🥔 Ох уж это жонглирование статистикой… Печально только, что в реальности от этого «роста прироста» ничего не меняется. На днях Минсельхоз заявил, что к 2025-му году (!) сбор картофеля вырастет аж на 10% по сравнению с уровнем 2020 года, до 7,5 млн т.

Вроде бы, посыл должен намекать нам на прорыв, однако на деле – вовсе нет. В реальности, если посмотреть на фактические данные за прошлые периоды, представители министерства, по сути, заявляют нам о том, что до уровня 2019 года мы в ближайшие 5 лет даже не планируем добраться.

Сбор картофеля в сельскохозяйственных организациях, крестьянско-фермерских хозяйствах и ИП (т.е. промышленное выращивание, без учета хозяйств населения) в доковидный 2019 год составлял 7,6 млн т, аналогичный показатель был зафиксирован и в 2015-м году. А вот в 2020-м году был спад до 6,8 млн. Что ж, очень удобная база для сравнений.

С такими KPI цены на картофель вряд ли вдруг начнут снижаться.

​​Школьников в России становится всё больше, в то время как число школ сокращается. В связи с этим задачи по строительству и капремонту школ, которые обсуждались на недавней правительственной комиссии по региональному развитию, как никогда актуальны. На комиссии говорилось, что в ближайшие годы будет построено не менее 1,3 тыс. школ, а в 7,3 тыс. школ проведут ремонт и переоборудование. Вопрос лишь в том, достаточны ли эти шаги для формирования современной школьной инфраструктуры в стране.

Дело в том, что в последние годы число школьников растет, чему способствуют, в том числе, усилия государства по стимулированию рождаемости. Но мало родить ребёнка, ему еще надо дать образование в достойных условиях.

Вместе с тем, число государственных и муниципальных школ на протяжении последних 20 лет сократилось с 68,2 до 39,5 тысячи. То есть сокращение было существенно более значимым, чем то число школ, которое сейчас планируется построить.

При этом проводимое укрупнение и ликвидация малокомплектных школ далеко не всегда улучшают условия обучения. Учебная площадь в госшколах в расчете на одного обучающегося сократилась с 4,6 кв. м в 2015 году до 4,3 в 2019 году. Нагрузка на учителей за тот же период выросла с 14 до 18 учеников на одного педагога. Количество школьников, которые обучаются во вторую смену, увеличилось с 1,9 млн в 2018 году до 2,5 млн в 2020 году, а это порядка 15% всех учеников.

С техническим состоянием школ тоже не все благополучно: около 11% школьных зданий требуют капремонта, 10% школ не имеют водопровода, канализации либо центрального отопления. Остается надеяться, что программа правительства как-то исправит эту ситуацию.

На днях Михаил Мишустин распорядился выделить 1 млрд руб. финансирования двум территориям опережающего развития на Дальнем Востоке. ТОР «Комсомольск» получит почти 700 млн руб., а ТОР «Михайловский» – 300 млн руб. на строительство инфраструктуры, с помощью которой инвесторы-резиденты этих территорий уже смогут реализовать свои проекты.

Что тут сказать? Решение своевременное, ведь откладывание реализации проектов из-за ограниченности инфраструктуры – это не только потери для частных инвесторов, но и несостоявшиеся рабочие места, и неполученные доходы бюджета. Вот только Минфин в откладывании исполнения расходов никакой проблемы, увы, не видит. Ведь деньги-то в кассе – какие же потери?

И этот подход сейчас сильно сказывается на финансировании в том числе и Дальнего Востока. Вот, например, расходы по госпрограмме «Социально-экономическое развитие Дальневосточного ФО» (по которой финансируются в том числе и ТОР) фактически исполнены только на 23,1% годовых назначений по расходам (при том, что в целом расходы федерального бюджета исполнены на 63,0%). То есть из запланированных 42,5 млрд рублей по состоянию на 1 сентября выделили получателям менее 10 млрд рублей. Кстати, это почти самый низкий уровень исполнения расходов среди госпрограмм. Хуже только показатели у госпрограммы обеспечения химической и биологической безопасности госпрограммы развития Арктики (где израсходовано 5,7% и 3,5% годового плана).

