Гостья рубрики #примерное_воспитание – художник-иллюстратор Светлана Пынина-Войцеховская, автор занимательной «Азбуки» с объёмными картинками.
«Мое первое детское воспоминание – крепкие сильные руки отца, которые подняли меня высоко-высоко вверх и прижали к теплой щеке. Мне было два года и три месяца.
Отец, кадровый военный, имел юридическое образование, а в свободное время профессионально занимался живописью. Он уходил на фронт.
Нас с мамой посадил в поезд и отправил к дедушке и бабушке в далекое поселение в южной Сибири. В поезде все время хотелось спать, но было очень жарко, плохо пахло, все время плакали дети и постоянно горел свет.
У маминых родителей, в Сибири, я оказалась буквально выпущенной «на волю» – предоставлена самой себе, поскольку взрослые были заняты работой от восхода до заката. Новый огромный мир окружил меня – большие коровы с рогами, бодающиеся телята, грозный злобный петух, шипящие и щиплющиеся гуси.
Все другое, иное: запахи, звуки, цвета – яркие, чистые, веселые. К моему деду ходили всем селением – читать письма-треугольнички с фронта. Дед читал, все хором плакали и причитали. Тогда дед открывал какую-то большую книгу и читал ее, все успокаивались и дружно пели.
В три с половиной года я, наконец, залезла на огромный и высокий стол, где и лежала та заветная для меня книга. Там были прекрасные картинки. Как я узнала много позже, это была Библия с гравюрами знаменитого Гюстава Доре.
Она переходила из поколения в поколение. Она стала моим первым «букварем» и «учебником рисования»: я стащила у деда плотницкий карандаш, мягкий и черный, и рисовала, где только могла.
Кончилась война. Весной 1945 года мы вернулись в Москву. Дверь в нашу комнату оказалась без замка, стол стоял без скатерти, на нем – моя детская ванночка, а в ней – кукла с вывернутыми руками и свернутой головой.
На этажерке уже не было книг и альбомов с фотографиями. Посуду, занавески, постельное белье тоже кто-то утащил. Остались только две огромные картины, пейзажи южного Крыма, которые написал маслом мой отец.
Во дворе меня встретили враждебно, пришлось неоднократно отстаивать себя в драках. Мама очень много работала, а в свободные дни водила меня в театры, в Третьяковку и на Волхонку. Сложно передать то незабываемое впечатление от красоты, чистоты и звучности красок – то был «Демон» Михаила Врубеля. И каждый раз я просилась именно в Третьякову…
И когда меня спрашивают о первых учителях, я говорю, что это были Гюстав Доре и Михаил Врубель.
Потом были Краснопресненская художественная школа и факультет декоративно-прикладного искусства Текстильного института имени А.Н. Косыгина.
Уже в институте я начала делать иллюстрации к сказкам, и в 1964-м году отправилась в знаменитое на всю Европу издательство «Малыш», где мои работы понравились, поэтому уходила оттуда уже с текстом для своей первой книжки «Курочка-хлопотунья».
Вот с того времени и до сих пор и продолжается моя работа в детской иллюстрации и создание дизайн-макетов книг.
А в 1980-м году в рекордные сроки по распоряжению Минпечати была издана моя книга-панорама «На старт» к Московской Олимпиаде. Эта книга переиздавалась на шестнадцати языках мира.
В 1989 году я сделала первую в стране музыкальную открытку. Но мне хотелось усложнить, разнообразить книгу, чтобы ребенок было не только читателем, но и участником разворачивающегося сюжета, поэтому на смену книге-панораме, уже выходящей за двухмерное пространство, пришла еще более интересная трех плановая книга-театр, где вырубные фигурки персонажей можно передвигать от кулисы к кулисе и самому играть в сказку.
Мои книги выставлялись на всех международных книжных выставках – в Лейпциге, во Франкфурте-на-Майне, в Болонье, в Москве. «Азбука» стала новинкой выставки 2023 года».
«Мое первое детское воспоминание – крепкие сильные руки отца, которые подняли меня высоко-высоко вверх и прижали к теплой щеке. Мне было два года и три месяца.
Отец, кадровый военный, имел юридическое образование, а в свободное время профессионально занимался живописью. Он уходил на фронт.
