Если сравнивать частичную мобилизацию с самоизоляцией – то Собянин взял реванш за свои «ковидные» поражения.

В 2020-м президент дезавуировал или смягчал непопулярные решения московского мэра. Например, в преддверии голосования по конституционным поправкам.
Сегодня столичный градоначальник довольно громко шагнул в «первую тройку» электоральных симпатий, оставив «мобилизационный» негатив федеральной власти.
Хотя ещё в пятницу даже государственных правозащитников будоражили скандалы с «военкомовскими облавами» в московском метро, а в Госдуме заявляли о невыполнении Москвой соответствующей квоты на 50%.

Что могло кардинально поменяться (и поменялось ли) за выходные – пока сказать трудно.
Но нельзя забывать, что Собянин не без оснований считается одним из фронтменов «китайской партии». А как раз в эти дни проходит съезд КПК, по итогам которого Си должен получить мандат на новый пятилетний срок.
Шансы нынешнего китайского лидера высоки, но не 100%-процентные. Не исключены неприятные для Си сюрпризы. В том числе, из-за его политики в отношении России, её последствий для самого Китая, его «подопечных» (прежде всего – центральноазиатских) и контрагентов.
А российская мобилизация не лучшим образом сказывается и на миграционных потоках в Евразии, и на экономической устойчивости крупнейшего китайского торгового партнера в регионе.

В этом плане собянинский демарш снижает социально-политическую напряженность не только в одном (но ключевом) субъекте РФ, но и может рассматриваться как определенный «жест доброй воли» в адрес Си.
И значит, получение «высочайшего соизволения» здесь не просто не исключено, но более чем вероятно.

К тому же, увеличение числа кандидатов в «преемники», хотя и не делает Систему устойчивей, но зато оставляет больше степеней свободы и повышает прочность гарантий для «субъекта транзита».

«Мобилизационный» кризис – идеальная иллюстрация агамбеновской модели двух онтологий (вар. --этико-политических систем).
Армейское (шире – государственное) «будь» входит в конфликт с «глубинно-народным» (шире – страновым) «есть».

При этом неизбежное (и ожидаемое) устранения «бестолковщины» в ближайшем будущем не упрощает задачу. Скорее наоборот. Поскольку в итоге – в случае масштабного реформирования всей Системы (а не только Минобороны) -- «онтология приказа» всё равно будет доминировать.
Со всеми вытекающими отсюда травматичными эффектами для той части общества (тогда уже захватывающей государственный и «силовой» аппараты), которая заинтересована в сохранении «статус-кво».

Подобный круговорот коллизий превращает «Opus Dei. Археология службы» в актуальную методичку.
Благо даже ненавязчивая апология одноимённой влиятельной (и демонизированной) прелатуры – тоже, что называется, лыко в строку.
Россия – конечно, далеко не Ватикан.
Но чем больше запрос на новую модернизацию и (вполне возможно) «транзит» -- тем скорее возникнет потребность в институте (вряд ли – спецслужбы), который на уровне «обычных земных дел» будет способствовать сохранению баланса «двух онтологий».

Пока Сергей Собянин освобождает от мобилизации москвичей призывного возраста, его давний несиловой конкурент Михаил Мишустин пытается мобилизовать экономику.

Показательно, что Владимир Мау, которому, очевидно, отводится роль автора антикризисной программы действующего главы правительства, не ограничивается использованием «дирижистских» рецептов, вполне допустимых, например, и для первого вице-премьера Андрея Белоусова, а то и для Сергея Глазьева.
Тезис про «институциализацию индивидуальных предпринимателей и МСП» -- явно и исключительно результат творческого альянса «либерала» и «фискала».
По сути, речь идёт об очередной попытке демонтажа «гаражной экономики».

