Эксцесс исполнителя, приведший к гибели украинского Боинга, обнулил имиджевые бонусы КСИР.

Хотя они позволяли главной силовой корпорации Ирана пусть и частично, но компенсировать финансовые и аппаратные потери, обусловленные ликвидацией Сулеймани.
Благо даже отсутствие военного ответа  на ракетный удар по американским базам повышало акции КСИР внутри страны.
Тем более, что ужесточение санкций тактически идёт, скорее, на пользу «пасдаранам», которые де-факто контролируют в Иране практически все теневые финансовые операции, позволяющие обходить западные рестрикции.

И, наоборот, на смягчение санкционного
режима —в частности, благодаря «ядерной сделке» — делает ставку Рухани.
Что обусловило длительное противостояние между президентом и КСИР.

Неслучайно, на фоне отказа Трампа от столь важного для Рухани проекта его оппоненты-силовики предложили упразднить институт президентства и учредить пост премьер-министра, который был бы полностью подотчётен Меджлису.
Помимо такой «силовой» парламентаризации рассматривался вариант выдвижения в президенты Сулеймани, который был близок к духовному лидеру Хаменеи едва ли не больше, чем Рухани.

В любом случае, до января 2020-го казалось, что самые рабочие сценарии иранского «транзита» —силовые. А у КСИР есть все шансы из «государства в государстве» превратиться в государство как таковое. Вплоть до «бархатной» нейтрализации самого рахбара.
Теперь же, в свете двойного поражения КСИР, «либералы» во главе с Рухани получили возможность взять реванш.
Правда, для этого им нужно выполнить два условия — вернуть доверие народа и восстановить «ядерную сделку».
С учётом позиции Трампа по второму вопросу и популярности лозунга «Смерть Рухани» на недавних иранских протестных акциях либерализация Исламской республики представляется не более вероятным сценарием, чем её силовая модернизация под руководством КСИР.

Абхазский кейс — доказательство неспособности российской экономики абсорбировать и  капитализировать новые геополитические «активы».

Щедрые трансферты из российской казны, формирующие львиную долю абхазского бюджета, только подтверждают вышесказанное.
При достижении Абхазией сколько-нибудь адекватного уровня экономического развития республиканские финансы были бы менее «колониальными» и политическая система —устойчивее.

Поэтому причастность к организации абхазских протестов «представителей ДНР», включая тамошних полевых командиров, —лишь в тактическом плане работают на повышение акций донбасских республиканцев.
Прежде всего —в глазах Кремля.

Но чем больше в Донбассе озадачивается «экспортом революции» — тем выше риски окончательного превращения региона в «полый комплекс».
С неизбежно негативными последствиями для его экономики.
А значит (как показывает тот же абхазский опыт), —для политической устойчивости и субъектности.

Вопреки прогнозам Минфина ликвидные активы ФНБ не просто не достигли ₽6,5 трлн, или 6% ВВП, но даже сократились в декабре более, чем на ₽149 млрд.

До сих пор именно интенсивное пополнение главной «подушки безопасности» позволяло Силуанову и его подчинённым прогнозировать достижение уже в 2020-м сакрального барьера в 7% ВВП и, соответственно, обсуждать варианты «распечатывания» нацфонда.
Что, естественно, дало повод для очередных «подковёрных схваток» и стало ещё одним важным элементом «транзитного арбитража».

Если новая статистика по ФНБ вынудит денежные власти пересмотреть свои амбициозные «кейнсианские» планы – элитариям придётся закладываться на другие «источники кормления».
При том, что стагнация доходов населения и растущий коэффициент Джини делают «новую нефть» сколь логичной, столь и весьма «токсичной» альтернативой госинвестициям.

Изменение шкалы НДФЛ, таким образом, становится едва ли не единственной возможностью удовлетворить аппетиты «волков», не слишком будоража «овец».
Хотя плюсы этого варианта компенсации малоимущим от власть имущих – скорее, психотерапевтические, нежели реальные социально-экономические.

Счёт «парламентаризации»

Кудрин не случайно именно в преддверии президентского послания поддержал «увеличение полномочий парламента» и ограничение пребывания на посту главы государства всего двумя сроками.

Есть ненулевая вероятность, что изъятие из соответствующей статьи Конституции оговорки «подряд» уже сегодня получит официальную путёвку в жизнь.
А вместе с этим акции президентства как института пойдут вниз, а акции парламента —вверх.

