Три с половиной года общего режима — это максимум, что можно дать по имеющемуся условному приговору. Изолировали Навального и на думские выборы осенью 2021 и на президентские в Март 2024. А дальше можно отпускать. Не звери же.

Оказывается, с учетом домашнего ареста по этому делу в давнем прошлом, сидеть остается два года восемь месяцев. Значит Навальный выходит как раз к президентским выборам 2024. Может быть это знак, что Путин собирается передать власть и уйти раньше.

Спросили, нормально ли, что дипломаты двадцати стран пришли на процесс в России над гражданином России. Спикер МИДа считает, что нет. Мой ответ звучит скорее как ответ психолога, чем политического писателя: не надо сужать понятие нормы. Вариантов нормально поведения больше, чем один.

Ходить по судам, тем более над гражданами не их стран, — не самое стандартное занятие дипломатов. Однако же они этим иногда занимаются. И не обязательно в недружественных странах. Западные дипломаты очень интересовались, когда Франсиско Франко судил лидеров запрещенных независимых профсоюзов, греческие полковники ссылали поэтов и композиторов, а президент Филиппин Маркос посадил Ниноя Акино; и добивались, чтобы его выпустили на лечение в США. И сейчас в этот же самый день интересуются вновь арестованной Аун Сан Су Чжи в Бирме.

Демократии хотят, чтобы все были, как они, и подозревают в том же авторитарные режимы. Авторитарным режимам на самом деле все равно, они не хотят, чтобы все были как они, они хотят, чтобы от них отстали. Но демократии не отстают, именно потому, что хотят, чтобы все были как они. И ходят в суды.

Посла одной демократии трудно представить на суде против гражданина другой демократии. И если вдруг шведский дипломат появится в Испании на суде против каталонского сепаратиста или рэпера-экстремиста, это будет плохой для Испании знак недоверия к ее судебной системе.

Приход дипломатов в чужой суд означает, что пославшие их страны этому суду не доверяют. Это действительно дипломатия сверху вниз, дипломатия недоверия и даже дипломатия унижения. Тут российские спикеры всё почувствовали правильно.

Но дипломатия недоверия или унижения — одна из разновидностей дипломатической нормы. Она применяется широко и разнообразно, а не исключительно по отношению к России. Тут у России никакого эксклюзива нет.

Как сделать, чтоб не примерялась? Недавно все в мире сильно не доверяли российской вакцине. И вдруг прямо в день суда над Навальным, первой новостью на Бибиси долго висел репортаж, что российская вакцина прошла полный цикл испытаний, и оказалась хороша.

Судам тоже нужен полный цикл успешных испытаний, после которого придут не наблюдать сверху вниз, а сами хоть вакцинировться, хоть судиться.

Пока что на наших глазах побочные эффекты приговора для системы перекрывают ту пользу, которая она хотела получить. Любой пережитый опыт формирует систему, и о ней нельзя рассуждать в прежних терминах. Если раньше она была такой, что сама выпускала претендента на звание лидера оппозиции или сажала его не дни и недели, то теперь она пользуется просроченным испытательным сроком, чтобы посадить на годы. Люди вроде те же, а действия другие, значит и система другая.

Первое десятилетие режима СПС объединялось с «Яблоком», второе десятилетие «Яблоко» размежевывается с ФБК. Жизнь, которая случилась за это время, настольно шире и разнообразней этих двух ручейков, что вдруг вернуться в их русло совершенно немыслимо. Объединятся ли ручейки, или потекут отдельно, не имеет никакого значения.

Удивительно, как в связи с «несвоевременными мыслями» одного из ручейков воспроизводится якобы путинская логика «предатель хуже врага». Из чего следует, что она никакая не путинская, а общая, и враг, который бьет, для всех едва ли не лучше своего, который не заступается. Мы это много раз по разным поводам наблюдаем и в правящей корпорации и в оппозиционной среде. Достучаться до своего кажется проще, и усилия инстинктивно перебрасываются туда.

