У патриаршего предложения о рождественском перемирии были очевидные внутренние издержки — в распаленной партии войны не могли понравиться формулировки о междоусобной брани и даже сама идея мирной инициативы. Однако предложение явно тестирует новые военно-политические технологии, где очередная эскалация боевых действий или бомбардировок будет время от времени предваряться мирными инициативами прикрытия. Эти призывы должны создавать температурные колебания в мировом и украинском общественном мнении, которое предполагается прогонять между полюсами мирных предложений и ужасов войны, в надежде привести его в нужное для Кремля состояние. 

О предложении рождественского перемирия, которое странно выделяется на фоне привычных новостей об уничтожили, наградили, взяли https://carnegieendowment.org/politika/88784

Смысл жизни в смерти — классический поворот для русской культуры и в XIX, и в XX веке, о чем писал филолог Михаил Эпштейн. Не найдя смысла в жизни, его пытаются найти в смерти. Об этом вспоминает Андрей Архангельский, посмотрев новогодний эфир российских телеканалов.

Велик соблазн сказать, что этот новый военный стиль демонстрирует своим и чужим, что война теперь — тотальная, маски сброшены, и Россия будет идти до конца. Разошедшиеся в соцсетях наиболее радикальные высказывания артистов в новогоднюю ночь, однако, заслонили собой весь остальной массив спетого и сказанного. Возможно, это было сделано намеренно — чтобы создать ощущение, что Россия всем обществом перешла на военные рельсы. Но если смотреть новогодние вечера целиком — то есть глазами российского обывателя, — общая картинка будет выглядеть совершенно иначе.

Привычное новогоднее болото лишь изредка было разбавлено вкраплениями воинственного (как реплика Петросяна «нравится — не нравится, Россия расширяется»). Официальная риторика делает упор на мир. Военные с бокалами шампанского в руках желают, чтобы «все поскорее вернулись, обняли своих близких». Военкор Николай Долгачев желает всем «мира». Военные медики с типичными украинской и российской фамилиями за праздничным столом также желают мира. И телеведущий Соловьев тоже желает мира.

Никакой новой эстетики в целом, собственно, нет. Есть отдельные вспышки агрессивного, словно оговорки по Фрейду, и несколько натужное разбавление привычного золотисто-серебристого формата людьми в военной форме. Те, кто режиссирует и продюсирует новогодние огоньки, сознательно добивались именно этого эффекта: чтобы воинственного духа было ровно столько, сколько нужно, чтобы где-то там, в Кремле, главные зрители поставили мысленно галочку.

Кремлю важно сохранить в качестве генерального именно ощущение скучной стабильности/нормальности. Несмотря на все обещания превратить страну в военный лагерь, власть явно не спешит реализовать этот тезис на практике. Не спешит — понимая, что единственный актив, единственное достижение, которое сегодня можно продать «дорогим россиянам», — это то, что никаких тягот войны страна пока не несет — в отличие от Украины. И это говорит о многом; в частности, о том, что Кремль боится радикализации внутри страны больше, чем нуждается в поднятии боевого духа.

Со дна есть путь только наверх — так, видимо, теперь думают российские функционеры, чиновники и политики, приезжающие фотографироваться в окопах в зону боевых действий для продвижения по карьерной лестнице. Об этом феномене рассказывает Андрей Перцев.

Участвуют ли эти люди в реальных боях — вопрос открытый. Но они сфотографировались в фронтовой амуниции на передовой и тем самым обозначили себя в качестве участников боевых действий. И чем дальше, тем яснее становится, что ставка политиков-солдат, известных своими способностями угождать руководству, была верной. Президент Путин все больше увлекается самим процессом войны, постоянно говорит о доблести участников боевых действий и даже новогоднее обращение записал на фоне людей в военной форме.

Раньше амбициозные представители российской элиты гонялись за карьерным ростом, учась в губернаторских школах и сражаясь в конкурсе «Лидеры России». Сейчас таким «модным мероприятием» становится война, а те, кто не спешит радикализироваться, все чаще будут оказываться на обочине.

Политический и управленческий фасад системы окончательно превратится в разнородное лоскутное одеяло, сшитое в соответствии с переменчивыми вкусами президента. «Ветераны» там будут соседствовать с «молодыми технократами» и еще не вымершими как вид выходцами из Общероссийского народного фронта. В любом случае этот отрицательный отбор будет выталкивать наверх конъюнктурщиков, готовых на все ради внимания начальства, а система продолжит деградировать, ведь с радующих Путина «ветеранов» много не спросишь.