В такой ситуации было бы крайне странно, если бы главному лоббисту «парламентаризации» Володину позволили стать её главным бенефициаром.
И расширение функционала Счётной палаты, формально находящейся под парламентским патронажем, но возглавляемой вовсе не володинским протеже, —пожалуй, самое эффективное «противоядие» .

Из-за резко возросшей (с его же подачи) «парламентской капитализации» Володину придётся сильно постараться, чтобы сохранить кресло спикера в Думе, которая будет сформирована по итогам выборов 2021 года.
Благо конституционные изменения сделают эту думскую кампанию и сопутствующие ей партстроительство и парт-перезагрузку едва ли не более значимыми, чем президентские выборы-2024.
А проверки СП могут, при прочих равных, весьма негативно отразиться на щедрости основных спонсоров ЕР и как следствие —на их готовности инвестировать в володинские электоральные победы.

При этом, в отличие от володинского спикерства, первый срок кудринского председательства в СП тоже истекает лишь в 2024-м.

Госдума получает право «первой ночи» при назначении премьера.
Совет Федерации курирует назначение силовиков.
А президент через Конституционный суд управляет законодательной деятельностью парламента.

Новое издание «системы сдержек и противовесов».

Отставка правительства Медведева выглядит вдвойне интригующе, если учесть прозвучавшее президентском послании предложении запретить занимать высшие госпосты лицам с двойным гражданством или даже с «намёком» на него.

Но логичнее вспомнить о событиях весны 1998-го, когда Черномырдина заменили Кириенко.

На первый взгляд, очередного масштабного кризиса, требующего поскорее выводить «старых коней» из-под неизбежного репутационного удара, вроде как не намечается.
С другой стороны, обнищание населения – тоже вполне себе угроза.

Более того, при запуске конституционной реформы на фоне отказа от реформы НДФЛ --главного инструмента перераспределения национального богатства – возникает риск, что неудовлетворённый запрос на справедливость уже на ближайших парламентских выборах конвертируется в дополнительные голоса для левых (существующих партий или вновь созданных блоков) и соответственно, -- новым электоральным поражением для ЕР.
А в этом случае – опять же в свете объявленной парламентаризации, а также в горизонте приближающегося 2024 года – смена кабмина будет намного травматичнее для правящего класса.

Вовсе не очевидно, что Кудрин, Собянин, Дюмин, оказавшись в медведевском кресле, сумеют радикально изменить социально-экономическую ситуацию и победить бедность.
Но, по крайней мере, ЕР уже не будет жёстко ассоциироваться с главой правительства.

Михаил Фрадков в начале нулевых руководил налоговой полицией.
Виктор Зубков до переезда в Москву был главным налоговиком Санкт-Петербурга.

Похоже, связь с фискальным ведомством становится отличительной чертой технического премьера в России.
Что неудивительно, поскольку обладание информацией о реальном положении дел у ключевых экономических акторов – едва ли не главный политический актив такого рода назначенцев.

У цифровой «прокачанности» Мишустина есть обратная сторона.

Новый премьер прекрасно понимает, как новые технологии позволяют уходить от налогов и, наоборот, — как с их помощью довести фискальный контроль до тотального.

«"Уберизация" угрожает таксомоторным паркам, угрожает ЖЭКам. [...] Точно также "уберизация" угрожает в том числе государству», —говорил Мишустин чуть меньше года назад на Сочинском форуме.
И чуть позднее, уже в Совфеде: «Электронные денежные системы нерезидентов, которыми пользуется молодежь, не видны ЦБ, налоговой службе. [...] Деньги, которые молодой человек может свободно перемещать через границу с помощью криптовалют и других форм оплаты, которых не замечает государство и для которых нет регуляторики, опасны» .

Но там же тогда же будущий глава правительства утверждал —для повышения доходов казны необходимо провести инвентаризацию всей недвижимости, включая «объекты «незавершенки» капитального строительства, и земельные участки, выпавшие из оборота», а также —навести порядок в сфере регистрации прав собственности.

Отсюда следует, что премьерство Мишустина может оказаться весьма непростым и для «цифрового олигархата» (причём, не только отечественного, но и зарубежного, прежде всего, китайского), и для бенефициаров «гаражной экономики», и для хозяев «гаражно-цифровых хабов», вроде илиевско-нисановских ТЦ.

