В ночь на 24 августа 1942 года я имел разговор с Верховным Главнокомандующим по радио и доложил ему о крайне серьезном положении, создавшемся у стен Сталинграда, о мерах, которые предпринимались нами и фронтом на месте для спасения города, и о том, что необходимо было срочно получить для этого от Ставки. И это было в тот период войны, когда Генштаб и Ставка вынуждены были вести борьбу с так называемой «радиоболезнью», которой еще страдало немало командиров войсковых частей, соединений и даже армий.
ДВОЕ.
💬За несколько часов она стала для меня неимоверно дорогой, близкой. Но только я стал отворять дверцы, как раздался оглушительный треск, земля заходила подо мной. Глаза ослепило огнем, и меня швырнуло назад. Я потерял сознание. Я не знаю и сейчас точно, что тогда случилось. Но думаю, что немцы, смяв остатки нашего батальона и продолжая двигаться, для верности расчищали путь себе артиллерией. Вероятно, один из снарядов разорвался около землянки, и меня отбросило волной.
Когда я пришел в себя, первым делом пополз к девушке. Она не стонала. Мне до тошноты стало страшно: вдруг она умерла? Но она была жива и все еще без сознания. Я ощупал руку. Кровь больше не сочилась. Стало немного легче. Еще не понимая, что случилось, я добрался до дверцы и нажал на нее. Она не поддавалась. Я навалился изо всех сил, но тщетно — она будто вмерзла. Тогда я стал в нее бить ногами — бесполезно. Тут страшная догадка просверлила мой мозг: нас засыпало. Вероятно, где-то совсем рядом разорвался снаряд, захлестнуло дверцу и засыпало землей. Понемногу я стал понимать наше положение. Мы замурованы в могиле и рано ли, поздно ли задохнемся от недостатка воздуха. Землянка была вырыта в стенке окопа, и только маленькая дверца соединяла ее с внешним миром.
Но не умирать же этой нелепой смертью. Мой мозг стал лихорадочно работать, и я нашел выход. Хотя я не знал, как была толста дверца землянки и как толст пласт земли, заваливший ее, я решил прорубить в дверце дыру и прорыть нору наружу. Чтобы чувствовать себя свободней, сбросил сапоги и клочья рубахи и немедля приступил к делу. Но при первых же ударах кинжала убедился, что это бесполезная работа. Надо, по меньшей мере, рубить топором, чтобы реализовать мое бредовое решение. К тому же брало сомнение: а что если за дверцей набило несколько метров сплошной земли? Тогда бесполезны все усилия.
В то же время что-то внутреннее настойчиво обнадеживало иллюзиями и о тонкости дверцы, и о незначительности земляного слоя. А тут еще в углу раздался стон девушки. Она скрипела, как молоденькая березка в бурю. Потом мне почудился шепот. Я подполз к ней, нагнулся. Она бредила. Рот ее так и пылал жаром. Она звала какого-то Колю. Это больно ущипнуло меня за сердце, но только на мгновение. Потом какая-то мутная и теплая волна залила все внутри. Этот лепет раненой девушки смягчил мое отчаяние. Захотелось до боли, до слез, чтобы и мое имя слетало с чьих-нибудь губ. И все всплыло вдруг: и деревня, и синий платочек, и девичьи глаза, и все в этом роде. И безумная ненависть, исступленное бешенство овладело мною.
Клял ли я виновников этого кровавого ада, именуемого войной, — не помню. Наверно, да. Помню только, что болезненная слабость прошла, и я с остервенением принялся за работу. Сначала рубил и отковыривал дерево, где попало, потом, ощупывая пальцами, стал вырезывать борозды. Мало-помалу мне удалось сосредоточиться на этом, казалось бы, безнадежном деле. С упорством маньяка я долбил и резал, долбил и резал, как крыса, въедался в дерево. Через некоторое время я мог нащупать небольшое углубление. Пот заливал глаза, ноги затекали, так как приходилось сидеть согнувшись, спина деревенела, руки немели. Не знаю, долго ли я так работал. Конечно, это был нечеловеческий труд. Руки были все изрезаны, искромсаны, ногти оборваны. Когда я отирал пот с лица, кровь с рук стекала в рот, меня тошнило. Мучительно хотелось пить. Внутри все жгло.
Ритм моей работы затихал, отчаяние снова брало меня. И вдруг кинжал ударился в песок. Дерево в одном месте проткнуто! Еще столько же усилий, и я прорублю наконец дыру, достаточную, чтобы пролезло мое тело. С новым ожесточением я начал рубить и кромсать дерево. Прошло, вероятно, много времени, когда я смог просунуть в дыру голову. Вдруг мне послышалось: «Воды, воды!» Это просила пить девушка. То, что она пришла в себя, меня бесконечно обрадовало. Но воды не было. Пока я был поглощен работой, я еще мог подавлять в себе жажду. Но теперь почувствовал, что и мне смертельно хочется пить.
Начало
💭 из воспоминаний разведчика Ф. Абрамова
💬За несколько часов она стала для меня неимоверно дорогой, близкой. Но только я стал отворять дверцы, как раздался оглушительный треск, земля заходила подо мной. Глаза ослепило огнем, и меня швырнуло назад. Я потерял сознание. Я не знаю и сейчас точно, что тогда случилось. Но думаю, что немцы, смяв остатки нашего батальона и продолжая двигаться, для верности расчищали путь себе артиллерией. Вероятно, один из снарядов разорвался около землянки, и меня отбросило волной.
Когда я пришел в себя, первым делом пополз к девушке. Она не стонала. Мне до тошноты стало страшно: вдруг она умерла? Но она была жива и все еще без сознания. Я ощупал руку. Кровь больше не сочилась. Стало немного легче. Еще не понимая, что случилось, я добрался до дверцы и нажал на нее. Она не поддавалась. Я навалился изо всех сил, но тщетно — она будто вмерзла. Тогда я стал в нее бить ногами — бесполезно. Тут страшная догадка просверлила мой мозг: нас засыпало. Вероятно, где-то совсем рядом разорвался снаряд, захлестнуло дверцу и засыпало землей. Понемногу я стал понимать наше положение. Мы замурованы в могиле и рано ли, поздно ли задохнемся от недостатка воздуха. Землянка была вырыта в стенке окопа, и только маленькая дверца соединяла ее с внешним миром.
Но не умирать же этой нелепой смертью. Мой мозг стал лихорадочно работать, и я нашел выход. Хотя я не знал, как была толста дверца землянки и как толст пласт земли, заваливший ее, я решил прорубить в дверце дыру и прорыть нору наружу. Чтобы чувствовать себя свободней, сбросил сапоги и клочья рубахи и немедля приступил к делу. Но при первых же ударах кинжала убедился, что это бесполезная работа. Надо, по меньшей мере, рубить топором, чтобы реализовать мое бредовое решение. К тому же брало сомнение: а что если за дверцей набило несколько метров сплошной земли? Тогда бесполезны все усилия.
В то же время что-то внутреннее настойчиво обнадеживало иллюзиями и о тонкости дверцы, и о незначительности земляного слоя. А тут еще в углу раздался стон девушки. Она скрипела, как молоденькая березка в бурю. Потом мне почудился шепот. Я подполз к ней, нагнулся. Она бредила. Рот ее так и пылал жаром. Она звала какого-то Колю. Это больно ущипнуло меня за сердце, но только на мгновение. Потом какая-то мутная и теплая волна залила все внутри. Этот лепет раненой девушки смягчил мое отчаяние. Захотелось до боли, до слез, чтобы и мое имя слетало с чьих-нибудь губ. И все всплыло вдруг: и деревня, и синий платочек, и девичьи глаза, и все в этом роде. И безумная ненависть, исступленное бешенство овладело мною.
Клял ли я виновников этого кровавого ада, именуемого войной, — не помню. Наверно, да. Помню только, что болезненная слабость прошла, и я с остервенением принялся за работу. Сначала рубил и отковыривал дерево, где попало, потом, ощупывая пальцами, стал вырезывать борозды. Мало-помалу мне удалось сосредоточиться на этом, казалось бы, безнадежном деле. С упорством маньяка я долбил и резал, долбил и резал, как крыса, въедался в дерево. Через некоторое время я мог нащупать небольшое углубление. Пот заливал глаза, ноги затекали, так как приходилось сидеть согнувшись, спина деревенела, руки немели. Не знаю, долго ли я так работал. Конечно, это был нечеловеческий труд. Руки были все изрезаны, искромсаны, ногти оборваны. Когда я отирал пот с лица, кровь с рук стекала в рот, меня тошнило. Мучительно хотелось пить. Внутри все жгло.
