В свежем переводе большой статьи Джейсона Кузницки "Кантианский аргумент в пользу либертарианства" читайте о том, как этическая система Иммануила Канта оправдывает либертарианские политические институты. В статье рассматривается категорический императив и его политические следствия, кантианство Роберта Нозика, взгляд Канта на происхождение имущественных прав и в чем он отличается от взгляда Локка. Автор утверждает, что кантовское представление о людях как целях и вещах как средствах как нельзя лучше помогает обосновать негативную свободу и частную собственность. Также Кузницки доказывает, почему рыночный обмен и наемный труд не влекут за собой использование людей в качестве средств.

#Кузницки #кантианство

Дискуссия о неолиберализме между социологом-марксистом Вадимом Квачевым и философом-либертарианцем Константином Морозовым. Выясняем, является ли неолиберализм нашей реальностью или просто фантомом сознания. Говорим про рынок, влияние экономической политики на идентичность людей, взгляды Фридмана и Хайека.

https://youtu.be/HDb_5v1yB28

Как (не) надо оправдывать аборты

В своём последнем посте Пожарский очень правильно подмечает, что в дискуссиях об абортах реальные пролайферы мало похожи на карикатурных христианских фундаменталистов, и в рациональные аргументы они умеют не хуже оппонентов. Но что Пожарский делает неправильно — следом он не нарочно окарикатуривает уже прочойсеров. Если вкратце, тейк следующий: пролайферы одерживают победы на всех фронтах этической дискуссии, прочойсеры не могут адекватно ответить ни на один контрпример, и лишь аргумент скрипача Дж. Дж. Томсон спасает защитников абортов от полного интеллектуального поражения. Если бы это было правдой, то положению прочойсеров можно было бы только посочувствовать, ведь аргумент скрипача — это довольно плохой аргумент. У моего хорошего друга Васила есть замечательный ролик на эту тему.

На главную трудность аргумента скрипача указывает и сам Михаил: «Как видим, этот аргумент зиждется на том, что у нас нет обязательства жертвовать чем-то для помощи другим людям в обстоятельствах, которые создали не мы». Однако беременность не происходит с людьми случайно, с женщиной нужно совершить весьма конкретное действие, чтобы внутри неё появился эмбрион. Возможно, аргумент Томсон доказывает, что аборт допустим в случае изнасилований, но когда секс был добровольным, то зависимое положение эмбриона — это и есть обстоятельства, которые создали люди, участвовавшие в зачатии.

Впрочем, можно зайти ещё дальше и сказать, что ответственность женщины за нахождение эмбриона внутри её тела вообще не имеет значения. Можно провести, например, аналогию между абортом и безбилетным полётом на вертолёте. Собственник волен решать, кому можно, а кому нельзя кататься на его вертолёте, как и женщина (согласно принципу самопринадлежности) вольна решать, кому можно находиться внутри её тела, а кому нельзя. Допустим, в вертолёт пробрался безбилетник, которого удалось обнаружить лишь во время полёта. Может ли пилот просто выбросить попутчика за борт? (Для простоты предположим, что тот не является чилийским коммунистом). Едва ли это приемлемо, если безбилетник никак не угрожает жизни пилота. (А эмбрион никак не угрожает жизни матери, но когда он это делает, то даже пролайферы склонны допускать аборт). И чтобы эта аналогия была ещё больше похожа на аборт, представьте, что безбилетник не пробирался в вертолёт сам, а оказался там по чистой случайности или даже намеренно был перенесён туда пилотом (до того, как тот передумал кататься в процессе).

На самом деле, моральная интуиция в пользу того, что никто не обязан предоставлять свои ресурсы нуждающимся, когда это предполагает для него низкие издержки, очень редкая. И едва ли на неё стоит полагаться, если мы хотим определить принципы моральной допустимости для плюралистичного общества. Даже Майкл Хьюмер, один из самых проницательных современных либертарианцев, в общем-то согласен, что иногда справедливо заставлять людей жертвовать чем-то ради спасения других, как в примере тонущего ребёнка. Просто Хьюмер при этом не склонен думать, что конкретные формы принуждения, практикуемые государством, являются примерами таких ситуаций.

