Ряд косвенных признаков позволяет предположить, что новый номинальный владелец «Ведомостей» связан с «нецарьградовским» медийным пулом РПЦ.
Прежде всего – с радиостанцией «Вера», финансируемой фондом «Фома Центр».

Один из соучредителей «Фома Центра» – Сергей Габестро, совладелец проекта Superjob и исполнительный директор Фонда Серафима Саровского.
Этот фонд был создан в апреле 2005-го с подачи тогдашнего приволжского полпреда Сергея Кириенко.

Аномальная августовская жара немало поспособствовала тому, что в кризисе вокруг ЗАЭС не оказалось победителей.
По крайней мере, с военной точки зрения.

Рекордные для второй половины августа температуры не только усугубили европейский энергокризис, но – из-за обмеления Янцзы -- привели к падению выработки на крупнейших китайских ГЭС.
А это резко повышает шансы изменения позиции КНР по проблеме глобального потепления.

В ситуации, когда уже не только (и не столько) Запад, но и Восток актуализируют «зелёную повестку», атомная энергетика становится едва ли не единственной эффективной альтернативой «грязным» генерациям.
Дело за малым – минимизировать (в идеале – свести к нулю) любые риски превращения АЭС в «стационарные» ядерные бомбы.
Хотя запорожский кейс свидетельствует ровно об обратном, в разы увеличивая соответствующую апокалиптическую вероятность.

Именно поэтому главным европейским переговорщиком по кризису вокруг ЗАЭС стал Макрон, самый «проатомный» из лидеров Старого Света.
Показательно и недавнее назначение спецпосланника ООН по вопросам изменения климата Марка Карни председателем совета директоров инвесткомпании Brookfield Asset Management, которой сейчас принадлежит Westinghouse – ключевой, ещё «доспецоперационный» конкурент «Росатома» на Украине.
Но и в России «атомное лобби» достаточно влиятельно, чтобы не позволить военным или «внесистемным ястребам» окончательно обнулить многомиллиардные бенефиты от строительства новых электростанций или поставок топлива на существующие.

Особенно, если учесть китайский фактор.
Пекин не преминет воспользоваться любой оплошностью своих российских или американских/европейских конкурентов, чтобы занять ёмкий атомный рынок, попутно превратившись в основного выгодоприобретателя «зелёной повестки».

Присутствие Сулеймана Керимова на правительственной стратсессии, где обсуждалось использование цифровых активов «для бесперебойной оплаты экспорта и импорта», -- вполне оправданно и логично, с учётом давнего интереса главного дагестанского сенатора к «крипте».

Намного удивительнее отсутствие на этом мероприятии керимовского «соседа» Года Нисанова.
Претензии «Садовода» и «Фуд Сити» на роль основных российских крипто-хабов были очевидны задолго до СВО и стигматизации «фиатных» внешнеторговых расчетов.
Также именно с нисановскими лоббистскими усилиями инсайдеры связывали отражение попытки ЦБ криминализировать любые операции с конкурентами цифрового рубля.

Вполне возможно, что теперь владельцам «Киевской площади» приходится несколько сбавить обороты из-за опалы (или квази-опалы) их высокопоставленных политических патронов.
Директор СВР Сергей Нарышкин после памятного казуса на не менее памятном Совбезе перешел в мерцающий режим.
А Дмитрий Рогозин никак не может завершить карьерный перелет из «Роскосмоса». И гигантский 24-летний срок, запрошенный прокуратурой для рогозинского протеже Ивана Сафронова, позволяет усомниться в сколько-нибудь радужных перспективах самого космического отставника.

БГ вряд ли напишет новую версию «Последнего дня августа».
Но в том, что и Михаил Горбачев, и принцесса Диана ушли практически в один день с разницей в 25 лет, есть своя логика. Или умысел. Не человеческий, но исторический.

Разумеется, в одном случае можно усматривать происки спецслужб, в другом причина – исключительно возраст и тяжелая болезнь.
Тем не менее, смерть «разрушителя империи» -- не просто знаковое событие. Вне зависимости от того, успел ли он полностью осуществить задуманное и как давно находился не у дел.