Такая реформа по своему социально-политическому эффекту значительно перекроет пенсионную.
С точки зрения влияния на «основы существования» (в терминах С.Кордонского) и «низов», и «верхов» она вполне сопоставима с отменой крепостного права. Хотя и без соответствующих гуманитарных «бонусов».
Но «зачистка неформального сектора» сегодня может быть обусловлена не только необходимостью пополнять истощённый оборонными расходами бюджет.
Модернизация Системы, включая силовые ведомства, также невозможна без ликвидации сословного уклада. И следовательно – его «теневого», по определению «неинституционального», экономического базиса.

Другое дело, что в этом случае не просто неизбежен острый конфликт с онтологией «есть». Запрос на сохранение статус-кво рискует тогда уравновесить запрос на перемены.
А в отсутствие идеологии, их объясняющей и обосновывающей, -- даже перевесить.

Тем более, что нейтрализация новых реформаторов может стать базой для нового консенсуса ныне конфликтующих элит, вроде части «силовиков» (Патрушевы, Золотов), губернаторов-«тяжеловесов» (Собянин etc) и «дружеского» бизнеса (Ротенберги).

Аналогия новой «тыловой» СВО-конфигурации с «ковидной вертикалью» сколь оправданна, столь и несет дополнительные риски для основных её акторов.
Поскольку Мишустин и Собянин до сих пор пытались играть роли, кардинально отличающиеся от тех, что они играли в 2020 году.

Мэр Москвы -- в прошлом один из фронтменов «партии карантина» -- отменил «мобилизационную» чрезвычайщину в столице.
Премьер, который два года назад разрабатывал программу «НЭП 2.0», теперь больше склонен поддерживать антикризисные рецепты с элементами «военного коммунизма».

Понятно, что новый мишустинский функционал «главного по тылу» соответствует его нынешним «дирижистским» интенциям.
А Собянин как координатор деятельности субъектов РФ в условиях «военного положения light» в принципе, после его понедельничного демарша, способен стабилизировать настроения «на земле».

Вопрос: какой из посылов – «мобилизационный» или «нормализационный» -- эффективнее с точки зрения поставленных задач?
Впрочем, не исключено, что сами критерии определения этой эффективности ещё не определены.
Точнее – они зависят от того, какой исход запущенных на сегодняшнем Совбезе неформальных «праймериз», будет признан оптимальным.

Сулейман Керимов выигрывает от демонтажа Ростуризма едва ли не больше, чем вице-премьеры Дмитрий Чернышенко или Марат Хуснуллин.

Сентябрьскому Госсовету, на котором Зарина Догузова, как утверждают некоторые наблюдатели, перешла «аппаратные красные линии», предшествовали медийные «утечки» о планах по строительству в Дагестане нового курортного кластера на ₽300 млрд.
Его глава республики Сергей Меликов презентовал и на Госсовете. На него же ссылалась Догузова, когда сетовала на отсутствие «органа, который бы отвечал сразу и за пляжную зону, и за урез воды, который отходит от пляжной территории». И поэтому Ростуризм мог бы координировать эту деятельность.

Появление каспийского мега-курорта существенно девальвирует многомиллиардные керимовские инвестиции в реновацию Дербента. Из главной дагестанской туристической «жемчужины» (какой он должен стать по мысли сенатора-миллиардера) древнейший город рискует превратиться во всего лишь один из элементов общереспубликанского курортного «орнамента».
А значит, и лавры создателя дагестанского «экономического чуда» тогда достанутся не Керимову, а его до сих пор не слишком удачливому «равноудалителю» Меликову.

Упразднение Ростуризма, конечно, не обнуляет вероятность такого исхода.
Но без туристического «одного окна» и в отсутствие поддержки со стороны энергичной и амбициозной Догузовой главе Дагестана будет намного труднее выбить искомые миллиарды у федерального центра.
Особенно, с учётом «мобилизационного» дефицита бюджета.

Если сравнивать состав «оборонного кабинета» с «антиковидным» -- наиболее примечательно отсутствие в нынешней мишустинской спецкоманде Набиуллиной и Дм. Патрушева.

