От распределения рыбных квот, как выясняется, зависит не только социальный мир на Дальнем Востоке, но и благополучие опорного банка Зараха Илиева и Года Нисанова.

Совладелец «Океанрыбфлота», камчатский сенатор Валерий Пономарев на днях стал крупнейшим акционером Интерпромбанка, отобрав титул мажоритария у арестованного владельца «Нового потока» Дмитрия Мазурова.

Пономарев – акционер Интепромбанка с 1997-го.
Мазуров -- с 2010-го. Но ещё в 2004-м ИПБ кредитовал первые мазуровские проекты.

Один из ключевых мазуровских деловых партнёров Николай Егоров – однокурсник Ильгама Рагимова, патронировавшего Илиева и Нисанова.
Илиев и Нисанов, как и Пономарев, работают с Интерпромбанком с 90ых.
Тем не менее, Илиев вошел в совет директоров ИПБ лишь в мае 2010-го.
Тогда же туда вошли Егоров, Мазуров, а также их Владимир Калашников, обеспечивавший коммуникации «Нового потока» и его владельцев с Сергеем Собяниным, в ту пору, кстати, еще не занявшим кресло столичного градоначальника.

Интерпромбанк фигурирует и в деле Михаила Абызова.
По решению Басманного суда, арестованы ₽30 млн на счету абызовского сына Даниила в ИПБ.

Любопытный штрих, особенно в контексте связки «Абызов – Босов— Дюмин».

Брат тульского губернатора Артём Дюмин вместе с Илиевым и Нисановым занимается реновацией СК «Олимпийский».
А предыдущий владелец данного актива Муса Бажаев в 2008-м приобрёл у Дмитрия Босова его нефтедобывающий бизнес.

Перевод московских протестов в режим "Дормамму, я пришёл договориться" выгоден, скорее, Собянину, нежели его оппонентам во власти.

На фоне регулярных протестных субботников любые кадровые перестановки в мэрии неизбежно будут восприняты, как проявление слабости, уступка оппозиции.

Поэтому, пока в Москве каждую неделю  " крутят и винтят", Собянину и его команде ничего не угрожает.
Но это ещё больше раздражает и подначивает протестантов.

Вариантов выйти из этого клинча не так уж много.
Разве что —найти какой-то повод для отмены этих выборов в Мосгордуму

После весенних протестных акций 2017-го в Кремле озадачились формированием «образа будущего».

Однако это вылилось сначала в конфигурирование 4-го путинского президентского срока, а теперь главным «горизонтом» стал «транзит».
Именно отсутствием других «сценариев будущего» и обусловлена, столь раздражающая некоторых политологов, популярность этого концепта.

По сути, «транзитология» -- попытка заполнения интеллектуального вакуума.
Ведь дальше обсуждения персональных/внутриэлитных раскладов и позиций «в транзите» дела не идёт.
Никто не пытается дать ответ, какой должна быть (или становиться) Россия после 2024 года.
Орешкинско-силуановские «количественные показатели», в данном случае, разумеется, не в счёт.

Нынешние московские протесты —в значительной мере, результат такого «недостатка горизонтов».

Элиты на фоне падающей экономики и растущей неопределённости пытаются повысить свою «онтологичность», сражаясь за любые, сколько-нибудь значимые, активы.
И Москва в этом списке занимает отнюдь не последнее место.

Внесистемная оппозиция использует любые поводы для расширения этих «зазоров во власти».
Чему, с одной стороны, способствуют инвестиции наиболее предприимчивых и/или фрондирующих элитариев.
А с другой – имиджевые и ресурсные потери силовой корпорации, оказавшейся в авангарде упомянутого («предтранзитного»?) передела собственности и финансовых потоков.

В свою очередь, не компенсированные никакими «зато», падение доходов, непопулярные реформы и повсеместное освоение «новой нефти» снижают лояльность населения.
Консерватизм старших поколений выглядит уже не так естественно, как радикализм молодёжи.
Плюсы стабильности менее очевидны, чем минусы перемен.
Хотя с «горизонтами» у сегодняшних протестантов дела обстоят ненамного лучше, чем у властей.