А это, в свою очередь, рискует спровоцировать дальнейшему усилению социально-политических угроз, которые и так весьма остро обозначились в минувшем 2019-м:
— «силовой турбулентности» (из-за демонтажа «обнальной» смычки между deep state и deep people) ;
—пробуксовке московской «машины консенсуса» (из-за прекращения её подпитки теневыми капиталами);
— радикализации «российских реднеков» (из-за тотального контроля над их, и без того весьма нестабильными, заработками).

Премьерство Михаила Мишустина позволяет взять реванш не только Алексею Кудрину.
Хотя глава Счётной палаты играет в нынешних кадровых перестановках едва ли не такую же роль, как та, что Анатолий Чубайс сыграл в замене Виктора Черномырдина на Сергея Кириенко весной 1998-го.

Как известно, Мишустин переквалифицировался из бизнесменов в налоговики с подачи ныне покойного Бориса Фёдорова.
Именно Фёдоров в 1998-м сделал бывшего инженера-системотехника своим заместителем в Госналогслужбе.
А в 2008-м Фёдоров же пригласил Мишустина в свою инвесткомпанию «Объединенная финансовая группа», когда тот ушел с госслужбы.

Этот, очередной крутой поворот в мишустинской карьере совпал с завершением громкой «войны силовиков» -- между черкесовской ФСКН и патрушевской ФСБ.
Одним из её эпизодов стало увольнение в сентябре 2006-го главы Федерального агентства по управлению особыми экономическими зонами Юрия Жданова.
Он лишился поста практически одновременно с рядом высокопоставленных сотрудников ФСБ и таможни – в рамках масштабной кадровой чистки, которую наблюдатели объясняли «происками» главного «наркоконтролёра» Виктора Черкесова.
В январе 2007-го на ждановское место пришел Мишустин. Но ненадолго – до марта 2008-го.

К тому моменту, когда будущий премьер уходил с госслужбы в федоровскую инвесткомпанию, черкесовские оппоненты перешли в контратаку.
В октябре 2007-го сотрудниками ФСБ был задержан генерал ФСКН Александр Бульбов.
Его обвинили в мошенничестве и превышении должностных полномочий.
А в прессе появились сообщения о причастности учреждённых Бульбовым компаний к операциям с акциями «Газпрома», которые в конце 90ых проводила ОФГ.

Если все эти совпадения и параллели неслучайны, то получается, что Мишустин не настолько далёк от «силовой корпорации», как это может показаться.
Тем более, что ещё летом были признаки возвращения Черкесова в большую игру.

Упоминание коллегами из @shadow_policy семёновского «ТАССа» в «мишустинских контекстах» запараллеливает смену российского правительства с другим, весьма резонансным сюжетом – неудавшимся «ангольским транзитом».

Блокбастер Юлиана Семенова, рассказывающий о том, как КГБ предотвратил проамериканский переворот в Нагонии (читай – Анголе), вышел в 1984-м, спустя 5 лет после прихода к власти Жозе Эдуарду душ Сантуша, ставшего едва ли не главным советским союзником в Африке.
Постсоветской России удалось сохранить лояльность душ Сантуша благодаря Аркадию Гайдамаку.

Точнее – благодаря проведённой им сделке по дисконтированию ангольских долгов, что, в свою очередь, (хотя и не сразу) позволило обеспечить доступ «АЛРОСА» к разработке крупнейших ангольских алмазных месторождений.
Интересно, что в числе высокопоставленных российских контрагентов Гайдамака называли не только премьера Михаила Касьянова, но и генерала ФСКН Александра Бульбова.
А с ангольской стороны первые переговоры с «АЛРОСА» проводил Жуан Лоуренсу, ближайший сподвижник душ Сантуша, в 2016-м назначенный его «преемником».

Правда, Лоуренсу отказался от «преемнической» миссии и подверг кардинальной ревизии политическое наследие своего предшественника. А заодно – инициировал тотальное «равноудаление» детей предыдущего президента.
Благо Изабель душ Сантуш – ключевой бенефициар главных ангольских сырьевых бизнесов (включая алмазный и нефтяной) -- неспроста считается богатейшей женщиной Африки.

К слову, буквально на днях она объявила о готовности выдвинуть свою кандидатуру на выборах президента Анголы в 2022-м году.
Для России, признавшей Изабель своей гражданкой по праву рождения, такой поворот – скорее риск, нежели возможность.
Теперь Лоуренсу сделает всё от него зависящее, чтобы отрезать своей потенциальной конкурентке и её гипотетическим союзникам доступ к любым финансово-политическим ресурсам, хоть как-то имеющим отношение к Анголе.
А масштабная приватизация, недавно объявленная нынешним президентом, де-факто обеспечит и легализует передачу всех активов, находившихся под прямым или опосредованным контролем семьи душ Сантуша, в руки новых хозяев, никак не связанных ни с бывшим ангольским лидером, ни с его зарубежными партнёрами.

