Вообще, со всеобщим упадком образования, сова и глобус - это основной методологический прием современной аналитики

https://yangx.top/ru_global/19966

Аналогия Украина-Корея, так же как Украина-Китай-Тайвань не верна по одной причине. В случае Юго-Восточной Азии - война была гражданская, признанная обоими сторонами. Корея и Китай (несмотря на то что Китай многонациональная, страна) боролись прежде всего за выбор идеологии, а не между народами.
В случае Украины, если Россий и русское общество может рассматривать эту войну как гражданскую, то Киев её такой не видит в принципе.

https://yangx.top/burrowingowl/8680

Незамутненность
⬇️
Детская незамутненность
⬇️
Божья роса
⬇️
Майкл Макфол

Да ладно вам, Марина. Давайте уже обратно в Россиюшку. Может даже, за медалью. Отлично всех на той стороне вскрыли, группа товарищей мысленно аплодирует.

"...как сообщил здоровающийся с пустотой Байден, с героя сериала «Капитан Украина» даже взяли слово, что он не будет стрелять по территории России",

— пишет Тина Канделаки.

Тинатин Гивиевна, ну какой это "Марвел"-то. Да и какой из Зеленского Крис Эванс, даже если просто по аналогии. Не обижайте, не надо.

Мюзикл "Хохлокома!", вот что это такое всё. По классическому курсу Михаила Афанасьевича — кровавая оперетка.

Так, традиционное для лишающегося московских торжеств сыча,

— отчёт о ретропараде вижу, а ваших фоток почему-то нет. А явно же кто-то был. Айда в комменты, кросивым торговать.

Смех смехом, а укроЛинч кверху мехом. Серьезно, при таких вводных ему бы по тапкам да на родину.

Всего ожидал от Бутмана. Но что у него на фестивале и классический бас Ильдар Абдразаков совсем скоро джаз запоет — ну знаете ли. Обратно же, ближе к делу, то есть Moscow Jazz Festival, попрошу у побывавших сет-лист.

Понятно, что идёт гибридная война, претензий, в принципе, нет. Но она когда-то либо закончится, либо перейдёт в более размеренную фазу с необходимостью осуществлять какую-то коммуникацию. Так что целесообразно ли откровенно хамить, тем более делать это странам, не отделённым от России тысячами километров и непреодолимыми буераками, это вопрос. Они явно считают, что целесообразно.

https://yangx.top/rian_ru/166095

Когда мы привычно произносим, в одно слово, НашеВсё — что мы имеем в виду? Многие и не задумываются, потому что это вроде воздуха и вроде дышать, русскому по воспитанию человеку не нужно думать о Пушкине, он у него прежде всякой мысли, в крови, на подкорке, в речи. Если спросить, замашет руками, замычит: ну как?.. ну Пушкин же!

А я как филолог-зарубежник скажу своё. Всё, всё, что бы ни читала студентам я, если оно старше 1837 года, объясняется и усваивается через Пушкина. Вальтерскоттовская модель исторического романа — пожалуйста, Капдочка, как это называлось на факультетском жаргоне. Йенский извод немецкого романтизма, Sehnsucht-Erwartung — и нечто, и туманна даль, на модном слове идеал. Байрон — ха, Виктор Максимыч Жирмунский, основатель моей специальности в Саратовском университете, написал изумительную, смешную до истерики книгу "Байрон и Пушкин", где поэмы восточные "боярина Георгия" и поэмы южные Пушкина выложены рядком, с уморительным сопоставлением; не первый случай, когда подражание на русском греет место переводу оригинала, у нас Байрон говорит отчётливо пушкинским голосом. Что там, дружинный скальдический стих проще всего было материализовать для первокуров не пустым "аллитерации, ассонансы, все слова на одну букву", но великим "барин, беда, буран".

Да и античность тоже — долгий путь нагретой ладонями, как колечко в детской игре, традиции и восприятия, на котором каждый, кто читает, накладывает своё понимание листочком потали на смоченный молоком грецкий орех. Щит, брошенный в бою Архилохом, поднятый и брошенный Горацием, поднимает у нас прежде академического перевода опять Пушкин:

Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!

Я читала это первому курсу, когда мы добирались к декабрю до Горация, до самой мраморной и бронзовой классики, которая вдруг да оказывается хоть и "Памятником", не памятником самой себе, но горячим, с дыханием и бьющимся сердцем про тебя, про твоё, про нас, про сейчас — и про всегда. Как Гораций, как Шекспир, как Пушкин.

С ним нас всех, с днём рожденья, Александр Сергеевич.

Садись под сень моих пенатов.
Давайте чаши. Не жалей
Ни вин моих, ни ароматов.
Венки готовы. Мальчик! лей.

Мне кажется, что "вообщем" на официальном аккаунте посольства США в России объясняет куда больше, чем Иван Сергеич Пушкин. Кстати, откуда взялся Тургенев, понять тоже немудрено: "грае, грае, воропае! гоп, гоп!"

Вот я как раз из тех, у кого слух есть, а умения носить шляпу — нет вообще. Еле, извините, в кепки научился. Ну или ещё не родилась та шляпа, которой могу подойти я.

