СМИныч

Вчера для меня как-то все смешалось неестественным образом – багровые пятна заката на широком полотне воды и дикие примитивные звуки волынки. В Хабаровске на набережной уличные музыканты дают такие концерты. И чем кровавей закат, тем синее вода Амура, хотя она, кажется, должна темнеть чем ближе ночь. Амур – вообще, приветливая река. Мошкара висящая над ним – гнусная. И если б не она, можно было бы стоять близко к парапету, смотреть, как багровые пятна все сильней заливают синюю воду в такт дикой волынке, если б не мошкара. И не оборачиваться назад – не видеть играющее огнями чертово колесо. Думать только об этой гремучей смеси – закатных пятен, древней музыки и мегаполисного колеса. Но мошкара не дает постоять, забывшись в этой смеси, и, в конце концов, замечаешь, что река затопила лестницу, ведущую к ней и, видимо, вылилась из берегов. Начинаешь прислушиваться к тому, что, заглядывая за парапет, говорят гуляющие.
- Ух ты…
- На шесть метров поднялась.
- Еще метр и зальет поселки.
- В две тысячи тринадцатом на восемь метров поднималась.
А если провести на набережной не час и не два, а, например, три, то можно выслушать от местных и всевозможные версии причин наводнения: были дожди, три ГЭС – китайская, Бурейская и Зейская – слили воду. ГЭС вырабатывают больше электричества, чем положено, оно идет в Китай и там стоит для китайцев дешевле, чем здесь оно стоит для россиян.
Да что там электричество – продолжают возмущенно – Россия продает Китаю весь Дальний Восток. Вот, например, лес. И это не отдельные браконьеры рубят его. Черные лесорубы – предполагают местные – имеют связи с правоохранительными органами, которые дают срубленному лесу зеленый коридор. А если б лесорубы действовали сами по себе, то органы давно б наступили им на хвост и прижали. А связь органов с центром – Москвой – позволяют логически предположить составы, груженные лесом, уходящие в Китай. Да руководство тех же железных дорог, по которым каждый день уходит наш лес, давно забило бы тревогу. Но оно же ее не бьет.
Только ночью колесо погасило свой желто-зеленый глаз. Волынка замолчала. А утром колесо лишь едва угадывалось в мороси, наплывшей на город серым туманом. А по сопкам он курился белым. Это было к дождю.

1 view13:40