В этой ситуации выиграет тот, кто первый «высадится в будущем» и предложит новое «общее дело», способное стать эффективной заменой уже изрядно демонтированному посткрымскому консенсусу.

Исходя из того, что крымские события случились, спустя два года с небольшим после Болотной – время ещё есть.
Но если учесть, что в 2012-2014 г.г. темпы обнищания не были такими высокими, темпы экономического роста – такими низкими, а войны силовиков– такими ожесточёнными, времени на «конструирование горизонта» практически не осталось.

Полмиллиона, ушедшие за черту бедности в 2018-м, могут быть «социальной» платой за переход на эскроу-счета.

Осенью прошлого года -- в свете предстоящего сворачивания «долёвки» и вполне обоснованного ожидания взлёта цен на новостройки -- был зафиксирован рекордный рост продаж ДДУ.
Далеко не все покупатели тратили исключительно собственные сбережения.
А кредитные ставки в этот период уже поползли вверх, вслед за ключевой.

Похоже, здесь и сработал тот самый эффект «долговой бедности», о которой любит говорить Максим Орешкин.
Билет в уходящий «долевой» поезд обернулся для многих его пассажиров падением доходов ниже прожиточного минимума.

Причём, банкирской жадностью такая ситуация обусловлена не в большей степени, чем аппетитами губернаторов, осенью 2018-го интенсивно раздававших земли под застройку по старой «долевой» схеме.

Социальный снобизм не менее опасен для лоялистов, чем обсуждение немосковского происхождения протестантов.

Люмпенизация не столько дискредитирует протест, сколько делает его  более  глубоким.
Или глубинным. (если отсылать к  сурковской терминологии).

Получается , что причина московских волнений  не исчерпывается политическим дискомфортом отдельных "слишком далёких от глубиннлол народа" интеллектуалов и молодёжи.
И, что государство уже не может сглаживать социальные противоречия, компенсируя "низам" растущий разрыв с "верхами".
А та же Росгвардия и другие силовые ведомства — из-за "нерезиновости бюджетов", аппетитов руководства и обострившихся конфликтов со "смежниками" —уже не могут выполнять функцию социальных лифтов для всех желающих из категории "молодых, но бедных"

Не говоря уже о том, дегуманизировать, подчёркивать низкий социальный статус (" анчоусность") и "немосковскость" своих оппонентов с Поклонной очень любили адепты Болотной.
А она, как известно, проиграла.

Пока рейтинг Шойгу будет прирастать, благодаря спасению Сибири от лесных пожаров, московские протестанты продолжат «шортить» его главного «несилового» конкурента – Собянина.

Силовики заинтересовались книготорговым бизнесом владельца «Эксмо-АСТ» Олега Новикова.

Одно из ключевых составляющих новиковской книжной империи – издательство «АСТ» -- создавалось при участии Тельмана Исмаилова.

Николай Патрушев вновь продемонстрировал, что может быть не менее эффективным нефтяным лоббистом, чем Игорь Сечин.

При этом успех «Газпром нефти» в борьбе за налоговые льготы по Приобскому месторождению – неплохой кадровый трамплин не только для младшего сына секретаря Совбеза Андрея Патрушева, ныне «всего лишь» замгендиректора госкомпании.

Чем острее конфликт Патрушева с Сечиным и чем сильнее патрушевское влияние в «Газпроме» и его «дочках» -- тем меньше противопоказаний для отставки Алексея Миллера.

Дмитрий Рогозин открыл Сергею Собянину «мусорный» второй фронт.

Предложение главы «Роскосмоса» использовать в Москве новую «интересную технологию» по переработке ТБО примечательно не только тем, что на столичный мусор имеет большие виды Сергей Чемезов, собянинский союзник и рогозинский оппонент.