Так что выделенные средства – это одно, а фактические распределенные – совсем другое…

И снова о «втором хлебе»…

Ранее мы писали, что роста производства картофеля у нас в ближайшие годы по сравнению с уровнем 2019 года не ожидается, по крайней мере Минсельхозом. Между тем, импорт картофеля растет и растет… По данным ФТС, за январь-июль импортировано уже 522,4 тыс. т картофеля – это на 78,1%(!) больше, чем за аналогичный период 2020 г. В деньгах объем импорта вырос и вовсе на 81,6% - до 217,2 млн долл. И это уже более чем в полтора раза больше, чем годовые показатели 2019-2020 гг. (когда было завезено 300,9 и 316,3 тыс. т соответственно).

Если поделить стоимость импорта на его физические объемы, то можно в среднем оценить, во что обходится 1 кг заморского картофеля закупщикам. Так, получается, что за картофель, ввезенный в Россию в январе-июле 2021 года, заплатили в среднем 0,42 доллара за кг, по нынешнему курсу это около 30 руб./кг. Добавьте к этому расходы на перевозку, хранение, надбавку ритейлера и т.п. и получите потребительскую цену, бьющую исторические рекорды (в июне 2021 средняя цена картофеля в России достигла 58,54 руб./кг).

Между тем, согласно данным Росстата, средняя цена на картофель «от производителя» в России (реализуемого сельскохозяйственными организациями) в январе-июле 2021 была почти в 2 раза меньше, чем на импортный картофель на границе — 16,7 руб./кг. Так и приходит в голову вопрос: не разумнее ли изначально было бы как-то серьезно поощрить отечественного производителя? Ведь вряд ли рост импорта картофеля поможет стабилизировать ситуацию с ценами, если цены на импортный картофель изначально существенно выше, чем на отечественный. И ведь даже картофель из Белоруссии в среднем обходится российским закупщикам дороже местного (23 руб./кг).

Печально, что вместо того, чтобы стимулировать внутреннее производство, что могло бы и снижению инфляции помогать, и заодно обеспечивало бы рост доходов населения, занятого в этом и смежных сегментах, мы способствуем всему этому за бугром.

РЖД продолжает активно лоббировать рост тарифов на грузоперевозки. Ключевая идея монополии – использовать не потребительскую, а промышленную инфляцию при расчёте роста тарифов для грузоотправителей. Дескать, у РЖД масштабная инвестпрограмма, рост стоимости материалов её удорожает, а учёт роста цен производителей позволит эту проблему решить.

Однако за видимой ясностью идеи РЖД скрывается сразу несколько глубинных вопросов к монополии:

🚆 Если уж лоббируется идея изменения тарифов «на самом высоком уровне», почему бы не пересмотреть всю систему кардинально? Прежде всего, почему бы не отказаться от перекрестного субсидирования и заниженных тарифов на перевозку угля?

Своим новым предложением РЖД рассчитывает получить с тарифов, как пишут, дополнительные 30-40 млрд рублей в 2022 году. Однако убытки от перевозки угля в 2019 году оценивались даже выше – в 54 млрд рублей.

И ведь, несмотря на убытки, погрузка угля растёт – на 8,8% в январе-августе этого года по сравнению с январем-августом 2020 года (быстрее росла только погрузка лома чёрных металлов, но его доля в объёме погрузки низка). От угля в этом году ждут ещё и новых рекордов как по объемам внутренних перевозок, так и по экспорту железными дорогами.