Если главный репутационный минус Андрея Белоусова – покровительство Артёму Аветисяну и его гипотетическая причастность к «делу Калви», логично предположить, что переезд помощника президента в кресло первого вице-премьера будет обусловлен окончательным разрешением коллизии вокруг банка «Восточный».

Не для этого ли на фоне ожесточённого торга за посты в кабмине Владимир Путин встречался с главой РФПИ Кириллом Дмитриевым, который, во-первых, активно хлопотал за Майкла Калви, а во-вторых, однажды уже участвовал в финансовом урегулировании «акционерно-силового» конфликта – между Игорем Сечиным и Владимиром Евтушенковым?

Ожесточённость и продолжительность торга за посты в кабмине – прямое следствие конституционной реформы, официальный старт которой, собственно, и обусловил масштабные перестановки в Белом доме.

Новая модель госуправления, предложенная Путиным, на деле заключается в том, что ни один из ключевых институтов – президент, правительство, Госдума, Совфед, Конституционный суд – не будет иметь возможности финального «апрува» без согласия остальных.
Создаётся «конституционный блокчейн», который предполагает либо тотальный клинч, либо – консенсус.

Но правительство Медведева в свою последнюю каденцию было сформировано примерно по сходному принципу.
С той лишь разницей, что вице-премьеры и министры представляли основные группы влияния как таковые, а не опосредующие их институты.
До известной степени, весьма скромные результаты медведевского кабмина – результат того, что здесь клинч преобладал над консенсусом.

У правительства Мишустина подобного «тормозного пути» нет.
Наоборот, ему необходимо скорее продемонстрировать конкретные результаты, чтобы конституционная реформа выполнила свою главную тактическую цель – обеспечила успешный «институциональный транзит».
В противном случае, так и неудовлетворённый запрос на справедливость рискует обернуться крайне неприятными (для правящего класса) сюрпризами на парламентских и президентских выборах.

Это значит, что новый кабмин уже на старте должен быть консенсусным и не функционировать в режиме перманентного переключения «консенсус-клинч».
Хотя теперь от правительственных решений и действий зависит не просто вес (финансовый, аппаратный, силовой, технологический) главных полит-экономических акторов, но, в конечном счёте, – их влияние на все элементы «конституционного блокчейна».
Что, в свою очередь, повышает сопротивляемость лоббистской среды и заметно снижает шансы на формирование структурно устойчивого и внутренне непротиворечивого правительства.

Если исходить из того, что у Краснов, мягко говоря, неплохой контакт с Ротенбергами – размены пошли по внешнему (для правительства) контуру и есть шанс, что кабмин Мишустина будет относительно монолитным.

Весьма вероятный теперь уход Бастрыкина из СК проделает ощутимою брешь в «линии обороны» Года Нисанова и Зараха Илиева.

Но всерьёз говорить о возможности краха их бизнес-империи можно будет лишь в случае, если начавшийся «транзит силовиков» дойдёт до Золотова.

Российская «Перестройка 2.0» любопытным образом совпадает с Давосским форумом, который тоже обещает оказаться рубежным.

Согласно опросам Edelman Trust Barometer, большинство населения планеты разочаровалось в капитализме.
Дилемма «реформы сверху vs революция снизу» становится едва ли не глобальной.
А единственной сколько-нибудь работающей альтернативой и акционерному капитализму (с его максимизацией прибыли любой ценой), и госкапитализму (с его высокими коррупционными рисками) представляются «капитализм платформ» и «экономика совместного потребления».
Т.е. – максимальная децентрализация и отказ от любых рентных доходов в обмен на обнуление транзакционных издержек.

Тем показательнее, что именно в преддверии ежегодной встречи элитариев всех стран, призванной легитимизировать смену курса, ЗАО «Корпорация Россия» переходит от жёсткой управленческой вертикали к «конституционному блокчейну».
Премьером назначается «адепт платформ».
А пост первого вице-премьера, вполне вероятно, займёт автор первой масштабной попытки внедрения в России «преобразующего инвестирования» -- ещё одного элемента трансформации shareholder capitalism в stakeholder capitalism, который пропагандирует председатель ВЭФ Клаус Шваб.