Здесь же нельзя не обнаружить любопытные геополитические «рифмы».
Автокатастрофа, в которой погибла леди Ди, произошла спустя два месяца после передачи Гонконга КНР – важнейшей вехи не только во взаимоотношениях Пекина и Лондона, но и на пути Поднебесной к «сверхдержавности».
Гонконгскому урегулированию предшествовало подписание Объединённой китайско-британской декларации по итогам пекинского турне Маргарет Тэтчер в декабре 1984 года.
Причём, в Китай «железная леди» отправилась буквально через пару дней после первого знакомства с Горбачевым. Формально -- тогда ещё «простой» член Политбюро прибыл в Лондон как глава делегации Верховного Совета СССР, приглашенной британскими парламентариями. Согласно же распространённой квази-конспирологической версии, речь шла о своеобразных «смотринах» -- на фоне растущей конфронтации с Советским Союзом Запад тестировал потенциального претендента в новые генсеки на предмет его готовности к «разрядке».
С учётом тэтчеровской активности на «китайском треке» и настойчивого стремления горбачевских экономических советников внедрять опыт «восточного соседа» нельзя исключать, что на каком-то этапе «китаизация СССР» рассматривалась западными элитами (или их частью) как оптимальный сценарий выхода из «холодной войны».

Едва ли последний советский генсек и его команда – единственные виновники произошедшего «сбоя программы» и возвращения (правда, на качественно ином уровне) к модели, которую США начали выстраивать в 70ые, -- единства и борьбы «мировой бензоколонки» с «мировой барахолкой».
Но как раз в том же 97-м, когда одна вернула Гонконг, другая подписала с НАТО «Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности».
И именно разночтения в трактовке этого документа спровоцировали кризис, ныне рискующий окончательно обнулить все горбачёвские достижения.

Сергей Глазьев и другие адепты нового «золотого крипто-стандарта» могут возвращаться к академической деятельности.

Конфликт с Западом и замораживание значительной части резервов ЦБ не сделали рубль более независимым и самодостаточным.
Просто вместо того, чтобы быть «производной доллара», он становится «производной юаня».
А планы по вложению суммы, эквивалентной $70 млрд, в «дружественные валюты» во главе с китайской, -- по факту переход российской нефтегазовой ренты от США к КНР.

Кстати, чуть менее 20 лет назад её национализация – через создание стабфонда и «дело ЮКОСа» – обуславливалась как раз американизацией.
При том, что сам Михаил Ходорковский (очевидно, в качестве защиты от недружественного поглощения) призывал активизировать нефтяную торговлю с Китаем.

В свете нынешнего валютного «броска на Восток» логично подвергнуть ревизии и итоги горбачёвской попытки «китаизации СССР».
Те внутренние и внешние акторы, которые помешали осуществить задуманное последнему советскому генсеку, уже не выглядят абсолютными победителями.
Если, конечно, исключить совсем не фантастический сценарий, что теперь они же (или их идейные наследники) занимаются «китаизацией США».

Борьба за «тюремный ресурс» между Пригожиным и Хуснуллиным (читай – Собяниным) заметно усиливает позиции Колокольцева как нынешнего неформального патрона ФСИН.

Вакцинация мобилизации

Ситуация с мобилизацией очень напоминает годичной давности сюжет с «принуждением к вакцинации».

Даром что летом и осенью 2021-го медики, фармацевтическое лобби и крупный бизнес призывали посадить всю нацию на «спутниковую иглу».
А теперь на смену «коллективному Проценко» пришёл «коллективный Стрелков», который хочет поставить всю нацию под ружьё.

И пандемия, и СВО высвечивают один и тот же феномен.
Главный кремлёвский союзник на старте кризиса через какое-то время превращается в едва ли не главную проблему.
Требование от власти более решительных действий создает для нее угрозу перестать быть комфортной для большинства. Со всеми вытекающими отсюда внутриполитическими издержками.

При этом важное отличие нынешнего, «военного», кейса от прошлогоднего, «пандемийного», --негативные экономические последствия, связанные с радикальным сценарием.
Если обязательная вакцинация рассматривалась, в том числе (или прежде всего), и как защита от «ковид-застоя», -- то всеобщая мобилизация не просто не остановит «санкционную рецессию», но рискует значительно её усугубить.
Хотя бы из-за отвлечения/ «извлечения из народного хозяйства» значительной части дееспособного населения и налогоплательщиков.

