Политика, книги и перелеты
913 subscribers
37 photos
3 videos
1 file
112 links
Канал политолога Ильи Надпорожского.

Простым языком о сложных авторитарных режимах и политике на пост-советском пространстве.
加入频道
Почему демократии могут быть эффективнее авторитарных стран во время войны?

Ответы на этот вопрос предлагают политологи Буено де Мескита и Алистер Смит, выпустившие в 2003 году научно-популярную работу под названием «Настольная книга диктатора». Внимание исследователей привлекает Шестидневная война 1967 года: Израиль в одиночку противостоял Египту, Сирии и Иордании, которые значительно превосходили его по размеру армии и количеству вооружений, но не только сумел выстоять, но и получил контроль над Синаем, Голанскими высотами и рядом других важных территорий. Этот сюжет имеет много аналогов в мировой истории: Венецианская республика успешно воевала с целыми империями, Пруссия сокрушала Австрию и Францию. Почему так происходит?

Политологи считают, что авторитарные лидеры менее предрасположены к ведению эффективной войны из-за того, что их власть зависит от небольшой группы элит, а не широкой коалиции избирателей. Изложу их аргументы немного подробнее:

🔐Сильное гражданское общество переживает за безопасность солдат, вынуждая правительство обеспечивать их всем необходимым. Если после завершения войны демократические лидеры будут должны вновь переизбираться на выборах, то авторитарным правителям такая опасность не грозит (в полной мере). Поэтому демократы стараются сделать все возможное для того, чтобы солдаты получили надежные бронежилеты и были обеспечены постоянным прикрытием. Халатность и просчеты командования приведут к возмущению семей погибших и активистов, что осложнит повторное переизбрание. Действительно, техника арабской коалиции во время Шестидневной войны была бронирована гораздо легче.

💸 Автократы склонны тратить деньги на покупку лояльности генералов, а не укрепление боеспособности. В недемократических режимах лояльность элит часто обеспечивается доступом к ценным ресурсам. Их набор ограничен. С точки зрения Буено де Мескита, каждый автократ встает перед выбором: потратить деньги на закупку и усовершенствование вооружений или дополнительные преференции для генералов. Проигранная война не обязательно будет означать падение режима, а вот недовольство генералов — вполне. Поэтому выбор в пользу обогащения элит будет очевидным.

⚔️Демократии бросают на войну все доступные силовые ресурсы, автократы экономят их ради выживания. Устойчивость недемократических режимов зависит в том числе от возможности эффективно подавить внутренний протест. Для этого авторитарные лидеры держат часть наиболее компетентных силовиков вне зоны боевых действий на тот случай, если придется защищать власть не от врагов, а от своих собственных граждан. Именно так поступил Саддам Хусейн во время Войны в заливе: элитная республиканская гвардия Ирака находилась в безопасном месте. Понятно, что это не способствовало успехам на фронте.

🔴 Поражение демократов почти всегда означает конец их политической карьеры. Общество не любит, когда их страна проигрывает, поэтому на ближайших выборах может «наказать» правительство за неудачи. Демократические лидеры прекрасно осознают это еще до завершения боевых действий, а значит готовы бороться за победу до последнего. Автократы могут сохранять власть даже после поражений. Например, тот же Саддам Хуссейн спокойно правил Ираком еще 13 лет после поражения в Персидском заливе.

Кстати, «Настольная книга диктатора», откуда я заимствовал эти аргументы, читается очень легко и не требует специальных знаний. Прикрепляю ссылку на полную англоязычную версию и краткую выжимку с основными тезисами на русском.
Как высокий уровень коррупции влияет на перспективы демократизации?

Интуитивно кажется, что, коррумпируя всю систему управления, авторитарные режимы подписывают себе смертный приговор. Уставшие от взяточничества граждане выходят на площади своих городов и требуют изменений. Однако ранее я уже писал о том, что вероятность падения автократий зависит в первую очередь от элит, а не действий населения. Если правящая коалиция сплочена, лояльна диктатору и готова использовать любые средства для подавления недовольства, — ничего у протестующих не получится. В действительности, коррупция помогает, а не мешает авторитарным режимам сохранять устойчивость.