Можно допустить, что компетенции главы ЦБ признаны избыточными при решении задач «по обеспечению потребностей Вооруженных сил РФ».

Но снабжение армии продовольствием – наверняка, в списке приоритетов. Наряду с поставкой обмундирования, новой техники и логистикой.
И здесь невключение профильного министра сложно объяснить иначе, кроме как обострением конкуренции с действующим премьером.

C избранием Риши Сунака на пост британского премьера Индия получает далеко не символическую компенсацию на фоне «авторитарной перезагрузки» соседнего и далеко не дружественного Китая.

Лиз Трасс тоже не питала особых симпатий к Пекину. Но это автоматически не подразумевало более активного использования Нью-Дели в политике «антикитайского сдерживания».
У Сунака же, очевидно, намного больше возможностей по выстраиванию более тесного взаимодействия с «исторической родиной».

При этом Индия едва ли не меньше, чем Китай, заинтересована в сохранении сотрудничества с Россией.
В частности, российские поставки удобрений для Нью-Дели – не только ключевой элемент стабильности внутреннего продовольственного рынка, но и важный инструмент поддержания геоэкономического паритета с Пекином.

Именно поэтому, кстати, после китайского «съезда победителей», насторожившего и Запад, и Индию, у российских производителей удобрений появляется больше шансов добиться всё-таки снятия санкций в рамках «зерновой сделки».
И не с этим ли, а не только с украинской «грязной бомбой», связан всплеск телефонной дипломатии Сергея Шойгу, чьё ведомство, как известно, -- один из основных акторов упомянутой сделки?

Дело Собчак —в равной степени и яркое проявление СВО-политэкономии, и весьма возможная точка её бифуркации.

С одной стороны, на фоне дефицита бюджета, экономии на «необоронных» расходах и «санкционного» секвестра госкомпаний предприятия ОПК и их владельцы остаются единственным сколько-нибудь привлекательным объектом кормления.
В том числе (или прежде всего), для торговцев «блоками и подсветками».

С другой —для силовиков атака на президентскую крестницу (до сих пор считавшуюся неприкосновенной) —пересечение «красных линий», едва ли не сопоставимое с пропуском начиненного взрывчаткой грузовика на Крымский мост.
При этом в истории с Собчак оказывается «замазан» Чемезов —не просто давний путинский знакомый, но и (по слухам) один из неформальных патронов «партии мира». И при прочих равных — важнейший участник «транзитного» дизайн-бюро.

Такой расклад не только ограничивает Кремлю возможности для ответного хода.
Использование «либеральной принцессы» для дискредитации или повышения зависимости от Лубянки (оба варианта далеки от оптимального) её невольных спонсоров, очевидно, оказывается на руку «силовым принцам».

Путинский акцент на близости к «низам», -- и геополитическим, и социальным, -- разумеется, и для внешнего, и для внутреннего пользования.

В России главный двигатель эгалитаристской повестки сегодня Пригожин, а не коммунисты.
Но от этого «простой народ» не становится ближе к Кремлю.
Скорее наоборот. С учётом того, что основной объект пригожинских нападок – Шойгу – не просто один из главных силовиков, но и, до недавнего времени, президентский напарник по «таёжным отпускам».

Тем показательнее появление в The Washington Post (в полном смысле – «печатном органе вашингтонского обкома») большого текста о Пригожине именно после обзвона «недружественных» коллег, которое руководство Минобороны проводило (как официально подтверждено на «Валдае») по путинской просьбе.
Не является ли публикация в WP свидетельством того, что мессидж Шойгу и Герасимова был услышан?
Иначе зачем было «в пандан» рассказывать о «конкурирующей фирме», чья готовность использовать любые средства для достижения результата вызывает намного меньше сомнений, чем подконтрольность?