Мы часто вспоминаем, как ревниво Алексей Навальный борется за место лидера российской оппозиции. Но ему сейчас хотя бы есть за что бороться. Как бы не случилось ему лет через десять-пятнадцать оказаться в той же роли именитого оппозиционера, критикующего опасных выскочек.

Мы видим, что одни разочарованы, другие ободрены. Но смотрите, есть очевидная нестыковка экстраординарного события и довольно ординарного протеста. То есть событие, когда у вас главного оппозиционера сначала пытаются убить — у нас это не так часто происходит, это не Аргентина, слава богу — потом он оказывается в эмиграции, второе мытарство оппозиции. Потом он возвращается и оказывается в тюрьме. Третье мытарство на суде политическом, где согласно канонам политической борьбы пытается превратить суд над собой в суд на судьями. И потом оказывается на каторге. То есть весь набор от политического убийства до каторги прошел перед нами за очень короткий срок. И всё это касается, действительно, первого лица российской оппозиции. Это экстраординарный повод для протеста.
Сам протест довольно впечатляющий, не сказать, что ничтожный, совсем нет, но все-таки не экстраординарный. И думаю, что, кроме того, что Алексей Навальный в тюрьме, а значит, в некотором смысле он заложник, от поведения его сторонников зависят его условия жизни там, это еще и понимание того, что если экстраординарные события, не вызвали экстраординарного протеста, то лучше эти события не эксплуатировать.
А.Орехъ― Есть ощущение, что просчитались, может быть, как говорят, сторонники Навального или оппозиции?
А.Баунов― У них не было выбора. Вопрос, просчитались — не просчитались можно отнести только к самому возращению Алексея Навального. потому что в тот момент, когда он вернулся и ему был обещан арест, у его актива не было выбора другого, как вывести людей на улицу.
А.Орехъ― А, может быть, рассчитывали, что народ будет ну, хотя бы, как в Беларуси, выйдет очень много людей. Очень много людей вышло в Беларуси, гораздо больше, чем у нас.
А.Баунов― Я вас, простите, все время перебиваю.
А.Орехъ― И я вас перебиваю тоже.
А.Баунов― Может быть, поэтому я не хожу на государственное телевидение. Там сразу пять человек придется перебивать.
Эхо тут давеча https://echo.msk.ru/programs/personalno/2785882-echo/

Про современного человека нужно добавить, что он умопомрачительно скор и неисчерпаем. Суждений и бурных эмоций хватает за одну неделю на Алексея Навального, фонарики во дворах, Кирилла Серебренникова, Алексея Аграновича, московскую филармонию, Григория Явлинского, Елену Ковальскую, Константина Богомолова и уже завтра хватит на кого-то или что-то еще. Как быть в нём тем, кто медлителен и исчерпаем? Добавить к сберегаемым ценностям лень зимнего забытья, укутанного снегом покоя, и медленного разговора о давнем как новом, и нынешнем как давно прошедшем. В этом разговоре можно будет поминать об Аристофане как современнике Серебренникова, и о Богомолове как современнике Цицерона. Когда не отвечены вопросы, поставленные в диалогах Платона, так ли важно, бросив всё, давать отпор статьям в день их появления на свет.

Право на текст является неотъемлемым человеческим правом, если уж мы переживаем за человеческие права. Трудящийся имеет право на вознаграждение, женщина имеет право родить ребенка, человек имеет право написать текст. Какой душе угодно. Обычно возражают, что и в ответ можно написать какой угодно текст. Можно. Но написать текст, ставящий под вопрос саму возможность написать текст, — тупиковая и повисающая в воздухе конструкция. Тем более, как мы давно знаем от философов, писателей и поэтов, текст пишет себя сам. И написанное усилием воли против логики развертывающего себя текста, строго говоря, текстом не является.

От того, что вопросы кому-то кажутся несвоевременными, или неприятными, или неверно поставленными, или давно закрытыми, они не становятся не существующими. «Мир есть всё что происходит», — начинает «Логико-философский трактат» Витгенштейн. «Все, что есть», а не «только то, что хочется». Всё, что есть — это бытие всего, а не избранного. Удивительной кажется попытка лишить слова за несовременность. Ведь несовременность — такая же часть мира, как современность. Она начала существовать даже раньше современности. Она так делает всегда. Больше того, они логически невозможны друг без друга. Как можно определить, где современность, если мир будет состоять из неё одной? Она немедленно распадется на новые порции современности и несовременности. Мир без несовременности — это мир, где человек должен вовремя, а лучше как можно раньше умереть. Такого ли мира мы хотим?

