Проблема вращающихся дверей: чем занимаются чиновники после отставки

А вы когда-нибудь задумывались о том, что происходит с членами правительства после истечения срока их полномочий? Мне пришлось, пока писал магистерскую про ротацию элит в автократиях (кстати, закончил, и теперь снова буду постить тексты здесь). В политической науке этот вопрос обсуждается в основном в контексте демократических режимов и тесно связан с так называемой проблемой «вращающихся дверей».

Объясню на примерах: около половины всех министров, работавших в составе правительстве Великобритании при Терезе Мэй или Борисе Джонсоне, в последствии получили новую работу в том же секторе, регулированием которого занимались. То есть, если вы были министром здравоохранения, то с высокой долей вероятности после отставки вы займете должность в крупной фармакологической компании. Казалось бы, в этом есть определенные плюсы: специалисты с большим опытом и навыками должны принести в отрасль новые знания и способствовать гармоничному взаимодействию государства и бизнеса.

Но издержек все же больше:

🤝 Часто выходцы из госуправления получают работу в частном секторе только из-за своих связей, которые позволяют эффективно лоббировать интересы компании. Тем самым нарушается принцип справедливой конкуренции. Ну разве можно отказать своей вчерашней начальнице, если она по-дружески просит дать информацию о деталях готовящегося госконтракта?

💸 Чиновники могут создавать преференции для своего будущего работодателя еще до увольнения с должности. Так, в 2001 году Комиссия по ценным бумагам и биржам США прекратила расследование в отношении Deutsche Bank, а спустя всего несколько месяцев директор этой же комиссии получил работу в том же банке. И таких примеров множество.

Просачиваясь в медиа, подобные сюжеты укрепляют представления о порочном симбиозе бизнеса и политики у и без того разочарованных в легитимности системы сегментов электората. Популисты (что бы мы ни подразумевали под этим термином) получают дополнительные очки поддержки. Чтобы хоть как-то бороться с этой проблемой, многие страны устанавливают обязательные перерывы, которые экс-чиновник должен брать перед началом де-факто лоббистской деятельности. Такие ограничения действуют почти во всех американских штатах, например, во Флориде необходимый перерыв достигает 6 лет.

В авторитарных режимах элиты после отставки заинтересованы скорее не в переходе на работу в частный сектор, а сохранении позиции в системе государственного управления, выборных органах власти или госбизнесе. Вероятно, это обусловлено в том числе желанием обеспечить себе относительный иммунитет от преследования. В автократиях есть большие проблемы с верховенством закона, поэтому после потери поста в правительстве чиновники рискуют столкнуться с тем, что кто-то «спросит» с них за использование должности в целях личного обогащения или просто отказа играть по чужим правилам.

Анализ карьерных треков российских экс-министров с 1991 по 2017 год (всего — 245 случаев) свидетельствует о том, что 58 из них после отставки имели опыт работы в административных органах власти (в том числе 24 человека — в Администрации Президента), 27 — в Федеральном собрании (Госдума + Совфед), 64 — в бизнесе (в основном окологосударственном), 33 — в науке и образовании. Но так было не всегда, в конце 80-ых и 90-е годы члены федеральной элиты имели высокие шансы на полную декооптацию и потерю связи с государством, 1999 год стал первым, когда, согласно анализу Крыштановской и Уайта, ни один из российских нобилей не был полностью исключен.

В целом, с точки зрения автократа такая стратегия крайне выгодна. Если чиновник не теряет иммунитет от преследования и доступ к ресурсам даже после отставки, то его или ее стимулы бросать сложившемуся режиму вызов будут значительно ниже.

В США ограничили право на аборт: почему этому не стоит удивляться

24 июня Верховный суд США отменил решение по делу почти 50-летней давности, которое делало право на аборт конституционным. Теперь вопрос о легальности искусственного прерывания беременности будет рассматриваться на уровне штатов: известно, что как минимум восемь из них уже вводят официальный запрет. Сразу несколько человек спрашивало меня о том, как это вообще стало возможным. А я не понимаю, как отвечать на такие вопросы. Кажется, что они базируются на склонности вестернизированной прослойки жителей развивающихся стран идеализировать общественную жизнь в США.

Вкратце, отмена конституционного статуса права на аборт — вопрос исключительно политический. Благодаря стараниям Дональда Трампа 6 из 9 верховных судей США — консерваторы. Их недавнее решение — просто реализация давно сформированного в американском обществе запроса. Соединенные Штаты все еще остаются крайне религиозной страной, в 2021 году 63% американцев идентифицировало себя как христиан, как атеистов — только 29%. Для сравнения, согласно данным ВЦИОМ, в том же году 67% граждан России относило себя к христианам, к атеизму склонялось около 20%. И в США, и в России число верующих снижается, а атеистов — растет, но разрыв между странами все еще остается небольшим. Именно религия (а не гендер) является основным фактором, который лучше всего определяет, будет ли американец поддерживать или осуждать право на аборты. Ядерная аудитория «за запрет» — белые евангелисты 56+ и настолько же белые протестанты в возрасте 18-55 лет (смотрите картиночку) ⬇️