При том, что сама по себе история с украинской «грязной бомбой», -- вне зависимости от того, насколько поверили ей на Западе, -- позволила «перевернуть доску» в ядерном дискурсе.
И от намёков про «розу ветров» и США, «которые [бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки] создали прецедент», перейти к более однозначным заявлениям про отсутствие «политического и военного смысла» в ядерном ударе по Украине.

Услышать последнее было важно не только и не столько для США и их союзников, сколько для тех «дружественных стран», для которых использование Россией ТЯО стало бы точкой невозврата.
Неслучайно Путин дал соответствующие (и обнадеживающие очень многих) разъяснения опять же именно на «Валдае», и именно после призывов к формированию своеобразного антиколониального «интернационала».

Но если «телефонно-дипломатические маневры» руководства Минобороны возымели должный эффект – тем нелогичнее теперь отправлять в отставку Шойгу и/или Герасимова.
Более того, судя по путинскому распоряжению к декабрю представить предложения по развитию сухопутных войск, событие, столь сильно ожидаемое недоброжелателями нынешнего министра обороны, откладывается, как минимум, на месяц-полтора.

Получается, что консолидация геополитического «простого народа» вовсе необязательно обеспечивает лояльность со стороны своего собственного.
Особенно, когда одна его часть разделяет пригожинские интенции, а другая – раздражена частичной мобилизацией.
Даром, что эти «подмножества» могут пересекаться.

С Виктором Черкесовым связана не просто одна из громких «войн силовиков».
Его памфлет «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев» (в написании которого, как поговаривают, участвовал Сергей Кургинян) стал двойным пересечением «красных линий».

Один раз —из-за выноса сора из избы. Наличие жёсткого конфликта внутри силовой корпорации —едва ли не самого закрытого из российских институтов —из «домыслов аналитиков» стало фактом.
Второй раз — поскольку выход черкесовского памфлета не мог не быть расценен как посягательство на монополию Кремля по формированию повестки. «Кшатрий», упрекающий коллег по «касте» в торговле, сам метил в «брамины»?

Тем символичнее, что Черкесов ушёл в мир иной как в то время, когда в сходном амплуа, но намного успешнее, выступает Евгений Пригожин.
Отказывать главному «вагнеровцу» в принадлежности к «силовой касте» теперь так же неосмотрительно, как зачисление его в чьи бы то ни было «миньоны».
«Воины», занимающиеся политикой, гораздо менее управляемы, чем тогда, когда они превращаются в торговцев.

«Пентабазис», представленный Харичевым и его соавторами, —попытка «русификации» неоконсерватизма.

Благо есть пример для подражания.
Новый «внутриэлитный передел» в Китае, чьим ярким штрихом, но не финалом стал недавний «съезд победителей», — по факту «китаизация» неоконсерватизма в исполнении главного идеолога КПК Ван Хунина.
Но его рецептура, предполагающая смешение китайского марксизма (уже самого неоднократно «разбавленного») с конфуцианством, не имеет более консервативных конкурирующих предложений. Отчасти, конечно, из-за жёсткой зарегулированности общественного дискурса.

В России в этом смысле идеологический плюиализм.
Здесь достаточно активны в медийном поле и влиятельны среди элит (прежде всего, силовых) —и «левые консерваторы» («сталинисты», «евразийцы»), и «правые консерваторы» («монархисты», националисты). А с их позиций «Пентабазис» —скорее «либеральная крамола», нежели рабочая рамка для «образа будущего».

При том, что рецепты, предлагаемые и теми, и другими крайними консервативными группами, слишком радикальны (да простится такой оксюморон), чтобы избежать ломки уклада миллионов россиян и, соответственно, гражданского конфликта.
По сути, это реимпорт той «энергии хаоса», которую год назад Сурков предлагал экспортировать за счёт «расширения страны». То ли предрекая, то ли обосновывая СВО.
Многое пошло не так. И теперь разрыв между государством и отдельными слоями общества лишь увеличивается. Причём, в числе «антигосударственников» оказываются и недавние «охранители».

