— Знаешь, в чем твоя проблема?

Я устало пожала плечами, делая еще глоток.

— Вот в этом. — Он аккуратно ткнул мне в висок. — Слишком много анализируешь. И не даешь права голоса сердцу. — Дэниел поднялся и, сделав пару шагов, присел прямо передо мной. Теплой ладонью накрыл мою руку, удерживающую термос. — Слушай, ты сотню раз обжигалась, я понимаю. Но нельзя навечно запечатать свое сердце. Ты не робот. Позволять себе отдаваться чувствам — нормально. Ошибаться — нормально. Падать, потом подниматься и все равно вновь открываться людям — тоже нормально.

— Просто представь, — продолжил он. — Представь, что для вас нет никаких границ и препятствий. Никаких группировок. Никакого травматичного прошлого. Стала бы ты с ним встречаться? Важно, чтобы ответ шел отсюда, — Дэни коснулся своей груди, затем поднял руку к голове, — а не отсюда.

Пульс сорвался в рваный ритм. Казалось, жизненно необходимый орган вот-вот вырвется из грудной клетки, чтобы пасть ниц перед той, кому он действительно принадлежал. Кому принадлежал весь я целиком. Хотя бы во сне мог не скрывать этого.
Николетта склонилась ко мне для поцелуя. На этот раз я с готовностью ответил. Прикосновения, сплетение языков и ласка говорили за нас вместо слов. Пели за нас… порождая прекраснейшую из всех существующих в мире мелодий. Мелодию единения душ, тел и сознаний.
Я вновь закрыл глаза и следом ощутил одну лишь пустоту.
В душе, в сердце, и в своей постели.

Я сглотнула, ощутив до боли знакомый древесный аромат. Он настигал меня вместе с горячим дыханием, посылая разящие импульсы по всему телу. Я попыталась освободиться, но пальцы на запястьях крепко удерживали мои руки на месте, опаляя прикосновением.
— Отпусти, — потребовала я.
Марк приблизился еще на пару дюймов, наслаждаясь контролем, и провел кончиком носа по моей щеке. На миг я прикрыла глаза, пытаясь совладать со взбесившимся пульсом и успокоить треклятое сердце, стремившееся прорваться сквозь плоть, чтобы слиться в едином ритме с сердцем того, кого оно не в силах забыть.
— Попроси вежливо, — промурлыкал Марк, опустившись носом к шее и втянув запах моей кожи, а затем намеренно качнул бедрами, подчеркивая двусмысленность нашего положения.

А Миранда... она потянулась к нему. Сперва краснела даже от простых прикосновений. При каждой встрече смущалась так, будто никогда прежде не общалась с парнями, хотя их хватало в ее окружении. Но смотрела она только на Микаэля… Не могу этого объяснить, потому что они были полной противоположностью друг друга.

Казалось, ей удалось заполнить ту зияющую дыру в душе Майка, которая с каждым годом становилась только шире и стремилась поглотить все, к чему он прикасался.

Вероятно, Миранда даже не осознавала, что преподнесла ему самый драгоценный подарок, просто полюбив. Искренне. Всецело.

— Я скучал, — легкий шепот сам сорвался с губ. Не знаю, почему никто из нас не решался повысить тон. Быть может, понимали, что тогда момент разлетится на осколки, обрушив на нас тяжесть реальности, в которой я уже долгие годы не говорил Николетте подобных слов. Не признавался, что временами мне становилось физически больно от осознания, что она так далеко. Во многих смыслах. Пропасть между нами настолько разрослась, что стала казаться непреодолимой. Шанс перепрыгнуть — один на миллион. Но сейчас мне так хотелось попробовать… Совершить этот рискованный прыжок. Пусть даже он станет последним в моей жизни.

— Все мы временами видим кошмары. Кто-то во сне. Кто-то наяву. Главное — суметь из них выбраться. Не затеряться в лабиринтах мнимой реальности. Не проиграть в игре с собственным разумом. И помнить — в действительности тебе еще есть, за что держаться. Ради чего возвращаться.

Передо мной снова предстала та грань лучшего друга, с которой я толком не знакома.
— Думаешь, мне хочется на тебя наорать? — Его взгляд скользил по моему лицу. — Все совсем наоборот, Принцесса. — Почти невесомо он коснулся моего виска и легким, воздушным движением опустил пальцы, очерчивая скулу. — Мне хочется стиснуть тебя в объятиях и увезти отсюда. Как можно дальше от Драконов. От прошлого четы Уоллс. От Марка с Микаэлем. От той боли, что они еще способны причинить. Спрятать и убедиться, что никто не посмеет тебе навредить, — вот чего мне в действительности хочется. Это желание буквально раздирает меня изнутри. — Дэни опустил тон до едва различимого шепота. — Но я никогда не сделаю ничего против твоей воли.

Мы могли бы начать все сначала.
Удивительно, но всего полгода назад эти слова могли меня вознести. А сейчас столкнули в недра ада. Туда, где все нутро облепил животный страх.

— Это правда? — спросила я, облизнув пересохшие от ветра губы.
Майк проследил за движением моего языка, его взгляд потемнел, и он сделал еще один шаг навстречу, оказавшись почти вплотную ко мне. Слишком близко. Слишком опасно. И все же я осталась стоять на месте.
— Зачем мне врать тебе, Ники? — спросил он, не отрывая взгляда от моих губ.
— Не знаю. Я ведь понятия не имею, что у тебя на уме.
— О, очень многое, — довольно усмехнулся Майк и поднял взгляд выше. — Тебе ведь нравится Шекспир? Разве мы с тобой не напоминаем героев его пьесы с враждующими кланами?
— Ты про Ромео и Джульетту? — Майк кивнул. Тогда я приподнялась на носочки, потянулась к нему и прошептала прямо в губы: — Может, и так. Вот только мы не влюблены друг в друга, — и резко отпрянула назад.

Левой рукой перехватил ее запястье, правую осторожно запустил ей в волосы и потянул, заставив запрокинуть голову и посмотреть на меня. В изумрудных глазах застыли слезы.
— Малыш... — не удержался я.
Одного слова хватило, чтобы влага бисеринкой покатилась по щеке.
— Т-ты... — Тихо начала Ники. — Т-ты мог умереть...

Я не люблю тебя. Четыре слова, которые освободят ее и, вероятно, убьют меня. Я не люблю тебя. Четыре слова станут самой большой ложью в моей жизни. От нее не отмыться, она очернит и без того грязную душу. Я не люблю тебя…

Одержимость… Именно так некоторые называли мою любовь к Миранде. Твердили, что я помешался на ней. Но я не мог с ними согласиться. То была нужда. Я нуждался в ней сродни тому, как путник в пустыне нуждается в капле живительной влаги. А утратив желаемое, продолжал плестись по разгоряченному песку, вдыхая воздух, обжигающий легкие.

— Мне больно за твою душу, Микаэль, — прошептала она. И в этот момент я увидел во взгляде Миранды то, что послужило спусковым крючком. То, что окончательно разрушило мое и без того хрупкое самообладание. Жалость. Промелькнувшая в ее взгляде жалость вонзилась тупым ножом в сердце.