Правда, «план Белоусова» вместо того, чтобы кардинально изменить взаимоотношения в треугольнике «власть—бизнес—общество», в итоге был скорректирован так, что выродился в свою противоположность.
Чему в немалой степени поспособствовала критическая зависимость действующей в России полит-экономической модели от ренты -- сырьевой, финансовой, административной, силовой, технологической и т.п.
Точнее – от взаимной конвертации всех этих видов рент, чьи «обменные курсы» определяют вес тех или иных акторов и групп влияния.

С этой точки зрения мишустинское намерение превратить правительство в «платформу» не более реализуемо, чем «план Белоусова».
И затянувшийся торг за посты в кабмине, резко контрастирующий со стремительным стартом конституционной реформы, лишний раз показывает, насколько инерционен «базис» по сравнению с «надстройкой».

Ровно поэтому, кстати, до госолигархов «транзит» доберётся в самую последнюю очередь.
Хотя, вполне возможно, что инициаторы «Перестройки 2.0» рассчитывают в этом смысле как раз на Давос.
Если форум не утратил своего влияния на глобальные финансовые и экономические процессы – его «проплатформенные» декларации и решения могут ускорить и демонтаж российского госкапитализма.

Превращение «вертикали власти» в «распределённый реестр» -- не только шаг к «государству-платформе», но и маскировка/анонимизация штабов.

Это, с одной стороны, позволяет более эффективно защищать ключевые центры принятия решений от внешних и внутренних угроз.
А с другой – облегчает «экспорт Системы».

В то же время существенно возрастает роль фондов, объединений и обществ, связанных с «распределяющейся» властью, скорее, персонально, нежели институционально.
Тем показательнее, что разрешение коллизии вокруг Наамы Исаахар в результате привело к идее «обмена» израильтянки на Александровское подворье в Иерусалиме.
Такая сделка резко повысит статус степашинского ИППО, которому, очевидно, достанется этот актив.

Дерипаска критикует не только Набиуллину.

Как известно, идея налогового вычета для семей с детьми так и не вошла в президентский пакет предложений по борьбе с бедностью и демографической «перезагрузке».

https://yangx.top/olegderipaska/8

Вице-премьерство Хуснуллина – не только реверанс в адрес Собянина, но и дань мишустинской дружбе с Миннихановым.

С учётом обозначенной в послании задачи тратить «излишки» ФНБ, главным образом, на транспортную инфраструктуру Хуснуллин превращается в ключевого распределителя этих средств.
При том, что принципиальные решения по объемам и срокам госинвестиций – за Белоусовым.

Таким образом, «дуга напряжённости» Белоусов – Хуснуллин становится главным фактором риска для мишустинского кабмина.

Если Белоусов и работал с Дерипаской, то, скорее, по протекции Льва Черного.

В 2000-м и 2010-м бывший куратор российского бизнеса Trans-World Group – а следовательно, и совладелец активов, позднее вошедших в «Русал», -- защитил кандидатскую и докторскую диссертации в родном для Белоусова ЦЭМИ.
При этом экономические взгляды Белоусова и Черного во многом совпадают.
Последний ещё в летом 2000-го возглавил Межрегиональную общественную организацию содействия демократическим реформам «Мобилизация и Развитие».

Судя по всему, из этой же «шинели» вышло и «неокейнсианство» Дерипаски, выражающееся, в частности, в его перманентных нападках на ЦБ.

И кстати, весьма показательно, что «Собеседник», рассказывая о белоусовских заработках в «Базовом элементе», ссылается на «данные налоговой».

При формировании правительства «партия ренты», как минимум, не проиграла «партии платформы».

«Транзит силовиков» (начавшийся с перестановок в Генпрокуратуре), тем более, не ущемит интересы главных российских «рантье».
Разве что обусловит их очередную перегруппировку.

Такое развитие событий неизбежно актуализирует вопрос об успешности и целесообразности большого, «конституционного транзита».
Особенно, принимая во внимание, что стратегическая цель превращения «вертикали власти» в «распределённый реестр» -- адаптация «Корпорации Россия» к грядущему «капитализму платформ».

Но если «враг» не сдаётся – его обобществляют.
Пасьянс ещё имеет шанс сложится при передаче контрольных пакетов крупнейших госкомпании в распоряжение Пенсионного фонда.
Таким образом, ПФР станет «платформой ренты», а её пользователями – практически все граждане страны.