В этой ситуации «Пентабазису», похоже, отводится роль новой «гуманизированной» версии «Левиафана», —этакого «Левиафана с человеческим лицом», —призваннного предотвратить войну всех против всех и, в случае необходимости, обеспечить существование страны и государства без персональной обусловленности по известной володинской формуле.

Опосредованная национализация «Вымпелкома» (через кредитование новых владельцев) и «Яндекса» (через передачу под кудринский патронаж) вряд ли случайно совпали с очередным «искусственно-интеллектуальным перфомансом» Германа Грефа.

Подобное мероприятие на исходе 9 месяца СВО выглядит не только своеобразным приветом из «раньших времён», но и своеобразным вызовом. Особенно, если учесть резко негативное отношение к проектам в сфере ИИ такого «идеолога Священной войны», как Александр Дугин.
Однако Греф не просто получил «охранную грамоту» в виде первого лица, выступившего на «сберовской» конференции и, кстати, впервые в своём публичном выступлении ни разу не упомянувшего конфликт на Украине.

«Вымпелком» выкупает недавний грефовский подчинённый Александр Торбахов. И «Сбер» вряд ли останется в стороне от финансирования ₽130-миллиардной сделки.
С Кудриным «Яндекс» тоже станет гораздо ближе к Грефу, чем прежде.
Благо теперь у двух именитых «сислибов» намного больше поводов вспомнить «круговую оборону» эпохи их совместной работы в питерской мэрии, чем ссоры периода «тучных нулевых».

Да и для самого президента такой обновленный альянс Кудрина и Грефа оставляет возможность «либеральной альтернативы» на случай выхода из-под политтехнологического контроля «наступления справа».

Кудрин и те наблюдатели, которые говорят о его уходе с «многолетней» госслужбы, несколько лукавят.

Де-факто, соавтор «Системы РФ» (по Павловскому) второй раз отправляется в «свободное плавание».
Впервые это случилось после громкой кудринской отставки с поста главы Минфина осенью 2011-го.
Причём, следующие лет 7 Кудрин играл роль своеобразного неформального посредника между Кремлём и умеренной либеральной оппозицией, попутно способствуя всё большему отдалению её от Медведева.

Управление «рассерженными горожанами» должно было перейти от «семейных» к «питерским».
Отчасти об успешном выполнении этой задачи свидетельствовал отказ Путина заменить «дисконтированного» Медведева на Кудрина после президентских выборов 2018-го.
Вместо того, чтобы возглавить правительство, «полезный и нужный человек» получил задание «надзирать» за его финансовой деятельностью – в качестве председателя Счётной палаты. Кстати, именно тогда, 4 года назад, и состоялось полноценное кудринское возвращение на госслужбу.

Если Медведев полагал, что отделался малой кровью – он ошибался.
2020-й показал обратное. Вклад отчетов СП в доведение до критической массы негатива по правительственной реализации нацпроектов сложно переоценить.
Правда, и в постмедведевском кабмине Кудрину места не нашлось.
Зато в обновленной системе сдержек и противовесов – вполне. С учётом того, что мишустинский политический «духовный отец» Борис Фёдоров, несмотря на свой монетаризм, вовсе не являлся безусловным кудринским единомышленником. Разные и конфликтующие исторические кумиры – у одного Столыпин, у другого Витте, -- лишнее тому подтверждение.

Тем символичнее, что именно «Яндекс» был первым «корпоративным» бенефициаром премьерства Мишустина, а теперь – становится поводом для освобождения кабмина из «объятий СП». Ведь потенциальные кудринские преемники – и Андрей Макаров, и тем более Александр Жуков (начинавший свою депутатскую карьеру под фёдоровским патронажем) – намного лояльнее действующему главе правительства.
Отсюда, впрочем, не следует и того, что национальный IT-чемпион с новой «крышей» превратится для Мишустина из актива в проблему.
Скорее уж логично ожидать, что новый этап «цифровизации Левиафана» под руководством Грефа, Кириенко и примкнувшего к ним Кудрина окончательно обнулит шансы на политический реванш Медведева.