Именно к такому выводу с помощью статистического анализа приходит Ханна Фьельде, известная исследовательница коррупции из Уппсальского университета. Оказывается, высоко коррумпированные авторитарные режимы и «хрупкие демократии» гораздо менее склонны демократизироваться, чем такие же системы, но с низким уровнем взяточничества. Можно выделить три механизма, объясняющих такую связь:

🥴Обеспечение лояльности союзников диктатора. Говоря о коррупции, следует иметь в виду не только мелкие взятки полицейским, но и разнообразные схемы обогащения за счет контроля над государственными должностями. Например, возможность отдавать госконтракты «своим» фирмам за небольшой процент сделки. Если такие практики пронизывают всю политическую систему при негласном одобрении лидера, то чиновники будут до последнего сохранять лояльность. Ведь текущее руководство не только позволяет им оставаться на статусных должностях, но и заниматься личным обогащением. Смена власти создаст ситуацию неопределенности: отнюдь не очевидно, что следующий лидер позволит заниматься тем же самым. Тем более, если речь идет о демократизации.

💰Эффективная кооптация оппозиции. Авторитарные режимы могут не только сажать в тюрьму или физически уничтожать оппонентов, но и предлагать им преференции в обмен на отказ от критики. Коррупция — главный инструмент для заключения таких сделок. К сожалению, часто даже самые казалось бы принципиальные политики предпочитают деньги и влияние реальной борьбе за власть.

🩸Создание круговой поруки. В коррумпированных автократиях каждый чиновник знает, что в случае смены власти новые элиты могут заинтересоваться его незаконными методами обогащения, чтобы взять контроль над потоками ренты в свои руки. Или даже начать расследовать преступления. Поэтому коррумпированная элита крайне сплочена и до последнего борется за своих лидеров.

Получается, что высокий уровень коррупции снижает шансы однажды проснуться в другой, более демократичной стране. Другая не лучшая для нас новость: статистически, коррупция цветет пышнее всего в персоналистских автократиях, где вся система власти сосредоточена вокруг одного человека. В партийных и военных режимах может быть несколько противоборствующих фракций, которые взаимно сдерживают друг друга от использования должностного положения. Наконец, еще один важный предиктор высокой коррумпированности — богатство страны природными ресурсами. Если деньги буквально бьют из под земли, то власть имущие с легкостью поставят этот волшебный источник под свой контроль и будут использовать только в своих интересах.

Пожалуй, один из немногих вселяющих надежду фактов, которые мы знаем о коррупции, — ее способность усиливать негативное отношение к власти в период экономических кризисов. Не так давно исследователи проанализировали изменения в голосовании жителей испанских муниципалитетов после мирового финансового кризиса 2008-го года и пришли к выводу, что избиратели были склонны отказываться от своих старых политических предпочтений в тех районах, где власть ранее была замешана в коррупционных скандалах. Это может объясняться тем, что люди начинают винить в своих экономических проблемах не внешние силы, а чиновников, которые якобы украли слишком много и стали одной из причин кризиса. Это должно работать и для автократий, которые хотя бы в какой-то мере опираются на народное волеизявление.
Как Лондон стал тихой гаванью для постсоветских элит

Один из самых обсуждаемых сюжетов санкционной политики в отношении России — преследования проживающих в Европе олигархов. Кажется, этому рады вообще все. «Патриотическая» общественность в восторге от долгожданного раскулачивания «разворовавших страну», критики часто справедливо ставят в вину нуворишам лояльность к режиму. Но вряд ли кто-то был воодушевлен больше, чем британские правоохранители. Капиталы постсоветских элит долгие годы оседают в уютных предместьях Лондона, позволяя английской прессе говорить об этом в терминах национального позора.

Chatham House выпустил целый доклад под названием «The UK’s kleptokracy problem», посвященный влиянию постсоветских элит на правовую систему королевства. В 90-е активы СССР были приватизированы в пользу близких к государству предпринимателей и самих чиновников. Любые автократии нестабильны, поэтому элиты не были уверены в надежной защите активов и выводили их в другие юрисдикции, очистив грязные деньги с помощью офшоров. После этого можно было красиво тратить 💰

Члены семьи Алиевых (президентская династия Азербайджана) в период с 2006 по 2017 год потратили на элитную недвижимость в Великобритании 400 миллионов фунтов. Сын бывшего президента Кыргызстана Максим Бакиев купил особняк в Суррее за 3,5 миллиона. Дочь на тот момент действующего президента Узбекистана Гульнара Каримова потратила 35 миллионов всего за два года. Надеюсь, они бывали друг у друга в гостях. Занимательная карта британских поместий с советским душком — ниже.