Любое похожее рассуждение можно грубо прервать на середине, указав на несовременность фашизма, или любого другого явления, тайком сводимого к нему. Что и ему тоже давать право на текст? Тут стоит напомнить, что фашизм был остро-современен, недолгое по историческим меркам время, а борцы с ним настоящим, а не вымышленным, прямо сейчас списываются современностью за архаику, например, ветеран.

На лекциях тридцать лет назад Аверинцев, Бибихин, Гаспаров, Седакова задавались вопросами, которые сейчас выглядели бы сомнительно, их бы пожалуй, осудили и за некоторые их тексты. Значит ли это, что единственной ценностью прошлой мысли является угадывание будущей современности, верное попадание в нее? Или само качество мысли, заинтересованность в постановке открытых вопросов и честных ответов на них? Тем более, что любая мысль может быть как с недолетом, так и с перелетом. Нынешняя современность сама не знает, как быстро она закончится и что придет ей на смену. И чем она уже себя берет, исключая из себя всё по максимуму, тем быстрее это может с ней случиться.

Тот случай, когда 500 ноунеймов, хотят показать себя сторонниками равенства и прогресса, а показывают, что они токсики и супремасисты. Главный аргумент «а мы на 20 лет моложе», ничем не отличается от главного аргумента «а у меня член», «зато я люблю баб, а не мужиков» и «потому что я белый».

Концепция, что православные восточные славяне Речи Посполитой и Московии – это один народ, формируется только к середине XVII века. И если коротко описать ее появление в вульгарных анахроничных терминах, то ее придумывают на Украине, чтобы было проще пробиться на высокие посты в Москве.

Рецензия Максима Саморукова на книгу хорошего историка Сергея Плохия «Происхождение славянских наций» https://carnegie.ru/commentary/83886

Лукашенко представил миру и народу план выхода из кризиса. Этот план не устраивает протестное движение, но оно слишком задавлено, чтобы помешать власти в ближайшем будущем... Но теперь хотя бы появился срок референдума по новой конституции – начало 2022 года....

Кое-какие детали о конституционной реформе появились лишь к концу выступления. Лукашенко повторил, что разработает новую конституцию до конца года, а ВНС позже одобрило создание конституционной комиссии, которая этим займется. В начале 2022 года, одновременно с местными выборами, Лукашенко пообещал провести референдум...

Лукашенко назвал два условия своего ухода – отсутствие протестов и прописанные гарантии безопасности своим сторонникам, под которыми он, очевидно, имел в виду своих ближайших подчиненных, в первую очередь силовиков... Белорусское протестное движение, со своей стороны, не признало ВНС как формат диалога с властью

Последние полгода Москва напоминала Лукашенко про конституционную реформу чаще, чем он говорил про нее сам...Сейчас перед Москвой встает вопрос, как реагировать на затягивание процесса. С одной стороны, белорусские протесты утихли, и, если не углубляться в общественные настроения, может показаться, что кризис прошел и давить на Лукашенко незачем. С другой стороны, он будет просить денег

Если кто не прочёл Артема Шрайбмана из Минска https://carnegie.ru/commentary/83868

По поводу Армении. Как ни странно, на постсоветском пространстве было всё: и революции, цветные и черно-белые, и диктатуры, и демократии, и гибридные режимы, гражданские и межгосударственные войны, дворцовые перевороты и передача власти по наследству. Не было только одного — классического военного переворота.

Если сейчас армия отстранит Пашиняна и назначит правительство, постоянное или временное, навести порядок до новых выборов, это будет первый канонический военный переворот на постсоветском пространстве. Новое слово.

Сказав его, страна пожалует в почтенный клуб государств Ближнего Востока, Юго-Восточной и Южной Азии, где армия выполняет роль политического модератора и надзирателя.