Ритм моей работы затихал, отчаяние снова брало меня. И вдруг кинжал ударился в песок. Дерево в одном месте проткнуто! Еще столько же усилий, и я прорублю наконец дыру, достаточную, чтобы пролезло мое тело. С новым ожесточением я начал рубить и кромсать дерево. Прошло, вероятно, много времени, когда я смог просунуть в дыру голову. Вдруг мне послышалось: «Воды, воды!» Это просила пить девушка. То, что она пришла в себя, меня бесконечно обрадовало. Но воды не было. Пока я был поглощен работой, я еще мог подавлять в себе жажду. Но теперь почувствовал, что и мне смертельно хочется пить.
Начало
💭 из воспоминаний разведчика Ф. Абрамова
ОБУЧЕНИЕ.
Постоянная забота солдата — выжить и победить врага. Ведь мертвые бывают в строю только на перекличках, а бой ведут живые. Но меня заботило еще одно — подготовка и обучение новичков снайперскому искусству.
Вот почему все, что было связано со снайперским искусством, полностью завладело моими мыслями и поступками.
В первый же день нашей работы на новом участке, в районе завода «Красный Октябрь», мое внимание привлек снайпер-новичок Горожаев. Среднего роста, голубоглазый солдат. Черты лица крупные, шея короткая, подбородок тяжелый. С виду он казался угрюмым, нелюдимым, замкнутым.
Для этого были свои причины. Горожаев подолгу просиживал со своим напарником на переднем крае, а удачи не было. Более того, сегодня фашистский снайпер послал в него пулю, и только благодаря неточности выстрела новичок остался жив: пуля ударила в каску. Но это было уже серьезное предупреждение молодому снайперу: смотри, пока не поздно, меняй свою тактику или вообще уходи из снайперской команды. Закурили. Сквозь табачный дым ему было, кажется, легче смотреть на меня: взгляд его голубых глаз потерял свою угрюмость, и он признался:
— Не дается мне снайперское дело. Смотрю в окопный перископ весь день, даже в глазах звездочки появляются, а цели поймать не могу. Автоматом бить проще: дали команду — и строчи, а тут одна морока...
— Не морока, а смекалка и выдержка, поправил я Горожаева.
— Пусть будет так, — нехотя согласился он.
Тут я, не торопясь, разъяснил, что снайпер обязан с первого взгляда определять цель, мгновенно оценивать ее и поражать с первого выстрела. А в конце беседы предложил:
— Завтра с утра приглашаю тебя в напарники.
В четыре часа утра снайперы уже окончили завтрак и стали расходиться по своим участкам. Но сначала я повел своего напарника в блиндаж заместителя командира батальона, старшего лейтенанта Архипа Сухарева, который был ранен на одном участке.
Вошли в блиндаж. Сухарев лежал на земляных нарах, покрытых черным сукном. Медсестра Клава Свинцова готовила его к перевязке. Дора Шахнович помогала ей, держа в руке флакончик с каким-то лекарством. Старший лейтенант сел, спустил ноги. На губах капли крови, лицо бледное. Его взгляд остановился на мне. Многое было в этом взгляде, в том числе и незаслуженный упрек в наш адрес: дескать, как же это вы, снайперы, не истребили вовремя того стрелка, что послал свою пулю в спину замкомбата. Но я не стал объясняться, оправдываться: мне важно было, чтобы этот взгляд заметил Горожаев. И он заметил, почувствовал, оценил, что такое снайпер в глазах командира!
Молча постояв возле Архипа Сухарева, мы вышли из блиндажа.
В заводском районе шел яростный бой. Не умолкая, строчили в разных концах пулеметы.
— Где засел снайпер, как ты его найдешь в этом пулеметном треске? По каким приметам можно установить, где его гнездо? — спросил я.
Горожаев пожал плечами и тихо ответил:
— А черт его знает...
— Чертям здесь тоже тошно, они ничего не знают. Надо найти очевидца, чтобы рассказал, где и как был ранен Сухарев.
Вскоре удалось встретить солдата, который поведал нам следующее:
— Старший лейтенант вместе с фельдшером Зыковым шел из инструментального цеха в котельную, к пулеметчикам второго батальона. В дверном проеме старший лейтенант качнулся, изо рта хлынула кровь. Я подбежал к нему, хотел помочь. Только наклонился — мне обожгло левое плечо. Мы спрятались за котел. Там Зыков нас перевязал...
— Сколько солдат и офицеров пострадало в этом дверном проеме? — спросил я.
— Сегодня три солдата и вот старший лейтенант, — ответил солдат.
Мне стало ясно, что вход в котельную держит под прицелом какой-то злой, опытный снайпер.
— Теперь мы должны занять позицию там, где гибнут наши товарищи, — сказал я Горожаеву.
💭 воспоминания В. Зайцева
Постоянная забота солдата — выжить и победить врага. Ведь мертвые бывают в строю только на перекличках, а бой ведут живые. Но меня заботило еще одно — подготовка и обучение новичков снайперскому искусству.
Вот почему все, что было связано со снайперским искусством, полностью завладело моими мыслями и поступками.
В первый же день нашей работы на новом участке, в районе завода «Красный Октябрь», мое внимание привлек снайпер-новичок Горожаев. Среднего роста, голубоглазый солдат. Черты лица крупные, шея короткая, подбородок тяжелый. С виду он казался угрюмым, нелюдимым, замкнутым.
Для этого были свои причины. Горожаев подолгу просиживал со своим напарником на переднем крае, а удачи не было. Более того, сегодня фашистский снайпер послал в него пулю, и только благодаря неточности выстрела новичок остался жив: пуля ударила в каску. Но это было уже серьезное предупреждение молодому снайперу: смотри, пока не поздно, меняй свою тактику или вообще уходи из снайперской команды. Закурили. Сквозь табачный дым ему было, кажется, легче смотреть на меня: взгляд его голубых глаз потерял свою угрюмость, и он признался:
— Не дается мне снайперское дело. Смотрю в окопный перископ весь день, даже в глазах звездочки появляются, а цели поймать не могу. Автоматом бить проще: дали команду — и строчи, а тут одна морока...
— Не морока, а смекалка и выдержка, поправил я Горожаева.
— Пусть будет так, — нехотя согласился он.
Тут я, не торопясь, разъяснил, что снайпер обязан с первого взгляда определять цель, мгновенно оценивать ее и поражать с первого выстрела. А в конце беседы предложил:
— Завтра с утра приглашаю тебя в напарники.
В четыре часа утра снайперы уже окончили завтрак и стали расходиться по своим участкам. Но сначала я повел своего напарника в блиндаж заместителя командира батальона, старшего лейтенанта Архипа Сухарева, который был ранен на одном участке.
Вошли в блиндаж. Сухарев лежал на земляных нарах, покрытых черным сукном. Медсестра Клава Свинцова готовила его к перевязке. Дора Шахнович помогала ей, держа в руке флакончик с каким-то лекарством. Старший лейтенант сел, спустил ноги. На губах капли крови, лицо бледное. Его взгляд остановился на мне. Многое было в этом взгляде, в том числе и незаслуженный упрек в наш адрес: дескать, как же это вы, снайперы, не истребили вовремя того стрелка, что послал свою пулю в спину замкомбата. Но я не стал объясняться, оправдываться: мне важно было, чтобы этот взгляд заметил Горожаев. И он заметил, почувствовал, оценил, что такое снайпер в глазах командира!
Молча постояв возле Архипа Сухарева, мы вышли из блиндажа.
В заводском районе шел яростный бой. Не умолкая, строчили в разных концах пулеметы.
— Где засел снайпер, как ты его найдешь в этом пулеметном треске? По каким приметам можно установить, где его гнездо? — спросил я.
Горожаев пожал плечами и тихо ответил:
— А черт его знает...
— Чертям здесь тоже тошно, они ничего не знают. Надо найти очевидца, чтобы рассказал, где и как был ранен Сухарев.