🚆 Зачем усугублять замкнутый круг роста тарифов и цен и раскручивать маховик инфляции? Ведь, повышая тарифы для грузоотправителей, монополия стимулирует ещё больший рост цен на все перевозимые ею грузы. «Рост тарифов – рост цен производителей – рост тарифов» – в этом замкнутом круге мы будем жить при реализации предложения РЖД бесконечно.

🚆 И самое важное: а что предлагает РЖД в обмен на рост тарифов? Монополия пытается впечатлить всех масштабами инвестпрограммы в триллионах рублей. Но вот впечатлить масштабами стройки ж/д инфраструктуры и качеством услуг пока ну никак не получается.

Удовлетворённость грузоотправителей уровнем развития инфраструктуры снижается. О незначительных масштабах строительства дорог говорят данные об их протяженности. С 2000 года по 2020 год эксплуатационная длина железнодорожных путей увеличилась с 86,1 тыс. км лишь до 87,0 тыс. км. При этом надо понимать, что 0,6 тыс. км прибавилось за счет Крыма в 2014-м году. Средняя скорость отправки грузов на сети РЖД в прошлом году была 16,7 км/час…

В общем, налицо пока очевидная попытка монополии облегчить жизнь себе. А вот улучшить состояние экономики страны ни новым предложением РЖД, ни в целом за счёт работы монополии пока не получается.

В правительстве обсуждают «Основные направления налоговой политики» на 2022-2024 гг. – и утверждают, как пишет «Коммерсант», что радикальных изменений в налогах, вроде бы, не ожидается. Видимо, увеличение нагрузки по НДПИ на рудное сырье (то есть – на металлургическую отрасль, которая сейчас признана слишком уж прибыльной) и установление новых принципов налогообложения компаний с иностранной регистрацией (после пересмотра ранее действовавших межгосударственных соглашений) – это уж так, мелочи.

Однако сомнения в «налоговой стабильности» на предстоящие годы вызывает не только это. У нас немало примеров того, как налоги внезапно повышались, хотя ни в каких «Основных направлениях» ничего подобного не планировалось. Так было, например, с повышением НДС с 18% до 20% и с введением повышенной ставки НДФЛ.

Впрочем, все это не мешает Минфину говорить о том, что налоговые поступления находятся «примерно на одном и том же уровне» (эту фразу в «Основных направлениях» пишут уже не первый год). Сейчас этот уровень обозначили как «29-32% ВВП за последние 6 лет».

Хотя по-честному стоило бы написать, что нагрузка эта постоянно РАСТЕТ за последние годы, с 28,6% ВВП в 2016 г. (это оценка самого Минфина) до 32,6% ВВП в 2019 г. (за 2020 г. пока опубликованной оценки нет, но, учитывая бравурные заявления о росте налоговых поступлений на фоне экономического спада, меньше она не стала). В 2016 году 28,6% ВВП соответствовало 24,5 трлн рублей. В 2019 году 32,6% ВВП – это уже 35,6 трлн руб. Рост на более чем 11 трлн руб. за 3 года – это ли не истинная налоговая стабильность?

«Надо быть очень внимательным к тому, чтобы ипотека росла в меру роста доходов населения», — сказала Эльвира Набиуллина в новом интервью.

ЦБ как-то видит лишь один вариант решения проблемы обеспечения соответствия ипотечной нагрузки доходам населения — через ограничение ипотеки. И конечно, этот вариант самый простой.

Но вот о том, чтобы внести свой вклад в решение проблемы низкого уровня доходов населения, глава ЦБ ничего не сказала. И задуматься об этом более сложном, но гораздо более эффективном пути Банк России никак не хочет. А стоило бы.

«Перерегистрация «Газпрома» в Санкт-Петербурге даст городу дополнительно 17 млрд рублей в этом году и 40 млрд рублей в 2022 году», - заявил сегодня Владимир Путин. Деньги планируется направить, в частности, на развитие метро.