Короче говоря, аргумент скрипача ничего не говорит о допустимости абортов, потому что беременность — это обстоятельства, в которые эмбриона вовлекают действия самой беременной женщины. И даже в тех трагичных случаях, когда беременность началась не в результате действий самой женщины, неочевидно, что она имеет право убить эмбриона, который сам в своём появлении внутри её матки ни в каком смысле не виноват. К счастью, у прочойсеров есть более убедительные стратегии для обоснования права на аборт.

Во-первых, мы могли бы сказать, что телесная автономия представляет собой настолько исключительную ценность, что никакое принуждение женщины к содержанию эмбриона никогда не будет оправдано. На первый взгляд, это максимально органично вытекает из полной самопринадлежности, так что не требует даже особых надстроек к уже знакомым либертарианским принципам. Но на самом деле признание особой ценности телесной автономии в свете распространённых интуиций требует признания асимметрии между тем правом, которое человек имеет на своё тело, и тем правом, которое он имеет на остальные вещи. Для людей вроде нас с Михаилом (и многих других либертарианцев, вроде Эрика Мака) в этом нет особой проблемы, но для тех, кто любит осуждать налоги, это не очень приятное следствие. Ведь тогда не особо понятно, почему мы не можем ослаблять права на внешние вещи, когда это необходимо для той же помощи нуждающимся или финансирования общественной безопасности, если эти права сами по себе не имеют той же особой моральной силы, как право на тело. (Можно попробовать закусить пулю и сказать, что права на внешние вещи имеют такую же особую моральную силу, но едва ли есть либертарианцы с достаточно прочными зубами).

Во-вторых, нет никакой проблемы в том, чтобы сказать, что эмбрион не имеет никаких прав, а потому его удаление из организма морально ничем не отличается от вырывания больного зуба. В современных дискуссиях об абортах особенно важным является деление на human beings и human persons. Возможно, эмбрион является human being, но это не имеет отношения к наделению его правами — для этого важно, является ли он human person, а это не тривиальный вопрос. Михаил отвергает этот аргумент, ссылаясь на контрпример с человеком в коме, но этот контрпример ничего особо не говорит, как, впрочем, и само утверждение о несубъектности зиготы или эмбриона. Важно понять, что вообще делает человека субъектным, что тоже далеко не тривиальный вопрос. Как минимум, нет ничего неправдоподобного в предположении, что субъектным делает способность к переживанию субъективного опыта. У человека в коме, как и младенца, она есть, у эмбриона, не развившего ещё необходимую для обладания этой способностью нервную систему — ещё нет. Это не безупречный аргумент, но контрпримеры младенца и коматозника наносят ему мало урона.

Константин Морозов перевел статью известного биоэтика Кристофера Толлефсена, в которой он анализирует роль Бога в теории «нового» естественного права. Согласно Толлефсену, хотя знание о естественных правах независимо от знаний о существовании Бога, постулирование этих прав онтологически и мотивационно зависит от существования Бога.

Левое либертарианство как институциональный режим

Специально для недавно вышедшего сборника The Routledge Companion to Libertarianism, в рамках раздела о либертарианских институциональных режимах, живой классик политической философии Гиллель Штайнер представляет набросок того, как выглядело бы общество, организованное по леволибертарианским принципам. В первую очередь, Штайнера интересует то, какими правами обладают люди и какие ограничения эти права налагают на институты государственной власти.

Содержание и характер естественных прав строго ограничивают государство от вмешательств в частную жизнь или экономическую деятельность людей. В то же время это требует некоторого перераспределения богатства, чтобы компенсировать историческую несправедливость и нарушения естественного права на равную долю природных ресурсов.

Либертарианство и государство всеобщего благосостояния

Один из соредакторов сборника The Routledge Companion to Libertarianism Мэтт Зволински особенно известен своими исследованиями в области либертарианского отношения к перераспределению доходов и государству всеобщего благосостояния. В своём эссе для этого сборника Зволински снова обращается к этой теме, дополняя свои прошлые публикации новыми соображениями.