Вскоре удалось встретить солдата, который поведал нам следующее:
— Старший лейтенант вместе с фельдшером Зыковым шел из инструментального цеха в котельную, к пулеметчикам второго батальона. В дверном проеме старший лейтенант качнулся, изо рта хлынула кровь. Я подбежал к нему, хотел помочь. Только наклонился — мне обожгло левое плечо. Мы спрятались за котел. Там Зыков нас перевязал...
— Сколько солдат и офицеров пострадало в этом дверном проеме? — спросил я.
— Сегодня три солдата и вот старший лейтенант, — ответил солдат.
Мне стало ясно, что вход в котельную держит под прицелом какой-то злой, опытный снайпер.
— Теперь мы должны занять позицию там, где гибнут наши товарищи, — сказал я Горожаеву.
💭 воспоминания В. Зайцева
💬Самолеты, созданные в конструкторском бюро С.А. Лавочкина, стали одними из основных наших истребителей.
Ла-5ФН в своем классе превосходил немецкие машины в скорости, имея при этом отличную маневренность. Таких истребителей за годы войны было изготовлено 10 тысяч. На самолетах Лавочкина трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб сбил 62 фашиста. А первую славу истребители «ла» заслужили в осенних боях у Сталинграда.
📕Поколение Победителей
Ла-5ФН в своем классе превосходил немецкие машины в скорости, имея при этом отличную маневренность. Таких истребителей за годы войны было изготовлено 10 тысяч. На самолетах Лавочкина трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб сбил 62 фашиста. А первую славу истребители «ла» заслужили в осенних боях у Сталинграда.
📕Поколение Победителей
💬Дед Зайцева был знаменитым охотником. Он же подарил внуку и одноствольную берданку. Впрочем, снайпером молодой человек, казалось, становиться не собирался. Он выучился в строительном техникуме и прослужил несколько лет на Тихоокеанском флоте.
навыки стрельбы пригодились Василию Зайцеву в годы Великой Отечественной войны. Правда, отправки на фронт старшине 1-й статьи пришлось дожидаться не один месяц. Зайцев направил несколько рапортов прежде, чем его просьба летом 1942 года была удовлетворена. Василия Григорьевича зачислили в стрелковую дивизию, в составе которой он вскоре стал героем обороны Сталинграда.
навыки стрельбы пригодились Василию Зайцеву в годы Великой Отечественной войны. Правда, отправки на фронт старшине 1-й статьи пришлось дожидаться не один месяц. Зайцев направил несколько рапортов прежде, чем его просьба летом 1942 года была удовлетворена. Василия Григорьевича зачислили в стрелковую дивизию, в составе которой он вскоре стал героем обороны Сталинграда.
НА ПЕРЕПРАВЕ.
💬На переправе, как и всегда, трудно что-либо понять. Лошади, повозки, пушки с передками, пятящиеся в темноте машины. И люди. Людей больше всего ругающихся, сталкивающихся, отнимающих друг у друга что-то. Кто-то на кого-то наехал. Забыли какие-то ящики. Ищут какого-то Стеценко. Ждут катера. Ругают его. Уже давно должен быть, и все нет.
Грузятся сразу две дивизии-184-я и еще какая-то, 29-я, кажется.
И во всей этой суматохе надо найти какого-то дивинженера, или командира дивизии, или начальника штаба, вручить пакет и ждать дальнейших распоряжений. А распоряжений, вероятно, никаких и не будет. У всех и так голова кругом идет: и пушки все надо погрузить, и боеприпасы, и лошадей, и людей не растерять, и вообще какого черта вы сейчас лезете, когда видите, что делается.
Я нахожу инженера, но не того, командира полка, но тоже не того.
Кто-то дергает меня за рукав.
– Слушай, друг, фонарика нет?
– Есть.
– Посвети, дорогой. А то с ног сбился. Карту дали, а что в этой темноте увидишь…
Я различаю только массивную фигуру в телогрейке с болтающимся на груди автоматом.
– Давай под лодку залезем. Две минуты только… Ей-богу.
Под лодкой тесно и пахнет гнилым деревом. Я зажигаю фонарик. Горит
«он тускло – батарея кончается. У человека, оказывается, крупное,
«тяжелое лицо с широко расставленными глазами и мясистыми губами. На воротничке шпала. С трудом вытягивает из лопающейся от бумаг перетянутой резинкой планшетки карту.
– Вот иди разбери, – тычет он грязным ногтем в красный неровный треугольник на карте. – Карта называется! Белый квадрат вместо завода. Что тут поймешь! – и он длинно и заковыристо ругается. – Должны дивизию менять. Говорили, на переправе представитель будет. Ни души. Теперь ищи этот треугольник в городе. КП ихнее – дивизионное. Ни ориентира тебе, ничего.
Я спрашиваю, из какой он дивизии. Оказывается, комбат 1147-го полка 184-й дивизии.
– Не у вас сегодня инженера убило?
– У нас. Цыгейка. А что?
– Я на его место прислан.
– Ну!.. – крупнолицый капитан даже удивился. – Вот и хорошо. Поедешь с нами. Я один как перст остался. Комиссар в медсанбате, а начальник штаба ночью ничего не видит.
Мы вылезаем из-под лодки.
– Подожди минутку. Лошадей только проверю. А то знаешь этих старшин.
Он исчезает, точно растворяется в толпе и крике. Я ищу Валегу. Он примостился уже около каких-то ящиков и мирно спит, поджав ноги, чтоб не оттоптали. Поразительная у него способность спать в любой обстановке. Сажусь рядом. С реки тянет легкой, успокаивающей прохладой. Пахнет рыбой и нефтью. Топчутся рядом кони, позвякивая сбруей. Где-то, совсем уже далеко, все еще ищут Стеценко.
Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать – пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга – неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. «Точно кровь», – мелькает в голове.
💭 отрывок из книги В. Некрасова «В окопах Сталинграда»
💬На переправе, как и всегда, трудно что-либо понять. Лошади, повозки, пушки с передками, пятящиеся в темноте машины. И люди. Людей больше всего ругающихся, сталкивающихся, отнимающих друг у друга что-то. Кто-то на кого-то наехал. Забыли какие-то ящики. Ищут какого-то Стеценко. Ждут катера. Ругают его. Уже давно должен быть, и все нет.
Грузятся сразу две дивизии-184-я и еще какая-то, 29-я, кажется.
И во всей этой суматохе надо найти какого-то дивинженера, или командира дивизии, или начальника штаба, вручить пакет и ждать дальнейших распоряжений. А распоряжений, вероятно, никаких и не будет. У всех и так голова кругом идет: и пушки все надо погрузить, и боеприпасы, и лошадей, и людей не растерять, и вообще какого черта вы сейчас лезете, когда видите, что делается.
Я нахожу инженера, но не того, командира полка, но тоже не того.
Кто-то дергает меня за рукав.
– Слушай, друг, фонарика нет?
– Есть.
– Посвети, дорогой. А то с ног сбился. Карту дали, а что в этой темноте увидишь…
Я различаю только массивную фигуру в телогрейке с болтающимся на груди автоматом.
– Давай под лодку залезем. Две минуты только… Ей-богу.
Под лодкой тесно и пахнет гнилым деревом. Я зажигаю фонарик. Горит
«он тускло – батарея кончается. У человека, оказывается, крупное,
«тяжелое лицо с широко расставленными глазами и мясистыми губами. На воротничке шпала. С трудом вытягивает из лопающейся от бумаг перетянутой резинкой планшетки карту.
– Вот иди разбери, – тычет он грязным ногтем в красный неровный треугольник на карте. – Карта называется! Белый квадрат вместо завода. Что тут поймешь! – и он длинно и заковыристо ругается. – Должны дивизию менять. Говорили, на переправе представитель будет. Ни души. Теперь ищи этот треугольник в городе. КП ихнее – дивизионное. Ни ориентира тебе, ничего.
Я спрашиваю, из какой он дивизии. Оказывается, комбат 1147-го полка 184-й дивизии.
– Не у вас сегодня инженера убило?
– У нас. Цыгейка. А что?
– Я на его место прислан.
– Ну!.. – крупнолицый капитан даже удивился. – Вот и хорошо. Поедешь с нами. Я один как перст остался. Комиссар в медсанбате, а начальник штаба ночью ничего не видит.
Мы вылезаем из-под лодки.