А ведь именно сохранение устойчивости экономики, несмотря на технологическую, финансовую и торговую блокаду со стороны Запада, до недавнего времени оставалось ключевым материальным фактором, обеспечивающим обывательскую лояльность к СВО.
И потому – основным козырем Кремля в геополитическом торге как с «недружественными» США и ЕС, так и с «дружественным» Китаем.

Между тем, парадоксальным образом, финансовый и товарный задел, позволивший России адаптироваться к жестким санкциям, был сформирован как раз в 2021 году и не в последнюю очередь, благодаря отказу от новых общефедеральных локдаунов, несмотря на серию «ковид-волн».
В свою очередь, 24 февраля 2022 года пандемия если не исчезла вообще, то оказалась вытеснена на информационную периферию. С исчезновением прежних, «медицинских» линий общественной поляризации.
Что, кстати, дало повод некоторым наблюдателям говорить о причастности к СВО Владислава Суркова, который в ноябре 2021-го в разгар бурных дискуссий о «чипировании» и QR-кодировании заявил о «разрядке внутренней напряженности через внешнюю экспансию».

Сегодня, уже в результате использования сурковского (или квази-сурковского) рецепта и благодаря деятельности уже «военкоров», а не «санитаров», внутренняя напряженность опять растёт.
Какие новые вызовы позволят её минимизировать – пока неясно.
Но примечательно, что, несмотря на оптимистичные прогнозы ВОЗ и умеренно-оптимистичные реляции Роспотребнадзора, участники столь важного для Кремля саммита ШОС назвали «борьбу с распространением коронавируса» в числе главных причин для «дальнейшего укрепления международного сотрудничества».

Лучшего подарка своему сокурснику и покровителю Дмитрию Медведеву глава Минюста Константин Чуйченко придумать не мог.

Зачисление Максима Галкина в «иноагенты» ожидаемо спровоцировало острую и жёсткую реакцию его «венценосной» супруги.
И в свете пугачевского демарша также ожидаемо отошли на второй план славословия (или проклятия) в адрес Евгения Пригожина, чуть было не ставшего в общественном сознании новым кандидатом в «силовые преемники»

Но «институциональный» эффект здесь не менее болезненный, чем медийный.
Алла Пугачева – один из давних и немногих из ныне здравствующих кумиров «глубинного народа». И, что важно, -- отнюдь не только законопослушной его части.
Сложно найти крупного «авторитетного бизнесмена», который не являлся бы поклонником «примадонны».
А ведь без поддержки таких персон пригожинские планы по задействованию «тюремного ресурса» вряд ли удастся реализовать в полном объёме.

Иными словами, добровольно-принудительная политизация Пугачёвой существенно ограничивает свободу манёвра и системным, и квази-системным «тяжеловесам».
Исключение представляет разве что зампред Совбеза, чья нынешняя позиция во властной иерархии позволяет лишь укрепляться на фоне ослабления и тех, и других.

Среди знаковых следствий «карибского кризиса» -- не только скорый уход с политической сцены его ключевых акторов.

При этом вовсе неочевидно, что убийство Кеннеди или отставка Хрущёва – результат происков «ястребов», недовольных «слабостью», проявленной американским и советским лидерами в октябре 1962-го.
У глобальной «партии порядка» (если угодно – «мирового катехона») было не меньше поводов «наглухо» купировать очаги хаотизации.

Но в то же время, советско-американская эскалация 60-летней стала едва ли не решающим ударом по «золотому стандарту». Даже не будучи применённым, «ядерный булат» переиграл «злато». И не столько из-за своей эффективности при разрешении геополитических споров, сколько из-за невозможности эмитента резервной валюты наращивать оборонные расходы, «не портя монету».
В этом и заключалось вшитое противоречие между двумя ключевыми институтами, призванных «зафиксировать» расклад сил, сформировавшийся по итогам Второй мировой войны, -- Бреттон-Вудской системы и НАТО.
Далеко неслучайно помощник главы Минфина США Гарри Уайт, добившийся в ходе судьбоносной валютно-финансовой конференции 1944 года привязки доллара к золоту, подозревался в сотрудничестве с Кремлём. Даже в отсутствие соответствующих улик против Уайта, сам по себе подход, предполагающий наличие внешнего, «золотого», ограничения для фискальной и денежно-кредитной политики США, был выгоден СССР.