Другой любимый инструмент клептократов — получение «золотых виз» в обмен на инвестиции в британскую экономику. С 2008 по 2015 год больше всего таких виз было получено гражданами Китая, на втором — россияне (705 виз), третье заняли резиденты Казахстана 🇨🇳🤝🇷🇺

Но почему именно Лондон? Ведь в мире есть множество других стран, которые надежно защищают право собственности. Во-первых, для Великобритании характерен надежный режим финансовой тайны, позволяющий до последнего не раскрывать имя владельца недвижимости. Во-вторых, здесь до сих пор доступно множество активов для долгосрочных инвестиций. Помните английских лордов из «Джентельменов»? Видимо, им правда очень нужны деньги.

Авторы доклада делают особенный акцент на другом аспекте: на рынке отмывания грязных капиталов первичное значение имеет предложение, а не спрос. Именно в Великобритании работает множество консалтинговых агентств, которые готовы легализовать нажитые преступным путем деньги. Адвокаты топового уровня сделают судебный процесс для стороны обвинения крайне затратным и трудоемким. Прорабатывать существующие в удаленных и закрытых странах коррупционные схемы — крайне сложно. Поэтому олигархов можно просто игнорировать. Яркое тому подтверждение — кейс Дариги Назарбаевой, дочки экс-президента Казахстана. В 2019 году британские власти попытались конфисковать ее имущество, но дело развалилось в суде 👨‍⚖️

А еще в Великобритании просто создать и защитить репутацию с помощью филантропии: банкир Дмитрий Леус спонсирует детские благотворительные организации, Абрамович инвестировал в «Челси». Это тоже помогает в судах. Украинский бизнесмен Дмитрий Фирташ, столкнувшись с обвинениями в коррупции, апеллировал к тому, что он «респектабельный филантроп, жертвующий Кембриджскому университету». Даже писать о таких схемах в медиа — опасно. Так, Cambridge University Press отказалась печатать книгу «Путинская клептократия» из опасений потерять сотни тысяч долларов после исков.

Скорее всего, теперь Лондон на многие годы окажется закрыт для грязных денег с постсоветского пространства. Бизнесмены и семьи чиновников активно мигрируют в Дубай, где не принято интересоваться происхождением состояния 🤐

P.S. Мой любимый персонаж из доклада — сын российского бизнесмена и экс-КГБшника Евгений Лебедев, который получил от Бориса Джонсона титул «барон Лебедев из Хэмптона в лондонском районе Ричмонд-апон-Темс и Сибири». В интервью Guardian он просит не называть его олигархом, а потом говорит, что у него дома живет волк по кличке БОРИС (в честь Ельцина).
Проблема вращающихся дверей: чем занимаются чиновники после отставки

А вы когда-нибудь задумывались о том, что происходит с членами правительства после истечения срока их полномочий? Мне пришлось, пока писал магистерскую про ротацию элит в автократиях (кстати, закончил, и теперь снова буду постить тексты здесь). В политической науке этот вопрос обсуждается в основном в контексте демократических режимов и тесно связан с так называемой проблемой «вращающихся дверей».

Объясню на примерах: около половины всех министров, работавших в составе правительстве Великобритании при Терезе Мэй или Борисе Джонсоне, в последствии получили новую работу в том же секторе, регулированием которого занимались. То есть, если вы были министром здравоохранения, то с высокой долей вероятности после отставки вы займете должность в крупной фармакологической компании. Казалось бы, в этом есть определенные плюсы: специалисты с большим опытом и навыками должны принести в отрасль новые знания и способствовать гармоничному взаимодействию государства и бизнеса.

Но издержек все же больше:

🤝 Часто выходцы из госуправления получают работу в частном секторе только из-за своих связей, которые позволяют эффективно лоббировать интересы компании. Тем самым нарушается принцип справедливой конкуренции. Ну разве можно отказать своей вчерашней начальнице, если она по-дружески просит дать информацию о деталях готовящегося госконтракта?

💸 Чиновники могут создавать преференции для своего будущего работодателя еще до увольнения с должности. Так, в 2001 году Комиссия по ценным бумагам и биржам США прекратила расследование в отношении Deutsche Bank, а спустя всего несколько месяцев директор этой же комиссии получил работу в том же банке. И таких примеров множество.