Нас с мамой посадил в поезд и отправил к дедушке и бабушке в далекое поселение в южной Сибири. В поезде все время хотелось спать, но было очень жарко, плохо пахло, все время плакали дети и постоянно горел свет.
У маминых родителей, в Сибири, я оказалась буквально выпущенной «на волю» – предоставлена самой себе, поскольку взрослые были заняты работой от восхода до заката. Новый огромный мир окружил меня – большие коровы с рогами, бодающиеся телята, грозный злобный петух, шипящие и щиплющиеся гуси.
Все другое, иное: запахи, звуки, цвета – яркие, чистые, веселые. К моему деду ходили всем селением – читать письма-треугольнички с фронта. Дед читал, все хором плакали и причитали. Тогда дед открывал какую-то большую книгу и читал ее, все успокаивались и дружно пели.
В три с половиной года я, наконец, залезла на огромный и высокий стол, где и лежала та заветная для меня книга. Там были прекрасные картинки. Как я узнала много позже, это была Библия с гравюрами знаменитого Гюстава Доре.
Она переходила из поколения в поколение. Она стала моим первым «букварем» и «учебником рисования»: я стащила у деда плотницкий карандаш, мягкий и черный, и рисовала, где только могла.
Кончилась война. Весной 1945 года мы вернулись в Москву. Дверь в нашу комнату оказалась без замка, стол стоял без скатерти, на нем – моя детская ванночка, а в ней – кукла с вывернутыми руками и свернутой головой.
На этажерке уже не было книг и альбомов с фотографиями. Посуду, занавески, постельное белье тоже кто-то утащил. Остались только две огромные картины, пейзажи южного Крыма, которые написал маслом мой отец.
Во дворе меня встретили враждебно, пришлось неоднократно отстаивать себя в драках. Мама очень много работала, а в свободные дни водила меня в театры, в Третьяковку и на Волхонку. Сложно передать то незабываемое впечатление от красоты, чистоты и звучности красок – то был «Демон» Михаила Врубеля. И каждый раз я просилась именно в Третьякову…
И когда меня спрашивают о первых учителях, я говорю, что это были Гюстав Доре и Михаил Врубель.
Потом были Краснопресненская художественная школа и факультет декоративно-прикладного искусства Текстильного института имени А.Н. Косыгина.
Уже в институте я начала делать иллюстрации к сказкам, и в 1964-м году отправилась в знаменитое на всю Европу издательство «Малыш», где мои работы понравились, поэтому уходила оттуда уже с текстом для своей первой книжки «Курочка-хлопотунья».
Вот с того времени и до сих пор и продолжается моя работа в детской иллюстрации и создание дизайн-макетов книг.
А в 1980-м году в рекордные сроки по распоряжению Минпечати была издана моя книга-панорама «На старт» к Московской Олимпиаде. Эта книга переиздавалась на шестнадцати языках мира.
В 1989 году я сделала первую в стране музыкальную открытку. Но мне хотелось усложнить, разнообразить книгу, чтобы ребенок было не только читателем, но и участником разворачивающегося сюжета, поэтому на смену книге-панораме, уже выходящей за двухмерное пространство, пришла еще более интересная трех плановая книга-театр, где вырубные фигурки персонажей можно передвигать от кулисы к кулисе и самому играть в сказку.
Мои книги выставлялись на всех международных книжных выставках – в Лейпциге, во Франкфурте-на-Майне, в Болонье, в Москве. «Азбука» стала новинкой выставки 2023 года».
💭 Ариадна Бажова — младшая дочь Павла Бажова — во всех интервью отмечает, что её родители очень любили друг друга.
По их примеру душа в душу 39 лет прожила и она со своим супругом, сыном другого знаменитого писателя, Тимуром Аркадьевичем Гайдаром.
В день юбилея Павла Бажова публикуем воспоминание Ариадны Павловны о детстве в рубрике #примерное_воспитание.
«Я была последним, седьмым ребенком в семье. У меня было очень счастливое детство. Оно не омрачалось ни чрезмерной строгостью родителей, ни ссорами в семье, ни одиночеством, ни обидами со стороны сестер и братьев.
Самым лучшим временем были вечера, когда вся семья оказывалась в сборе.