Это будет мощный разрыв с советской традицией, которая держала армию вне политики, и которой по инерции следовали до этого времени все постсоветские государства независимо от строя.

В Армении сейчас популярна версия, что армия выступила против Пашиняна потому, что получила отмашку из Москвы. Вряд ли это действительно так – тогда бы военные пошли гораздо дальше, чем просто коллективное письмо. К тому же тем же вечером с Пашиняном разговаривал Владимир Путин. Из всех заявлений Москвы было видно, что Кремль готов отстраниться от армянского кризиса, если будет соблюден основной принцип: соглашение о прекращении огня в Карабахе от 9 ноября 2020 года остается в силе. В Москве признают Пашиняна самым популярным политиком Армении на текущий момент, а значит, пусть все остается как есть.

Даже если оппозиция сможет добиться отставки Пашиняна, у нее все равно не получится что-то изменить в итогах второй карабахской войны. И не только из-за геополитических обстоятельств, но и из-за того, что армянское общество больше не хочет воевать. Еще в ноябре прошлого года возле военкоматов начались митинги с требованием больше не отправлять призывников в Карабах – и его тихо удовлетворили.

Несмотря на шок от поражения, митинги против Пашиняна собирают сравнительно немного участников. Чтобы вывести людей на площадь, нужно представление о прекрасном будущем, как это было в 2018 году, когда протесты привели во власть самого Пашиняна. Он не оправдал ожиданий, но поверить, что рай смогут построить «бывшие», которых сбросили два года назад, невозможно

Разбор того, что видно в Армении сейчас https://carnegie.ru/commentary/83941

Мой первый текст в Карнеги вышел сразу после убийства Немцова https://carnegie.ru/commentary/59209
Там было три вопроса.

Среди прочих различий между авторитарными режимами есть вот какое. В одних оппозиционеры отодвинуты от власти, влияния, просто участия в политике мирными. бескровными способами. В других убийства оппозиционеров и диссидентов – трудовые будни. Независимо от того, кто и по чьему заказу стрелял, страна, где критик власти вынужден опасаться не ареста на митинге, а убийства на прогулке, – другая система.

Второй вопрос. Есть режимы, где сдерживание оппозиции, борьба с инакомыслием, репрессии, являются государственной монополией, производятся под неукоснительным централизованным контролем. А есть страны, где такая монополия утрачена, репрессии выходят из-под контроля. Мы сейчас где?

Третий — о том, совершился ли переход от прагматичной диктатуры развития в сторону идеологизированной диктатуры самосохранения. Это конечно был бы деградацией и того, что имеем.

Ответы на все три, вероятно, стали яснее. Но окончательных, стопроцентных, гарантированных ответов, не публицистических, а исторических, похоже, пока нет. Роль идеологии все еще не очень велика, а самосохранение пытаются сочетать с развитием. Безыдейное самосохранение тоже возможно, но требует увеличенных инвестиций в подавление (вроде Белоруссии или Гватемалы).

Мешает ответить на все три не столько глухая секретность (ее местами успешно взламывают), сколько относительный гражданский мир (он же — апатия), который все еще не дает кворума случаев. С другой стороны, усилившееся гражданское противостояние может быть тем самым экспериментом, который влияет на результат, скорее всего сдвигая его в сторону большей, но худшей однозначности.

Немного из жизни российского бизнеса, не крупного, а такого увесистого среднего. Перед первым за год выездом во внешний мир буквально случайно узнал, что у меня возле Новослободской в шаговой доступности отличная галерея Artsoty. Прямо сейчас там идет выставка Александра Кабина, который очень хорош, к том же из моего Ярославля. А до этого была выставка Владимира Мигачева, который тоже отличный и, кажется, почти живой классик.