Публикация в «Известиях» статьи бывшего главы украинской партии «Оппозиционная платформа — За жизнь» Виктора Медведчука, похоже, знаменует его возвращение в большую политику. Константин Скоркин (@skorkin_zhuk) рассказывает, что за этим стоит. Концепция этого камбэка вполне ясна: Кремль будет говорить о мире не с Зеленским, а с Медведчуком, которого по-прежнему видит лидером пророссийской партии в Украине. Однако время для этого, если когда и было, давно и безнадежно упущено.

Нынешняя реанимация старой идеи «правильной Украины» показывает, что Россия уперлась в политический тупик. Киев Зеленского упорно отказывается соглашаться на условия Москвы, а западная военная помощь помогла ВСУ нанести ряд чувствительных поражений российским войскам, отбив в том числе территории, которые Кремль так опрометчиво поспешил объявить частью России. Также не происходит и ожидаемого с февраля прошлого года раскола украинских элит и массового недовольства Зеленским.

Если «партия мира» не появляется естественным путем, то Москва, похоже, готова создать ее искусственно, чтобы вести переговоры о мире вместо Зеленского с Медведчуком — фактически с самими собой. Другое дело, что сейчас многие российские ястребы, требующие от Кремля дальнейшей эскалации, считают Медведчука одним из виновников провала блицкрига-2022 — ведь это в том числе он годами дезинформировал Кремль о ситуации в Украине. Так что любые инициативы с его участием будут подвергаться нещадной критике.

Однако Путин остается верен своей стратегии запускать одновременно несколько конкурирующих проектов, создавать «оперативный туман», чтобы оставаться над схваткой кланов и посмотреть, кто из них окажется более успешным.

Впрочем, у активизации Медведчука есть и более тревожный подтекст возможной подготовки нового крупного наступления, в обозе которого поедет и новоявленный миротворец.

Если вы читали декабрьскую статью Никиты Смагина, то сегодняшняя новость о том, что Иран отказался признать «присоединение» регионов Украины к России не стала для вас такой уж неожиданное. Реальные настроения большей части иранского населения сильно отличаются от приятной для Москвы антизападной картинки, писал Смагин. Для большинства иранцев Россия — тоже часть империалистической угрозы, как и США.

Сближение России с Ираном пока происходит лишь на словах, пишет Никита Смагин. Российские власти и пропаганда хотят представить его дружбой народов, объединенных общей борьбой с Западом. Но в своих попытках они игнорируют не только традиционные антироссийские настроения иранцев, но и то, что на деле иранское общество очень устало от бесконечных обвинений в адрес США и Израиля, которыми их власти заменяют решение насущных проблем.

Помимо этого, Россия начала поддерживать Исламскую Республику тогда, когда та столкнулась с тяжелейшим кризисом легитимности. Понятно, что государства во всем мире дружат скорее правительствами, а не народами. Но проблема в том, что историческое сближение Москвы с иранскими исламистами происходит в момент, когда Исламская Республика входит в пике кризиса легитимности. Большинство иранцев сегодня ненавидят не только власть, но и всякого, кто ей помогает.

С первых дней российского вторжения в Украину Русская православная церковь встала на сторону Кремля. Дело, как считает Ксения Лученко, не только в привычке одобрять любые действия начальства (забывая, кто у христиан на самом деле «начальник»), не в идеологии и не в мистических мотивах: патриарх Кирилл надеется сохранить свою церковь в границах погибшей империи, поэтому сделал ставку на путинские танки.

Патриарх Кирилл полностью идентифицирует себя с путинской политической элитой, с российским режимом и не может помыслить будущее РПЦ иначе, как реконструкцию советской церкви в прежних границах и в декоре «святой Руси».

Теперь живущие в России советские дети выросли и радуются, когда новости или пропагандистские ролики сообщают им, что удалось погасить украинские елки при помощи ракет, и европейские, оставив европейцев без газа или электричества. Мало кого смущает, что это как раз работа сил зла, которым они противостояли детьми….