В общем, это самый малый вопрос, который может навеять этот чудесный эссей про ещё одного сегодняшнего именинника:

Кстати о "Памятнике", который я тут давеча поминала. Гораций в этой тридцатой оде третьей книги од, которую называют то "К Мельпомене" (он обращается к музе в финале), то просто "Памятник", объясняет, за что, собственно, памятник торжественным и непростым слогом, так положено, но при этом совершенно однозначно: за то, что перенёс в римское стихосложение греческие поэтические размеры, прежде всего, алкееву и сапфическую строфу. Рим у Греции учится, переводить и приспосабливать греческие образцы к родной латыни начал ещё Катулл, не просто так его Овидий "учёным" называет, но у Горация это программная и последовательная работа, он и создаёт по сути то, что мы называем классической традицией — которая с осознанной преемственности начинается.
То есть, Гораций, афинским студентом пошедший воевать за дело республики к Бруту и Кассию в армию, бежавший с поля боя после поражения при Филиппах, поживший в изгнании, потерявший всё на родине, вернувшийся по объявлении прощения новой властью... вот этот Гораций считает, что главное в его жизни — работа с греческой поэтической системой, переводы и, скажем так, районирование греческих культур на римской почве; тут есть о чём думать и говорить, — хоть о том, что знаменитое "лови день" у Горация не слоган вида "бери от жизни всё", но понимание, что завтра может и не быть — но сейчас о другом.

Подражать Горацию, примерять его тогу, а то и брошенный щит — величайший соблазн, это началось ещё в Риме и потом продолжилось по всей Европе. И у нас, конечно же, наша литература на тех же образцах воспитывается.
Смотреть, за что каждый, кто Горация не покорно переводит, но перекраивает под себя, решает воздвигнуть себе памятник, есть занятие увлекательнейшее. Державин, первейший наш горацианец, чеканен:
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

Безумный Батюшков переписывает не столько Горация, сколько именно Державина:
Так первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетели Елизы говорить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям громами возгласить.

Представляете себе, Шура? "Громáми"!

В 1912 году Брюсов, который ходит вокруг "Памятника" кругами уже давно, переводит его неоднократно и постоянно возвращается, ставит памятник себе за то, что —
За многих думал я, за всех знал муки страсти.

Ну, пусть.

А Пушкин выбирает. В первой редакции у него:
И долго буду тем любезен я народу,
Что звуки новые для песен я обрел,
Что вслед Радищеву восславил я Свободу
И милосердие воспел.

Во второй то, что нам привычно: без Радищева, "чувства добрые я лирой пробуждал" и "милость к падшим". Жуковский, редактируя этот текст по цензурным соображениям, заменит восславленную в жестокий век свободу на "что прелестью живой стихов я был полезен" — в меру ужасно, но пушкинский смысл Василий Андреевич не теряет. Просветительский пафос исправления нравов посредством искусства у романтиков никуда не делся, способность пробуждать чувства добрые и есть полезность, она стоит памятника.

Это едва ли не главный проклятый вопрос нашей литературы. Что важнее: "звуки новые", то бишь, работа с формой, новаторство, поиск своего голоса — или "чувства добрые", социальная, моральная функция художественного текста, в пределе сводящаяся к, прастихоспади, чудовищному "чему нас учит эта книга". Вечное перетягивание каната, взаимные обвинения, танцуют все.

Мраморный бюст Горация смотрит на это с библиотечной полки, отечески улыбаясь.

Невзоров, оказывается, пока что недоукраинец: спрятать спрятал, а не прекратил податься — подался на громадянство, а получить не получил. И даже мое — довольно изворотливое по части всякой фигни — воображение меркнет перед возможными "определенными процедурами", которые обещаны Олександру Глєбовічу. Где-то между двумя стульями и одной отправкой на фронт.

Если вспомнить забытое слово "тандем" — ну вдруг взять и вспомнить, почему нет,

— то окажется, что Владимир Путин и Дмитрий Медведев до сих пор не чужды схеме "злой следователь и добрый следователь".

Вот только добрый теперь — это Путин.

Прекрасное описание мира соцсетей — и того, как себя в них надобно вести — ещё в 1963 году дал советский поэт Николай Панченко.

Причем за год до того, как Маршалл Маклюэн выпустил знаменитую — хотя бы заголовком своей первой главы — монографию "Understanding Media: The Extensions of Man" (1964). Название главы — "The Medium is the Message".

"Прекрасен двухметровый Нисон: на прочих смотрит сверху вниз он", — некогда написала @suchstuff о сегодняшнем юбиляре. Ему тоже семьдесят, как и правлению Елизаветы II, но выглядит этот ирландец гораздо лучше, чем Британская Империя. Да и в целом он нынче куда важнее и уж точно — куда цельнее, чем дотрахавшаяся до Бори Иванова монархия.

Галерея, как принято говорить, образов Лиама Нисона — это прежде всего отцы. Разнообразные папы. Праведные и разгульные, трезвенники и бухарики, но всегда — цельные в главном. Ты всегда знаешь, что если на экране у кого-то беда — придет Лиам Нисон, ввалит люлей обидчикам и по-отцовски спасет. В мире глобальной безотцовщины — как никогда необходимая фигура. Пусть даже и на экране. Хотя бы там.

С днём рождения, всехний папа. Не оставляйте нас подольше, ладно? А то детишки расшалились совсем.

Вечерний Гамлет, текстом.
О словах, словах, словах — и о том, как их иногда невозможно перевести, будь ты хоть семи пядей в лбу, в который тебя боженька поцеловал.

Вот он, настоящий санкционный удар: умер Maxim.

Кстати,

пока из Польши не поступило новых заявлений того же кшталту, что и предыдущие, —

предлагаю универсальный ответ на любые высказывания с той стороны. Годящийся и для МИДа РФ, и для вольного комментирования.

Ответ короткий и исчерпывающий. Буквально два числа, одна тирешка, кропка:

1772 — 2022.

Кто не в курсе — 250 лет первого раздела Речи Посполитой. И далеко не последнего.

Только слово "раздел" не слишком подходящее. Если кто и делил, то Австрия с Пруссией. А Россия забирала свое. Так что это 250-летие, но не раздела, а воссоединения - славянских народов.
И да, далеко не последнего