– Подожди минутку. Лошадей только проверю. А то знаешь этих старшин.
Он исчезает, точно растворяется в толпе и крике. Я ищу Валегу. Он примостился уже около каких-то ящиков и мирно спит, поджав ноги, чтоб не оттоптали. Поразительная у него способность спать в любой обстановке. Сажусь рядом. С реки тянет легкой, успокаивающей прохладой. Пахнет рыбой и нефтью. Топчутся рядом кони, позвякивая сбруей. Где-то, совсем уже далеко, все еще ищут Стеценко.
Город горит. Даже не город, а весь берег на всем охватываемом глазом расстоянии. Трудно даже сказать – пожар ли это. Это что-то большее. Так, вероятно, горит тайга – неделями, месяцами на десятки, сотни километров. Багровое клубящееся небо. Черный, точно выпиленный лобзиком силуэт горящего города. Черное и красное. Другого нет. Черный город и красное небо. И Волга красная. «Точно кровь», – мелькает в голове.
💭 отрывок из книги В. Некрасова «В окопах Сталинграда»
РУССКИЕ ПРИШЛИ.
💬Рушилась вся оборона неприятеля в Заполярье. Овладев Печенгой, советские войска устремились к норвежскому порту Киркенес. Уже форсирована последняя водная преграда к Киркенесу - Бьек-фьорд. Отовсюду поступают донесения о бесчинствах гитлеровцев в Северной Норвегии.
Озлобленные бессилием остановить наступление советских войск, гитлеровцы взрывают мосты, жгут населенные пункты, угоняют на запад мирное население и увозят в Германию награбленное добро. Командующий приказал нашему отряду высадиться на побережье «Варангер-фьорда, выйти на основную коммуникацию противника и принять все меры для спасения имущества норвежцев. И вот мы снова на полуострове Варангер, в знакомых местах, куда ходили осенью прошлого года и где знают о "сурте дьяволе". Мы спешим к порту - базе неприятеля. В попутных селениях норвежцы радушно встречают и провожают нас. Впереди - пятьдесят километров по горной дороге. Мы идем форсированным маршем, но быстрее нас несется по всему побережью Варангер-фьорда радостная молва: - Русерне ком хит!
(Русские пришли!) У доброй молвы быстрые крылья. И вот уже навстречу и следом за нами с гор спускаются скрывавшиеся от гитлеровцев норвежцы. С котомками и связками домашнего скарба идут они к своим очагам. По дороге движется несметная толпа людей, и в Киберге, к которому мы сейчас приближаемся, уже носятся слухи о многотысячной колонне советских войск. У страха глаза велики, и егеря поспешно ретировались из Киберга. - Русерне ком хит! - кричат мальчишки, бегущие нам навстречу с окраин Киберга. - Русерне ком хит! - приветствуют нас рыбаки, снимая свои широкополые шляпы. - Русерне! - удивленно и радостно улыбаются нам женщины, зовут в дом, чтобы угостить тем немногим, что еще имеется в их разоренных жилищах. Население Киберга, небольшого рыбацкого поселка, живет впроголодь. На складах, полчаса назад охранявшихся гитлеровцами, имеется мука и мясо, крупы и рыбные консервы, но норвежцы не решаются подойти к складам. Оккупанты могли их заминировать или отравить продукты. Кроме того, это воинские склады, а значит - трофеи победителей. - Русские сами решат, как поступить с этими складами, - так сказал жителям Киберга самый старый и самый уважаемый среди них рыбак. Мы открыли склады. Врачи, наш и норвежский, убедились в полной пригодности продуктов. Павел Сутягин - он был с нами в этом походе - предложил жителям Киберга взять все, в чем они нуждаются.
Когда он сказал об этом старому рыбаку, тот, робея и смущаясь, повторил предложение Сутягина, чтобы убедиться - так ли это? Правильно ли он понял русского офицера? Нет, он не ослышался. Русские только просят, чтобы все было в порядке и по
справедливости.
💭из воспоминаний В. Ленонова
💬Рушилась вся оборона неприятеля в Заполярье. Овладев Печенгой, советские войска устремились к норвежскому порту Киркенес. Уже форсирована последняя водная преграда к Киркенесу - Бьек-фьорд. Отовсюду поступают донесения о бесчинствах гитлеровцев в Северной Норвегии.
Озлобленные бессилием остановить наступление советских войск, гитлеровцы взрывают мосты, жгут населенные пункты, угоняют на запад мирное население и увозят в Германию награбленное добро. Командующий приказал нашему отряду высадиться на побережье «Варангер-фьорда, выйти на основную коммуникацию противника и принять все меры для спасения имущества норвежцев. И вот мы снова на полуострове Варангер, в знакомых местах, куда ходили осенью прошлого года и где знают о "сурте дьяволе". Мы спешим к порту - базе неприятеля. В попутных селениях норвежцы радушно встречают и провожают нас. Впереди - пятьдесят километров по горной дороге. Мы идем форсированным маршем, но быстрее нас несется по всему побережью Варангер-фьорда радостная молва: - Русерне ком хит!
(Русские пришли!) У доброй молвы быстрые крылья. И вот уже навстречу и следом за нами с гор спускаются скрывавшиеся от гитлеровцев норвежцы. С котомками и связками домашнего скарба идут они к своим очагам. По дороге движется несметная толпа людей, и в Киберге, к которому мы сейчас приближаемся, уже носятся слухи о многотысячной колонне советских войск. У страха глаза велики, и егеря поспешно ретировались из Киберга. - Русерне ком хит! - кричат мальчишки, бегущие нам навстречу с окраин Киберга. - Русерне ком хит! - приветствуют нас рыбаки, снимая свои широкополые шляпы. - Русерне! - удивленно и радостно улыбаются нам женщины, зовут в дом, чтобы угостить тем немногим, что еще имеется в их разоренных жилищах. Население Киберга, небольшого рыбацкого поселка, живет впроголодь. На складах, полчаса назад охранявшихся гитлеровцами, имеется мука и мясо, крупы и рыбные консервы, но норвежцы не решаются подойти к складам. Оккупанты могли их заминировать или отравить продукты. Кроме того, это воинские склады, а значит - трофеи победителей. - Русские сами решат, как поступить с этими складами, - так сказал жителям Киберга самый старый и самый уважаемый среди них рыбак. Мы открыли склады. Врачи, наш и норвежский, убедились в полной пригодности продуктов. Павел Сутягин - он был с нами в этом походе - предложил жителям Киберга взять все, в чем они нуждаются.
Когда он сказал об этом старому рыбаку, тот, робея и смущаясь, повторил предложение Сутягина, чтобы убедиться - так ли это? Правильно ли он понял русского офицера? Нет, он не ослышался. Русские только просят, чтобы все было в порядке и по
справедливости.
💭из воспоминаний В. Ленонова
26-я армия Юго-Западного фронта
Возглавлял оперативную группу войск фронта в период Елецкой наступательной операции с 6 по 16 декабря 1941 года, закончившейся разгромом нескольких вражеских дивизий. В результате Елецкой операции советские войска освободили 400 населённых пунктов, в том числе Елец. В середине декабря 1941 года Ф. Я. Костенко назначен командующим Юго-Западным фронтом. С апреля 1942 года — снова заместитель командующего этого фронта.
Войска под командованием Костенко сражались под Киевом, Москвой, участвовали в Курско-Обоянской, Барвенково-Лозовской и Харьковской операциях.
Фёдор Яковлевич Костенко застрелился, вместе с сыном капитаном - артиллеристом 26 мая 1942 года, будучи в окружении на Харьковском направлении. Место захоронения неизвестно.
📕Поколение Победителей
Возглавлял оперативную группу войск фронта в период Елецкой наступательной операции с 6 по 16 декабря 1941 года, закончившейся разгромом нескольких вражеских дивизий. В результате Елецкой операции советские войска освободили 400 населённых пунктов, в том числе Елец. В середине декабря 1941 года Ф. Я. Костенко назначен командующим Юго-Западным фронтом. С апреля 1942 года — снова заместитель командующего этого фронта.
Войска под командованием Костенко сражались под Киевом, Москвой, участвовали в Курско-Обоянской, Барвенково-Лозовской и Харьковской операциях.