Просачиваясь в медиа, подобные сюжеты укрепляют представления о порочном симбиозе бизнеса и политики у и без того разочарованных в легитимности системы сегментов электората. Популисты (что бы мы ни подразумевали под этим термином) получают дополнительные очки поддержки. Чтобы хоть как-то бороться с этой проблемой, многие страны устанавливают обязательные перерывы, которые экс-чиновник должен брать перед началом де-факто лоббистской деятельности. Такие ограничения действуют почти во всех американских штатах, например, во Флориде необходимый перерыв достигает 6 лет.

В авторитарных режимах элиты после отставки заинтересованы скорее не в переходе на работу в частный сектор, а сохранении позиции в системе государственного управления, выборных органах власти или госбизнесе. Вероятно, это обусловлено в том числе желанием обеспечить себе относительный иммунитет от преследования. В автократиях есть большие проблемы с верховенством закона, поэтому после потери поста в правительстве чиновники рискуют столкнуться с тем, что кто-то «спросит» с них за использование должности в целях личного обогащения или просто отказа играть по чужим правилам.

Анализ карьерных треков российских экс-министров с 1991 по 2017 год (всего — 245 случаев) свидетельствует о том, что 58 из них после отставки имели опыт работы в административных органах власти (в том числе 24 человека — в Администрации Президента), 27 — в Федеральном собрании (Госдума + Совфед), 64 — в бизнесе (в основном окологосударственном), 33 — в науке и образовании. Но так было не всегда, в конце 80-ых и 90-е годы члены федеральной элиты имели высокие шансы на полную декооптацию и потерю связи с государством, 1999 год стал первым, когда, согласно анализу Крыштановской и Уайта, ни один из российских нобилей не был полностью исключен.

В целом, с точки зрения автократа такая стратегия крайне выгодна. Если чиновник не теряет иммунитет от преследования и доступ к ресурсам даже после отставки, то его или ее стимулы бросать сложившемуся режиму вызов будут значительно ниже.
В США ограничили право на аборт: почему этому не стоит удивляться

24 июня Верховный суд США отменил решение по делу почти 50-летней давности, которое делало право на аборт конституционным. Теперь вопрос о легальности искусственного прерывания беременности будет рассматриваться на уровне штатов: известно, что как минимум восемь из них уже вводят официальный запрет. Сразу несколько человек спрашивало меня о том, как это вообще стало возможным. А я не понимаю, как отвечать на такие вопросы. Кажется, что они базируются на склонности вестернизированной прослойки жителей развивающихся стран идеализировать общественную жизнь в США.

Вкратце, отмена конституционного статуса права на аборт — вопрос исключительно политический. Благодаря стараниям Дональда Трампа 6 из 9 верховных судей США — консерваторы. Их недавнее решение — просто реализация давно сформированного в американском обществе запроса. Соединенные Штаты все еще остаются крайне религиозной страной, в 2021 году 63% американцев идентифицировало себя как христиан, как атеистов — только 29%. Для сравнения, согласно данным ВЦИОМ, в том же году 67% граждан России относило себя к христианам, к атеизму склонялось около 20%. И в США, и в России число верующих снижается, а атеистов — растет, но разрыв между странами все еще остается небольшим. Именно религия (а не гендер) является основным фактором, который лучше всего определяет, будет ли американец поддерживать или осуждать право на аборты. Ядерная аудитория «за запрет» — белые евангелисты 56+ и настолько же белые протестанты в возрасте 18-55 лет (смотрите картиночку) ⬇️

Означает ли это, что американские избиратели действительно сопоставляют предлагаемое государством регулирование и свои религиозные взгляды, чтобы озвучить предпочтения? Нет. Большинство людей, как правило, не сильно вовлечено в политику. Религиозная идентичность у избирателей актуализируется политическими предпринимателями в нужный для них момент. Так произошло и с правом на аборты. Взгляды на этот вопрос — одно из ключевых различий между консерваторами и демократами США. Партиям нужны основания для мобилизации электората, отличный способ заставить своих сторонников посетить избирательные участки — обратиться к их религиозным чувствам и объяснить, что в случае неявки на выборы их право на приверженность определенным ценностям будет нарушено. В ноябре в США состоятся выборы в Конгресс. Вероятно, риторика демократических и консервативных лидеров будет во многом сконцентрирована именно на этом вопросе 🙊

К слову, запрет на аборт вообще не может быть обоснован чем-либо, кроме апелляции к ценностным установкам (например: «Христианин не может вкладывать свои налоги в убийство детей»). Статистика говорит нам о том, что рестриктивная политика в этой области в среднем лишь незначительно снижает число абортов. Как понятно из второй и третьей картинки ниже, есть множество стран, где женщины массово прерывают беременность даже несмотря на строгие запреты. При этом количество травм, которые они получают в подпольных клиниках или при проведении операции на дому, очевидно, значительно растет.