Зволински анализирует, по каким причинам либертарианцы в целом склонны скептично или даже негативно оценивать государственное социальное обеспечение. Как доказывает Мэтт, эти причины куда сложнее, чем может показаться по широко растиражированным аргументам Ротбарда и Нозика. Кроме того, Зволински обращается и к альтернативной позиции, которая примиряет либертарианство и государственную помощь бедным, показывая на каких основаниях умеренные и строгие либертарианцы могли бы поддержать принудительное перераспределение.

Безусловный базовый доход — это регулярная денежная выплата от государства в размере, приблизительно равном прожиточному минимуму, в пользу каждого гражданина. В отличие от классических социальных пособий, круг получателей не ограничен лишь определёнными группами «нуждающихся» или «заслуживших». Одними из частых возражений против базового дохода являются различные версии «аргумента лентяя». Общий смысл таких доводов в указании на несправедливость возможности добровольной безработицы, которая фактически просто оплачивается работающим населением. В своей статье Константин Морозов подробно разбирает такие возражения, объясняя, почему безусловный базовый доход — это путь к подлинно свободному обществу.

Локкеанский аргумент за базовый доход

Исторически многие либертарианцы поддерживали гарантию базового дохода из прагматических соображений, поскольку она является наилучшим компромиссом либертарианских принципов и государства всеобщего благосостояния. Дэниэль Мозли выдвигает более смелое утверждение: базовый доход — это не просто политический компромисс, а неотъемлемая часть либертарианской идеальной теории.

Чтобы обосновать этот тезис, Мозли обращается к философскому наследию Джона Локка, одного из наиболее влиятельных классических либеральных мыслителей. Теория естественных прав Локка, как доказывает Мозли, может предоставить убедительный теоретический фундамент политики базового дохода.

Термин «либерализм» сегодня вызывает множество ожесточенных споров о том, что же именно он означает. Сам же вопрос о сущности либерализма имеет два полюса: политический и философский. Поскольку выбор политических ярлыков — вопрос всецело прагматический, то последовательную и ясную концепцию либерализма, если где-то и стоит искать, то только в философском осмыслении. Но и в академических обсуждениях возникает немало сбивающих с толку дискуссий, вроде того, должно ли либеральное государство быть нейтральным по отношению к образу жизни граждан или же его задача в том, чтобы реализовывать универсальный идеал справедливого общества?

В своей статье Константин Морозов рассказывает о либерализме как философской концепции и предлагает модификацию известного определения Джона Ролза, чтобы оно включало в себя широкий спектр позиций от laissez-faire капитализма до либерального социализма.

В эссе "Хайек, республиканская свобода и безусловный базовый доход" Мэтт Зволински обсуждает идею свободы в трактовке Фридриха Хайека. В отличие от многих либертарианцев, понимающих свободу в первую очередь с точки зрения невмешательства или уважения прав собственности, Хайек придерживался республиканистской теории, согласно которой свобода это "возможность действовать в соответствии с собственными решениями и планами, в отличие от положения человека, неизменно подчиненного воле другого". Зволински пишет о том, почему рыночная конкуренция может служить одним из наиболее эффективных гарантов республиканской свободы, в каких случаях конкуренции может быть недостаточно и почему именно БОД может успешно компенсировать недостатки рынка.

#Зволински #Хайек #БОД #ББД

Просто ссылка на перевод статьи Аласдера Макинтайра об этике добродетелей, одной из главных исследовательских программ в современной моральной философии.

Два либертарианских аргумента в пользу базового дохода

В своём эссе Брайан Пауэлл бросает вызов утверждению, что либертарианцы не могут поддержать базовый доход. Он предлагает два аргумента, первый из которых опирается на леволибертарианские предпосылки об эгалитарных притязаниях на владение природными ресурсами.