Означает ли это, что американские избиратели действительно сопоставляют предлагаемое государством регулирование и свои религиозные взгляды, чтобы озвучить предпочтения? Нет. Большинство людей, как правило, не сильно вовлечено в политику. Религиозная идентичность у избирателей актуализируется политическими предпринимателями в нужный для них момент. Так произошло и с правом на аборты. Взгляды на этот вопрос — одно из ключевых различий между консерваторами и демократами США. Партиям нужны основания для мобилизации электората, отличный способ заставить своих сторонников посетить избирательные участки — обратиться к их религиозным чувствам и объяснить, что в случае неявки на выборы их право на приверженность определенным ценностям будет нарушено. В ноябре в США состоятся выборы в Конгресс. Вероятно, риторика демократических и консервативных лидеров будет во многом сконцентрирована именно на этом вопросе 🙊

К слову, запрет на аборт вообще не может быть обоснован чем-либо, кроме апелляции к ценностным установкам (например: «Христианин не может вкладывать свои налоги в убийство детей»). Статистика говорит нам о том, что рестриктивная политика в этой области в среднем лишь незначительно снижает число абортов. Как понятно из второй и третьей картинки ниже, есть множество стран, где женщины массово прерывают беременность даже несмотря на строгие запреты. При этом количество травм, которые они получают в подпольных клиниках или при проведении операции на дому, очевидно, значительно растет.

В любой стране мира живут люди с самыми разными предпочтениями. В любой стране мира их интересы могут быть использованы для достижения конкретных политических целей. Разница состоит лишь в том, что в США и ряде других стран созданы работающие институты, которые способны уравновешивать устремления общественных групп и приводить их к компромиссу. Решение Верховного суда — не конечная точка дискуссии по праву на аборт в США, за «наступлением» консерваторов последует ответ со стороны демократической партии, что, в конечном счете, приведет к формированию нового равновесия.

Как экологические проблемы заставляют браться за оружие

Кажется, в 2022 году все понимают, что экология — это важно. Но чаще всего мы обсуждаем эту проблему в терминах неопределенного будущего. Мол, если не начать заниматься глобальным потеплением прямо сейчас, то через несколько десятилетий прибрежные города будут затоплены, а наши дети потеряют доступ к чистому воздуху. Это лукавая позиция. Во-первых, такие представления снижают стимулы заниматься урегулированием кризиса здесь и сейчас. Мол, пускай потомки разбираются. Во-вторых, десятки тысяч людей гибнут из-за глобального потепления уже сегодня.

Нигерия — самая населенная страна Африки (около 210 млн человек), а также один из крупнейших экспортеров нефти в мире. С 1999 года в стране функционируют демократические, но при этом слабые институты. Северо-восточная часть страны расположена в бассейне озера Чад — одного из крупнейших пресноводных озер Африки. За последние 60 лет его площадь уменьшилась на 90%, из-за чего в регионе драматически снизился доступ к воде, необходимой для ведения сельского хозяйства. При этом экспоненциальный рост населения сохранился. Согласно одной из гипотез, именно это стало ключевой причиной подъёма радикальных исламистских настроений в регионе.

С конца нулевых в Нигерии действует террористическая группировка «Боко Харам» (запрещена в России), прославившаяся похищением сотен девочек из христианских семей. Местные земледельцы утратили возможность хоть как-то зарабатывать на жизнь, поэтому легко поддавались на призывы радикальных проповедников и вступали в террористическую организацию в надежде заработать грабежами или просто получить новый смысл жизни. Конечно, с этим можно поспорить: ведь к исламистским движением могут присоединяться и вполне состоятельные люди.

К 2019 году силам международной коалиции удалось вытеснить боевиков в отдаленные сельские районы. Сейчас они способны только на точечные теракты, а не масштабные наступления. Примерно в то же время в Нигерии разгорелся еще один конфликт, к 2019-му году унесший больше 10 000 жизней. Фермеры и скотоводы, десятилетиями относительно мирно проживавшие бок о бок, начали вступать в мелкие стычки, а также взаимно разорять земельные участки и пастбища. Больше всего противостояние было заметно в «срединном поясе» Нигерии, где находятся самые плодородные почвы, пригодные как для земледелия, так и для выпаса скота. Во время засушливого сезона кочевники с севера веками перегоняли сюда свои стада, чтобы сохранить доступ к корму. Когда-то земли было достаточно для всех: но из-за постепенного опустынивания фермерам пришлось захватывать традиционные территории пастбищ, а скотоводам загонять стада на возделываемую почву. В результате: поджоги, перестрелки и рост межэтнической напряженности. Скотоводством в Нигерии занимаются в основном мусульмане-фулани, земледелием — десятки небольших групп, часто — исповедующих христианство. Правительство попыталось урегулировать конфликт, запустив национальную программу по формированию оседлого скотоводства. Но ее эффективность пока вызывает вопросы. Здесь логическую цепочку «экологическая проблема — вооруженный конфликт» уже почти невозможно поставить под сомнение.

