдова, которая, как мы знаем, вся крутится вокруг сакраментального вопроса о том, существует ли и нужна ли вообще отдельная молдавская государственность. Одни считают, что да, другие — что нет.
3. С обеих сторон — в общем-то, классический «забытый полк». Люди, которым российское государство десятилетиями платило зарплату (довольно скромную, впрочем), но ни разу за эти десятилетия ни словом, ни полсловом не удосужилось сказать, зачем они ему вообще нужны. Их головная организация — Академия Наук — такое место, где тоже исторически правят бал всякие заслуженные физики и математики, а вся эта гуманитарная история их глазами — ну, какая-то бесполезная хрень по сравнению с куда более актуальными «квантовыми исследованиями». В советское время ИФРАН был значимой частью идеологической машины — всё-таки СССР был худо-бедно идеократией; скажем, глава ИФРАН Юдин во время войны ещё и отвечал за всё книгоиздательское дело в стране, возглавляя по совместительству ОГИЗ, потом был членом ЦК КПСС и ключевым (и успешным) посредником в коммуникации между Сталиным и Мао Цзе Дуном. Придёт ли кому-нибудь сейчас в голову отправить нынешнего директора или замдиректора ИФРАН переговорщиком не то что в Китай, а хотя бы в ту же Молдову? Французский президент Макрон начинал карьеру секретарём у философа Рикёра — может ли у нас кто-то из этой сферы дорасти хотя бы до «ведущего специалиста» в какой-нибудь Росмолодёжи?
4. И вот — два «забытых полка»: первый — бывшие помощники ещё Бурбулиса, кто помнит такого персонажа при Ельцине, а вторые — клуб любителей «русского космизма». И вот эти два сообщества, говорящие на совершенно разных языках, но оба этих языка — из ранних 90-х, тогдашнего извода «западники» и «почвенники», сошлись сейчас в клинче по поводу того, чей же теперь ИФРАН.
5. Скажу о своём опыте. Точнее, о двух. Первый. Лет пятнадцать назад я пытался — по своей инициативе — сделать книгу для ФЭПовского издательства «Европа» с А.А.Гусейновым, тогдашним главой ИФРАН, а ныне его научным руководителем — но печатать её Павловский категорически отказался: мол, не хочу с этой богадельней иметь ничего общего. Зря, книжка-то неплохая получилась — хотя и на никому не нужную тему «о роли и месте морали в политике». Так и осталась в рукописи.
А два года назад я пришёл в ИФРАН с конкретной прикладной задачей — уже исследовательского характера. Имея на руках мандат АП привлекать любые интеллектуальные силы для её решения. Задача была, если кому интересно — проследить и описать эволюцию описаний будущего и вообще футурологической мысли в трудах отечественных авторов, от совсем древних до второй половины ХХ века. И с удивлением обнаружил, что провести эту задачу «официальным» путём — через АН и руководство ИФ — практически невозможно, поскольку сама по себе русская философия действующему руководству ИФРАН глубоко неинтересна и в число сколь-нибудь приоритетных направлений Института не входит. А люди, ею там занимающиеся, находятся в весьма сложных отношениях со своим непосредственным начальством. Ну и отошёл в сторонку от греха подальше.
Короче, есть у государства Институт Философии — а института философии нет. Вместо него — нечто странное, музей под открытым небом.
6. Однажды снился мне сон. Будто я умер, и попал на тот свет, а там тоже есть Институт Философии. И вахтёром в нём работает А.М.Пятигорский. Пропусков он на входе не спрашивает, а просто смотрит на посетителя и либо говорит «философ» — и тогда проходишь дальше, либо «не философ» — и тогда указывает на дверь с надписью «выход». Меня он когда увидел на входе, повторил то же самое, что сказал вживую на моём дне рождения: «молодой человек, бросьте заниматься хуйнёй и напишите книжку о Сталине». Но поскольку я её так с тех пор и не написал, а вместо этого продолжаю заниматься хуйнёй, меня туда всё равно пока не пустят.
Так что моё мнение о происходящем в «земной» части, в общем, мало чего стоит. Ну вот, как есть.