Фёдор Яковлевич Костенко застрелился, вместе с сыном капитаном - артиллеристом 26 мая 1942 года, будучи в окружении на Харьковском направлении. Место захоронения неизвестно.
📕Поколение Победителей
МИНИРОВАНИЕ ХАРЬКОВА.
💬Я отбросил стул, сбежал по каменной лестнице в гулкий вестибюль химико-технологического института, где в заляпанной грязью шинели стоял по-мальчишески худощавый лейтенант с кирзовой полевой сумкой на боку; Рядом в такой же шинели — сержант. Лейтенант вытянулся, вскинул руку к пилотке — Товарищ полковник, разрешите доложить: спецтехника в порядке, команды потерь не имеют, готовы к выполнению боевого задания! Оба они, и лейтенант Хомнюк, и сержант Сергеев, — его помощник, едва держались на ногах от усталости.
— Спасибо, товарищи! — не по-уставному сказал я.— Молодцы! Но как вы добрались? Где были? Они добрались потому, что понимали: медлить с. доставкой спецтехники нельзя. Не стали ждать у моря погоды, а всеми правдами и неправдами дотащили машины по непролазной грязи до Купянска и навалились на военного коменданта. Тот погрузил напористых саперов в вагоны и прицепил к первому же эшелону, идущему в Харьков. Отбыли вовремя: снова гремели зенитки, отражая очередной воздушный налет. Лейтенант Хомнюк не успел закончить рассказ, как в вестибюль вбежал Владимир Петрович Ястребов. Я — не в силах описать гамму чувств, отразившихся на его измученном ожиданием лице.
Минируем Харьков казалось, теперь, когда вся оперативная группа — в сборе, можно вздохнуть посвободнее, почувствовать себя уверенней. Не тут-то было! Сначала выяснилось, что, несмотря на все усилия харьковчан, мы не сможем получить необходимое количество мин замедленного действия и что вместо трехсот тонн взрывчатых веществ получим не более ста. Затем воентехник Леонов доложил, что один из поставленных на испытание электрохимических взрывателей-замедлителей сработал раньше срока. Пришлось срочно заняться конструированием и изготовлением надежных предохранителей с большими сроками замедления: иначе ставить мощные мины на важных объектах в собственном тылу невозможно! На заседании Военного совета нас упрекнули в нерасторопности и неподготовленности. Н. С. Хрущев сказал, что войска должны всегда иметь готовые взрывные средства
«заграждения. Я ответил, что много лет пытаюсь добиться этого, но безуспешно.— Значит, нужно было обратиться прямо к товарищу Сталину!— Я пытался, но письмо до товарища Сталина не дошло, вернулось обратно в ГВИУ для принятия мер, — Приготовьте доклад о положении дел е минно-взрывными заграждениями, сошлитесь на опыт минирования в Харькове, мы отправим доклад в ГКО! Требуемый доклад мы с генералом Невским подготовили и представили в Военный совет фронта быстро. Да и время не позволяло медлить: из вечерней сводки Совинформбюро за 7 октября мы узнали, что на фронтах появились брянское и вяземское направления. В те дни были обнаружены и признаки наблюдения за работой минеров со стороны вражеской агентуры. Немедленно были приняты меры к дезориентации соглядатаев врага. Прежде всего усилили минирование «макетами»: ложные мины надежно маскируют боевые, сбивают противника с толку, вынуждают при разминировании распылять силы, притупляют бдительность чужих саперов и способствуют нанесению им урона. Но наибольшую осторожность, наибольшую бдительность проявляли мы в те дни при установке в городе и ближайших его окрестностях мин, управляемых по радио. Радиомина в особняке Хрущева Уже 3 октября я получил новый приказ: поставить радиомину в доме № 17 по улице Дзержинского.
💭 воспоминания И. Старинова
💬Я отбросил стул, сбежал по каменной лестнице в гулкий вестибюль химико-технологического института, где в заляпанной грязью шинели стоял по-мальчишески худощавый лейтенант с кирзовой полевой сумкой на боку; Рядом в такой же шинели — сержант. Лейтенант вытянулся, вскинул руку к пилотке — Товарищ полковник, разрешите доложить: спецтехника в порядке, команды потерь не имеют, готовы к выполнению боевого задания! Оба они, и лейтенант Хомнюк, и сержант Сергеев, — его помощник, едва держались на ногах от усталости.
— Спасибо, товарищи! — не по-уставному сказал я.— Молодцы! Но как вы добрались? Где были? Они добрались потому, что понимали: медлить с. доставкой спецтехники нельзя. Не стали ждать у моря погоды, а всеми правдами и неправдами дотащили машины по непролазной грязи до Купянска и навалились на военного коменданта. Тот погрузил напористых саперов в вагоны и прицепил к первому же эшелону, идущему в Харьков. Отбыли вовремя: снова гремели зенитки, отражая очередной воздушный налет. Лейтенант Хомнюк не успел закончить рассказ, как в вестибюль вбежал Владимир Петрович Ястребов. Я — не в силах описать гамму чувств, отразившихся на его измученном ожиданием лице.
Минируем Харьков казалось, теперь, когда вся оперативная группа — в сборе, можно вздохнуть посвободнее, почувствовать себя уверенней. Не тут-то было! Сначала выяснилось, что, несмотря на все усилия харьковчан, мы не сможем получить необходимое количество мин замедленного действия и что вместо трехсот тонн взрывчатых веществ получим не более ста. Затем воентехник Леонов доложил, что один из поставленных на испытание электрохимических взрывателей-замедлителей сработал раньше срока. Пришлось срочно заняться конструированием и изготовлением надежных предохранителей с большими сроками замедления: иначе ставить мощные мины на важных объектах в собственном тылу невозможно! На заседании Военного совета нас упрекнули в нерасторопности и неподготовленности. Н. С. Хрущев сказал, что войска должны всегда иметь готовые взрывные средства
«заграждения. Я ответил, что много лет пытаюсь добиться этого, но безуспешно.— Значит, нужно было обратиться прямо к товарищу Сталину!— Я пытался, но письмо до товарища Сталина не дошло, вернулось обратно в ГВИУ для принятия мер, — Приготовьте доклад о положении дел е минно-взрывными заграждениями, сошлитесь на опыт минирования в Харькове, мы отправим доклад в ГКО! Требуемый доклад мы с генералом Невским подготовили и представили в Военный совет фронта быстро. Да и время не позволяло медлить: из вечерней сводки Совинформбюро за 7 октября мы узнали, что на фронтах появились брянское и вяземское направления. В те дни были обнаружены и признаки наблюдения за работой минеров со стороны вражеской агентуры. Немедленно были приняты меры к дезориентации соглядатаев врага. Прежде всего усилили минирование «макетами»: ложные мины надежно маскируют боевые, сбивают противника с толку, вынуждают при разминировании распылять силы, притупляют бдительность чужих саперов и способствуют нанесению им урона. Но наибольшую осторожность, наибольшую бдительность проявляли мы в те дни при установке в городе и ближайших его окрестностях мин, управляемых по радио. Радиомина в особняке Хрущева Уже 3 октября я получил новый приказ: поставить радиомину в доме № 17 по улице Дзержинского.
💭 воспоминания И. Старинова
Какие бомбардировщики Красной Армии бомбили Берлин в 1941 году?
Anonymous Quiz
20%
Ту-2
23%
Пе-2
56%
ДБ-3
Вызываем прошлое на себя (Блокада Ленинграда)
Маргачёв
РАССЕКРЕЧЕНО.
💬По истечении срока секретности, были оглашены некоторые английские правительственные документы 1940 года. Документы рассказали, что, находясь в состоянии войны с Германией, в те самые месяцы. когда гитлеровцы заканчивали подготовку вторжения во Францию и подготовку бомбардировок Англии, английское правительство готовилось к нападению на СССР.
«Самым действенным путем, каким мы могли бы нанести удар России, было бы нападение на кавказские нефтепромыслы, откуда Россия получает 80 процентов своей нефти...
- так записано в протоколе заседания военно-го комитета Англии от 12 марта 1940 года. По подсчетам штаба военно-воздушных сил, три эскадрильи бомбардировщиков, действуя на протяжении от шести недель до трех месяцев, могут вывести нефтепромыслы из строя».
К протоколу подшиты подробные карты обьектов бомбежки городов Баку, Батуми, Грозного, Майкопа.