В галерее встретил ее владельца Михаила Опенгейма. Как часто бывает при редких встречах, знакомясь узнал, что мы уже знакомы. Мы виделись несколько лет назад на «литературном кружке», о котором я пару раз упоминал в разговорах из серии «Россия не только будет счастливой, но во многом уже есть». Потому что это кружок пары десятков друзей и знакомых — не филологов и гуманитариев, а врачей, предпринимателей, домохозяек, менеджеров, которые читают выбранную книгу, а потому обсуждают ее друг с другом, умно, но без снобизма профессиональных гуманитариев. Вот там и был бизнесмен-галерист Опенгейм, и у него галерея. В галерее я узнал другую историю.

Мы, по крайней мере свободолюбивый и открытый внешнему миру слой российского общества считает, что это западный бизнес в России рискует попасть под избирательный политический пресс, стать жертвой кампании или негативной дискриминации. Возможно. Но возможно и обратное.

Российский бизнес тоже оказывается легкой жертвой негативной дискриминации, своего рода политического рейдерства и запугивания вроде бы в правовой западной среде. Потому что у его конкурентов, и у конкурентов тех западных партнеров, которые с ним работают появилось универсальное оружие в конкурентной борьбе — информационный шум, в облаке которого легко смешать любую российскую компанию или инвестицию с Ротенбергом, Тимченко, Сечиным —в общем коллективным Путиным, который вот-вот сейчас или уже угодил под санкции, и потому проект плохой, бизнес плохой, и вообще эти русские плохие и с ними можно делать что угодно.

Например, вы завели немецкого партнера, наладили с ним девелоперский проект в Берлине. У проекта есть противники и конкуренты. И те, и другие теперь не утруждают себя, доказывая, чем это проект плох, или почему они лучшие претенденты на это место. Они просто разворачивают компанию о том, что все это деньги Ротенберга, Тимченко, Сечина и вообще Путина. Для западного обывателя теперь все здешнее деньги — Путина.

И вот собственно деньги Опенгейма тоже оказались деньгами Путина. История примерно такая. Взял кредит с немецким партнером в немецком же банке, прошел банковский комплайенс, вложил деньги в проект на главной улице Западного Берлина Кудаме. Это комплекс зданий постройки начала 70-х, в нем среди всякого-разного театр-должник, который не платил аренду, и его в новом проекте, вроде бы, даже не выселяли, а переселяли внутри нового комплекса. И вот тут с одной стороны театр и еще какие-то арендаторы не хотели переезжать, а конкуренты — уступать выгодную площадку и все вместе нашли понимание у журналистов, которые повернули дело под эффектным углом про деньги Ротенберга, призрак Путина бродит по Европе, а Опенгейм не уважает немецкую культуру. (Хотя Опенгейм, который не уважает немецкую культуру — это какой-то совсем культурологический привет Фейхтвангеру).
Продолжение в следующем посте.

Это продолжение предыдущего поста

Я не знаю, хорошо или плохо сносить что-то на Кудаме, как собирался сделать российский бизнесмен Опенгейм со своими немецкими партнерами. На мой взгляд начавшаяся в 60-х и 70-х мировая брежневщина — один из самых тоскливых периодов в архитектуре, и это единственная эпоха в Москве, из которой мне почти ничего не жалко, при том, что жалко все остальные (погуглите Ку-дамм-Каре), но допускаю, что есть любители. Я не знаю, хорошо ли выселять театр-должник, хотя немецкие культурные и городские власти должны были озаботиться, почему в здании, выставленном на торги есть театр, который не справляется с арендой, и что с ним делать. Само по себе слово «театр» как правило вызывает священный трепет у людей, которые в театре последний раз бывали в школе. Я там в среднем раз в неделю до пандемии и понимаю, что некоторое заметное их число небольшая потеря для культуры, даже если они платят аренду. Я не знаю, насколько нужны офшорные юрисдикции для инвестирования, но они законны.

Но я за то, чтобы любая дискуссия была честной. Собственники выставили здание на торги, город их одобрил, торги проводила известная западная компания. Хотите защищать театр, защищайте. Коробку 70-х — тоже. Хотите вытеснить конкурентов — боритесь честно. Называть любого российского инвестора кошельком Ротенберга и деньгами Путина — это все равно, что называть любого иностранца у нас деньгами Госдепа и западными шпионами.