5. Скажу о своём опыте. Точнее, о двух. Первый. Лет пятнадцать назад я пытался — по своей инициативе — сделать книгу для ФЭПовского издательства «Европа» с А.А.Гусейновым, тогдашним главой ИФРАН, а ныне его научным руководителем — но печатать её Павловский категорически отказался: мол, не хочу с этой богадельней иметь ничего общего. Зря, книжка-то неплохая получилась — хотя и на никому не нужную тему «о роли и месте морали в политике». Так и осталась в рукописи.
А два года назад я пришёл в ИФРАН с конкретной прикладной задачей — уже исследовательского характера. Имея на руках мандат АП привлекать любые интеллектуальные силы для её решения. Задача была, если кому интересно — проследить и описать эволюцию описаний будущего и вообще футурологической мысли в трудах отечественных авторов, от совсем древних до второй половины ХХ века. И с удивлением обнаружил, что провести эту задачу «официальным» путём — через АН и руководство ИФ — практически невозможно, поскольку сама по себе русская философия действующему руководству ИФРАН глубоко неинтересна и в число сколь-нибудь приоритетных направлений Института не входит. А люди, ею там занимающиеся, находятся в весьма сложных отношениях со своим непосредственным начальством. Ну и отошёл в сторонку от греха подальше.
Короче, есть у государства Институт Философии — а института философии нет. Вместо него — нечто странное, музей под открытым небом.
6. Однажды снился мне сон. Будто я умер, и попал на тот свет, а там тоже есть Институт Философии. И вахтёром в нём работает А.М.Пятигорский. Пропусков он на входе не спрашивает, а просто смотрит на посетителя и либо говорит «философ» — и тогда проходишь дальше, либо «не философ» — и тогда указывает на дверь с надписью «выход». Меня он когда увидел на входе, повторил то же самое, что сказал вживую на моём дне рождения: «молодой человек, бросьте заниматься хуйнёй и напишите книжку о Сталине». Но поскольку я её так с тех пор и не написал, а вместо этого продолжаю заниматься хуйнёй, меня туда всё равно пока не пустят.
Так что моё мнение о происходящем в «земной» части, в общем, мало чего стоит. Ну вот, как есть.
Путин сейчас на пресс-конф Петру Козлову — «Россию нельзя победить, можно только развалить изнутри». Из этого подхода есть одно практическое следствие, которое меня, конечно, озадачивает. Оно состоит в том, что всё целеполагание государства во внутренней политике сводится исключительно к тому, как бы уконтрапупить злодеев, алчущих этого развала. И тут как с ковидом и остальными заболеваниями: все остальные задачи не просто отходят на второй план, а просто обнуляются за ненадобностью. Ни организация полноценной дискуссии по волнующим общество темам, ни кадровое обновление власти, ни конкурентная выборная политика — всё это оказывается низачем не нужно, вырождается в имитацию — главное, лишь бы враг не прошёл. И отсюда перебаланс внутри системы — всё меньшее поле работы гражданских чиновников и всё больше — силовиков; всё меньше политики и всё больше полиции. Действительно ли это такая задача, по сравнению с которой все остальные ничего не значат?
В ответе на вопрос RT про cancel culture Путин назвал её «мракобесием», а в качестве опор для противодействия назвал «здравый смысл» и «традиционные ценности», с обязательно прилагающимся длинным прогоном про конфесии и т.п. Термин «мракобесие» — это в устах евангелистов «повесточки» как раз наоборот — типовой ярлык для тех, кто пытается сегодня говорить то, что ещё вчера считалось «здравым смыслом». Я считаю, эта смысловая неувязка прямо связана с печальными событиями в Институте Философии — «дискурс» это как раз и есть управление рамками того, что принято считать «здравым смыслом», а что уже нет. А мы на этом поле попросту отсутствуем, в отличие от многочисленной армии профессиональных «дискурсмонгеров» перманентной расово-гендерной революции, осуществляющей своё победное шествие по миру.