📕Поколение Победителей
💬По истечении срока секретности, были оглашены некоторые английские правительственные документы 1940 года. Документы рассказали, что, находясь в состоянии войны с Германией, в те самые месяцы. когда гитлеровцы заканчивали подготовку вторжения во Францию и подготовку бомбардировок Англии, английское правительство готовилось к нападению на СССР.
«Самым действенным путем, каким мы могли бы нанести удар России, было бы нападение на кавказские нефтепромыслы, откуда Россия получает 80 процентов своей нефти...
- так записано в протоколе заседания военно-го комитета Англии от 12 марта 1940 года. По подсчетам штаба военно-воздушных сил, три эскадрильи бомбардировщиков, действуя на протяжении от шести недель до трех месяцев, могут вывести нефтепромыслы из строя».
К протоколу подшиты подробные карты обьектов бомбежки городов Баку, Батуми, Грозного, Майкопа.
📕Поколение Победителей
КОМАНДИР.
💬Молодого студента назначили командиром роты разведчиков. Рота восприняла это назначение враждебно. Сибиряки-охотники, недавние уголовники, опытные, видавшие виды ребята и мужики, решили сразу же проучить желторотого мальчишку. А командир точно был молод: на верхней губе его только-только начинал пробиваться золотистый волос. Глаза совсем мальчишеские, синие-синие, румянец во всю щеку, как у девушки.
Однажды заходит командир в землянку, слышит: смеются над ним. Хорошо же. Он вызывает самого, как ему казалось, зловредного, говорит:
— Пойдешь сейчас со мной в разведку.
Пошли. Командир среди дня идет во весь рост. Пули сыплются. Дальше ползти невозможно, не то что идти. Солдату кажется — мальчишка с ума сошел. Умоляет переждать.
— Иди, — отвечает командир, — не то пристрелю на месте.
Так они перешли линию. Все разузнали, что надо. Пора было возвращаться домой. Но самолюбивый командир, обладавший незаурядной волей, решил навсегда покончить с насмешками над собой. Он решил уничтожить дзот. В темноте подкрались к выходу. Командир заколол часового. Без шума не обошлось. Выбежал немец, бросился на нашего солдата. Тому бы и смерть. Но выручил командир. Закидав гранатами дзот, они вернулись в роту.
Когда товарищи, рассчитывая услышать от солдата новые насмешки над мальчишкой-командиром, попросили рассказать его про разведку, солдат, ни слова не говоря, устало снял с головы шапку: голова его была седая.
С тех пор никто не смеялся над молодым командиром, а бойцы про себя называли его «синеглазым орлом».
💭отрывок из книги Ф. Абрамова «моя война в СМЕРШЕ»
💬Молодого студента назначили командиром роты разведчиков. Рота восприняла это назначение враждебно. Сибиряки-охотники, недавние уголовники, опытные, видавшие виды ребята и мужики, решили сразу же проучить желторотого мальчишку. А командир точно был молод: на верхней губе его только-только начинал пробиваться золотистый волос. Глаза совсем мальчишеские, синие-синие, румянец во всю щеку, как у девушки.
Однажды заходит командир в землянку, слышит: смеются над ним. Хорошо же. Он вызывает самого, как ему казалось, зловредного, говорит:
— Пойдешь сейчас со мной в разведку.
Пошли. Командир среди дня идет во весь рост. Пули сыплются. Дальше ползти невозможно, не то что идти. Солдату кажется — мальчишка с ума сошел. Умоляет переждать.
— Иди, — отвечает командир, — не то пристрелю на месте.
Так они перешли линию. Все разузнали, что надо. Пора было возвращаться домой. Но самолюбивый командир, обладавший незаурядной волей, решил навсегда покончить с насмешками над собой. Он решил уничтожить дзот. В темноте подкрались к выходу. Командир заколол часового. Без шума не обошлось. Выбежал немец, бросился на нашего солдата. Тому бы и смерть. Но выручил командир. Закидав гранатами дзот, они вернулись в роту.
Когда товарищи, рассчитывая услышать от солдата новые насмешки над мальчишкой-командиром, попросили рассказать его про разведку, солдат, ни слова не говоря, устало снял с головы шапку: голова его была седая.
С тех пор никто не смеялся над молодым командиром, а бойцы про себя называли его «синеглазым орлом».
💭отрывок из книги Ф. Абрамова «моя война в СМЕРШЕ»
30 мая 1944 года в бою под селом Редиул-Алдей (севернее города Яссы, Румыния) против 1-й стрелковой роты 857-го стрелкового полка, где действовал Ахтямов, противник бросил в бой больше батальона пехоты и 8 танков. Танки противника приблизились к траншее 1 -и стрелковой роты и попытались двигаться по фронту роты вдоль траншей и расстреливать наших бойцов, находящихся в траншеях. Первый танк направился вдоль фронта роты и немецкие автоматчики находившиеся в танке, открыли люки башен и стали в упор расстреливать наших бойцов.
Рядовой Ахтямов выскочил из траншеи и бросился с противотанковой гранатой под танк, подорвав его. Оставшиеся танки изменили направление, переехали через траншеи и направились в глубь нашей обороны. Бойцы отсекли пехоту противника от танков и задержали ее наступление. Таким образом, рядовой Ахтямов своим геройским поступком спас жизни нескольких десятков бойцов.#Героивойны
📕Поколение Победителей
Рядовой Ахтямов выскочил из траншеи и бросился с противотанковой гранатой под танк, подорвав его. Оставшиеся танки изменили направление, переехали через траншеи и направились в глубь нашей обороны. Бойцы отсекли пехоту противника от танков и задержали ее наступление. Таким образом, рядовой Ахтямов своим геройским поступком спас жизни нескольких десятков бойцов.#Героивойны
📕Поколение Победителей
ВСЕ НА «Г»
💬Осваивая книги, написанные полководцами Великой Отечественной войны, историками, вы сможете узнать подробности предвоенных дней и часов, а также обстоятельства, обусловившие запоздалое приведение войск в полную боевую готовность. Кратко суть этих обстоятельств можно представить по двум свидетельствам из книги Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления». Вот что написано там об Иосифе Виссарионовиче Сталине, стоявшем тогда во главе государства, без чьего одобрения никакие важные решения не принимались: «Все его помыслы и действия были пронизаны желанием избежать войны и уверенностью в том, что это ему удастся». Основания для такой уверенности, казалось, были. Не самоубийцы же Гитлер, Геринг, Геббельс! Уже находясь в состоянии войны с Англией и напав на СССР, они поставят Германию между двух фронтов.
Да и один Советский Союз сильнее Германии, война против него - авантюра... Увы! Фашистские главари не считались с обьективной логикой, У них была своя логика, логика авантюристов. И вся троица окажется именно самоубийцами, все трое в момент краха раскусят ампулы с ядом.
📕Поколение Победителей
💬Осваивая книги, написанные полководцами Великой Отечественной войны, историками, вы сможете узнать подробности предвоенных дней и часов, а также обстоятельства, обусловившие запоздалое приведение войск в полную боевую готовность. Кратко суть этих обстоятельств можно представить по двум свидетельствам из книги Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления». Вот что написано там об Иосифе Виссарионовиче Сталине, стоявшем тогда во главе государства, без чьего одобрения никакие важные решения не принимались: «Все его помыслы и действия были пронизаны желанием избежать войны и уверенностью в том, что это ему удастся». Основания для такой уверенности, казалось, были. Не самоубийцы же Гитлер, Геринг, Геббельс! Уже находясь в состоянии войны с Англией и напав на СССР, они поставят Германию между двух фронтов.
Да и один Советский Союз сильнее Германии, война против него - авантюра... Увы! Фашистские главари не считались с обьективной логикой, У них была своя логика, логика авантюристов. И вся троица окажется именно самоубийцами, все трое в момент краха раскусят ампулы с ядом.
📕Поколение Победителей
ТОТ ДЕНЬ.
💬Почему гитлеровцы избрали началом войны 22 июня? В тот раз этот день был воскресным. Уже с субботы в стране все настраивались на отдых, учреждения закрывались. День отдыха полагался и командирам воинских частей. Сержанты и рядовые красноармейцы получали увольнение. Воскресенье как бы автоматически понижало боеготовность и армии и всего народа. Еще одна причина: в двадцатых числах июня самое долгое светлое время суток.