При этом 40 млрд рублей - это порядка 5% годового объема доходов бюджета Санкт-Петербурга. И речь только прямых налоговых поступлениях от «Газпрома». А могут быть ведь и прочие положительные эффекты в связи с активизацией деловой жизни города в результате не только перерегистрации, но и переезда компании.

И этот примечательный пример ещё раз подтверждает тот факт, что для регионального развития надо «расселять» Москву. Выносить далеко за пределы столицы офисы, госструктуры, банки и т.д. Ведь и самой Москве с ее пробками, низкой обеспеченностью жильём и ухудшающейся экологией от переезда части структур станет только легче.

Выборы прошли, теперь на подходе перепись населения. После неоднократных переносов Всероссийская перепись населения всё же состоится с 15 октября по 14 ноября 2021 года, однако значительная часть населения страны о переписи не знает.

Как показал опрос Ромир, проведенный летом этого года, 42% населения о предстоящей переписи не знает ничего, еще 34% «что-то слышали» о ней, а хорошо осведомлены только 24%.

Информированность населения о переписи нужно срочно повышать, если есть цель получить хороший охват и достоверные данные. Ну и 32 млрд рублей, выделенных на организацию переписи, потратить не зря.

Принципиальным отличием переписи от других источников данных является всеобщность (в идеале, требуется участие каждого человека в стране) и самоопределение – когда человек сам отвечает на вопросы переписного листа о себе и своем домохозяйстве.

При этом впервые перепись в России станет не «бумажной», а цифровой. Граждане смогут сообщить сведения через портал госуслуг или на специальных переписных участках либо нужно будет допустить к себе в жилище переписчика, который занесет ответы на вопросы переписи в планшет со специальным программным обеспечением.

Участие в переписи добровольное, поэтому, если осведомленность населения о переписи и доверие к переписчикам так и останется на низком уровне, возникает риск того, что нужные цифры просто «нарисуют», прибегнув к экстраполяции или ещё какому приему. Но тогда в чем смысл переписи, если её результаты не будут максимально точно отражать реальность?

Один из крупнейших в мире грузоперевозчиков — датская компания Maersk — уже в третий раз повысила прогноз по прибыли на 2021 год. Из-за перебоев в глобальных цепочках поставок и резкого роста потребительского спроса цены на перевозки взлетели до беспрецедентного уровня. Последний рекорд операционной прибыли Maersk пришелся на 2008 год, составив $12 млрд, а в этом году прибыль достигнет $18-19 млрд. Рост «становится немного сумасшедшим», отметил глава компании, комментируя новые цифры.

Спрос на товары и, как следствие, на их транспортировку, растет не только из-за восстановления потребительской активности, но и по причине желания производителей накопить запасы на случай новых сбоев в логистике. На этом фоне Maersk почти вдвое увеличила тихоокеанские перевозки — и теперь подсчитывает возросшие прибыли.

Этому примеру могли бы последовать и у нас в РЖД, если бы руководство монополии осознавало все преимущества трансконтинентального положения России между Европой и Азией. Однако вместо того, чтобы извлекать выгоду из транзита, боссы РЖД продолжают делать ставку на уголь и в очередной раз лоббируют повышение тарифов на грузоперевозки внутри страны.

Характерный момент из недавнего интервью Набиуллиной РБК про то, чего ждет ЦБ в качестве результата при ужесточении своей политики. Вот что она говорит:

«Издержки имеют возможность практически на 100% переноситься в цены, когда высоки инфляционные ожидания и когда нет ограничений по спросу. Когда они есть, то это сдерживает перенос… Поэтому постепенное ужесточение денежно-кредитной политики, конечно, уменьшает возможность переносить возросшие издержки полностью в цены, за которые платит потребитель, как известно».

Что бы это значило? Видимо, то, что у производителей, по мнению ЦБ, запас рентабельности настолько велик, что рост своих издержек они спокойно могут пережить. Осталось посмотреть, что там на самом деле с рентабельностью в производстве потребительских товаров (а именно она важна, если мы про инфляцию говорим). А с ней вообще-то у таких производителей все не очень.