Некоторые скотоводы и вовсе решили сменить овечек и козочек на что-то более прибыльное, например, бандитизм. Со временем эта проблема стала для Нигерии структурной. В 2021 году бандитские группировки убили более 2600 мирных жителей. Больше, чем «Боко Харам» (запрещена в России) за тот же промежуток времени. И это не просто мелкие грабежи на трассах. Именно организованные банды обвиняют в январской «Замфарской резне», в ходе которой было единовременно убито более 200 человек; в апреле бандиты атаковали поезд, шедший из Абуджи в провинцию Кадуна. Результатом стало исчезновение 168 пассажиров. Настоящий «Дикий Запад». Эти события вынудили нигерийское правительство официально признать бандитские группировки террористами.

Так что экология — это не только забавная Грета Тунберг или абстрактные рассуждения о будущем. Это тысячи смертей невинных людей уже здесь и сейчас.

«Глубинный русский народ», смотрители маяков и орнитологи

Когда только начинал вести этот канал, предполагал, что буду писать сюда и о прочитанных книгах. Потом почти все на моей полке стало иметь отношение к политике, и необходимость отделять ее от темы «книги» была исчерпана. Иногда этот факт вгоняет меня в депрессию: я скупаю все что попадается под руку в «Подписных». Это совсем не означает, что потом удается найти силы погрузиться дальше десятой страницы, но несколько дней назад получилось: сидел до четырех утра со сборником статей журналистки «Таких дел» Евгении Волунковой «Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках ответа», попеременно плакал и смеялся, решил поделиться с вами рекомендацией и мыслями.

Волункова пять лет ездила по стране и записывала истории простых людей, которые попали в непростую ситуацию (как мать с ампутированными ногами, которая убила мужа после бесконечных побоев и была де-факто оправдана судом) или необычные обстоятельства (как орнитологи, которые живут на Куршской косе и занимаются отловом птиц). Это не просто сборник интервью. Корреспондентка старается «вживаться» в шкуру своих героев. Например, проделывает многочасовой путь до школы с почти слепой девочкой из крошечного поселка, чтобы понять, что она чувствует каждую неделю.

Конечно, в основном от сюжетов сжимается сердце. Но они точно полезны: по моим наблюдениям, мы часто не понимаем страну, в которой живем. Еще в начале десятых замечательная Зубаревич писала про «4 России». Это натяжка: «Россий» гораздо больше, и даже если вы родились в глубинке, а потом переехали в мегаполис, то, скорее всего, плохо представляете себе жизнь большей части населения страны прямо сейчас. Не хочу, чтобы мой тон показался менторским, — я сам почти ничего не знаю: родился и вырос в Петербурге; да, подолгу работал в небольших удаленных от столицы городах, но это лишь маленький фрагмент общей картины. Чем чревато такое неведение?

Первое. Представлением о том, что существует некая целостная общность под названием «народ» или «страна», которая гипотетически может обладать едиными интересами. Даже в ваших семьях наверняка есть совершенно не похожие друг на друга люди, которые расходятся во взглядах на любой предмет. Что уж говорить про 144-миллионную громадину. Слышите фразы в духе «США заинтересованы в…», «Французы хотели бы…» — бегите. Попытки упаковать сотни тысяч уникальных установок в единую волю почти всегда приводят к игнорированию индивидуальных интересов и трагедии. Тексты Волунковой как раз о том, какими разными могут быть россияне, живущие в соседних деревенских домах.

Теперь про «глубинный русский народ». Претендующие на образованность люди склонны впадать в две крайности: демонизировать жителей глубинки или предполагать, что их священный долг — «пойти в народ», чтобы донести до простодушных обывателей светоч знаний. В первом случае тревожный интеллигент видит в каждом шокающем собеседнике сторонника самых человеконенавистнических идей и бежит собирать чемоданы, потому что «в этой стране никогда ничего не изменится». Во втором — верит, что перед ним всего лишь наивное дитя, во время спора с которым надо пару раз процитировать Бодрийяра, и оно под грузом этого сакрального знания сразу займет «верную» позицию. Естественно, и то, и другое отдает шовинизмом и попросту безграмотно. Не бывает навечно «испорченных» народов, а Бодрийяр в масштабах страны может интересовать только пару сотен тысяч гиков (которые при этом могут оказаться жителями поселка в Заполярье).

Поэтому я думаю, что стоит много ездить по стране, много читать о стране и много говорить с теми, кто эту страну населяет. Это может быть приятным, Волункова пишет как раз про по-настоящему хороших «русских». Объять необъятное не получится, но сомнений в его необъятности точно станет меньше.

Что еще почитать у Волунковой:

История ненецкой дизайнерки, чьи наряды оказались на страницах Vogue 👗

Как живет одинокая смотрительница закрывшегося маяка на Белом море 💡

Как добровольцы ищут потерявшихся в тундре 🆘

P.S. С подругами.

Как авторитарные режимы разрушаются из-за ошибок диктаторов

Поиск причин перехода к демократическому правлению — одна из главных задач современной политической науки. Ученые могут считать ключевым условием демократизации экономический рост, давление международного сообщества, пресловутый «раскол элит» или с десяток других переменных. Сегодня я немного расскажу об одной из самых интересных теорий этого поля — «демократизации по ошибке», которую несколько последних лет продвигает политолог Дэниэл Трейсман.