В вопросе помянули Джоан Роулинг, от которой отреклись все питомцы её «Хогвартса», когда она посмела отклониться от генеральной линии ЛГБТQПСС, причём совершенно в той же стилистике, в которой Павлики Морозовы и «дети врагов народа» в 30-е отказывались от своих отцов. Я скажу так — дискурс, когда он в наступательном порыве, переламывает любую отдельную личность и любые родственные узы — «брат идёт на брата, сын на отца». Собственно, именно в таких случаях и нужны философы — объяснить, что вообще происходит, когда границы «здравого смысла» вот так вот на глазах, буквально на жизни одного поколения, «плывут». И это большое заблуждение — исходить из того, что «здравый смысл» существует как атмосферный воздух — сам по себе. Нет. Это одно из искусственно созданных благ цивилизации, которое, если им не заниматься, способен точно так же обветшать и прийти в негодность, как очистные сооружения канализации.
Но это, что называется, «понимать надо».
В вопросе помянули Джоан Роулинг, от которой отреклись все питомцы её «Хогвартса», когда она посмела отклониться от генеральной линии ЛГБТQПСС, причём совершенно в той же стилистике, в которой Павлики Морозовы и «дети врагов народа» в 30-е отказывались от своих отцов. Я скажу так — дискурс, когда он в наступательном порыве, переламывает любую отдельную личность и любые родственные узы — «брат идёт на брата, сын на отца». Собственно, именно в таких случаях и нужны философы — объяснить, что вообще происходит, когда границы «здравого смысла» вот так вот на глазах, буквально на жизни одного поколения, «плывут». И это большое заблуждение — исходить из того, что «здравый смысл» существует как атмосферный воздух — сам по себе. Нет. Это одно из искусственно созданных благ цивилизации, которое, если им не заниматься, способен точно так же обветшать и прийти в негодность, как очистные сооружения канализации.
Но это, что называется, «понимать надо».
По итогам ежегодной пресс-конференции президента у меня идея практического характера.
Надо бы проводить не одно четырёхчасовое мероприятие, а три по полтора. В первом — наши федеральные СМИ, включая и Козлова с Собчак, с вопросами про Навального, пытки в тюрьмах и уровень инфляции. Во втором — китайские, итальянские, казахские и прочие иностранные журналисты, с вопросами про Байдена и китайскую олимпиаду. И в третьем — вся эта бесконечная газета «Молодой Ленинец» из Пензы с вопросами о том, повысят ли пенсии, и засланцы от губернаторов, под видом журналистов решающих всякие вопросы в обход инстанций вертикали.
Неужели не видно, что это всё — принципиально разные жанры? И когда это всё в кашу — результат получается примерно как в желудочно-кишечном тракте после супа, горячего, десерта и компота?
Надо бы проводить не одно четырёхчасовое мероприятие, а три по полтора. В первом — наши федеральные СМИ, включая и Козлова с Собчак, с вопросами про Навального, пытки в тюрьмах и уровень инфляции. Во втором — китайские, итальянские, казахские и прочие иностранные журналисты, с вопросами про Байдена и китайскую олимпиаду. И в третьем — вся эта бесконечная газета «Молодой Ленинец» из Пензы с вопросами о том, повысят ли пенсии, и засланцы от губернаторов, под видом журналистов решающих всякие вопросы в обход инстанций вертикали.
Неужели не видно, что это всё — принципиально разные жанры? И когда это всё в кашу — результат получается примерно как в желудочно-кишечном тракте после супа, горячего, десерта и компота?
Forwarded from НЕЗЫГАРЬ
ИТОГИ-2021. Лучший авторский по версии Незыгаря.