И наверное, не случись «карибского кризиса» в 1962-м, -- доказавшего западному обывателю реальность советской угрозы, а западным элитам – безальтернативность американского патронажа, -- доллар мог бы и лишиться титула главной резервной валюты в 1971-м, после отказа Никсона менять его на золото по фиксированному курсу.
Однако в сложившейся тогда «холодно-военной» ситуации замена Форт-Нокса на НАТО в качестве главного гаранта долларовой платёжеспособности выглядела более чем логично. И ровно по той же причине (=глобально-финансовому обременению) северо-атлантический альянс не мог не расширяться после краха «империи зла».

Но отсюда и высокая уязвимость «ядерной» риторики для России теперь.
Причём, вовсе необязательно пересекать эти «красные линии» на деле. Чем активнее миру намекают на возможность повторения событий 60-летней давности – тем сильнее потребность контрагентов США (европейских, но не только) в сохранении американо-центричной силовой финансовой системы.
И наоборот, мировая дедолларизация (а значит, и переход к реальной многополярности) более вероятна как раз при деэскалации.

На фоне медийной атаки на Сергея Шойгу весьма пикантно выглядит выход сериала «Союз Спасения. Время гнева».

Его сценарист и режиссер Никита Высоцкий – давний приятель министра обороны.
«Вы один из тех немногих «больших людей», к которому сегодня, будь Владимир Высоцкий жив, он обязательно приехал бы и спел», -- писал он в поздравлении Шойгу ещё в 2011-м.

Своим новым кино-произведением (как и предыдущим – одноимённым «полным метром») сын главного советского барда доносит до зрителя нехитрую, но крамольную мысль – о неизбежности запроса на перемены со стороны воинов-победителей, обеспечивших стране мировое величие, и об опасности игнорирования оного.
Очевидно, что «сериальный» вариант «Спасения» снимался, главным образом, до 24 февраля 2022 года. И живи мы сейчас в пост-СВО-реальности – очередное «декабристское» детище Высоцкого-мл можно было бы расценить как своеобразный, но довольно прозрачный мессидж от Шойгу.

С другой стороны «налёт предупреждения» не исчезает и теперь, даже с учётом всех привходящих.
Особенно, если рассуждать в логике «несменяемости коней на переправе» и сравнивать по степени внутриполитической токсичности «перегруппировавшихся генералов» с их «частно-военными» критиками.

Медийность вернулась в «зону СВО».

«Картинкой», разумеется, дело не исчерпывается. За ней – реальные разрушения и человеческие жизни.
Но, по законам жанра, эмоции тех, кто чувствует, затмеваются эмоциями тех, кто смотрит.

При этом наблюдатели, утверждающие, что «это всё» -- прежде всего, для внутренней аудитории, правы лишь отчасти.
Неслучайно, ещё в канун путинского юбилея ведущие СМИ «недружественной стороны света», (вроде WP, Bloomberg или Politico) озаботились обсуждением двух взаимосвязанных сюжетов -- про разногласия российском руководстве по поводу хода спецоперации и про поиски «преемника».

Связь этих «нарративов» объясняется просто – и в том, и в другом случае тон задают «ястребы».
Другое дело, что в критике СВО «справа», скорее всего, доминирует связка Золотов-Пригожин.
А в «транзитной гонке» очевидные фавориты (и об этом как раз пишут западные медиа) – Патрушевы.

Запуск управляемого «транзита» (например, через премьерство Патрушева-мл) едва ли возможен без доведения СВО до какой-то логической точки.
Поэтому секретарю Совбеза эскалация ради эскалации с непредсказуемым финалом невыгодна.
И здесь патрушевские интересы в моменте совпадают с интенцией тех зарубежных элит, которые добиваются если не купирования, то хотя бы заморозки российско-украинского конфликта.

Предполагая, что сегодняшние ракетные удары, – в равной степени и «компенсация» для местных радикалов, и новая попытка принуждения к переговорам «на своих условиях», -- можно аккуратно допустить, что 10 октября 2022-го спецоперация РФ на Украине плавно перешла в новую российскую «операцию «Преемник».

В мире теперь два «неэкономиста» апеллируют к авторитету Милтона Фридмана – Владимир Путин и Илон Маск.

Это не доказательство «вербовки» владельца Tesla, но скорее свидетельство коррекции «антиколониального» курса Москвы.