Он исходит из презумпции, что выживание автократа зависит от способности получать достоверную информацию о положении дел и, основываясь на ней, выстраивать оптимальную стратегию поведения. Однако если диктатор по каким-либо причинам получает искаженные данные или неправильно их интерпретирует, режим может оказаться под угрозой. О каких «ошибках автократа» пишет Трейсман?

✅Чрезмерные уступки оппозиции & полный отказ от уступок. В качестве примера автор приводит реформы Горбачева, пытавшегося построить «социализм с человеческим лицом», при этом сохранив власть и целостность Союза, чем это закончилось, все и так прекрасно знают. С другой стороны, иногда авторитарным лидерам может быть полезно согласиться на часть требований протестующих. Так, президент Мали Мусса Траоре упорно игнорировал демонстрации и предлагал своим министрам «не нервничать по пустякам». Уже в 1991 году он предстал перед судом.

🩸Избыточные репрессии & полный отказ от репрессий. Попытка силового разгона Майдана в конечном счете привела к тому, что Янукович отправился отдыхать на дачу под Ростовом. При этом его менее решительные коллеги тоже рискуют быстро утратить контроль над любым протестом, который может разрастись при отсутствии какого-либо сопротивления.

🍕Провалы во внутренней политике. Экстравагантный президент Гаити Жан-Клод Дювалье сначала довел граждан своей страны до голода, а потом решил транслировать по телевизору роскошный «Майский бал» своей супруги, чем спровоцировал незамедлительные бунты.

🗳«Опрокидывающие выборы». Автократы часто склонны переоценивать уровень народной поддержки или желание чиновников рисовать нужный результат выборов. В эту ловушку угодил чилийский диктатор Пиночет, проигравший им же организованный референдум о продлении срока своих полномочий.

💣Раскол гражданской элиты. Один из залогов стабильности автократий — своевременная кооптация в систему всех влиятельных игроков. Исключение из состава правящих элит бывших союзников чревато заговорами. В этом на своем опыте удалось убедиться аргентинскому лидеру Хуану Перону, который затеял ссору с прежде крайне лояльными католическими епископами, что позволило оппозиции сформировать сильную коалицию.

🔪Унижение силовиков. Массовые отставки, сокращение финансирования армии, да и просто неуважительное отношение — заставляют силовые структуры задумываться о свержении автократа.

✍️Делегирование власти «скрытому» демократу. Испанский диктатор Франко, уходя на покой, завещал власть королю Хуану Карлосу, который активно поспособствовал демократизации страны.

🇦🇷Авантюры во внешней политике. «Маленькие победоносные войны» — не российское изобретение. Желая отвлечь внимание от экономических проблем, аргентинский генерал Леопольдо Гальтере начал вторжение на Фолкленды, потерпел оглушительное поражение и потерял власть.

Трейсман считает, что 79% всех демократических транзитов после 1963 года обусловлены именно «просчетами автократов», при этом чаще всего они совершают сразу несколько упомянутых выше ошибок. Однако, применяя эту концепцию для оценки перспектив известных нам автократий, важно понимать, что даже если диктатор допускает сразу несколько просчетов (например, начинает неудачную войну и отправляет в отставку высшее армейское командование), это еще не говорит о том, что режим вот-вот падет, а лишь немного приближает такую вероятность. Устойчивость все еще может быть обеспечена достаточным количеством ресурсов, эффективной кооптацией или невероятно лояльными силовиками. Но какая-то надежда всегда лучше, чем ее полное отсутствие!

Отношение к России в мире

Just a daily reminder после очередного плацкартного спича: к России и (иногда) российской культуре начинают относиться плохо не из-за козней кровавого вашингтонского обкома, а из-за решений самих же российских властей. Вот опросные данные Pew Research Center. Отчетливо видно, что Россию начинали воспринимать значительно хуже в 2014 и 2022 году, когда происходило угадайте что. Вряд ли для вас это станет открытием, но бабушкам с дедушками покажите, что ли.

Когда-то писал работу о политике идентичности в Эстонии и Латвии, и экспертка во время интервью говорила, что русскоязычные жители этих стран начинают сталкиваться с проблемами из-за своего языка и культуры ровно в тот момент, когда Кремль решает поиграть мускулами. Так что это бесконечная череда самосбывающихся пророчеств — как только ты выступаешь на защиту «русского мира» от мифических угроз, этот мир еще больше скукоживается и становится нерукопожатным.

Возможен ли протест и гражданский активизм в закрытых авторитарных режимах?

Нам может казаться, что после того, как государство значительно усиливает репрессии, гражданское общество умирает или по крайней мере уходит в глубокое подполье. На самом деле, об этом можно говорить только в экстремальных случаях тоталитарных режимов прошлого, да и то с оговорками.