По некоторым важным видам деятельности рентабельность продаж в 2020 году была вполне себе ниже средней по экономике (9,9%) – например, в производстве пищевых продуктов (9,5%), электрического оборудования (8,8%), мебели (5,5%) и особенно – автотранспортных средств (1,4%). В производстве лекарственных средств все было действительно неплохо (42,3%), но не будем же мы говорить, что ключевую ставку повышают, чтобы спрос на лекарства снизить… В услугах все тоже так себе, ну если не считать финансовую деятельность (34,7%), да операции с недвижимостью (24,3%).

В общем, нормальный бизнес, судя по данному интервью от главы ЦБ, должен, похоже, иметь рентабельность где-то на уровне ставки депозита в банке. Но тогда зачем им заниматься? Тем более на потребительском рынке, с его жесткими правилами и конкуренцией. А потом будем удивляться, почему опять кругом засилье импорта…

«Мы в оркестре играем скрипку, а вы нас предлагаете закрепить за весь оркестр», — возмутился сегодня первый зампред ЦБ Сергей Швецов. Этой метафорой он как бы снял с Банка России ответственность за рост российской экономики.

Да вот только если скрипки в оркестре играют сами по себе против всех остальных — в своём темпе, динамике или характере, то хорошей музыки не получится, что бы ни делали остальные. Если скрипки лажают, то грош цена усилиям хоть арфы, хоть тромбона, какими бы высококлассными они ни были. Да и вообще, скрипки — основа симфонического оркестра, основная тема ведётся в большинстве случаев ими, так что за провал основной темы им и отвечать.

В общем, аналогия с оркестром очень хороша. Ибо суть экономики очень похожа: общего стройного результата можно добиться только в том случае, если все участники слышат друг друга и играют не по-отдельности, а вместе.

А если играть самим по себе со своими целями, то можно как угодно садиться, но, как в известном квартете, в музыканты не годиться. А в нашем случае — экономического роста не добиться.

Максим Решетников четко заявил, что политика Банка России препятствует экономическому росту в стране. Вот его слова: «В 2022 году на темп роста ВВП будут влиять 2 фактора: на рост будет оказывать влияние увеличение добычи нефти в рамках завершения сделки ОПЕК+, а сдерживать экономический рост будет ужесточение денежно-кредитной политики. Рост ВВП ожидаем на уровне 3% в ближайшие годы».

Что тут сказать? Ни убавить, ни прибавить. Правительство четко показывает, что ЦБ не только ему не помогает, но уже даже мешает. В этом ли суть независимости центрального банка – ставить палки в колеса экономической политике государства? Вообще-то ЦБ постоянно прикрывается тем, что его политика хоть напрямую на рост и не должна влиять, но должна формировать «условия сбалансированного и устойчивого экономического роста». И где он, этот сбалансированный и устойчивый рост? Если речь про те 2-3%, которые ЦБ считает нормальными для России, то в переводе на русский это означает, что Банк России считает нормальным ежегодное сокращение доли российской экономики в мировой. Просто потому, что мировая экономика растет значительно быстрее.

Размер антикризисной поддержки кредитования в России оказался одним из самых низких в мире. И это абсолютно независимая оценка.

Банк международных расчетов (БМР) проанализировал меры поддержки кредитования, запущенные в разных странах в период коронакризиса. Рассматривались два механизма: с одной стороны, пруденциальные меры, создающие возможности и стимулы для банков кредитовать, а с другой стороны, фискальные и монетарные меры, такие как предоставление гарантийной поддержки или фондирование программ кредитования.

Как показали расчеты БМР, среди стран с развитой экономикой масштабы гарантийной поддержки варьировались от 1% в Австралии до 25% в Германии и 32% ВВП в Италии. Среди развивающихся стран в лидерах оказались Турция и Чехия с 9% и 15% ВВП соответственно. Россия же – в самом конце списка с показателем менее 0,5% ВВП.