Чисто для фиксации @plutovstvo007
Политген @politgen
Эдвард Чесноков @chesnokmedia
The Гращенков @thegraschenkov
Андрей Суздальцев @suzdaltsev
Валерия Касамара @vakasamara
Другой Беляков @dbelyakov
Александр Хинштейн @Hinshtein
РаНХиГС. Экспертиза @ranepa_expertise
Маргарита Симоньян @margaritasimonyan
Фетисов. Мнения @exp_fdn
Политджойстик @politjoystic
Влагерь @vlagr
Shumanov @corruptionTV
Cogito ergo sum @kartezianec
Антискрепа @antiskrepa
Андрей Медведев @MedvedevVesti
Кашин @kashinguru
ДУМАем @dumayem
Тина Канделаки @tikandelaki
Умный еврей при губернаторе @governorsjew
Старше Эдды @vysokygovorit
Внешпол @vneshpol
Чадаев @chadayevru
Аббас Галлямов @abbasgallyamovpolitics
Прогнозы. Крашенинникова @PrognozyVK
Фридрих @FridrihShow
Вадим Климов @opustoshitel
Платонова @dplatonova
Чисто для фиксации @plutovstvo007
Политген @politgen
Эдвард Чесноков @chesnokmedia
The Гращенков @thegraschenkov
Андрей Суздальцев @suzdaltsev
Валерия Касамара @vakasamara
Другой Беляков @dbelyakov
Александр Хинштейн @Hinshtein
РаНХиГС. Экспертиза @ranepa_expertise
Маргарита Симоньян @margaritasimonyan
Фетисов. Мнения @exp_fdn
Политджойстик @politjoystic
Влагерь @vlagr
Shumanov @corruptionTV
Cogito ergo sum @kartezianec
Антискрепа @antiskrepa
Андрей Медведев @MedvedevVesti
Кашин @kashinguru
ДУМАем @dumayem
Тина Канделаки @tikandelaki
Умный еврей при губернаторе @governorsjew
Старше Эдды @vysokygovorit
Внешпол @vneshpol
Чадаев @chadayevru
Аббас Галлямов @abbasgallyamovpolitics
Прогнозы. Крашенинникова @PrognozyVK
Фридрих @FridrihShow
Вадим Климов @opustoshitel
Платонова @dplatonova
Ещё мысль про Украину в контексте сегодняшней пресс-конф Путина.
Павел Казарин, экс-крымчанин, уехавший в Киев в 2014-м и теперь пишущий чаще на украинском, чем на русском, написал очередную заметку о том, как именно Кремль глубоко неправ. На мове, естественно. О том, что если учить английский, к примеру, дело идеологически нейтральное — владение им не делает тебя автоматически сторонником США и Британии — то с русским, по его версии, кремлёвские начальники сами поставили дело так, чтобы спровоцировать все соседние страны на форсированную дерусификацию — сугубо в целях защиты своего государственного суверенитета. Поскольку русский язык продвигался в комплекте с «ценностями русского мира» — словосочетание, в контексте современной украинской политики являющееся ругательством.
Я вот в связи с этим о чём задумался. Ведь в новейшей истории Украины украинизаторы победили далеко не сразу. Существовало долгое время достаточно влиятельное течение в украинской элите, которое исходило из того, что, строго говоря, никакой монополии на русский язык у Москвы нет, и ничто не мешает построить нормальную русскоязычную идентичность, вполне при этом лояльную украинскому государству, проевропейскую и отвергающую весь этот неосоветский путинизм вместе с «евразийской интеграцией». Но в конечном счёте позиция, что раз страна — Украина, то и государственный язык один — украинский, победила там даже на законодательном уровне.
Тот же процесс, хотя и по-другому, шёл и в «братской» Белоруссии — ещё каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад лично Батька нередко высказывался в том духе, что, мол, русский язык это не то же самое, что российский, и мы имеем на него столько же прав, это наш язык — а в конечном счёте всё-таки упал в ползучую беларусизацию; то есть тоже не вышло таки. Хотя вроде бы уж там-то обвинения в использовании русского языка как средства имперской экспансии звучали совсем нелепо.
И, зная прекрасно, что по части любых историй в жанре «мягкой силы» у нашей родной Системы, увы, руки всегда росли из жопы, я понимаю, что дело-то не в том, что Кремль что-то там «позиционировал». Дело в самом языке — он, безотносительно к усилиям (чаще скорее контрпродуктивным) наших начальников сам по себе почему-то выступает как фактор центростремительной гравитации, и все «независимые» вынуждены так или иначе ограничивать его распространение на своей территории, просто в порядке защитной меры.
Просто контента на русском языке — образовательного, научного, развлекательного, далее везде — производится и может производиться в России в разы больше, чем в любой другой постсоветской стране. А с учётом того, что в онлайне границ не существует, довольно быстро аудитории оказываются «тут», а не «там».