Возьмем для примера Китай. Казалось бы, речь идет о тотальной цензуре, системах повседневного слежения и лагерях «перевоспитания». Однако протест и активизм возможны даже здесь. Только за последние два года в Китае были зафиксированы сотни забастовок. Рабочие могут выступать против задержек в выплатах заработной платы или бороться против приложений заказа такси, отнимающих деньги у самозанятых водителей. Информацию об акциях собирает China Labor Bulletin (интерактивную карту забастовок можно покрутить здесь). При этом правозащитники сообщают, что их анализ охватывает только около 10% от общего числа возможных наблюдений. В действительности речь идет не о сотнях, а тысячах случаев гражданской активности 🇨🇳

Рабочие — не исключение, подтверждающее правило. Участников забастовок могут консультировать студенты-марксисты; христиане и последователи движения Фалуньгун борются за освобождение задержанных единоверцев; китаянки рассказывают о пережитом насилии под хэштегом #MeToo. Более того, граждане КНР активно используют для давления на власти одиночные сидячие забастовки и даже угрозы самоубийством.

В социальных науках неоднократно предпринимались попытки описать китайский активизм с помощью зонтичной концепции. Заметной попыткой стало выдвижение термина «скрытые коллективные действия». Суть сводится к тому, что в условиях развитого репрессивного аппарата было бы неразумно создавать формальные организации для объединения людей в большие группы, рассматриваемые властями как угроза. Гораздо безопаснее объединиться в неформальную сеть, включающую в себя экспертов и активистов, которые могли бы информировать недовольных граждан о том, как с помощью слабо связанных друг с другом действий можно достичь желаемого результата ✅

Конечно, подавляющее большинство этих акций объединяет абсолютная деполитизация. Требовать выплаты зарплаты — иногда можно, ставить под сомнение легитимность компартии — ни в коем случае. Это все еще крайне жестко наказывается. Даже отвечая на социальные и экономические требования, власти действуют по принципу кнута и пряника: часть требований рабочих удовлетворяется, часть организаторов может столкнуться с преследованиями.

И все же активизм работает. Здесь можно сослаться на интересный эксперимент: ученые разослали мелким китайским чиновникам прошения от вымышленного гражданина, при этом часть обращений содержала завуалированную угрозу инициировать коллективный протест или обратиться в вышестоящие инстанции. Такие письма с гораздо большей вероятностью получали содержательные ответы. Согласно предположению авторов, эта ответственность чиновников перед населением объясняется тем, что их карьерные перспективы по крайней мере отчасти зависят от личной эффективности на посту. Протест или жалобы служат для вышестоящих органов власти сигналом о том, что чиновник не справляется со своими обязанностями, а значит не стоит задумываться о его повышении ❌

Кажется, похожие тенденции мы можем наблюдать и в России. Гражданское общество не умерло, оно трансформируется, приобретая все менее формализованные очертания. И хотя мы вряд ли станем свидетелями политического протеста в ближайшие месяцы или даже годы, социальный активизм все еще остается возможным. Хочу сказать огромное спасибо тем, кто остался в России и продолжает бороться за защиту гражданских прав. За примерами далеко ходить не надо — уже завтра в 19:00 ребята из «Пространство Политика СПб» организуют встречу с юристкой, которая расскажет о правовом статусе мобилизации и легальных способах защитить свои права. Учитывая, что эта волна призыва может быть не последней, встреча будет очень полезной.

Если вы в Санкт-Петербурге, обязательно приходите 🤝

Войны прошлого — о настоящем и будущем

Чувство национальной гордости, воспитываемое еще со школьной скамьи, часто включает в себя установку «моя страна всегда была права». Очевидное последствие этого нарратива — лояльность к войнам, которые ведутся здесь и сейчас. Человеку, который воспринимает всю национальную историю как непрерывную борьбу за правое дело, может быть сложно свыкнуться с мыслью о том, что его соотечественники проливают кровь не ради справедливости, а просто из-за просчетов или искаженного восприятия реальности властью.

Признание порочности даже самых кровавых идей — непростая задача. К середине 1946 года от 42 до 55% немцев все еще были убеждены, что национал-социализм — хорошая концепция, подкачала только реализация. 61% в той или иной степени разделял расистские установки. Во время Второй Мировой значительная доля немцев предпочитала просто игнорировать преследования евреев. Я думаю, что причины кроются не только в пропаганде или страхе перед репрессиями. Психологически сложно признаться себе в том, что твоя Родина или сограждане способны на бессмысленные убийства. И это экстремальный пример. Обычно воюющие стороны не ставят своей целью полное уничтожение какой-либо этнической группы.

Негативного осмысления конфликтов прошлого не хватает и современной России. Послушайте, к примеру, отличный выпуск подкаста «Как-нибудь» о мобилизации в Российской Империи и СССР. Используя богатый биографический и фольклорный материал, ведущая рассказывает о массовом уклонении от мобилизации в годы Первой Мировой. Сотни тысяч людей намеренно наносили себе травмы, покупали возможность быть приписанным к военным заводам и просто саботировали призыв. Жены мобилизованных, оставшиеся без кормильцев, устраивали массовые бунты. Патриотический подъем первых месяцев войны коснулся, как утверждается в подкасте, части интеллигенции и студенчества, тогда как многие крестьяне просто не понимали смысла этой авантюры. Вряд ли мы сможем обнаружить такой взгляд в современных российских учебниках истории. Проливать свет на травму более чем столетней давности остается уделом независимых ученых и журналистов.