В свете слияния «Эколайна» и «МКМ-Логистика» на московском мусорном рынке появляется квази-монополист.
Один из его совладельцев – Симан Поваренкин, бывший деловой партнёр Сергея Генералова.

В конце нулевых Генералов и Поваренкин, будучи совладельцами Fesco, воевали из-за контейнерных активов с Виталием Южилиным, входящего в бизнес-окружение Рогозина.

Любопытно и то, что Генералов в начале 90ых трудился в Промрадтехбанке, к деятельности которого был причастен Лев Кветной.
Кветному же принадлежала одна из крупнейших сетей торговых павильонов в метро, которые пережили значительную трансформацию с приходом Собянина.

Вероятное возвращение в информационно-компроматное поле Алексея Френкеля заставляет вспомнить о том, как убийство Андрея Козлова отразилось на финансово-силовых раскладах и подготовке к «квази-транзиту» 2008-2012 годов.

В первого зампреда ЦБ стреляли на фоне развязки истории с мебельной контрабандой, которая стала причиной жёсткого конфликта между патрушевской ФСБ и черкесовской ФСКН.

Из-за действий Виктора Черкесова и его подчинённых под репутационным ударом оказалась «партия третьего срока», к которой причисляли Николая Патрушева, Игоря Сечина (тогда – замглавы президентской администрации) и генпрокурора Владимира Устинова.
При этом Френкель был банкиром братьев Магомедовых, входивших в число черкесовских подопечных.
С Черкесовым ранее работал и Виктор Воронин, чьими подчинёнными по банковскому управлению «К» ФСБ были Дмитрий Фролов и Кирилл Черкалин.

Еще один немаловажный штрих – эти войны силовиков проходили в то время, когда президентской администрацией руководил Сергей Собянин.

Медведевская «крипто»-атака на Набиуллину –отголосок не только споров из-за ФНБ, но и демонтажа «лубянской инкассации».

Очередной санкционный раунд и/или падение нефтяных котировок рискуют сами по себе свести на нет правительственные попытки распечатать «подушку безопасности».
Но именно из-за этого -- и особенно на фоне неизбежного, в таком случае, ужесточения денежно-кредитной политики ЦБ – актуализируется вопрос об альтернативных источниках финансирования. Чтобы экономика окончательно не остановилась.

Соответственно, скорейшее построение новой финансово-силовой архитектуры, взамен дискредитированной, становится едва ли не приоритетной задачей.
И в этом смысле попытка Медведева форсировать принятие законопроекта о цифровых финансовых активах свидетельствует о наличии влиятельных игроков, заинтересованных в том, чтобы «крипта» была задействована в этой архитектуре. А в пределе – стала её главным элементом.

С учётом той роли, которую в биткоин-транзакциях на территории РФ играют вещевые рынки, бенефициарами медведевского демарша вполне могут стать Илиев и Нисанов. И опосредованно, -- дружественные этим бизнесменам Собянин и Дюмин.

Если «лубянская инкассация» -- главное политэкономическое проявление альянса «глубинного народа» и «глубинного государства», то московские промзоны – его главная «пространственная» проекция.

Пока территории бывших советских промышленных гигантов выступают в роли «гаражных бизнес-инкубаторов», Москва может абсорбировать любое количество рабочей силы. Вне зависимости от успешности и темпов роста формального сектора столичной экономики.
А это, в свою очередь, не только повышает административную и силовую ренту профильных ведомств, но также демпфирует социально-политические риски, неизбежно возникающие на фоне экономического спада.

Но чем хуже растёт экономика – тем меньше незадействованных ресурсов для поддержания в рабочем состоянии московской «машины консенсуса», чьё исправное функционирование до сих пор обуславливало собянинский мандат.
Поэтому неудивительно, что мэрия, раздав все реновационные дивиденды, вплотную занялась промзонами.