Мы, люди слова, сами иногда склонны рассуждать так вот общо и теоретически, потому что бизнес — не наша профессия и нам в сущности наплевать. И оживаем только когда несправедливый удар приходится по понятным нам целям: кого-то банят, блокируют, цензурируют, выпиливают, несправедливо шеймят.

Теперь легче представить себе, что такое же бывает не только со словами, но и с деньгами. Вы придумали, разработали, вложили, а вас банят, выпиливают и несправедливо шеймят.

Самое интересное, что не помогает даже суд. Вот немецкий суд и немецкий Минфин решил, что все законно. Немецкая газета даже убрала по решению немецкого же суда недостоверные материалы с сайта. Но сеть такое место, где предписать можно, а исполнить практически нереально. Проще уйти. Трудно держать европейский фронт борьбы против Путина и Ротенберга, особенно когда тебя на него никто не посылал.

Можно сколько угодно, что это «во всем Путин виноват», что Россию так воспринимают и поделом, пока не скиньте Путина, освободите Навального, и т,д. Но, во-первых, этот список требований у каждого может быть свой и он теоретически бесконечен. Во-вторых, к китайским инвесторам, насколько мне известно, не приходят первым делом с требованием скинуть компартию, дать свободу Гонконгу и освободить уйгуров. То есть это конечно тоже оружие, и многие из требований в отношении куда более авторитарного Китая справедливы. Но тут почему-то срабатывает понимание, что не любые китайские деньги – это золото партии и активы народно-освободительной армии и не менее народной милиции. А тут не срабатывает. И вот за этим не срабатыванием долгая традиция, которая началась сильно раньше Навального и Крыма. И пожалуй раньше Путина, таким, каким мы его сейчас знаем. Хороше же помним еще, как Арселор не продали Мордашову, потому что из России, а продали Лакшми Митталу. За этим конечно стоит история полувековой двуполярности, идеологической вражды и страха войны именно с Россией, а не с Индией или Китаем. Это фобия. И она лишь меняет формы: боязнь коммунистов, страх русской мафии, боязнь пьяного Ельцина, боязнь трезвого Путина, боязнь Ротенбергов, Теперь еще это и выгодная многим боязнь. Чтобы не бояться друг друга, похоже, надо не только менять образ действий или власти, а создать ситуацию, когда фобии будет невыгодно эксплуатировать.

Есть справедливое равновесие в том, что Горбачев, который прекратил правление хмурых кремлевских старцев и покинул пост самым молодым из генсеков, пережил их всех и теперь самый большой долгожитель среди правителей России. Так проявляет себя высшее благословение. В отличие о современников традиция не предъявляет Моисею претензий, что долго или извилисто вёл, или сам плохо знал куда идёт, или на новом месте непросто пришлось. Традиция хранит благодарность, что вывел. С днём рождения, патриарх.

В ходе суда над Навальным его заявка усложнилась. Буквально начали судить одного Навального, а закончили другого https://bit.ly/3reRzT2

Навальный в российском авторитарном суде неожиданно для собственных последователей обосновал свою борьбу за демократию, цитируя Евангелия и признавшись, что стал верующим. Говоря это, он отходит от образа насмешника над прошлым и вождя прогрессивных детей. Прогрессивные дети не говорят на таком языке. С трудом удается удерживать последний рубеж, за которым христианство превращается в репрессивную идеологию угнетателей из прошлого. Этот новый язык возвращает Навального к русской традиции….В России в XX веке сформировалась особая вольнолюбивая традиция, которая соединяла христианство и свободу…

Если раньше Навальный пытался противопоставить вертикали власти оппозиционную вертикаль, то теперь государственнической традиции он пытается противостоять не как занесенный из чужих краев одиночка, а как наследник другой колеи – традиции местной либеральной мысли, которая отчасти говорит с местной государственной идеологией на одном языке…