Для армии, которая готовится наступать в быстром темпе, это очень важно: летчикам, танкистам, артиллеристам все видно, они могут действовать 17-18 часов в сутки. Отступающая сторона не имеет времени даже для сна.
📕Поколение Победителей
💬Почему гитлеровцы избрали началом войны 22 июня? В тот раз этот день был воскресным. Уже с субботы в стране все настраивались на отдых, учреждения закрывались. День отдыха полагался и командирам воинских частей. Сержанты и рядовые красноармейцы получали увольнение. Воскресенье как бы автоматически понижало боеготовность и армии и всего народа. Еще одна причина: в двадцатых числах июня самое долгое светлое время суток.
Для армии, которая готовится наступать в быстром темпе, это очень важно: летчикам, танкистам, артиллеристам все видно, они могут действовать 17-18 часов в сутки. Отступающая сторона не имеет времени даже для сна.
📕Поколение Победителей
ДВОЕ.
Окончание.
💬Дышать становилось трудно, воздух выходил. Это была какая-то зловонная парильня, будто тебя варят в котле. От захлебывающегося стона и бреда девушки можно было сойти с ума. Работа осложнялась еще и тем, что отрываемый песок приходилось выгребать в землянку, на что уходил двойной труд. Я знал, что останавливаться нельзя, потому что это означало бы смерть. Остановившись, я уже не смог бы начать снова. Ужас голодной и подземельной смерти перегнал всю энергию тела в руки, и, хотя они совершенно онемели, я рыл и рыл.
Вдруг я услышал пальбу над головой. Значит, близко поверхность! Действительно, в ту же секунду на мою голову рухнула подкопанная земля, и я, как мешок, вывалился из дыры. Потом, когда ко мне вернулась способность соображать, мне послышалось, что кто-то говорит. После мучительного напряжения мой слух уловил чужие слова, немецкие.
Итак, окоп был занят немцами. Это было ужасно! То, что минуту назад казалось спасением, было нашей смертью. Последние минуты, проведенные мною в землянке, помню совсем смутно. Это открытие убило меня, только вспыхнувшая надежда на спасение была выжжена безысходным трагизмом положения. Но хлынувший сверху воздух, влажный, полевой, немного освежил меня. Тем не менее у меня начались галлюцинации. Кошмар, которому я так долго сопротивлялся, наконец вошел в силу…
Я не помню, что было далее. Вероятно, проблески сознания все же появлялись. Я ощутил себя ползущим по земле с ножом в зубах. Левая рука вышла из повиновения и волоклась, как плеть. Падал дождь. Окоп пылал от вспышек пулеметов. Наши атаковали его. Со всех сторон неслось мощное «ура». Тогда мне стало понятно, почему в зубах у меня нож. Наверно, в один из моментов прояснения я решил вылезть из норы и броситься с ножом на немцев. По крайней мере, это была почетная смерть.
А теперь, теперь в голове установилась удивительная четкость мысли, и невероятная слабость, сонливая, без боли, разлилась по всему телу. Медленно, как щенок, я полз по брустверу окопа к ближнему пулемету. Должно быть, это была интересная картинка: с одной рукой, голый по пояс, полубезумный человек ползет на пулемет.
Я уже был метрах в десяти, уже различал лица пулеметчиков, как что-то тяжелое хлопнуло по голове. Я потерял сознание. А очнулся в госпитале.
Предыстория
💭 из воспоминаний разведчика Ф. Абрамова
Окончание.
💬Дышать становилось трудно, воздух выходил. Это была какая-то зловонная парильня, будто тебя варят в котле. От захлебывающегося стона и бреда девушки можно было сойти с ума. Работа осложнялась еще и тем, что отрываемый песок приходилось выгребать в землянку, на что уходил двойной труд. Я знал, что останавливаться нельзя, потому что это означало бы смерть. Остановившись, я уже не смог бы начать снова. Ужас голодной и подземельной смерти перегнал всю энергию тела в руки, и, хотя они совершенно онемели, я рыл и рыл.
Вдруг я услышал пальбу над головой. Значит, близко поверхность! Действительно, в ту же секунду на мою голову рухнула подкопанная земля, и я, как мешок, вывалился из дыры. Потом, когда ко мне вернулась способность соображать, мне послышалось, что кто-то говорит. После мучительного напряжения мой слух уловил чужие слова, немецкие.
Итак, окоп был занят немцами. Это было ужасно! То, что минуту назад казалось спасением, было нашей смертью. Последние минуты, проведенные мною в землянке, помню совсем смутно. Это открытие убило меня, только вспыхнувшая надежда на спасение была выжжена безысходным трагизмом положения. Но хлынувший сверху воздух, влажный, полевой, немного освежил меня. Тем не менее у меня начались галлюцинации. Кошмар, которому я так долго сопротивлялся, наконец вошел в силу…
Я не помню, что было далее. Вероятно, проблески сознания все же появлялись. Я ощутил себя ползущим по земле с ножом в зубах. Левая рука вышла из повиновения и волоклась, как плеть. Падал дождь. Окоп пылал от вспышек пулеметов. Наши атаковали его. Со всех сторон неслось мощное «ура». Тогда мне стало понятно, почему в зубах у меня нож. Наверно, в один из моментов прояснения я решил вылезть из норы и броситься с ножом на немцев. По крайней мере, это была почетная смерть.
А теперь, теперь в голове установилась удивительная четкость мысли, и невероятная слабость, сонливая, без боли, разлилась по всему телу. Медленно, как щенок, я полз по брустверу окопа к ближнему пулемету. Должно быть, это была интересная картинка: с одной рукой, голый по пояс, полубезумный человек ползет на пулемет.
Я уже был метрах в десяти, уже различал лица пулеметчиков, как что-то тяжелое хлопнуло по голове. Я потерял сознание. А очнулся в госпитале.
Предыстория
💭 из воспоминаний разведчика Ф. Абрамова
Мы, наше отделение студентов-филологов, охраняли минное поле — большой, покрытый сочной травой луг, примыкавший к речке.
Передовая была где-то впереди, за речкой, и оттуда естественно шли отступавшие — группами, одиночками, и наша задача была предупреждать своих.
Жили в сарае на сеновале, потому что единственный домик был сожжен еще до нашего прихода. Мы страшно мерзли и питались главным образом огородишком: картошкой, репой, морковкой.
Но со всем этим можно было еще мириться. Страшнее всего была неизвестность. Угнетала неизвестность.
Мы уже три дня не имели связи со своей ротой, оставшейся где-то за картофельником на опушке леса, и там уже третий день горела неубранная рожь. Где наши? Может быть, ушли? Может, отступили? И мы в окружении?
Кругом были пожары. Рвались снаряды, шел бой. И мы сидели у этого минного поля и ждали команды, когда нас снимут.
Смотри, смотри! Что это? — шепотом воскликнул Рогинский.
Меня изумил этот восторженный шепот, так не вяжущийся с нынешним Рогинским, и я, кажется, сперва взглянул не туда, куда он указывал, а на Рогинского.
Он лежал, вытянув шею, и во все глаза, как на чудо, смотрел на луг. И там действительно было чудо: по лугу бежала белая лошадь! Не знаю, может, в том виновата внезапность ее появления, неожиданность, может быть, виновата война, которая сделала нас тупыми, а может быть, солнце виновато, которое вышло из-за леса. Но мне показалось, что я еще ничего подобного не видал в своей жизни.
Лошадь бежала серединой луга — легкая, грациозная, грива и хвост распущены, тонкие ноги не хватают земли. Румяная заря. Я не успел подумать, откуда эта лошадь. Как раздался оглушительный взрыв. Когда земля осела, мы увидели лошадь лежащей на лугу. Она била ногами.Грязная. Подкова сверкала. Потом лошадь поднялась на колени передних ног и жалобно заржала.
— Надо ей помочь, — сказал Рогинский и начал вставать.
— Идиот! Как ей поможешь! Может, к ней побежишь?
Я был в полном отчаянии. Я не знал, что делать. А между тем лошадь повалилась, стала жалобно ржать, словно она призывала нас на помощь.
— Стреляй! — закричал от сарая помкомвзвода. У сарая, привлеченные взрывом, стояли все ребята нашего отделения. Помкомвзвода, как и другие, выбежал. Нервы не выдержали и у него.