В конце мая бывший сергунинский первый зам, а ныне -- руководитель департамента инвестиционной и промышленной политики Александр Прохоров анонсировал принятие до конца 2019-го решений по всем промзонам, «которые оказались заброшенными и не функционировали».
И фактически поставил ультиматум их нынешним владельцам: «Если в обозначенные сроки собственниками заброшенных территорий не будут реализованы намеченные планы, мы применим механизм программы КРТ, в рамках которого государство дает право передать права на развитие новому эффективному владельцу».

Тем самым, столичные власти де-факто инициировали экспроприацию, в разы масштабнее, чем знаменитый снос самостроев.
Только на сей раз потенциальные «жертвы», похоже, сыграли на опережение.
Либо – очень удачно воспользовались политико-электоральной коллизией, возникшей у мэрии.

Московские протесты слишком сильно ослабили Собянина, чтобы в ближайшем обозримом будущем он решился на новый (и не менее «токсичный», чем выборы в Мосгордуму) передел собственности.

Жёсткий вывод из игры Атамбаева —ещё один (наряду с равноудалением Плахотнюка) триумф трамповских теневиков на постсоветском пространстве.

На этом фоне показательна попытка квази-реабилитации Алексея Френкеля, чей подельник Борис Шафрай —протеже Бориса Бирштейна, главного бенефициара нынешних перемен в Киргизии и Молдавии.

Кроме того, реванш Бирштейна —неприятный звонок для Коломойского.
Ведь на Украине этот теневик будет опираться скорее на Тимошенко, нежели на хозяина "Привата"

Невозможность обеспечить "представительство непредставленных" — прямое следствие "дефицита будущего".

Именно из-за него существующие политические институты, вопреки благим намерениям (достаточно вспомнить обещание Володина после думского триумфа ЕР), не в состоянии справиться с данной задачей.
А " улица" становится безальтернативной.

За неимением "общего дела", способного заинтересовать "непредставленных", страховкой от дальнейшей радикализации "улицы" может стать лишь её "культурная сублимация".

И тот факт, что субботняя акция на Сахарова больше напоминала рэп-концерт, нежели митинг, —
скорее, плюс для власти.
По той же причине, со стороны лоялистов в равной степени глупо и подозревать музыкантов-участников акции в меркантильности, и видеть в них новых "западных наймитов".

Другой вопрос —есть ли у АП, Минкульта и прочих профильных акторов возможности (и финансовые, и интеллектуальные) продолжить "окультуривание улицы".

Ведь речь идёт не о банальной покупке лояльности за счёт грантов, доступа к топовым площадкам и т.п.
И даже не о культуртрегерском инвестировании в стиле Рокфеллера, которым промышляют Абрамович, Михельсон или Троценко.

Здесь уместнее говорить о реализации примерно такого же сценария, который привёл к появлению американских неоконов — когда левая эстетика, популярная у культурной элиты и ряда интеллектуалов, была использована для переформатирования буржуазного проекта. И, тем самым, предотвратил его окончательный демонтаж.

У сахаровских "мастеров культуры" бессмысленно спрашивать, с кем они. И тем более —подсказывать ответ.
Наоборот, намного эффективнее задействовать "песни протеста", их этнический и эстетический посыл для обновления Системы.

Т. е. в конечном счёте, —для нахождения тех самых смыслов, без которых невозможно устранить "дефицит будущего" и расширить горизонты.
В чём нуждаются не только "непредставленные".

Сбой собянинской "машины консенсуса" делает более востребованными альтернативные методы госкапиталистической терапии.

С этой точки зрения, Игорь Шувалов выбрал правильное время для лоббирования своих схем освоения ФНБ.
Благо они позволяют основному шуваловскому адресату —премьеру Медведеву — превратиться де-факто в "нового Собянина".
Т.е. —замкнуть на себя перераспределение национальной ренты между всеми заинтересованными элитариями.

Но чем больше союзников приобретёт Медведев, благодаря распечатыванию ФНБ, —тем сложнее будет инициировать "предтранзитные" перестановки в правительстве. По аналогии с теми, которые происходили, скажем, в 1999-м или 2007-м годах.