Ведь Фридман, утверждавший, что «социальная ответственность бизнеса заключается в повышении прибыли», – одна из «икон» сторонников капитализма «без оговорок».
А такая политэкономическая модель в равной степени неприемлема и для авторов китайского «коммуно-капиталистического чуда», и для «давосско-ватиканских» продюсеров инклюзивно-капиталистического проекта.
Более того, с точки зрения долгосрочной социальной устойчивости «развивающихся» ресурсократий и, соответственно, стабильности поступающих доходов, фетишизация прибыли западными контрагентами несет не меньшие риски, чем их же борьба с «грязными энергоносителями».

Тем показательнее, что Путин вспомнил Фридмана, выступая на «Российской энергетической неделе» -- форуме, где, в силу СВО-привходящих и тематической специфики, среди иностранных гостей преобладали как раз недавние жертвы «колониального произвола».
С учетом недавнего «громкого» решения ОПЕК+ и также озвученных сегодня планов по превращению Турции в главного евразийского газового транзитёра можно говорить о попытке создания своеобразного «петро-интернационала», объединяющего прагматиков Востока с «рыночными идеалистами» Запада.

Прекращение уголовного дела в отношении Владимира Мау –ещё не «либеральный реванш», но уже не просто «освобождение заложников».

Фактор «предтранзитного клиринга», конечно, исключать нельзя. Особенно, с учётом близости ректора РАНХиГС к действующему премьеру.
Но вне зависимости от того, запускается или нет «операция «Преемник», и в чью пользу, -- без либералов (причём не в качестве «запуганных военспецов», в качестве полноценных участников команды) теперь, похоже не обойтись.
И дело здесь не только и не столько в гипотетической возможности восстановления коммуникаций с Западом.

Кардинальная трансформация и модернизация Системы становится едва ли не единственной «точкой консенсуса» и (потому) гарантией её выживаемости.
В свою очередь, «мобилизационная» политизация «глубинного народа» повышает запрос, скорее, на либеральные, нежели консервативные ценности.
Поэтому игнорирование соответствующей повестки и/или дальнейшее дистанцирование её сторонников от «управляющего модуля», рискует, в лучшем случае, снизить эффективность реформ. А в худшем – из-за увеличения ментального разрыва между государством и обществом перевести преобразования в неконтролируемый режим.

Если сравнивать частичную мобилизацию с самоизоляцией – то Собянин взял реванш за свои «ковидные» поражения.

В 2020-м президент дезавуировал или смягчал непопулярные решения московского мэра. Например, в преддверии голосования по конституционным поправкам.
Сегодня столичный градоначальник довольно громко шагнул в «первую тройку» электоральных симпатий, оставив «мобилизационный» негатив федеральной власти.
Хотя ещё в пятницу даже государственных правозащитников будоражили скандалы с «военкомовскими облавами» в московском метро, а в Госдуме заявляли о невыполнении Москвой соответствующей квоты на 50%.

Что могло кардинально поменяться (и поменялось ли) за выходные – пока сказать трудно.
Но нельзя забывать, что Собянин не без оснований считается одним из фронтменов «китайской партии». А как раз в эти дни проходит съезд КПК, по итогам которого Си должен получить мандат на новый пятилетний срок.
Шансы нынешнего китайского лидера высоки, но не 100%-процентные. Не исключены неприятные для Си сюрпризы. В том числе, из-за его политики в отношении России, её последствий для самого Китая, его «подопечных» (прежде всего – центральноазиатских) и контрагентов.
А российская мобилизация не лучшим образом сказывается и на миграционных потоках в Евразии, и на экономической устойчивости крупнейшего китайского торгового партнера в регионе.

В этом плане собянинский демарш снижает социально-политическую напряженность не только в одном (но ключевом) субъекте РФ, но и может рассматриваться как определенный «жест доброй воли» в адрес Си.
И значит, получение «высочайшего соизволения» здесь не просто не исключено, но более чем вероятно.

К тому же, увеличение числа кандидатов в «преемники», хотя и не делает Систему устойчивей, но зато оставляет больше степеней свободы и повышает прочность гарантий для «субъекта транзита».

«Мобилизационный» кризис – идеальная иллюстрация агамбеновской модели двух онтологий (вар. --этико-политических систем).
Армейское (шире – государственное) «будь» входит в конфликт с «глубинно-народным» (шире – страновым) «есть».