Я это хорошо понял по обратному примеру — Южный Дагестан, где азербайджано- и турецкоязычные медиа в последние годы практически полностью вытеснили русскоязычные, доля аудитории которых там сократилась до смешных процентов. Люди физически живут в РФ, а информационно — скорее между Баку и Стамбулом. И хотя поначалу это касалось исключительно дагестанских азербайджанцев, сегодня уже и лезгины, и лакцы, и многие другие тамошние народы постепенно становятся частью тюрко-, а не русскоязычной медиасферы. С аварцами, даргинцами и кумыками пока не так, но это вопрос времени.
Никаких выводов, просто «хозяйке на заметку».
Павел Казарин, экс-крымчанин, уехавший в Киев в 2014-м и теперь пишущий чаще на украинском, чем на русском, написал очередную заметку о том, как именно Кремль глубоко неправ. На мове, естественно. О том, что если учить английский, к примеру, дело идеологически нейтральное — владение им не делает тебя автоматически сторонником США и Британии — то с русским, по его версии, кремлёвские начальники сами поставили дело так, чтобы спровоцировать все соседние страны на форсированную дерусификацию — сугубо в целях защиты своего государственного суверенитета. Поскольку русский язык продвигался в комплекте с «ценностями русского мира» — словосочетание, в контексте современной украинской политики являющееся ругательством.
Я вот в связи с этим о чём задумался. Ведь в новейшей истории Украины украинизаторы победили далеко не сразу. Существовало долгое время достаточно влиятельное течение в украинской элите, которое исходило из того, что, строго говоря, никакой монополии на русский язык у Москвы нет, и ничто не мешает построить нормальную русскоязычную идентичность, вполне при этом лояльную украинскому государству, проевропейскую и отвергающую весь этот неосоветский путинизм вместе с «евразийской интеграцией». Но в конечном счёте позиция, что раз страна — Украина, то и государственный язык один — украинский, победила там даже на законодательном уровне.
Тот же процесс, хотя и по-другому, шёл и в «братской» Белоруссии — ещё каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад лично Батька нередко высказывался в том духе, что, мол, русский язык это не то же самое, что российский, и мы имеем на него столько же прав, это наш язык — а в конечном счёте всё-таки упал в ползучую беларусизацию; то есть тоже не вышло таки. Хотя вроде бы уж там-то обвинения в использовании русского языка как средства имперской экспансии звучали совсем нелепо.
И, зная прекрасно, что по части любых историй в жанре «мягкой силы» у нашей родной Системы, увы, руки всегда росли из жопы, я понимаю, что дело-то не в том, что Кремль что-то там «позиционировал». Дело в самом языке — он, безотносительно к усилиям (чаще скорее контрпродуктивным) наших начальников сам по себе почему-то выступает как фактор центростремительной гравитации, и все «независимые» вынуждены так или иначе ограничивать его распространение на своей территории, просто в порядке защитной меры.
Просто контента на русском языке — образовательного, научного, развлекательного, далее везде — производится и может производиться в России в разы больше, чем в любой другой постсоветской стране. А с учётом того, что в онлайне границ не существует, довольно быстро аудитории оказываются «тут», а не «там».
Я это хорошо понял по обратному примеру — Южный Дагестан, где азербайджано- и турецкоязычные медиа в последние годы практически полностью вытеснили русскоязычные, доля аудитории которых там сократилась до смешных процентов. Люди физически живут в РФ, а информационно — скорее между Баку и Стамбулом. И хотя поначалу это касалось исключительно дагестанских азербайджанцев, сегодня уже и лезгины, и лакцы, и многие другие тамошние народы постепенно становятся частью тюрко-, а не русскоязычной медиасферы. С аварцами, даргинцами и кумыками пока не так, но это вопрос времени.
Никаких выводов, просто «хозяйке на заметку».
Всё-таки парашют выдавал в нём разведчика… фотография, которую Дмитрий Анатольевич разместил у себя в ФБ — она, конечно, многое показывает, что у него в душе-то происходит по поводу своего нынешнего статуса.
Пока смотрел трансляцию заседания Госсовета по науке и образованию, как-то сам собой сложился короткий спич, который бы, я считаю, был там уместен — неважно, в чьих устах. Итак.