Если же истощение "подушки безопасности" на фоне очередной глобальной рецессии спровоцирует в России новый бюджетный и финансовый кризис —сместить Медведева будет намного проще.
Но едва ли этот момент будет иметь решающее значение в условиях идеального шторма.

Теневой хозяин Гонконга Ли Кашин принуждает власти и протестантов к миру.

В Москве нет аналогичной фигуры.
Зато столичные вещевые рынки и банки Гонконга —ключевые точки евразийского "крипто"-транзита.

Правда, первые —еще и важный элемент той финансово-силовой архитектуры, попытки демонтажа которой обострили экономические противоречия собянинской команды с силовиками и в немалой степени обусловили московские протесты.

Если выходом из этого клинча станет разрыв цепочки "рубли—биткоины—юани", то банки Гонконга, промышляющие на "фиатной обналичке", могут оказаться в большом минусе.
Ведь, гонконгские протесты, наоборот, подстегнули местный спрос на биткоин —с его помощью оппозиционеры пытались сделать свои финансовые операции более конфиденциальными и защитить их от вмешательства и санкций со стороны властей.

Не потому ли активно инвестировавший в "крипто-обменную" инфраструктуру Ли Кашин решил остановить гонконгский протестный маховик?
Пусть даже в ущерб котировкам биткоина.

Совместный полёт Володина и Вексельберга в эконом-классе —неплохой ответ тем, кто рассуждает о возможности строительства новой партии на базе ОНФ или "Лидеров России".

Сколь бы разными ни казалились володинские "фронтовики" и кириенковские технократы вместе с дружественными им "прогрессивными олигархами" , вроде Вексельберга или Грефа, —ментальный разрыв между ними на самом деле вовсе не так глубок.
Все они —" бюджетники" (в том широком смысле, которое вкладывает в это слово С. Б.Чернышёв)

Их благосостояние или, если угодно, политическая и экономическая самореализация целиком зависит от государства и от того, как оно распределяет имеющиеся в его расоряжении виды ренты —начиная административной и силовой и заканчивая сырьевой и технологической.

Поэтому, пока партстроительством заняты только "бюджетники" — клонирование КПСС неизбежно.
Со всеми вытекающими отсюда политическими рисками.
Ведь непредставленным в данной квази-однопартийной модели оказывается "постиндустриальный пролетариат" —класс, наименее зависимый от государства и наиболее вовлечённый в новую экономику "совместного использования".

Но это как раз та самая ситуация, которая сулит не меньше возможностей, чем угроз.

Наиболее бесправные с политической точки зрения, оказываются наиболее продвинутыми в технологическом плане.
Широкое использование цифровых платформ и "крипты" в неформальном секторе экономики —лишнее тому подтверждение.
Навыки и компетенции этих людей критически важны для преодоления технологического отставания.
Но чтобы задействовать этот ресурс, нужно мотивировать его обладателей на сотрудничество.
Т. е. —поделиться с ними властью.

Иными словами, едва ли не впервые в отечественной истории возникают предпосылки для формирования полноценной двухпартийной системы.
При условии, конечно, что в создании "партии левшей" не будут участвовать идеологи и спонсоры "партии бюджетников".

"Ростех" среди госкапиталистических фронтменов —пожалуй, главный потребитель "новой нефти".

"Пакет Яровой", фарма, маркировка товаров, мусорная реформа —трудно найти сферы, в равной степени влияющие и на расходы большинства граждан, и на рентабельность тех или иных "ростеховских" активов.

Тем показательнее стремление Чемезова обеспечить легальный выход для " протестного" пара.
Благо, в случае с московскими протестами речь идёт, скорее, о политических, нежели о социально-экономических требованиях, которые могли бы угрожать, непосредственно, интересам самого "Ростеха".

Поэтому едва ли уместно рассматривать заявления Чемезова, как начало политизации госолигархата.