Другой яркий пример — «маленькая победоносная война» с Японией в 1904-1905 году. Здесь можно обнаружить еще больше параллелей. Участник войны, врач Викентий Вересаев писал:

«Кругом, в интеллигенции, было враждебное раздражение отнюдь не против японцев. Вопрос об исходе войны не волновал, вражды к японцам не было и следа, наши неуспехи не угнетали; напротив, рядом с болью за безумно-ненужные жертвы было почти злорадство. Многие прямо заявляли, что для России полезнее всего было бы поражение».

Такую же позицию разделяли самые разные слои российского общества. Тем не менее, в консервативно-патриотических кругах в начале войны господствовали шапокозакидательные настроения: многие были убеждены, что Япония сможет продержаться считанные недели. Однако после первых масштабных поражений, а тем более Цусимы и сдачи Порт-Артура, ультраконсервативные публицисты перестали именовать японцев «макаками», сменив тон на более уважительный.

Конечно, в российской истории рядом со «странными» войнами (не забудем включить в их число Афган) стоит громада Великой Отечественной войны, начало которой действительно вызвало беспрецедентный патриотический подъем. Но если память о ней невероятно широко (хотя и выборочно) представлена в культуре и образовании, то другие войны либо остаются забытыми, либо включаются в общий нарратив «справедливой войны за все хорошее».

Хочется верить, однажды мы увидим много школьных учебников, где фокус освещения войн будет смещен с героизации на критическое осмысление. Плохая новость заключается в том, что говорить о несправедливости только-только завершившейся войны — политическое самоубийство. Любому, кто осмелится сделать это, придется доказывать сотням тысяч травмированных людей и семьям погибших, что их жертва была напрасной. И это даже не говоря о том, что такие попытки могут спровоцировать колоссальный ресентимент и привести к возникновению еще более страшных идей и режимов.

Зачем автократы проводят Олимпиады и Чемпионаты мира по футболу? А как обстоят дела с репрессиями во время наплыва иностранных фанатов? 

В последние годы все больше международных спортивных турниров проводится в не самых демократических режимах. И это несмотря на то, что любые масштабные соренования бьют по бюджету и служат поводом для визита в страну сотен критически настроенных журналистов со всего мира. В честь грядущего Чемпионата мира по футболу в Катаре рассказываю о том, почему авторитарные лидеры так любят спорт. Внутри — Муссолини, аргентинская хунта, коррумпированная FIFA и, конечно, зимние Олимпийские игры 2014 ⬇️

Не только легитимность: зачем автократам нужны выборы

Думать об авторитарных режимах как о контролирующих власть исключительно за счет насилия и распределения благ внутри небольшой группы элит — страшный анахронизм. В действительности, в подавляющем большинстве автократий регулярно избирают парламент, президентов и других высших должностных лиц. Иногда они даже обладают реальной народной поддержкой. Но зачем вообще диктаторам нужна эта мишура? Почему бы просто не отменить любые выборы, тем самым нивелировав даже минимальную угрозу со стороны оппозиции?

Очевидный ответ — победа на выборах (честная или не очень) может увеличивать легитимность власти: гораздо проще поддерживать того, кто хотя бы формально заручился доверием большей части избирателей. Однако политологи считают, что авторитарные выборы дают автократам еще несколько приятных бонусов:

☎️ Информирование об эффективности чиновников. Выборы — отличный способ проверить компетентность подчиненных. Если правящая партия или президент получили в регионе высокий процент голосов, губернатор либо сумел добиться впечатляющего уровня социально-экономического развития, чем расположил к режиму население, либо способен внести в бюллетень нужные цифры не самыми законными путями. И то, и другое устраивает автократа. Поэтому, например, в России шансы губернатора сохранить свой пост зависят от уровня поддержки, которую на выборах получает Владимир Путин и «Единая Россия».

🆚 Выявление сильных оппозиционеров и их сторонников. Даже в авторитарном контексте оппозиционным политикам время от времени удается одерживать сенсационные победы. Такие события служат для режима сигналом о том, что карьера «выскочки» должна быть закончена: политик сталкивается с уголовными делами, агрессивными нападками пропагандистов или просто ликвидируется. Другой сценарий — сделать его своим, пообещав, скажем, выгодную должность в правительстве. Та же самая логика распространяется и на избирателей. Заметив аномально высокий уровень протестного голосования, власть может направить в город или регион дополнительные субсидии.

👩‍⚖️ Разрешение внутриэлитных конфликтов. Да-да, речь о пресловутом «конфликте элит». Когда влиятельные люди начинают ссориться, режим перестает быть управляемым и рискует скатиться в войну всех против всех. С точки зрения некоторых исследователей, псевдодемократические институты в авторитарных системах служат площадкой для разрешения таких противоречий. Можно не натравливать друг на друга силовиков, а попытаться выяснить отношения в регулируемой конкурентной среде выборов: пусть победит сильнейший.

🔼 Гарантии вертикальной мобильности. Бесконечные партийные активисты и члены молодежных советов будут сохранять лояльность режиму только в том случае, если будут убеждены, что рано или поздно сумеют занять более высокие позиции. А значит они должны видеть, что власть постепенно обновляется через институт управляемых выборов, и праздник может наступить и на их улице.

💸 Привлечение инвестиций. Желание иностранных компаний и международных организаций вкладывать деньги в развитие страны напрямую зависит от наличия хотя бы подобия демократических институтов.