В продолжение темы Кудрина и «Яндекса».

Одной из задач такой «суперкрыши» может быть создание агрегатора-монополиста и окончательная «юберизация» сферы услуг.
И как следствие – «институционализация МСП».
В просторечии – долгожданная (для бюджета) зачистка «гаражной экономики». https://publico.ru/opinions/c-prihodom-alekseya-kudrina-yandeks-poluchaet-superkryshu-kak-eto-nazvala-ft

«Огромные срока» для братьев Магомедовых если и можно рассматривать как своеобразный «привет»/предупреждение, то вряд ли – Медведеву.

Основатели группы «Сумма» были не намного ближе к нынешнему зампреду Совбеза, чем их земляк, конкурент и (по одной из версий) «злой гений» Сулейман Керимов.
Более того, в медведевском правительстве Магомедовых патронировал только один вице-премьер – Дворкович.
А Керимова – сразу два: Шувалов и Трутнев.

Нельзя сказать, что сенатор-миллиардер стал главным бенефициаром магомедовского равноудаления. По крайней мере, вовсе не он скупал активы группы «Сумма» после ареста её владельцев в марте 2018-го.
Но циркулировавшие в конце октября слухи о продаже Керимову Махачкалинского порта позволяют предположить, что основные «призы» ещё впереди.
ММТП – важнейший хаб транспортного коридора «Север-Юг», на который Москва возлагает большие надежды в плане обхода санкций.
В свою очередь, Магомедовы теперь «закрыты» слишком «глухо», чтобы у дагестанских властей появилась хоть какая-то возможность модернизировать портовую инфраструктуру без привлечения керимовских денег.

В этом смысле столичный Мещанский суд значительно осложнил жизнь Сергею Меликову, еще полтора месяца назад настаивал на преждевременности версии о приватизации Махачкалинского порта в пользу Керимова.
При этом последний стремительно продвигается в «топ» самых влиятельных российских бизнесменов. Тем более, что судебные вердикты по «делу Магомедовых» любопытным образом совпали по времени с объявлением об уходе из «Алроса» С.Иванова-младшего. А следовательно – с повышением керимовских шансов вернуть контроль над алмазной монополией.
Что явно не будет лишним (в том числе, с точки зрения политического позиционирования) на фоне заинтересованности в якутских камнях не только «дружественной» Индии, но и «недружественной» Бельгии.

С учётом того, что обмен «Грайнер-Бут» стал возможен после (и видимо – благодаря) встрече Нарышкина с Бёрнсом, директор СВР получает дополнительные репутационные дивиденды.
А вместе – и шанс на определенный карьерный рост. Например, -- в кресло главы МИДа.

Благо нарышкинские дипломатические таланты теперь оценят и на Западе, и в России.
А поскольку возвращение Бута одинаково позитивно воспринимается и «партией победы», и «партией компромисса» -- соответственно, и замена Нарышкиным Лаврова не должна вызвать сколько-нибудь серьезное брожение в элитах.

Если, конечно, исключить наличие «корпоративного» конфликта между Бутом и Пригожиным, который за время вынужденного отсутствия «оружейного барона» стал главным инструментом распространения российского «немягко-силового» влияния на страны третьего мира.

Задержание начальника антикоррупционного управления ФТС Дмитрия Мурышова – прямой удар по главе таможенного ведомства Владимиру Булавину.

50-летний Мурышов – уроженец Нижегородской области. А Булавин как раз там в конце 70ых начинал свою «чекистскую» деятельность. И с 1992-го по 2006-й возглавлял местное управление ФСК-ФСБ.

Очевидно, патронирование параллельного импорта становится слишком чувствительной и маржинальной темой, чтобы не порождать новые конфликты и даже войны в «силовой корпорации». И даже во время СВО.

Ротшильды и Китай становятся главными бенефициарами монгольских протестов.