Логичнее предположить попытку "монетизации протеста".
Точнее — "уличного ресурса", который в сложившейся ситуации может быть монетизирован ничуть не хуже административного или силового.

Прежде всего, за счёт сохранения правильного —с точки зрения "ресурсодержателя" —целеполагания протестующих.

Пока Сергей Чемезов озадачивается вопросами политической реформы, дружественный главе "Ростеха" Альберт Авдолян (согласно "Ведомостям") покупает у Газпромбанка 49% Эльгинского угольного месторождения.

Его контролирующий акционер Игорь Зюзин из-за очередных долговых проблем "Мечела" тоже вскоре может продать свою долю в Эльге.
И не исключено, что сделка Авдоляна —подготовка к полному переходу месторождения под контроль "Ростеха"  превращению чемезовской госкорпорации в крупнейшего игрока отечественной угольной отрасли.

Что весьма показательно не только в свете недавнего совещания Путина с губернаторами "угольных" регионов, но и годовщины, фактически сошедшего  на нет, "плана Белоусова", который в первую очередь касался, как раз, угольщиков и металлургов.

Путин критикует правительство на совещании, где нет премьера.
Зато Вайно и Белоусов присутствуют.
Парадокс или сигнал?

Пенсионные деньги опять оказываются в центре политэкономических разменов.

После разноса в Кремле Минфин и ЦБ форсируют апдейт накопительной пенсионной системы, согласившись даже отказаться от обязательности соответствующих отчислений.
Добровольность, наверняка, снизит объемы привлекаемых средств.
Но «что-то» лучше, чем «ничего».
Особенно, в условиях, когда на фоне «медленно растущих» доходов населения и отмены «долёвки» буксует стройка -- до сих пор едва ли не самый надёжный экономический драйвер и источник сравнительно безбедного существования региональных элит и несырьевого бизнеса.

Неслучайно, возникла идея дополнительного мотивирования их лояльности за счёт ФНБ.
Либо по схеме главы ВЭБа Игоря Шувалова – при кредитовании проектов городского благоустройства.
Либо – с помощью прямого вливания средств нацфонда в строительную индустрию, как это предложил в ответ на шуваловский пас профильный вице-премьер Виталий Мутко.

Но обе эти модели резко усиливают позиции премьера, как ключевого распорядителя ФНБ.
Для медведвских оппонентов, конкурентов и «преемников» намного комфортнее такие механизмы финансирования/реанимирования стройки, исправное функционирование которых не зависит целиком и полностью от правительства.

В этом смысле наиболее логичная альтернатива -- ипотека. Причём, «приправленная» полноценным рынком ипотечных ценных бумаг.
Таким образом, с одной стороны – повышается доступность и объемы кредитов.
С другой – ЦБ, как биржевой регулятор, получает ещё один ресурс (наряду с ключевой ставкой) для финансово-политического «уравновешивания» кабмина.

А в роли «тумбочки» -- источника средств для приобретения ипотечных ценных бумаг – должны выступить пенсионные накопления граждан.
Для чего нужно не только внести соответствующие коррективы в законодательство об НПФ, но и ускорить перезапуск накопительной пенсионной системы. Пусть и ценой отмены её обязательности.

Впрочем, круг ещё не замкнулся.
Замкнётся он тогда, когда «рост мобильности населения и смещение парадигмы поведения новых поколений от владения квартирой к аренде будут снижать потребность в ипотеке».
О чём совсем недавно предупреждали аналитики того же ЦБ.

Иными словами, при выбранной финансовой конструкции неизбежный (во все времена) поколенческий конфликт значительно усилится ещё и потому, что потребительские предпочтения «детей» существенно снизят (или вообще, обнулят) пенсионные доходы «отцов».
И вовсе не из-за гедонизма первых или чрезмерного чадолюбия вторых.

А тот факт, что произойдёт это, скорее всего, намного позже 2024 года едва ли снижает социально-политические риски выстраиваемой сегодня финансовой конструкции.