В своем материале представители БМР также обращают внимание на то, что перед госорганами сейчас стоит непростая задача по выбору правильного момента для поэтапного сворачивания мер поддержки. Слишком раннее сворачивание мер поддержки может вызвать кредитное сжатие, в результате которого компании, особенно предприятия малого и среднего бизнеса, не смогут пролонгировать свои кредиты. Это, в свою очередь, может вызвать волну дефолтов. С другой стороны, слишком долгое сохранение госгарантий по кредитам создает моральный риск, побуждая банки предоставлять ссуды нежизнеспособным компаниям.

Перед нашими властями такая дилемма особо, впрочем, и не стоит. Когда программы небольшие по объему и краткосрочные, о «подсаживании» бизнеса на кредитную поддержку речи не идет. Выживать приходится на рыночных условиях. Вот только конкурировать на мировом рынке приходится с теми, кто такой поддержкой обеспечен по полной.

На волне «наезда» на металлургическую отрасль Минфин торопится продвинуть еще одну налоговую новацию: повысить налог на прибыль (до 25-30%) для тех компаний, которые выплачивали «слишком много» дивидендов и при этом «слишком мало» инвестировали за последние 5 лет. И это уже не только про металлургов – речь идет обо всех акционерных обществах, исключая лишь госкомпании (ну еще бы). Видимо, госсектору инвестировать не обязательно, а дивиденды платить очень даже можно, ведь это «кому надо» дивиденды…

При этом Антон Силуанов на полном серьезе считает, что это нововведение – не что иное как «чисто стимулирующая мера инвестировать». То есть это такой налоговый стимул по-силуановски: если за прошедшие периоды (которые уже не изменишь) получился такой-то расчетный коэффициент, значит, ставка налога поднимается. Чем такой «стимул» отличается, например, от штрафа, сказать сложно. Но, похоже, что в Минфине это мало кого волнует.

В итоге вместо реальных стимулов к инвестициям мы получаем некую систему санкций за «недостаточные инвестиции». Однако помогает ли это реализовывать те инвестпроекты, которые бизнес не может профинансировать из-за стагнирующих рынков, недоступных заемных средств и непредсказуемых регулятивных условий? Увы, скорее, наоборот.

Кстати сказать, на растущем рынке даже и с новыми регулятивными идеями от Минфина было бы легче свыкнуться – ведь рост спроса обеспечивал бы ускоренную окупаемость проектов. А сейчас мы имеем двойное ограничение для инвестиций – роста нет, а угрозы реального ухудшения условий ведения бизнеса – буквально на каждом шагу.

Правительство отказалось индексировать пенсии работающим пенсионерам. Индексации не было с 2016 года, и сейчас денег тоже не нашлось.

Это вполне укладывается в логику первого зампреда Банка России С. Швецова. Недавно он посоветовал пенсионерам не надеяться на государство, а самим позаботиться о том, на какие средства они будут жить на пенсии .

Неработающим пенсионерам, чьи пенсии всё же планируют проиндексировать с 1 января 2022 года, тоже не приходится на многое рассчитывать. Планируется, что такие пенсии поднимут на 5,9% , однако инфляция в 2021 году по самому оптимистичному прогнозу составит 5,8%. В итоге реальный рост пенсий будет минимальным – всего лишь на 0,1 п.п.

Если посмотреть, как соотносится средний размера назначенных пенсий (всех - по старости, инвалидности, потере кормильца и социальных), с прожиточным минимумом пенсионера, то мы НЕ увидим изменений за последние 10 с лишним лет. Данный коэффициент достиг 1,6 раза в 2010 году, и остается примерно таким же. Другими словами, благосостояние получателей пенсий не растет.