Даже падение популярности Путина и сбои в его планах на трансфер власти не означают, что президентское большинство автоматически перейдет к Навальному. Однако можно добиться того, чтобы Навальный, не будучи лидером большинства, стал синонимом демократизации России, и чтобы переход власти к любому другому политику, кроме Навального, выглядел бы в глазах Запада не вполне демократичным и недостаточно легитимным. На нем должны сойтись лучи внешней легитимации.. Но высокий порог российского суверенитета и грядущий плюрализм международной легитимации – делают особенно важной принадлежность именно к отечественной, суверенной традиции оппонирования авторитаризму…

https://carnegie.ru/commentary/83988

Завершая армянскую неделю. «Заручиться лояльностью дипломатов Пашиняну удалось, а вот отношения между армейской элитой и революционной властью были проблемными с самого начала. После второй карабахской войны взаимное недовольство армейской элиты и политического руководства Армении накалилось настолько, что выплеснулось в публичную сферу.... Меньше чем за три года страна вернулась в конец эпохи правления Республиканской партии, отстраненной от власти революцией 2018 года. Слабая гетерогенная власть, не обладающая социальной легитимностью, – и слабая гетерогенная оппозиция, объединенная только негативно, то есть против власти». Это Александр Искандарян пишет из Еревана, как часть профессионалов государства, в том числе военные, не приняли https://carnegie.ru/commentary/83972

Два армянских эксперта. Тоже из Еревана, об армянской внешней политике после всего, что было https://bit.ly/30ntBZK «В первый год у власти Пашинян пытался по максимуму использовать тему демократического прорыва в Армении. Однако его первая поездка в Брюссель на саммит НАТО в июле 2018 года не принесла ощутимых успехов. США тоже не проявили большого интереса к «демократической Армении». Тем не менее правительство Пашиняна продолжало уповать на свой «демократический иммунитет» – верить в то, что мир не допустит войны против демократии.

Теперь Армении предстоит вырабатывать новый внешнеполитический курс, причем делать это в условиях тяжелых последствий поражения в Карабахе и острого противостояния внутри страны… Пока ситуация выглядит так, что действующая власть остается наиболее удобным партнером для Москвы, чтобы воплотить в жизнь все договоренности из соглашения о прекращении огня, достигнутого в ноябре при посредничестве Кремля. Но это не вечно. Также во властных коридорах Армении все чаще звучат мысли о возможности новой попытки нормализации отношений с Турцией

Нынешний этап конфронтации России и Запада оставляет ослабшей Армении еще меньше возможностей для балансирования, чем у нее было до революции 2018 года». https://carnegie.ru/commentary/83989

Наконец, Дмитрий Тренин. «Наконец, Дмитрий Тренин. «Главными среди цели были – обеспечить режим прекращения огня в Карабахе и ограничить военную роль Турции, чтобы та не выходила за пределы совместного с Россией удаленного мониторинга линии разграничения. Достичь этих целей было проще, если в Ереване у власти сохранялось правительство во главе с премьером Николом Пашиняном, который подписал трехстороннее заявление от 10 ноября, остановившее войну. Свержение Пашиняна поставило бы перемирие под угрозу срыва, что, в свою очередь, подорвало бы правовую базу российского военного присутствия в Карабахе.

Москва уже давно дала понять своим союзникам и партнерам по ОДКБ и ЕАЭС, что она не будет стремиться решать за них их внутренние проблемы, да и во внешних делах будет действовать лишь строго в рамках своих обязательств. Кремль не только не организует перевороты, чтобы приводить к власти своих ставленников, но и недвусмысленно сигнализирует, что персоналии во главе союзных государств его интересуют гораздо меньше, чем конкретные российские интересы. Такая эволюция подхода Москвы к бывшим союзным республикам – прежним окраинам империи – признак крепнущего реализма российской внешней политики в ближнем зарубежье.

В таких условиях России вряд ли приходится надеяться на то, что армянское общество будет ей благодарно за то, что она не допустила окончательного разгрома Армении и полного исхода армян из Карабаха. Прежде чем понять, как действовать в этой ситуации, нужно разобраться в том, насколько важны для России отношения с Арменией в ключевых сферах https://carnegie.ru/commentary/84002

И ещё к дню. Солнечный бог Амон, весны и жизни, а также его фаллический аспект Мин прямо из своего храма в Луксоре, центра праздника Опет, ежегодного возрождения природы, посылают на север журавлей. Прилетят, и точно весна.