В любой стране мира живут люди с самыми разными предпочтениями. В любой стране мира их интересы могут быть использованы для достижения конкретных политических целей. Разница состоит лишь в том, что в США и ряде других стран созданы работающие институты, которые способны уравновешивать устремления общественных групп и приводить их к компромиссу. Решение Верховного суда — не конечная точка дискуссии по праву на аборт в США, за «наступлением» консерваторов последует ответ со стороны демократической партии, что, в конечном счете, приведет к формированию нового равновесия.
Как экологические проблемы заставляют браться за оружие

Кажется, в 2022 году все понимают, что экология — это важно. Но чаще всего мы обсуждаем эту проблему в терминах неопределенного будущего. Мол, если не начать заниматься глобальным потеплением прямо сейчас, то через несколько десятилетий прибрежные города будут затоплены, а наши дети потеряют доступ к чистому воздуху. Это лукавая позиция. Во-первых, такие представления снижают стимулы заниматься урегулированием кризиса здесь и сейчас. Мол, пускай потомки разбираются. Во-вторых, десятки тысяч людей гибнут из-за глобального потепления уже сегодня.

Нигерия — самая населенная страна Африки (около 210 млн человек), а также один из крупнейших экспортеров нефти в мире. С 1999 года в стране функционируют демократические, но при этом слабые институты. Северо-восточная часть страны расположена в бассейне озера Чад — одного из крупнейших пресноводных озер Африки. За последние 60 лет его площадь уменьшилась на 90%, из-за чего в регионе драматически снизился доступ к воде, необходимой для ведения сельского хозяйства. При этом экспоненциальный рост населения сохранился. Согласно одной из гипотез, именно это стало ключевой причиной подъёма радикальных исламистских настроений в регионе.

С конца нулевых в Нигерии действует террористическая группировка «Боко Харам» (запрещена в России), прославившаяся похищением сотен девочек из христианских семей. Местные земледельцы утратили возможность хоть как-то зарабатывать на жизнь, поэтому легко поддавались на призывы радикальных проповедников и вступали в террористическую организацию в надежде заработать грабежами или просто получить новый смысл жизни. Конечно, с этим можно поспорить: ведь к исламистским движением могут присоединяться и вполне состоятельные люди.

К 2019 году силам международной коалиции удалось вытеснить боевиков в отдаленные сельские районы. Сейчас они способны только на точечные теракты, а не масштабные наступления. Примерно в то же время в Нигерии разгорелся еще один конфликт, к 2019-му году унесший больше 10 000 жизней. Фермеры и скотоводы, десятилетиями относительно мирно проживавшие бок о бок, начали вступать в мелкие стычки, а также взаимно разорять земельные участки и пастбища. Больше всего противостояние было заметно в «срединном поясе» Нигерии, где находятся самые плодородные почвы, пригодные как для земледелия, так и для выпаса скота. Во время засушливого сезона кочевники с севера веками перегоняли сюда свои стада, чтобы сохранить доступ к корму. Когда-то земли было достаточно для всех: но из-за постепенного опустынивания фермерам пришлось захватывать традиционные территории пастбищ, а скотоводам загонять стада на возделываемую почву. В результате: поджоги, перестрелки и рост межэтнической напряженности. Скотоводством в Нигерии занимаются в основном мусульмане-фулани, земледелием — десятки небольших групп, часто — исповедующих христианство. Правительство попыталось урегулировать конфликт, запустив национальную программу по формированию оседлого скотоводства. Но ее эффективность пока вызывает вопросы. Здесь логическую цепочку «экологическая проблема — вооруженный конфликт» уже почти невозможно поставить под сомнение.

Некоторые скотоводы и вовсе решили сменить овечек и козочек на что-то более прибыльное, например, бандитизм. Со временем эта проблема стала для Нигерии структурной. В 2021 году бандитские группировки убили более 2600 мирных жителей. Больше, чем «Боко Харам» (запрещена в России) за тот же промежуток времени. И это не просто мелкие грабежи на трассах. Именно организованные банды обвиняют в январской «Замфарской резне», в ходе которой было единовременно убито более 200 человек; в апреле бандиты атаковали поезд, шедший из Абуджи в провинцию Кадуна. Результатом стало исчезновение 168 пассажиров. Настоящий «Дикий Запад». Эти события вынудили нигерийское правительство официально признать бандитские группировки террористами.