🥇 Демонстрация «непобедимости» власти. Если правящая партия или автократ получают на выборах 80+ процентов голосов, элиты и избиратели получают сигнал о том, что бросать вызов режиму — глупая затея. Ведь он слишком силен, чтобы с ними бороться.

Разумеется, выборы в авторитарных странах чаще всего сопровождаются манипуляциями. Если честно, в этом посте я собирался поговорить именно о них, но слишком увлекся объяснением основ. Поэтому в следующий раз вас будет ждать рассказ о том, как ученые выявляют фальсификации, почему автократы подтасовывают результаты даже когда у них и так есть высокий уровень поддержки, и как вскрывшиеся нарушения на выборах влияют на позицию самых преданных сторонников режима.

План не сработал: неожиданные исходы голосования в авторитарных режимах

Выборы одновременно приносят авторитарным лидерам много преимуществ и головной боли. Ведь их еще надо выиграть. Чтобы добиться этой цели, диктаторы используют самые разные инструменты, и прямая подмена бюллетеней на избирательных участках — далеко не самый популярный из них. Лучше решать проблемы еще до их наступления. Например, создавать препятствия для выдвижения неугодных власти кандидатов; ограничивать доступ оппозиции к медиа и финансированию; сажать в тюрьму и публично дискредитировать политиков, которые готовы бросить режиму вызов. «Меню манипуляций» автократов почти безгранично.

Но, даже несмотря на очевидное административное преимущество, диктаторы могут терять свой пост именно в результате голосования. Так, чилийский генерал Пиночет просто переоценил уровень народной поддержки и с треском проиграл плебисцит, на который выносился вопрос о возможности продления его полномочий на 8 лет. Однако гораздо чаще авторитарные лидеры теряют устойчивость не при подсчете бюллетеней, а в результате последующих событий. Если подтасовки в пользу властей были слишком масштабными, режим рискует столкнуться с неконтролируемым протестом. Избиратели, объединенные мыслью «мы их не выбирали», требуют восстановления справедливости ⚖️

Об этом могли бы хорошо рассказать Александр Лукашенко или Николас Мадуро. Первый из них, обладая реальным рейтингом в районе 20%, проиграл Светлане Тихановской, в панике переписал результаты голосования и столкнулся с самыми масштабными протестами в истории Беларуси; второй заблаговременно посадил или выдворил из страны многих видных оппозиционеров, получил большинство голосов и поплатился появлением в Венесуэле де-факто альтернативного правительства. Мадуро и Лукашенко сумели пережить эти кризисы, но были на грани провала.

Интересно, что информация о грубых нарушениях может влиять не только на тех, кто и так голосовал против автократа, но и на его преданных сторонников. В 2016 году ученые провели опросный эксперимент, предлагая нескольким группам испытуемых оценить вероятность своего голосования за кандидата от «Единой России». При этом части опрашиваемых сообщалось, что политик покупал голоса избирателей или заставлял поддержать свою кандидатуру угрозами. Те, кто получил дополнительную вводную, гораздо реже были готовы проголосовать за кандидата от партии власти. Но самый интригующий вывод состоял в том, что этот эффект наиболее выражен среди самых яростных сторонников режима: они сильнее всех верят в честность выборов, а значит больше всего разочаровываются, когда сталкиваются с жестокой реальностью 🤡

Конечно, протесты возможны только в том случае, когда граждане получают доступ к информации о нарушениях. Доказать наличие фальсификаций можно и с помощью науки. Наиболее популярный способ — анализ электоральной статистики. Многие авторитарные режимы выкладывают ее в открытый доступ, и, с помощью агрегации данных о голосовании на всех избирательных участках, можно обнаружить интересные закономерности. В том числе узнать, что «Единая Россия» из года в год получает аномально много голосов на избирательных участках, где была зафиксирована высокая явка. Взгляните на картинку, отражающую отношения между уровнем поддержки победившего кандидата или партии и «посещаемостью» избирательных участков в нескольких странах (каждая точка на графике — избирательный участок). Российские случаи 2011 и 2012 года скорее всего говорят о том, что избирательные комиссии просто «дорисовывали» дополнительные голоса за партию власти или президента, что неминуемо повышало уровень явки.

Другой, более сложный способ, — проведение эксперимента. В том же 2011 году исследователи изучили те избирательные участки, где работали независимые наблюдатели, и те, где подсчет голосов велся без прямого гражданского контроля. Это позволило выяснить, что в Москве «Единая Россия» получала минимум на 11% больше голосов в тех случаях, когда никто не мог проконтролировать подсчет бюллетеней.

Такие вот грустные факты 😞

От духоборов до Берлинской стены. Когда эмиграция становится политическим актом 

Мы много говорим о том, как протесты помогают гражданам бороться за свои права, но редко вспоминаем, что эмиграция часто становилась альтернативным выбором для тысяч людей в разных временных и географических контекстах. Иногда, действуя вместе с другими факторами, она даже позволяла добиваться перемен. В сегодняшнем тексте рассказываю о нескольких ярких примерах и теоретической модели, с помощью которой выбор между эмиграцией и протестом анализируют в политической науке.