Россияне смотрят на Украину сквозь остановленное время — без нас и после нас здесь не было бы и нет ничего — и этим обосновывают свое право на захват и разрушение. Переход общего советского «мы» к новому «мы и они» завершается на глазах. Война Путина против Украины не только укрепляет формирующуюся национальную идентичность украинцев, избавляя ее от советских черт, но точно так же меняет постсоветскую идентичность огромного числа граждан России.

https://carnegieendowment.org/politika/88858

Весь 2022 год российские экономисты пытались понять, как в условиях ведения войны наладить внешнеторговые расчёты. Безуспешно, но обозначился чёткий тренд: фокус смещается на криптовалюты и юанезацию платежей, что быстро увеличивает зависимость российской экономики от китайской валюты со всеми вытекающими рисками. Об этом рассказывает Александра Прокопенко.

Выходит так, что пока Кремль фантазирует о независимости от доллара, отсутствие альтернатив толкает российские фирмы наращивать операции в рубле и китайском юане. Доля расчётов в юанях на российском рынке за 9 месяцев повысилась с 0,4% до 14%. В биржевых торгах — с 3% до 33%.

Дедолларизация, которой гордятся российские власти, по факту оборачивается юанезацией. Россия дрейфует в направлении юаневой валютной зоны, а зависимость от доллара меняется на зависимость от юаня. Такую замену трудно назвать надежной: на российские резервы и платежи будут влиять решения компартии и Народного банка Китая в части управления валютным курсом.

Тем временем надежды российских чиновников, что Китай поможет Москве обходить санкции, не оправдались. Китай к ним не присоединяется, но аккуратно следует введенным запретам. При этом экономическая зависимость России от Китая будет только нарастать. А значит, в своем «развороте на Восток» Кремлю придется учитывать геоэкономические интересы Китая подчас в ущерб собственным планам.

Вторжение в Украину полностью заслонило другую военную операцию России — в Сирии. У России стало гораздо меньше сил на неё — она держит там все меньше своих военных, уступает контроль над территориями, сокращает гуманитарную помощь. Однако все это совсем не значит, что она оттуда уходит. О том, почему Россия пока остаётся в Сирии, рассказывает Никита Смагин.

Во-первых, Сирия — один из самых логичных источников военных кадров с реальным боевым опытом. К тому же именно она была чем-то вроде ролевой модели спецоперации, которую затем попробовали перенести на украинское направление.

Во-вторых, Сирия — это не только отвлекающий фактор для России, но и ценный актив, потенциальный объект для торга с Турцией, Ираном и Израилем. Более того, в перспективе возможен и диалог с США, что особенно важно — ведь почвы для российско-американского разговора по большинству других тем уже нет.

Бессмысленность и жестокость российского вторжения в Украину вызывает ассоциации со Второй мировой с её массовыми убийствами и разрушениями в погоне за химерой реванша. По примеру Второй мировой многие пытаются представить и исход этой войны, но не учитывается один важный момент: у мира и в первую очередь Запада нет ощущения, что от исходов этой войны зависит его собственное выживание, а значит аналогии стоит искать где-то ещё.

Максим Саморуков напоминает, что в недавней истории уже была война, которая шла у самых границ Евросоюза и поразила Запад своей бессмысленной жестокостью — война в Югославии. По примеру её окончания можно попытаться представить, что ждёт Россию и Украину в будущем.

Тогда Сербия проиграла по всем фронтам. Разгромленная и униженная, она не только потеряла малейшую возможность для реванша, но и попала в тотальную зависимость от Запада. Самая развитая страна Восточной Европы за несколько лет превратилась в глухие задворки.

Прошла почти четверть века, но ковыряние в тогдашних болячках до сих пор остается в центре общественной дискуссии в Сербии. Учитывая, как состарят население России военные потери и эмиграция, не приходится надеяться, что тема войны с Украиной когда-то уйдет в прошлое. С Путиным или уже без него, российское общество ещё многие десятилетия будет упорно возвращаться к этой теме, холить свои обиды и веру в несправедливость к ним мира, бездумно расходуясь на то, чтобы сохранить хотя бы остатки лица.

Но ничего хорошего эта аналогия не сулит и Украине. Даже самый позитивный сценарий — не Косово, а Хорватии, — на деле оказывается не таким уж позитивным.

Конечно, Россия и Украина — это гораздо более масштабные государства, чем Сербия и Хорватия (и тем более Косово), но вряд ли одного этого отличия от Югославии будет достаточно, чтобы не повторить её послевоенную судьбу.

Российское вторжение в Украину усилило внимание мира к персоне Евгения «Повара Путина» Пригожина. В каждом его успехе видят доказательство его могущества и блестящих перспектив, в каждом поражении — намек на скорое списание в утиль. Между тем ни о том, ни о другом всерьез говорить пока не приходится, считает Татьяна Становая (@stanovaya).