Так что экология — это не только забавная Грета Тунберг или абстрактные рассуждения о будущем. Это тысячи смертей невинных людей уже здесь и сейчас.
«Глубинный русский народ», смотрители маяков и орнитологи

Когда только начинал вести этот канал, предполагал, что буду писать сюда и о прочитанных книгах. Потом почти все на моей полке стало иметь отношение к политике, и необходимость отделять ее от темы «книги» была исчерпана. Иногда этот факт вгоняет меня в депрессию: я скупаю все что попадается под руку в «Подписных». Это совсем не означает, что потом удается найти силы погрузиться дальше десятой страницы, но несколько дней назад получилось: сидел до четырех утра со сборником статей журналистки «Таких дел» Евгении Волунковой «Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках ответа», попеременно плакал и смеялся, решил поделиться с вами рекомендацией и мыслями.

Волункова пять лет ездила по стране и записывала истории простых людей, которые попали в непростую ситуацию (как мать с ампутированными ногами, которая убила мужа после бесконечных побоев и была де-факто оправдана судом) или необычные обстоятельства (как орнитологи, которые живут на Куршской косе и занимаются отловом птиц). Это не просто сборник интервью. Корреспондентка старается «вживаться» в шкуру своих героев. Например, проделывает многочасовой путь до школы с почти слепой девочкой из крошечного поселка, чтобы понять, что она чувствует каждую неделю.

Конечно, в основном от сюжетов сжимается сердце. Но они точно полезны: по моим наблюдениям, мы часто не понимаем страну, в которой живем. Еще в начале десятых замечательная Зубаревич писала про «4 России». Это натяжка: «Россий» гораздо больше, и даже если вы родились в глубинке, а потом переехали в мегаполис, то, скорее всего, плохо представляете себе жизнь большей части населения страны прямо сейчас. Не хочу, чтобы мой тон показался менторским, — я сам почти ничего не знаю: родился и вырос в Петербурге; да, подолгу работал в небольших удаленных от столицы городах, но это лишь маленький фрагмент общей картины. Чем чревато такое неведение?

Первое. Представлением о том, что существует некая целостная общность под названием «народ» или «страна», которая гипотетически может обладать едиными интересами. Даже в ваших семьях наверняка есть совершенно не похожие друг на друга люди, которые расходятся во взглядах на любой предмет. Что уж говорить про 144-миллионную громадину. Слышите фразы в духе «США заинтересованы в…», «Французы хотели бы…» — бегите. Попытки упаковать сотни тысяч уникальных установок в единую волю почти всегда приводят к игнорированию индивидуальных интересов и трагедии. Тексты Волунковой как раз о том, какими разными могут быть россияне, живущие в соседних деревенских домах.

Теперь про «глубинный русский народ». Претендующие на образованность люди склонны впадать в две крайности: демонизировать жителей глубинки или предполагать, что их священный долг — «пойти в народ», чтобы донести до простодушных обывателей светоч знаний. В первом случае тревожный интеллигент видит в каждом шокающем собеседнике сторонника самых человеконенавистнических идей и бежит собирать чемоданы, потому что «в этой стране никогда ничего не изменится». Во втором — верит, что перед ним всего лишь наивное дитя, во время спора с которым надо пару раз процитировать Бодрийяра, и оно под грузом этого сакрального знания сразу займет «верную» позицию. Естественно, и то, и другое отдает шовинизмом и попросту безграмотно. Не бывает навечно «испорченных» народов, а Бодрийяр в масштабах страны может интересовать только пару сотен тысяч гиков (которые при этом могут оказаться жителями поселка в Заполярье).

Поэтому я думаю, что стоит много ездить по стране, много читать о стране и много говорить с теми, кто эту страну населяет. Это может быть приятным, Волункова пишет как раз про по-настоящему хороших «русских». Объять необъятное не получится, но сомнений в его необъятности точно станет меньше.