Я щелкнул затвором. И вдруг Рогинский, этот жалкий ублюдок, вскочил на ноги и бросился на луг.
— Назад, назад! — закричал я. — Стой, убьёт. — И то же примерно закричали ребята от сарая. А Рогинский бежал по полю, прямо по минному полю, и башмаки бухали, как пушки.
Что я пережил, передумал за эти несколько секунд. Это невозможно передать словом. Об этом можно только догадываться. Я, конечно, ругал Рогинского самыми последними словами: идиот! Кретин безмозглый, психопат, интеллигент сопливый. Не выдержал.
Но я и восхищался им. Где-то в подсознании. Безусловно. Это ведь какую надо иметь отвагу, чтобы броситься на минное поле ради лошади на верную смерть. Если бы это был человек, я бы еще понимал…
Ребята смотрели, застыв у сарая, и я смотрел. А потом я побежал вслед за ним. Не от храбрости, нет. От дыбом поднявшейся во мне гордости, честолюбия. Я знал, что если я не кинусь вслед за ним, я никогда не прощу этого себе. Никогда. Мне не жить с этим. Да и ребята мне не простят, если что-нибудь случится с Рогинским.
Судьба на этот раз сжалилась над нами. Мы, наверно, не сделали и десяти-пятнадцати шагов по минному полю, как раздался страшный взрыв. Рогинский упал на землю, а я, бежавший сзади него, упал на него.
Подорвалась лошадь.
Передовая была где-то впереди, за речкой, и оттуда естественно шли отступавшие — группами, одиночками, и наша задача была предупреждать своих.
Жили в сарае на сеновале, потому что единственный домик был сожжен еще до нашего прихода. Мы страшно мерзли и питались главным образом огородишком: картошкой, репой, морковкой.
Но со всем этим можно было еще мириться. Страшнее всего была неизвестность. Угнетала неизвестность.
Мы уже три дня не имели связи со своей ротой, оставшейся где-то за картофельником на опушке леса, и там уже третий день горела неубранная рожь. Где наши? Может быть, ушли? Может, отступили? И мы в окружении?
Кругом были пожары. Рвались снаряды, шел бой. И мы сидели у этого минного поля и ждали команды, когда нас снимут.
Смотри, смотри! Что это? — шепотом воскликнул Рогинский.
Меня изумил этот восторженный шепот, так не вяжущийся с нынешним Рогинским, и я, кажется, сперва взглянул не туда, куда он указывал, а на Рогинского.
Он лежал, вытянув шею, и во все глаза, как на чудо, смотрел на луг. И там действительно было чудо: по лугу бежала белая лошадь! Не знаю, может, в том виновата внезапность ее появления, неожиданность, может быть, виновата война, которая сделала нас тупыми, а может быть, солнце виновато, которое вышло из-за леса. Но мне показалось, что я еще ничего подобного не видал в своей жизни.
Лошадь бежала серединой луга — легкая, грациозная, грива и хвост распущены, тонкие ноги не хватают земли. Румяная заря. Я не успел подумать, откуда эта лошадь. Как раздался оглушительный взрыв. Когда земля осела, мы увидели лошадь лежащей на лугу. Она била ногами.Грязная. Подкова сверкала. Потом лошадь поднялась на колени передних ног и жалобно заржала.
— Надо ей помочь, — сказал Рогинский и начал вставать.
— Идиот! Как ей поможешь! Может, к ней побежишь?
Я был в полном отчаянии. Я не знал, что делать. А между тем лошадь повалилась, стала жалобно ржать, словно она призывала нас на помощь.
— Стреляй! — закричал от сарая помкомвзвода. У сарая, привлеченные взрывом, стояли все ребята нашего отделения. Помкомвзвода, как и другие, выбежал. Нервы не выдержали и у него.
Я щелкнул затвором. И вдруг Рогинский, этот жалкий ублюдок, вскочил на ноги и бросился на луг.
— Назад, назад! — закричал я. — Стой, убьёт. — И то же примерно закричали ребята от сарая. А Рогинский бежал по полю, прямо по минному полю, и башмаки бухали, как пушки.
Что я пережил, передумал за эти несколько секунд. Это невозможно передать словом. Об этом можно только догадываться. Я, конечно, ругал Рогинского самыми последними словами: идиот! Кретин безмозглый, психопат, интеллигент сопливый. Не выдержал.
Но я и восхищался им. Где-то в подсознании. Безусловно. Это ведь какую надо иметь отвагу, чтобы броситься на минное поле ради лошади на верную смерть. Если бы это был человек, я бы еще понимал…
Ребята смотрели, застыв у сарая, и я смотрел. А потом я побежал вслед за ним. Не от храбрости, нет. От дыбом поднявшейся во мне гордости, честолюбия. Я знал, что если я не кинусь вслед за ним, я никогда не прощу этого себе. Никогда. Мне не жить с этим. Да и ребята мне не простят, если что-нибудь случится с Рогинским.
Судьба на этот раз сжалилась над нами. Мы, наверно, не сделали и десяти-пятнадцати шагов по минному полю, как раздался страшный взрыв. Рогинский упал на землю, а я, бежавший сзади него, упал на него.
Подорвалась лошадь.
ТРОФЕЙ.
💬Из наградного листа:"
13 июля 1942 года, в р-не Н-МИТЯКИНСКОЕ 2-е, танк "КВ" л-нта КОНОВАЛОВА стоял из-за неисправности после боя.
💬Из наградного листа:"
13 июля 1942 года, в р-не Н-МИТЯКИНСКОЕ 2-е, танк "КВ" л-нта КОНОВАЛОВА стоял из-за неисправности после боя.
Telegraph
Трофей
Из наградного листа:"Танк "КВ" л-нта КОНОВАЛОВА стоял из-за неисправности после боя. Экипаж своими силами восстанавливал танк. В это время показалось 2 немецкие бронемашины. Тов. КОНОВАЛОВ немедленно открыл огонь и 1 машина была подожжена, вторая поспешно…
О ВОЙНЕ.
💬О чем думает солдат на войне? О доме, о прошлом, и главное — о женщине, о девушке. Тоска неизбывная… У нас в литературе об этом умалчивают.
Солдат мысленно оглядывает всю свою жизнь, строго судит свои поступки и дает слово исправиться. Так думает, вдруг снаряд, пуля — и нет человека.
На войне человек добреет по отношению к своим, родным и звереет по отношению к врагу.
Человек на войне — поистине игрушка. Идет, сидит, поет, думает — вдруг хлоп снаряд, и нет ничего от человека.
Двое-трое стоят в глубоком окопе — бруствере. Курят. Пуля пробивает одному голову. Он не меняет позы. Папироса дымится во рту, потом гаснет.
Товарищ зовет его, не отвечает. Подносит к папиросе спичку. В темноте освещается лицо, на нем мертвые стеклянные глаза.
Раненый солдат (я), лежа в воронке от снаряда, полузасыпанный землей и снегом, вспоминает, о чем думал раненый Андрей Болконский. И ему страстно хочется высокого, чистого, синего неба. Он с усилием устремляет глаза кверху, но там — серая, грязная муть.
💭из солдатских записей
📕Поколение Победителей
💬О чем думает солдат на войне? О доме, о прошлом, и главное — о женщине, о девушке. Тоска неизбывная… У нас в литературе об этом умалчивают.
Солдат мысленно оглядывает всю свою жизнь, строго судит свои поступки и дает слово исправиться. Так думает, вдруг снаряд, пуля — и нет человека.
На войне человек добреет по отношению к своим, родным и звереет по отношению к врагу.
Человек на войне — поистине игрушка. Идет, сидит, поет, думает — вдруг хлоп снаряд, и нет ничего от человека.
Двое-трое стоят в глубоком окопе — бруствере. Курят. Пуля пробивает одному голову. Он не меняет позы. Папироса дымится во рту, потом гаснет.
Товарищ зовет его, не отвечает. Подносит к папиросе спичку. В темноте освещается лицо, на нем мертвые стеклянные глаза.
Раненый солдат (я), лежа в воронке от снаряда, полузасыпанный землей и снегом, вспоминает, о чем думал раненый Андрей Болконский. И ему страстно хочется высокого, чистого, синего неба. Он с усилием устремляет глаза кверху, но там — серая, грязная муть.
💭из солдатских записей
📕Поколение Победителей