Кроме того, прожиточный минимум теперь определяется исходя из медианного дохода и не корректируется в связи с инфляцией. И получается замкнутый круг: если доходы (и пенсии как один из видов дохода) не растут, то и прожиточный минимум не растет, а тогда и пенсии повышать незачем.

​​Несмотря на то, что публикация новых недельных данных по инфляции, которые показали ее рост до максимального (почти 7% в годовом выражении) значения с лета 2016 года совпала с падением сайта Росстата, эти цифры не должны шокировать.

К сожалению, рост цен является в настоящее время общемировой тенденцией. Инфляция в мировой экономике вообще находится на максимуме с начала 2012 года. Коронакризис оказался непростым испытанием для всех, а выход из него – особенно. Условия работы компаний стали более сложными и, главное, неопределенными, сохраняются ограничения на транспорте и в сфере логистики, сектора экономики восстанавливаются неравномерно, что усугубляет ценовые диспропорции. Инфляция при этом становится глобальной проблемой. Текущий период высоких темпов роста цен в России резко отличается от всех остальных, наблюдавшихся ранее при нынешнем руководстве ЦБ. И впервые с 2011 года динамика российской инфляции синхронизирована с общим повышением цен в мировой экономике.

В этих непростых условиях утопично рассчитывать на то, что победа в борьбе с инфляцией может быть одержана быстро и только методами денежно-кредитной политики (за счет повышения ставки). Необходима последовательная политика, направленная на снижение издержек ведения бизнеса… На фоне растущих ставок добиться этого будет сложнее.

Можно много раз перечитывать слова Белоусова на совещании с Мишустиным и металлургами, но все равно не становится понятнее, что же он имел в виду, говоря о том, что разрыв между доходами компаний и дивидендами не должен увеличивать нагрузку на российскую экономику. «Инвестиции делаются для того, чтобы платить дивиденды. Вопрос в том, чтобы этот разрыв не был слишком большим», – вот что заявил первый вице-премьер.

Какая нагрузка от дивидендов на экономику имеется в виду??? Если он так волнуется, что выплаты дивидендов делаются в ущерб инвестициям, то почему его не беспокоит складирование гораздо больших объемов средств государством, да ещё и в иностранных валютах?

Если он волнуется за то, что металлурги могут не вписаться в новое углеродное регулирование, то почему изъятие у них средств в виде дополнительных налогов как-то им поможет? При том, что металлурги и так чуть ли не больше всех озабочены этим вопросом. Странный какой-то способ стимулирования получается. Или тут идея в том, чтобы забрать что-нибудь поскорее, до того, как европейцы вдруг доберутся?

Ну и ещё одно интересно. Вот у нас в экономике большая проблема заключается в том, что металлов (и не только) производится сильно больше, чем внутренний рынок потребляет. Из-за этого мы теряем очень много добавленной стоимости, потому что экспортированный металл возвращается к нам в переработанном виде. И это как бы означает, что нам надо прежде всего рынок потребления металлов развивать. Однако что мы видим? Вместо того, чтобы дать возможность деньгам перетекать из бизнеса в бизнес, из одного сектора в другой через дивиденды в соответствии с привлекательностью инвестиционных возможностей для акционеров (а это одна из базовых функций рынка), государство хочет за бизнес решать, куда направлять его средства, не обращая внимания на прибыльность инвестиций, вопросы стратегии или на структурную значимость секторов. А если не будете так делать, средства заберём. И что-то подсказывает, что потом придёт министр финансов и предложит, как обычно, все собранное в кубышку отправить. Но ведь сухой результат всего этого будет в том, что денег в экономике станет лишь меньше, а с ними — и инвестиций. И никакого повышения темпов роста снова не случится.

В общем, хорошо, что разные здравые голоса убедили пока правительство сгоряча не принимать идею повышения налога на прибыль для тех, кто якобы недостаточно инвестирует. Но к ней и возвращаться не надо, если есть желание именно экономику развивать.