Что еще почитать у Волунковой:

История ненецкой дизайнерки, чьи наряды оказались на страницах Vogue 👗

Как живет одинокая смотрительница закрывшегося маяка на Белом море 💡

Как добровольцы ищут потерявшихся в тундре 🆘
P.S. С подругами.
Как авторитарные режимы разрушаются из-за ошибок диктаторов

Поиск причин перехода к демократическому правлению — одна из главных задач современной политической науки. Ученые могут считать ключевым условием демократизации экономический рост, давление международного сообщества, пресловутый «раскол элит» или с десяток других переменных. Сегодня я немного расскажу об одной из самых интересных теорий этого поля — «демократизации по ошибке», которую несколько последних лет продвигает политолог Дэниэл Трейсман.

Он исходит из презумпции, что выживание автократа зависит от способности получать достоверную информацию о положении дел и, основываясь на ней, выстраивать оптимальную стратегию поведения. Однако если диктатор по каким-либо причинам получает искаженные данные или неправильно их интерпретирует, режим может оказаться под угрозой. О каких «ошибках автократа» пишет Трейсман?

Чрезмерные уступки оппозиции & полный отказ от уступок. В качестве примера автор приводит реформы Горбачева, пытавшегося построить «социализм с человеческим лицом», при этом сохранив власть и целостность Союза, чем это закончилось, все и так прекрасно знают. С другой стороны, иногда авторитарным лидерам может быть полезно согласиться на часть требований протестующих. Так, президент Мали Мусса Траоре упорно игнорировал демонстрации и предлагал своим министрам «не нервничать по пустякам». Уже в 1991 году он предстал перед судом.

🩸Избыточные репрессии & полный отказ от репрессий. Попытка силового разгона Майдана в конечном счете привела к тому, что Янукович отправился отдыхать на дачу под Ростовом. При этом его менее решительные коллеги тоже рискуют быстро утратить контроль над любым протестом, который может разрастись при отсутствии какого-либо сопротивления.

🍕Провалы во внутренней политике. Экстравагантный президент Гаити Жан-Клод Дювалье сначала довел граждан своей страны до голода, а потом решил транслировать по телевизору роскошный «Майский бал» своей супруги, чем спровоцировал незамедлительные бунты.

🗳«Опрокидывающие выборы». Автократы часто склонны переоценивать уровень народной поддержки или желание чиновников рисовать нужный результат выборов. В эту ловушку угодил чилийский диктатор Пиночет, проигравший им же организованный референдум о продлении срока своих полномочий.

💣Раскол гражданской элиты. Один из залогов стабильности автократий — своевременная кооптация в систему всех влиятельных игроков. Исключение из состава правящих элит бывших союзников чревато заговорами. В этом на своем опыте удалось убедиться аргентинскому лидеру Хуану Перону, который затеял ссору с прежде крайне лояльными католическими епископами, что позволило оппозиции сформировать сильную коалицию.

🔪Унижение силовиков. Массовые отставки, сокращение финансирования армии, да и просто неуважительное отношение — заставляют силовые структуры задумываться о свержении автократа.

✍️Делегирование власти «скрытому» демократу. Испанский диктатор Франко, уходя на покой, завещал власть королю Хуану Карлосу, который активно поспособствовал демократизации страны.

🇦🇷Авантюры во внешней политике. «Маленькие победоносные войны» — не российское изобретение. Желая отвлечь внимание от экономических проблем, аргентинский генерал Леопольдо Гальтере начал вторжение на Фолкленды, потерпел оглушительное поражение и потерял власть.

Трейсман считает, что 79% всех демократических транзитов после 1963 года обусловлены именно «просчетами автократов», при этом чаще всего они совершают сразу несколько упомянутых выше ошибок. Однако, применяя эту концепцию для оценки перспектив известных нам автократий, важно понимать, что даже если диктатор допускает сразу несколько просчетов (например, начинает неудачную войну и отправляет в отставку высшее армейское командование), это еще не говорит о том, что режим вот-вот падет, а лишь немного приближает такую вероятность. Устойчивость все еще может быть обеспечена достаточным количеством ресурсов, эффективной кооптацией или невероятно лояльными силовиками. Но какая-то надежда всегда лучше, чем ее полное отсутствие!
Отношение к России в мире

Just a daily reminder после очередного плацкартного спича: к России и (иногда) российской культуре начинают относиться плохо не из-за козней кровавого вашингтонского обкома, а из-за решений самих же российских властей. Вот опросные данные Pew Research Center. Отчетливо видно, что Россию начинали воспринимать значительно хуже в 2014 и 2022 году, когда происходило угадайте что. Вряд ли для вас это станет открытием, но бабушкам с дедушками покажите, что ли.