Пригожин нащупал золотую жилу: если государство неэффективно решает те или иные задачи (или просто хочет соблюдать внешние приличия), на помощь приходят квазигосударственные инструменты. Путину это понравилось. Такой подход в сочетании с демонстрацией дерзкого патриотизма создавал иллюзию вседозволенности — и это не могло не привести к востребованности Пригожина в войне против Украины.

Но с каждым днем растет расхождение между тем, какую роль Путин отводит ЧВК, и тем, какое место сам Пригожин для себя считает заслуженным. Для президента ЧВК — это некий атрибут, присущий любой державе с геополитическими амбициями, но действовать она должна без самодеятельности. Однако Пригожин, который ещё недавно действовал именно в такой логике, вышел далеко за рамки отведенной зоны ответственности. Бизнесмен стал не просто публичной фигурой — он на глазах превращается в полноценного политика со своими, весьма революционными взглядами.

Готов ли он бросить вызов Путину? Пока Путин относительно силен и способен удерживать баланс между группами влияния, Пригожин безопасен. Но малейшее ослабление может спровоцировать Пригожина бросить вызов власти — пусть поначалу не напрямую Путину. Война порождает монстров, чьи лихачество и отчаянность могут стать вызовом для государства, стоит ему проявить малейшую слабость.

Слова о «корейском сценарии» окончания российско-украинской войны бывшего советника ОП Украины Алексея Арестовича вызвали большой резонанс в СМИ. Но что вообще такое «корейский сценарий» и как его можно примерить к нынешнему конфликту? Подразумевается ли раскол Украины на восток и запад по примеру Северной и Южной Кореи или речь о «вечном перемирии» между Россией и Украиной как между двумя корейскими государствами? Кореевед Андрей Ланьков не пытается ответить на эти вопросы, а просто рассказывает, как война 1950–1953 годов завершилась (?) в самих Кореях.

Существующий правовой режим означает, что Северная Корея теоретически не признает за Южной права на существование, и наоборот. Более того, межкорейский конфликт любой интенсивности по-прежнему можно объявить «внутренним делом» Кореи, полицейской «спецоперацией» и «наведением порядка на суверенной территории».

Скорее всего, режим перемирия, при всей его кажущейся политической двусмысленности, будет определять отношения между двумя Кореями еще много десятилетий. К нему в целом привыкли и приспособились — а вот его замена чревата политическими проблемами.

Пока Путин увлечён войной и почти не обращает внимания на внутреннюю повестку, гражданская часть вертикали власти в России переживает серьёзный кризис.

Публичное единство всегда было одним из главных правил работы вертикали. Споры должны были вестись за закрытыми дверями и модерироваться высшим руководством. Теперь же публичные споры об изменении законодательства стали нормой. В них участвуют ведущие представители власти, и они не просто говорят — они предлагают действовать. В результате «центры принятия стратегических решений» оказались в кризисе, пишет Андрей Перцев.

Разнонаправленные сигналы, которые посылают осмелевшие представители власти, множат управленческий хаос и тревожность российского общества. Володин, Клишас, Матвиенко — ещё недавно все они были тяжеловесами в российской вертикали власти и не делали заявлений просто так. Теперь же они говорят ровно противоположные вещи, и нет никакой возможности понять, чья позиция возьмет верх.

Почему это происходит? С началом войны президент Путин полностью взял управление страной в свои руки, став единственным начальником. Функции былых центров принятия решений оказались редуцированы — они могут заниматься тактическим планированием, а стратегические вопросы находятся в сфере ответственности главы государства. Но увлечённому войной президенту явно не до «гражданских вопросов», и отдельные части вертикали это чувствуют.

На фоне слухов о приближающемся новом российском наступлении президент Украины Зеленский развернул большую кадровую чистку. С помощью антикоррупционной кампании он стремится не только укрепить доверие внутри страны и успокоить западных союзников, но и усилить собственную власть, считает Константин Скоркин (@skorkin_zhuk).

Зеленский продемонстрировал, что готов пожертвовать самыми близкими соратниками, если они наносят репутационный ущерб команде. Летом был уволен его старый друг Иван Баканов, возглавлявший СБУ и проглядевший измену в рядах силовиков. Теперь с поста снят замглавы президентской администрации Кирилл Тимошенко, один из руководителей предвыборной кампании Зеленского, а затем куратор любимого детища президента — инфраструктурного нацпроекта «Большое строительство».