При этом неизбежное (и ожидаемое) устранения «бестолковщины» в ближайшем будущем не упрощает задачу. Скорее наоборот. Поскольку в итоге – в случае масштабного реформирования всей Системы (а не только Минобороны) -- «онтология приказа» всё равно будет доминировать.
Со всеми вытекающими отсюда травматичными эффектами для той части общества (тогда уже захватывающей государственный и «силовой» аппараты), которая заинтересована в сохранении «статус-кво».

Подобный круговорот коллизий превращает «Opus Dei. Археология службы» в актуальную методичку.
Благо даже ненавязчивая апология одноимённой влиятельной (и демонизированной) прелатуры – тоже, что называется, лыко в строку.
Россия – конечно, далеко не Ватикан.
Но чем больше запрос на новую модернизацию и (вполне возможно) «транзит» -- тем скорее возникнет потребность в институте (вряд ли – спецслужбы), который на уровне «обычных земных дел» будет способствовать сохранению баланса «двух онтологий».

Пока Сергей Собянин освобождает от мобилизации москвичей призывного возраста, его давний несиловой конкурент Михаил Мишустин пытается мобилизовать экономику.

Показательно, что Владимир Мау, которому, очевидно, отводится роль автора антикризисной программы действующего главы правительства, не ограничивается использованием «дирижистских» рецептов, вполне допустимых, например, и для первого вице-премьера Андрея Белоусова, а то и для Сергея Глазьева.
Тезис про «институциализацию индивидуальных предпринимателей и МСП» -- явно и исключительно результат творческого альянса «либерала» и «фискала».
По сути, речь идёт об очередной попытке демонтажа «гаражной экономики».

Такая реформа по своему социально-политическому эффекту значительно перекроет пенсионную.
С точки зрения влияния на «основы существования» (в терминах С.Кордонского) и «низов», и «верхов» она вполне сопоставима с отменой крепостного права. Хотя и без соответствующих гуманитарных «бонусов».
Но «зачистка неформального сектора» сегодня может быть обусловлена не только необходимостью пополнять истощённый оборонными расходами бюджет.
Модернизация Системы, включая силовые ведомства, также невозможна без ликвидации сословного уклада. И следовательно – его «теневого», по определению «неинституционального», экономического базиса.

Другое дело, что в этом случае не просто неизбежен острый конфликт с онтологией «есть». Запрос на сохранение статус-кво рискует тогда уравновесить запрос на перемены.
А в отсутствие идеологии, их объясняющей и обосновывающей, -- даже перевесить.

Тем более, что нейтрализация новых реформаторов может стать базой для нового консенсуса ныне конфликтующих элит, вроде части «силовиков» (Патрушевы, Золотов), губернаторов-«тяжеловесов» (Собянин etc) и «дружеского» бизнеса (Ротенберги).

Аналогия новой «тыловой» СВО-конфигурации с «ковидной вертикалью» сколь оправданна, столь и несет дополнительные риски для основных её акторов.
Поскольку Мишустин и Собянин до сих пор пытались играть роли, кардинально отличающиеся от тех, что они играли в 2020 году.

Мэр Москвы -- в прошлом один из фронтменов «партии карантина» -- отменил «мобилизационную» чрезвычайщину в столице.
Премьер, который два года назад разрабатывал программу «НЭП 2.0», теперь больше склонен поддерживать антикризисные рецепты с элементами «военного коммунизма».

Понятно, что новый мишустинский функционал «главного по тылу» соответствует его нынешним «дирижистским» интенциям.
А Собянин как координатор деятельности субъектов РФ в условиях «военного положения light» в принципе, после его понедельничного демарша, способен стабилизировать настроения «на земле».

Вопрос: какой из посылов – «мобилизационный» или «нормализационный» -- эффективнее с точки зрения поставленных задач?
Впрочем, не исключено, что сами критерии определения этой эффективности ещё не определены.
Точнее – они зависят от того, какой исход запущенных на сегодняшнем Совбезе неформальных «праймериз», будет признан оптимальным.

Сулейман Керимов выигрывает от демонтажа Ростуризма едва ли не больше, чем вице-премьеры Дмитрий Чернышенко или Марат Хуснуллин.