Когда-то писал работу о политике идентичности в Эстонии и Латвии, и экспертка во время интервью говорила, что русскоязычные жители этих стран начинают сталкиваться с проблемами из-за своего языка и культуры ровно в тот момент, когда Кремль решает поиграть мускулами. Так что это бесконечная череда самосбывающихся пророчеств — как только ты выступаешь на защиту «русского мира» от мифических угроз, этот мир еще больше скукоживается и становится нерукопожатным.
Возможен ли протест и гражданский активизм в закрытых авторитарных режимах?

Нам может казаться, что после того, как государство значительно усиливает репрессии, гражданское общество умирает или по крайней мере уходит в глубокое подполье. На самом деле, об этом можно говорить только в экстремальных случаях тоталитарных режимов прошлого, да и то с оговорками.

Возьмем для примера Китай. Казалось бы, речь идет о тотальной цензуре, системах повседневного слежения и лагерях «перевоспитания». Однако протест и активизм возможны даже здесь. Только за последние два года в Китае были зафиксированы сотни забастовок. Рабочие могут выступать против задержек в выплатах заработной платы или бороться против приложений заказа такси, отнимающих деньги у самозанятых водителей. Информацию об акциях собирает China Labor Bulletin (интерактивную карту забастовок можно покрутить здесь). При этом правозащитники сообщают, что их анализ охватывает только около 10% от общего числа возможных наблюдений. В действительности речь идет не о сотнях, а тысячах случаев гражданской активности 🇨🇳

Рабочие — не исключение, подтверждающее правило. Участников забастовок могут консультировать студенты-марксисты; христиане и последователи движения Фалуньгун борются за освобождение задержанных единоверцев; китаянки рассказывают о пережитом насилии под хэштегом #MeToo. Более того, граждане КНР активно используют для давления на власти одиночные сидячие забастовки и даже угрозы самоубийством.

В социальных науках неоднократно предпринимались попытки описать китайский активизм с помощью зонтичной концепции. Заметной попыткой стало выдвижение термина «скрытые коллективные действия». Суть сводится к тому, что в условиях развитого репрессивного аппарата было бы неразумно создавать формальные организации для объединения людей в большие группы, рассматриваемые властями как угроза. Гораздо безопаснее объединиться в неформальную сеть, включающую в себя экспертов и активистов, которые могли бы информировать недовольных граждан о том, как с помощью слабо связанных друг с другом действий можно достичь желаемого результата

Конечно, подавляющее большинство этих акций объединяет абсолютная деполитизация. Требовать выплаты зарплаты — иногда можно, ставить под сомнение легитимность компартии — ни в коем случае. Это все еще крайне жестко наказывается. Даже отвечая на социальные и экономические требования, власти действуют по принципу кнута и пряника: часть требований рабочих удовлетворяется, часть организаторов может столкнуться с преследованиями.

И все же активизм работает. Здесь можно сослаться на интересный эксперимент: ученые разослали мелким китайским чиновникам прошения от вымышленного гражданина, при этом часть обращений содержала завуалированную угрозу инициировать коллективный протест или обратиться в вышестоящие инстанции. Такие письма с гораздо большей вероятностью получали содержательные ответы. Согласно предположению авторов, эта ответственность чиновников перед населением объясняется тем, что их карьерные перспективы по крайней мере отчасти зависят от личной эффективности на посту. Протест или жалобы служат для вышестоящих органов власти сигналом о том, что чиновник не справляется со своими обязанностями, а значит не стоит задумываться о его повышении

Кажется, похожие тенденции мы можем наблюдать и в России. Гражданское общество не умерло, оно трансформируется, приобретая все менее формализованные очертания. И хотя мы вряд ли станем свидетелями политического протеста в ближайшие месяцы или даже годы, социальный активизм все еще остается возможным. Хочу сказать огромное спасибо тем, кто остался в России и продолжает бороться за защиту гражданских прав. За примерами далеко ходить не надо — уже завтра в 19:00 ребята из «Пространство Политика СПб» организуют встречу с юристкой, которая расскажет о правовом статусе мобилизации и легальных способах защитить свои права. Учитывая, что эта волна призыва может быть не последней, встреча будет очень полезной.

Если вы в Санкт-Петербурге, обязательно приходите 🤝