«Героический» этап донбасской элиты в целом закончился с убийством в 2018 году лидера ДНР Александра Захарченко. Вместо пассионариев у власти оказался союз бюрократии и силовиков, инкорпорировавший в свой состав уцелевших деятелей «русской весны». Самопровозглашенные республики ДНР и ЛНР, затевавшиеся как некий временный проект, уцелели и даже укрепились. В них успели сформироваться свои политические системы и новые элиты, готовые обеспечить длительное существование Донбасса в качестве российского протектората. А доктрина «особого пути» Донбасса имеет все шансы воплотиться в жизнь https://bit.ly/3cxC1DR

Вариант объединения республик обсуждается давно, но местные элиты под различными предлогами от него отказываются. Сейчас между ДНР и ЛНР существует государственная граница с таможней. Власти республик опасаются, что их статус понизится и они потеряют часть преференций, если под сильным давлением России начнется внутридонбасская интеграция. В этом вопросе парадоксальным образом воспроизвелась довоенная ситуация, когда луганские и донецкие элиты хоть и были союзниками в рамках Партии регионов, но на уровне местных экономических и властных амбиций были злейшими конкурентами.

Возможность реинтеграции Донбасса в состав Украины, как ее понимают в Москве, откладывается до гипотетического прихода к власти в Киеве пророссийских сил. Этим объясняется усиление позиций Медведчука в регионе, партия которого – фаворит на подконтрольной Украине части Донбасса. В Кремле оптимистично продолжают верить в такой поворот, но, несмотря на все победоносные рейтинги «Оппозиционной платформы», на Украине существует консенсус, направленный против реванша пророссийской партии. Донбассу надо готовиться к длительному существованию в роли российского военного протектората наподобие Приднестровья или Южной Осетии. Местные элиты ждет оптимизация системы управления со стороны Москвы, а общество – ползучая интеграция с Россией

Константин Скоркин, знаток тамошних дел, о положении в подзабытом Донбассе накануне возможного обострения https://carnegie.ru/commentary/84020

Москва утверждает, что справилась с пандемией намного лучше западных демократий, и требует, чтобы другие страны признали это. Но Брюссель видит в нарративе российских властей лишь очередную попытку дестабилизировать ЕС. Вместо того чтобы объединить усилия в борьбе с общей угрозой, Россия и ЕС в 2020 году еще больше отдалились друг от друга. Есть вероятность, что это отчуждение углубится из-за закрытых границ и ограничений на международное сообщение, которые практически полностью прервали контакты на человеческом уровне впервые со времен холодной войны.

Если влияние пандемии на отношения России и ЕС можно сравнить с эрозией, то отравление Алексея Навального стало настоящим землетрясением. Больше всего тут пострадали отношения Москвы и Берлина. Действия Берлина восприняли в Москве как «удар в спину», как окончательный разрыв «особых отношений» между Германией и Россией… Возвращение Навального в Россию втянуло Германию и ЕС в российскую внутреннюю политику.. Останься Навальный в политической ссылке в Германии, это не имело бы особого значения. Однако он решил вернуться и бороться, и теперь и команда Навального, и Кремль считают ЕС участником этой борьбы.. Судя по всему, в Москве так холодно приняли Борреля, чтобы отбить у западных лидеров желание впредь затрагивать тему Навального. Этого, конечно, не произойдет..

Москва пытается отодвинуть институты ЕС от своих двусторонних отношений с отдельными странами союза (хотя с этой точки зрения выдворять дипломатов во время визита Борреля было серьезной ошибкой). Это не новый подход...

… Изоляционистские идеи набирают популярность среди российского руководства, в котором все больше доминируют силовики…Перед ЕС стоит сложная задача в отношениях с Россией. Нужно, с одной стороны, противодействовать атакам Москвы, с другой – защищать свои интересы, и при этом сохранить связь с российским обществом.

Глядя из Европы на тьму в конце туннеля со слабыми проблесками. Умная и жесткая, можно сказать, беспощадная Сабина Фишер https://carnegie.ru/commentary/84029