В то же время основная масса уволенных чиновников — фигуры второго-третьего ряда. Пока не совсем ясно, насколько речь идет о наказании стрелочников, а насколько — о чёрных метках крупным фигурам, к которым подбираются через их заместителей и помощников.

Военное положение даёт Зеленскому инструменты и возможности, о которых раньше он не мог и мечтать. Но и тут есть свои красные линии. Это позиция украинского общества, готового ради победы к внутренним ограничениям, но по-прежнему чуткого к злоупотреблениям власти. А также влияние западных союзников, от чьей поддержки зависит выживание страны и которые вряд ли допустят сползание Украины к авторитаризму.

Январские цифры по исполнению российского бюджета выглядят настолько тревожно, что породили волну разговоров о скором коллапсе экономики. Дефицит по итогам первого месяца бьёт все рекорды — 1,8 трлн рублей. Однако хоронить российскую экономику на основе данных одного месяца рано, пишет Александра Прокопенко. Дефицит по осени считают, и большие траты в январе могут позволить сэкономить в следующие месяцы. Это, впрочем, не значит, что российская экономика полностью адаптировалась и перестала замечать санкции, просто эффект от них более растянут во времени.

Раньше внутригодовая динамика расходов была другой, потому что Минфин постепенно доводил деньги до министерств и ведомств — главных распорядителей бюджетных средств, которые и производили траты. Минфин критиковали за такие неравномерные расходы — и Счетная палата, и даже президент Путин. В январе этого года Минфин наконец учел критику и попробовал переломить традицию. Сразу 11% от запланированных на год расходов были профинансированы уже в январе и осели на счетах юридических лиц. Если же исключить госзакупки, то траты бюджета увеличились незначительно — всего на 6%. Если значительная часть авансов уже выплачена в начале года, то есть основания полагать, что остальные расходы в течение года пойдут более равномерно.

В целом российская экономика входит в 2023 год более сильной, чем ожидалось ранее. Это стало возможным благодаря стабильной работе банковской системы, высоким ценам на нефть и газ в первом полугодии 2022 года, а также быстрой переориентации энергопоставок на азиатские рынки. Однако в 2023 году части этих факторов уже не будет. Нельзя исключать и новые санкционные риски. Большая часть возможных ограничений уже введена, но некоторые санкции, вроде эмбарго на поставку нефтепродуктов, ещё не нашли отражения в статистике. Никуда не делись и внешнеэкономические риски, способные подкосить экспортную выручку. Санкционная удавка затягивается медленно, но верно.

Международное присутствие в зоне армяно-азербайджанского конфликта снова расширяется. Теперь там разместится не только миротворческий контингент России, но и миссия наблюдателей Евросоюза. О том, что это значит для региона, пишет Кирилл Кривошеев.

Миссия не впечатляет ни своим размером (около ста человек), ни полномочиями — европейцы приедут без оружия. Зато срок их присутствия выглядит как заявка на что-то серьезное — целых два года.

Логика Еревана, который считает подключение европейцев своей большой дипломатической победой, понятна. Армении нужен кто-нибудь, кто в случае следующего обострения на границе не постесняется публично констатировать: Азербайджан действительно атакует международно признанную армянскую территорию и в ходе боев стремится занять там важные высоты. Потребность эта возникла из-за того, что Россия и ОДКБ брать на себя эту роль не хотят, в чем армяне уже неоднократно убедились.В такой ситуации сотрудничество с Евросоюзом стало для Армении одной из немногих возможностей как-то усилить свои позиции.

Евросоюз, как и Москва, не может быть абсолютно объективен, рассуждая о Закавказье. Европейцы все равно будут помнить о том, что газовый и нефтяной рынок Европы после сокращения поставок из России очень нестабилен. И если что, именно Азербайджан может продать столь нужные объемы — причем это вполне может быть даже российский газ, перепроданный Баку, или нефтепродукты из российской нефти, переработанные в Азербайджане (не зря подобную схему вывели из-под санкций).

Тем не менее европейцы могут стать для армян более надежными адвокатами не только из гуманизма и заботы о верховенстве международного права. Миссия открывает для ЕС еще одну возможность потеснить Москву на Южном Кавказе.