Вопрос, к которому сводятся все доклады на Госсовете — это вопрос о том, сколько государство должно тратить денег на науку. На самом деле, если ситуация будет продолжать обстоять так, как она обстоит сейчас, когда у российских научных разработок два пути — либо лечь в стол, либо быть на ранней стадии скупленной на корню вместе с командой разработчиков транснациональными компаниями — ответ на него такой: нисколько. Мы за деньги налогоплательщиков долго и дорого учим людей, потом платим за их работу в научных учреждениях, а потом на результатах их работы зарабатывают внешние ТНК, которые ещё и нам же их продают — уже в виде готового потребительского продукта.
Правильно ставить вопрос не о том, сколько денег тратить на науку, а о том, как заставить работать всю цепочку: фундаментальная наука (по определению затратная и невозвратная отрасль) — прикладная наука (где уже возникают потенциально коммерциализуемые технологии) — венчур (где технологии обкатываются для коммерческого использования) — бизнес (где эти уже коммерчески адаптированные технологии масштабируются на страну и на внешние рынки).
Хватит уже сказок про инновационную экономику «родом из гаража». Малый и средний бизнес может быть драйвером новых технологий только при условии избытка в экономике денег, пригодных для высокорисковых инвестиций. Если, как в нашем случае, деньги дорогие, тогда риски, связанные с новыми технологиями, по плечу только крупному бизнесу и госкомпаниям, у которых достаточная «гравитация» для того, чтобы заниматься инноватикой.
Соответственно, есть два пути, условно — «американский» и «китайский». Первый состоит в том, чтобы построить экосистему, основанную на заведомом избытке инвестиционных денег, и многоэтажную машину их «распихивания» в различные перспективные проекты, из которых девять умрут, один выживет — но всё равно отобьёт затраты на все десять. Второй — в том, чтобы централизованно строить компании — «национальные чемпионы», вручную управляя этим процессом от стадии стартапа до миллиардных оборотов и масштабной внешней экспансии: этот путь в своё время прошли все «красные фишки» от HUAWEI до SAIC. Надо выбрать; но мы пока не делаем толком ни того, ни другого, точнее, и то, и другое, но в итоге получается как у Роснано.
Вопрос, к которому сводятся все доклады на Госсовете — это вопрос о том, сколько государство должно тратить денег на науку. На самом деле, если ситуация будет продолжать обстоять так, как она обстоит сейчас, когда у российских научных разработок два пути — либо лечь в стол, либо быть на ранней стадии скупленной на корню вместе с командой разработчиков транснациональными компаниями — ответ на него такой: нисколько. Мы за деньги налогоплательщиков долго и дорого учим людей, потом платим за их работу в научных учреждениях, а потом на результатах их работы зарабатывают внешние ТНК, которые ещё и нам же их продают — уже в виде готового потребительского продукта.
Правильно ставить вопрос не о том, сколько денег тратить на науку, а о том, как заставить работать всю цепочку: фундаментальная наука (по определению затратная и невозвратная отрасль) — прикладная наука (где уже возникают потенциально коммерциализуемые технологии) — венчур (где технологии обкатываются для коммерческого использования) — бизнес (где эти уже коммерчески адаптированные технологии масштабируются на страну и на внешние рынки).
Хватит уже сказок про инновационную экономику «родом из гаража». Малый и средний бизнес может быть драйвером новых технологий только при условии избытка в экономике денег, пригодных для высокорисковых инвестиций. Если, как в нашем случае, деньги дорогие, тогда риски, связанные с новыми технологиями, по плечу только крупному бизнесу и госкомпаниям, у которых достаточная «гравитация» для того, чтобы заниматься инноватикой.
Соответственно, есть два пути, условно — «американский» и «китайский». Первый состоит в том, чтобы построить экосистему, основанную на заведомом избытке инвестиционных денег, и многоэтажную машину их «распихивания» в различные перспективные проекты, из которых девять умрут, один выживет — но всё равно отобьёт затраты на все десять. Второй — в том, чтобы централизованно строить компании — «национальные чемпионы», вручную управляя этим процессом от стадии стартапа до миллиардных оборотов и масштабной внешней экспансии: этот путь в своё время прошли все «красные фишки» от HUAWEI до SAIC. Надо выбрать; но мы пока не делаем толком ни того, ни другого, точнее, и то, и другое, но в итоге получается как у Роснано.