Хорошо помню один летний уральский вечер. Год, наверное, 1932-й, может быть, 1933-й.
В те годы отец еще не был автором "Малахитовой шкатулки". Семья жила очень трудно. Папу исключили из партии, у него не было работы. Мы жили на гроши.
На столе в столовой стоит кипящий самовар. Отец в кухне снимает тяжелые огородные сапоги, моется. Только что закончили сажать картошку. Вся семья — девять человек — усаживается за стол.
Мама вносит блюдо с пирожками.
— Ого! — говорит Алеша. — А с чем?
— С мясом, — улыбается мама.
— А по скольку?
— Сегодня кто сколько хочет...
Веселое оживление, и пирожки начинают таять. Мама разливает чай, и лицо у нее веселое, а глаза грустные.
Я знаю, что утром она плакала и жаловалась папе, что ей нечем кормить ребят и что ей очень не хочется менять обручальные кольца на муку, но другого выхода она не видит...
— Ну, подумаешь, кольца! Дело какое... — утешал ее отец.
— Как ты не понимаешь! Разве в кольцах дело! Память ведь...
И вот сейчас все сидят и жуют пирожки, а я не хочу, мне жалко маму, хотя у нее и веселое лицо.
Спустя много лет, в день своего 70-летия со сцены Свердловской государственной филармонии, где отмечали его юбилей, отец сказал:
«Мы всегда досадливо оглядываемся на камень, о который споткнулись на пути, но почти никогда не вспомним с благодарностью о тех людях, которые протоптали нам широкую и удобную тропу через лес или через топь.
Для меня эту тропу в жизни проложила моя жена Валентина Александровна, которая взяла на себя все житейские заботы и тяготы, которые так осложняют жизнь. Благодаря ей я прошел жизнь по утоптанной тропе и мог спокойно работать...»
По их примеру душа в душу 39 лет прожила и она со своим супругом, сыном другого знаменитого писателя, Тимуром Аркадьевичем Гайдаром.
В день юбилея Павла Бажова публикуем воспоминание Ариадны Павловны о детстве в рубрике #примерное_воспитание.
«Я была последним, седьмым ребенком в семье. У меня было очень счастливое детство. Оно не омрачалось ни чрезмерной строгостью родителей, ни ссорами в семье, ни одиночеством, ни обидами со стороны сестер и братьев.
Самым лучшим временем были вечера, когда вся семья оказывалась в сборе.
Хорошо помню один летний уральский вечер. Год, наверное, 1932-й, может быть, 1933-й.
В те годы отец еще не был автором "Малахитовой шкатулки". Семья жила очень трудно. Папу исключили из партии, у него не было работы. Мы жили на гроши.
На столе в столовой стоит кипящий самовар. Отец в кухне снимает тяжелые огородные сапоги, моется. Только что закончили сажать картошку. Вся семья — девять человек — усаживается за стол.
Мама вносит блюдо с пирожками.
— Ого! — говорит Алеша. — А с чем?
— С мясом, — улыбается мама.
— А по скольку?
— Сегодня кто сколько хочет...
Веселое оживление, и пирожки начинают таять. Мама разливает чай, и лицо у нее веселое, а глаза грустные.
Я знаю, что утром она плакала и жаловалась папе, что ей нечем кормить ребят и что ей очень не хочется менять обручальные кольца на муку, но другого выхода она не видит...
— Ну, подумаешь, кольца! Дело какое... — утешал ее отец.
— Как ты не понимаешь! Разве в кольцах дело! Память ведь...
И вот сейчас все сидят и жуют пирожки, а я не хочу, мне жалко маму, хотя у нее и веселое лицо.
Спустя много лет, в день своего 70-летия со сцены Свердловской государственной филармонии, где отмечали его юбилей, отец сказал:
«Мы всегда досадливо оглядываемся на камень, о который споткнулись на пути, но почти никогда не вспомним с благодарностью о тех людях, которые протоптали нам широкую и удобную тропу через лес или через топь.
Для меня эту тропу в жизни проложила моя жена Валентина Александровна, которая взяла на себя все житейские заботы и тяготы, которые так осложняют жизнь. Благодаря ей я прошел жизнь по утоптанной тропе и мог спокойно работать...»