Меньше чем за месяц глава российского МИД Сергей Лавров совершил сразу два африканских турне, посетив в общей сложности семь стран. Своей дипломатической активностью на континенте Москва пытается продвигать на «глобальном Юге» собственный нарратив о войне в Украине и связанных с ней изменениях в международной обстановке. Однако, пишет африканист Вадим Зайцев, на деле эти усилия больше похожи на попытку не столько открыть «второй фронт» против Запада в Африке, сколько создать там хотя бы символическую замену тем привычным для Кремля форматам взаимодействия с постсоветским пространством, которые были разрушены вторжением в Украину.

В Кремле, по всей видимости, с удовлетворением читают материалы в западных СМИ о том, как в Африке разворачивается новая «большая игра» великих держав, а западным союзникам Украины грозит там открытие «второго фронта». Собственно, одна из целей поездок Лаврова и состояла в том, чтобы показать, что Россия остается великой державой, способной конкурировать с США или Китаем на просторах глобального Юга. Но даже для Африки этот образ далек от реальности.

В Москве предпочитают выдавать осторожный нейтралитет подавляющего большинства африканских стран за готовность к глубокому партнерству, а ни к чему не обязывающие контакты расценивают как прорыв дипломатической изоляции. Африканские элиты с удовольствием присоединятся к осуждению неоколониализма, закрывая глаза на колониальный характер войны с Украиной, но вряд ли станут рисковать своими связями с ЕС или США, чтобы помогать России на практике.

Сама Африка при таком раскладе превращается в поле битвы не влияний, а нарративов, причем иллюзорных. Кремль пытается показать, что всерьез открывает «второй фронт» и бросает вызов «миропорядку, основанному на правилах», а Запад делает вид, что озабочен разрушительными последствиями хаотичных действий России, прекрасно понимая, что главную угрозу его интересам в регионе представляет Китай.

Реакция Японии на вторжение в Украину оказалась совсем не похожей на то, что происходило в российско-японских отношениях после аннексии Крыма в 2014 году. Тогда Токио ограничился лишь символическими санкциями и продолжил курс на укрепление сотрудничества с Москвой. Сейчас же Японцы ввели персональные санкции против сотен российских физических и юридических лиц, а также пообещали постепенно отказаться от импорта нефти и угля из РФ. Начались поставки Киеву военной экипировки и разведывательных дронов. На очереди может быть отказ от принципа, запрещающего передачу другим странам летальных вооружений.

Причина, как пишет политолог Джеймс Браун, специализирующийся на российско-японских отношениях, — не только в недовольстве действиями Москвы как таковыми. Политика Японии на российском направлении давно определяется отношениями с Китаем, которого Токио считает главной угрозой своей безопасности. В 2014 году японцы сопротивлялись западным санкциям против России, опасаясь, что так она станет ещё ближе к Китаю. Теперь ситуация оказалась противоположной: японское правительство считает, что жесткая реакция на российское вторжение должна стать уроком для остальных.

Японское правительство предполагает: раз Путин заблуждался настолько сильно, что начал вторжение в Украину, то и Си может так же просчитаться. Поэтому премьер Фумио Кисида регулярно повторяет: «То, что происходит сегодня в Украине, завтра может произойти в Восточной Азии». Поэтому из Токио посылают сигнал властям Китая: если те попытаются силой изменить статус-кво в регионе, то их действия не останутся без жесткого ответа.

Историк Николай Митрохин, автор книги «Русская партия», рассказывает о том изводе русского национализма, который лёг в основу войны против Украины.

Вместо классического русского черносотенного национализма, где критериями принадлежности к «своим» была внешность, происхождение и вера, в российско-украинской войне на первый план вышло принципиально другое идеологическое течение — русский вооруженный территориальный национализм. Его критерий общности — это верность российскому государству и широко понимаемой «русской культуре». Его средство — «защита русских», под которыми понимается любая назначенная таковой общность, невзирая на ее собственную идентичность и мнение о ситуации. Его цель — абсолютное или относительное восстановление границ СССР.

Если Запад ставит на стратегическое поражение России, то это значит, что демонтаж институтов двусторонних и многосторонних отношений с западными странами будет только ускоряться, становясь необратимым. Нынешнее послание Путина — это геополитический разрыв с Западом и объявление его угрозой существованию России.

Риторика Путина становится все более идеологизированной, а значит, непримиримой и фанатичной. Рассуждая о том, как Запад духовно уничтожает русский мир, разворачивает «санкционную агрессию», готовится к военным ударам и прочее, Путин дает понять, что обратного пути у него нет.
https://carnegieendowment.org/politika/89088