Сентябрьскому Госсовету, на котором Зарина Догузова, как утверждают некоторые наблюдатели, перешла «аппаратные красные линии», предшествовали медийные «утечки» о планах по строительству в Дагестане нового курортного кластера на ₽300 млрд.
Его глава республики Сергей Меликов презентовал и на Госсовете. На него же ссылалась Догузова, когда сетовала на отсутствие «органа, который бы отвечал сразу и за пляжную зону, и за урез воды, который отходит от пляжной территории». И поэтому Ростуризм мог бы координировать эту деятельность.

Появление каспийского мега-курорта существенно девальвирует многомиллиардные керимовские инвестиции в реновацию Дербента. Из главной дагестанской туристической «жемчужины» (какой он должен стать по мысли сенатора-миллиардера) древнейший город рискует превратиться во всего лишь один из элементов общереспубликанского курортного «орнамента».
А значит, и лавры создателя дагестанского «экономического чуда» тогда достанутся не Керимову, а его до сих пор не слишком удачливому «равноудалителю» Меликову.

Упразднение Ростуризма, конечно, не обнуляет вероятность такого исхода.
Но без туристического «одного окна» и в отсутствие поддержки со стороны энергичной и амбициозной Догузовой главе Дагестана будет намного труднее выбить искомые миллиарды у федерального центра.
Особенно, с учётом «мобилизационного» дефицита бюджета.

Если сравнивать состав «оборонного кабинета» с «антиковидным» -- наиболее примечательно отсутствие в нынешней мишустинской спецкоманде Набиуллиной и Дм. Патрушева.

Можно допустить, что компетенции главы ЦБ признаны избыточными при решении задач «по обеспечению потребностей Вооруженных сил РФ».

Но снабжение армии продовольствием – наверняка, в списке приоритетов. Наряду с поставкой обмундирования, новой техники и логистикой.
И здесь невключение профильного министра сложно объяснить иначе, кроме как обострением конкуренции с действующим премьером.

C избранием Риши Сунака на пост британского премьера Индия получает далеко не символическую компенсацию на фоне «авторитарной перезагрузки» соседнего и далеко не дружественного Китая.

Лиз Трасс тоже не питала особых симпатий к Пекину. Но это автоматически не подразумевало более активного использования Нью-Дели в политике «антикитайского сдерживания».
У Сунака же, очевидно, намного больше возможностей по выстраиванию более тесного взаимодействия с «исторической родиной».

При этом Индия едва ли не меньше, чем Китай, заинтересована в сохранении сотрудничества с Россией.
В частности, российские поставки удобрений для Нью-Дели – не только ключевой элемент стабильности внутреннего продовольственного рынка, но и важный инструмент поддержания геоэкономического паритета с Пекином.

Именно поэтому, кстати, после китайского «съезда победителей», насторожившего и Запад, и Индию, у российских производителей удобрений появляется больше шансов добиться всё-таки снятия санкций в рамках «зерновой сделки».
И не с этим ли, а не только с украинской «грязной бомбой», связан всплеск телефонной дипломатии Сергея Шойгу, чьё ведомство, как известно, -- один из основных акторов упомянутой сделки?

Дело Собчак —в равной степени и яркое проявление СВО-политэкономии, и весьма возможная точка её бифуркации.

С одной стороны, на фоне дефицита бюджета, экономии на «необоронных» расходах и «санкционного» секвестра госкомпаний предприятия ОПК и их владельцы остаются единственным сколько-нибудь привлекательным объектом кормления.
В том числе (или прежде всего), для торговцев «блоками и подсветками».

С другой —для силовиков атака на президентскую крестницу (до сих пор считавшуюся неприкосновенной) —пересечение «красных линий», едва ли не сопоставимое с пропуском начиненного взрывчаткой грузовика на Крымский мост.
При этом в истории с Собчак оказывается «замазан» Чемезов —не просто давний путинский знакомый, но и (по слухам) один из неформальных патронов «партии мира». И при прочих равных — важнейший участник «транзитного» дизайн-бюро.

Такой расклад не только ограничивает Кремлю возможности для ответного хода.
Использование «либеральной принцессы» для дискредитации или повышения зависимости от Лубянки (оба варианта далеки от оптимального) её невольных спонсоров, очевидно, оказывается на руку «силовым принцам».