​​Из года в год в силу природных факторов в том или ином регионе аграрии несут потери урожая. И этот год не исключение. За границей для смягчения ситуации давно используется механизм агрострахования, о важности его развития который год говорят и в Минсельхозе (Министр Дмитрий Патрушев и председатель аграрного комитета Сената Алексей Майоров призвали к активизации агрострахования). Однако, как часто бывает, воз и ныне там.

Согласно данным Банка России, в I полугодии этого года объем собранных премий по договорам агрострахования вырос на 35,9% в годовом выражении до 4,5 млрд руб. Вроде бы, все здорово, вот только мы даже до уровня 2015-2016 гг. с такими показателями еще не восстановились. И это в текущих рублях, без учета инфляции. И что более важно — одновременно число заключенных договоров, что более показательно для оценки распространённости агрострахования, сократилось на 11,8%, до лишь 22,9 тыс. единиц. Договоров же с господдержкой среди них всего было 1634…

Напомним: по последней Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2016 года, в нашей стране действует более 36 тыс. сельскохозяйственных организаций, около 175 тыс. КФХ и ИП. От этого числа тех, кто заключил договор страхования с господдержкой, – меньше процента…

При этом известно, что средняя премия на договор по страхованию с господдержкой выросла до 2,5 млн руб. – что красноречиво говорит о том, что пользуются ей явно не малые и средние формы хозяйствования. Остальным же приходится рассчитывать на собственные силы, ну и на удачу… Вдруг с катаклизмами пронесёт.

Рекордный рост цен на газ заставляет власти европейских стран тратить миллиарды евро на поддержку домохозяйств. Италия, по сообщениям СМИ, планирует выделить на это 4,5 млрд евро. А Франция частично субсидирует расходы 6 млн малообеспеченных семей — каждой из них будет выделено по 100 евро. На этом фоне растут опасения по поводу срыва дорогостоящих «зеленых» реформ, запланированных Брюсселем.

Как мы уже упоминали, запасы газа в европейских хранилищах сейчас небывало низкие. До начала отопительного сезона осталось всего несколько недель, а газохранилища заполнены менее чем на 72%. За последнее десятилетие это самый низкий уровень на это время года. Представитель американского Госдепа уже сделал публичный выговор России за «необъяснимо низкие» поставки газа. При этом сами США развернули потоки СПГ от Европы в сторону Азии — Дядя Сэм умеет считать деньги.

Ситуация для России с точки зрения сбыта благоприятная, но вопрос - как мы ей воспользуемся.

Пандемия не только ударила по экономике и потребовала мобилизации ресурсов здравоохранения – она усилила неравенство в доступе к образованию и цифровое неравенство. Прежде всего, оно выражается в отсутствии необходимого оборудования и условий для дистанционных занятий в семьях с низким уровнем доходов (индивидуальные компьютеры, планшеты, смартфоны у учащихся, стабильный доступ в интернет).

Учебные заведения тоже столкнулись с трудностями: не все смогли организовать дистанционное обучение из-за отсутствия необходимого оборудования, программного обеспечения и достаточной подготовки преподавателей для эффективной работы онлайн. Причем для некоторых специальностей такой переход был просто невозможен из-за практической направленности занятий.

В высшем образовании до пандемии только 60% вузов имели опыт применения дистанционных образовательных технологий и только 15-20% смогли оперативно организовать дистант в 2020 году.

В ответ на этот вызов развитые страны увеличивают финансирование сферы образования, в том числе с целью поддержки формирования цифровой образовательной среды. А в это время в России финансирование нацпроекта «Образование» в 2022 году, напротив, планируют сократить до 156,8 млрд рублей по сравнению 158,3 млрд в 2021 году. Видимо, потому что и эти деньги потратить с умом не получается: по состоянию на 1 августа 2021 года исполнение бюджета по нацпроекту составляло всего лишь 25,5% от запланированного.