Как Грузия перестает быть главной демократической надеждой постсоветского пространства

Нет, этот текст не о блокировке счетов российских эмигрантов в Bank of Georgia, как можно было бы подумать. В действительности, у этой страны есть проблемы поважнее: оппозиционные партии бойкотируют заседания парламента, независимые журналисты сталкиваются с преследованиями, а давно обещанная Европейскому союзу судебная реформа застопорилась на пол пути. Кроме того, после февраля 2022 года Грузия становится все более и более зависимой от России. И эмигранты здесь снова не при делах. Обо всем этом — в моем новом тексте!

Праздничные обращения и почему нельзя верить политическим прогнозам

Новогодние или рождественские обращения «лидеров нации» — такой же привычный элемент зимних праздников, как елка или Кока-Кола. Часто они совсем ничего не значат: пара тысяч написанных спичрайтерами слов о том, каким непростым был прошедший год, но мы справились, а в следующем году точно все получится.

Но бывают и исключения. Иногда праздничная речь — спойлер больших решений. В 2021 году Владимир Путин сказал во время обращения: «…во многих семьях, в том числе и у наших соотечественников за пределами России, прозвучит традиционное «С Новым годом!». Помню, в тот момент мы тревожно переглянулись с другом.

Порой важно не содержание речи, а ее символическое значение. Например, когда я брал серию интервью у русскоязычных жителей Эстонии, они отмечали, что для них очень важны поздравления с Новым годом от премьер-министра на русском языке. В соседней Латвии такой практики, насколько я знаю, не существует. К слову, можно попробовать угадать, какое из русскоязычных сообществ считается более интегрированным.

А еще можно агрегировать десятки новогодних обращений политиков в один датасет и посмотреть, существуют ли устойчивые различия между разными странами. Такой проект был реализован для Дании, Норвегии, Италии, Великобритании, Франции и Испании. Благодаря этому мы можем узнать, что короли Норвегии и президенты Франции практически никогда не упоминают в своих обращениях слово «Бог», а вот королева Великобритании любила апеллировать к религиозной тематике. Другой интересный вывод — самые тревожные обращения обычно выдают президенты Италии, тогда как британская королева любила завершать год на позитивной ноте.

Чье бы обращение и с какими эмоциями вы бы сегодня не слушали, в какой стране бы не находились, я хочу пожелать вам две вещи:

🤡 Постарайтесь чрезмерно не упрощать разговоры о политике. Мне бывает очень сложно объяснить что-то людям, для которых мир уже разложен по полочкам: например, есть по-умолчанию враждебный «Запад»/«Олигархи»/«Любая страна», которая спит и видит, как бы навредить России/Кыргызстану/Украине/любой другой стране. Нет никакого единого Запада или мирового олигархического лобби, нет по-умолчанию «плохих» или «хороших» народов. Мир очень сложен, состоит из сотен и тысяч акторов с противоречащими друг другу интересами. Не верьте тем, кто говорит, что все понимает. Даже самые цитируемые статьи по политической науке — упрощенная модель реальности. Это не означает, что нам не надо пытаться добиться понимания. Без дискуссии не будет развития. Но важно осознавать, что это путь, в котором чаще всего нет конечной точки, есть только процесс.

🧞‍♂️ Не верьте прогнозам о политике, они почти никогда не сбываются. Мой уважаемый научный руководитель Владимир Гельман еще в 2008 году говорил, что если человек называет себя политологом и делает прогнозы, то он либо очень наивен, либо выдаёт желаемое за действительное. Хороший политолог понимает, что любое событие супердетерминировано. Иными словами — обусловлено воздействием слишком многих факторов, чтобы всех их можно было учесть и описать. Чаще всего политология занимается объяснением причинно-следственных связей постфактум или говорит о трендах, которые могут приводить или не приводить к конечному результату. Теоретически, прогнозами могут заниматься политические эксперты. Но и здесь важно отличать зерна от плевел. Есть уважаемый мною Андрей Перцев, который общается с живыми людьми, причастными к принятию политически значимых решений. И чаще всего он говорит не о том, что будет, а о том, чего ждут или на что надеятся чиновники или политтехнологи. Тексты Перцева — описание процесса принятия решений и рассматриваемых вариантов, а не предсказания. Предсказаниями занимается профессор Соловей, который общается разве что с голосами в своей голове.

С Новым Годом вас, дорогие! Желаю вам свободы. Мне очень приятно, что вы здесь ❤️

Почему насильственный протест — плохой способ борьбы за свои права

Максима Каца, признанного в России иноагентом, до сих пор ругают в Твиттере за то, что во время беларусских протестов он советовал вышедшим на улицы людям избегать прямых столкновений с силовиками. Мол, если б не его ролики, все бы у беларусов получилось. Это всегда казалось странным. Во-первых, российский политик вряд ли когда-либо был закулисным дирижером беларусского протеста. Во-вторых, политическая наука в целом убедительно доказывает, что мирные движения сопротивления, как правило, гораздо эффективнее насильственных. Они чаще приводят к успеху и, в случае победы, способствуют установлению куда более стабильных демократических режимов. Разберемся в этом вопросе вместе со статистикой и академическими исследованиями.