Сначала Пекин передает Улан-Батору данные о хищениях угля.
Потом, в ответ на народное возмущение, объявляется главный виновник в угольных махинациях – предыдущий президент Халтмаагийн Баттулга.
Таким образом окончательно исключается из политического поля едва ли не самый влиятельный противник передачи под акционерный и операционный контроль иностранцев (во главе с Rio Tinto) крупнейшего медного месторождения Оюу Толгой
Кстати, нынешний монгольский лидер Ухнаагийн Хурэлсух в январе 2021-го ушел с поста премьера именно из-за стремления Баттулги проверить обстоятельства денационализации стратегически важного для республики актива.

Тем показательнее, что именно на фоне всплеска политической турбулентности в Монголии Rio Tinto готовит сделку по приобретению канадской Turquoise Hill, владеющей 66% Оюу Толгой.
При этом больше половины доходов австралийско-британского горнорудного гиганта обеспечивает Китай. Ему же, очевидно, отводится роль главного потребителя монгольской меди.

В контексте такой опосредованной «китаизации» Монголии не менее показательно и значительное участие Ротшильдов в капитале Rio Tinto.
А с учетом планов Москвы по использованию монгольского транзита в газовой торговле с Пекином известное семейство может сыграть свою роль и в ожидаемой геополитической «перезагрузке».

США решились ввести санкции в отношении Потанина.
Но, судя по утечкам в СМИ, «Норникель», стратегически важный для продвижения «зелёной повестки», -- по-прежнему вне ограничений.

Чтобы не ретранслировать собственные санкционные риски на главный актив, Потанину придётся отдавать его контрольный пакет.
И на этом фоне затея с «народным капитализмом» -- до сих по классике скорее в виде фарса повторяющая первую приватизационную модель (кстати, благополучно демонтированную именно будущими олигархами), -- из очередной «идефикс миллиардера» может превратиться во вполне рабочий инструмент корпоративной защиты.

Фрагментация послания – попытка фрагментации общественного договора.

Задача весьма нетривиальная, мягко говоря.
Но одновременное удовлетворение запросов и «человека экономического», и «человека политического» теперь, похоже, представляется ещё менее вероятным.

Деньги не то что бы уже не решают всё.
Однако нынешние драйверы политизации – условно, «коллективный Пригожин» -- слишком антибуржуазны, чтобы допустить какое-либо повторение «колбасного консенсуса» начала нулевых.
Хотя последнее, конечно, ни в коем случае не исключает наличия у них самих финансовых мотивов.
Зато монетизация «рыцарей и кондотьеров» очень часто может существенно сокращать доходы «торговцев и ремесленников».

В этом смысле заявление Путина о том, что «среди тех, кто трудится, не должно быть бедных людей, которые едва сводят концы с концами», -- не столько предвестие «левого поворота» (как предполагает, например, Наталья Зубаревич), сколько антитеза апологетике «народной войны».
По сути, «работающим бедным» отводится та же роль, которая в нулевые отводилась среднему классу, а в десятые – бюджетникам.
Власть покупает их лояльность, хеджируясь, тем самым, от новых попыток «раскачивания лодки». На сей раз – совсем не либеральных.

При этом чем больше ресурсов отнимает у бюджета СВО – тем выше скорее интенсивнее в борьбу с бедностью будет вовлекаться бизнес. На добровольно-принудительных началах, разумеется.
Вероятность масштабной экспроприации и деприватизации– как бы того ни хотелось иным борцам с «партией измены» -- пока незначительна. Всё-таки «дело ЮКОСа» возникло в принципиально иных политэкономических и геополитических условиях, и нефтяную ренту у Ходорковского изымали, скорее, для облегчения торга с Западом, а не войны с ним.
Но сам по себе «призрак военного коммунизма», неизбежно, сделает российский олигархат более сговорчивым. И более восприимчивым по отношению к таким неновым для мира, но ещё весьма диковинным для России форматам, как тот же «народный капитализм».