Второй аргумент, рассматриваемый Пауэллом, опирается на концепцию «реальной свободы для всех» Филиппа Ван Парийса. Согласно ему, если либертарианцы всерьёз привержены свободе, то они должны продвигать не только негативную свободу (самопринадлежность), но и материальные ресурсы для пользования своей самопринадлежностью.

Легко ли написать философский текст? Вероятно, чуть легче, чем в конце концов прочитать его. Из-за этого философию вне академии часто норовят упростить и перевести на язык «простых слов». Однако, такой подход никогда не казался нам особо полезным, как и обратная крайность пустого усложнения. И дело здесь в простом факте – без культуры чтения не бывает и культуры письма. Поскольку все самые интересные и серьёзные прозрения философии в конце концов сохраняются в текстах, то философы как никто другие заинтересованы в подготовленной аудитории.

За эти годы, как нам видится, проекту удалось создать определенную культуру философского чтения и письма, а поэтому сегодня мы с радостью анонсируем ещё один способ стать к ней причастным:

https://insolarance.com/

Уже сейчас на сайте доступны все наши статьи и некоторые удобные функции, вроде профилей авторов. Как и полагается, со временем и того, и того станет только больше. Большое спасибо всем тем, кто читает наши статьи, ведь благодаря вам мы становимся лучше.

Зачем мне быть моральным? Таков один из наиболее значимых вопросов этики. Сталкиваясь с ситуациями выбора, можно руководствоваться множеством конкурирующих практических соображений. Почему человек должен всегда выбирать моральные предписания, особенно если они противоречат его собственным субъективным интересам? В своей статье Константин Морозов рассказывает о контрактаризме — теории морального обоснования, которая связывает причины поступать морально с рациональными интересами агента.

Контрактные агенты и права животных

Пара человек после текста о контрактаризме предлагали примерно такое решение проблемы прав животных: поскольку есть контрактные агенты, заинтересованные в их благополучии, они будут настаивать на включении прав животных в общественный договор. Поэтому способность выступать в роли контрактного агента не нужна для того, чтобы иметь права, пока кто-то готов выступать от имени правообладателя в разработке условий социального контракта.

Представим, например, две группы контрактных агентов: травоедов и живоглотов. Травоеды очень сочувственно относятся к животным, придерживаются веганской диеты. Живоглоты относятся к животным как имуществу и активно употребляют их мясо в пищу. Могут ли травоеды заставить живоглотов соблюдать хоть какие-то моральные ограничения, основанные на социальном контракте?

Травоеды могут сказать, что включение прав животных в общественный договор является их условием участия, а потому живоглоты, чтобы не потерять преимуществ договора с травоедами, должны уступить им. Правдоподобие этого сценария зависит от того, каково соотношение сил между двумя фракциями. Только если травоеды доминируют, они могут навязать живоглотам свои условия.

Однако даже если травоеды доминируют, последовательный контрактарист едва ли одобрил бы такой договор. Дело в том, что навязывание такого рода условий не проходит тест оговорки Готье. Благополучие травоедов включает в себя моральное удовлетворение от спасения животных, тогда как благополучие живоглотов включает в себя удовольствие от охоты и вкуса мяса. Оговорка Готье требует, чтобы ни одна фракция не увеличивала своё благополучие за счёт снижения чужого. И здесь именно травоеды извлекают выгоду из ухудшения положения живоглотов. Это подрывает рациональные основания последних согласиться с самой идеей общественного договора.

Инклюзивный и неэксплуатационный социальный контракт не может оправдать наделение животных такими правами, соблюдения которых можно было бы принудительно требовать. Это не запрещает тем, кто сочувствует животным, помогать им в частном порядке, но не даёт им права требовать, чтобы другие поступали также. Поэтому чья-то готовность быть омбудсменом братьев наших меньших не решает проблему контрактного обоснования прав животных.

Контрактаризм — это одна из главных этических теорий нашего времени, согласно которой силу моральным предписаниям дают рациональные основания. Такие основания проверяются на прочность концепцией общественного договора. То есть обоснованные моральные нормы — те, что предпочел бы каждый человек, желающий выйти из хаоса состояния войны всех против всех. Несмотря на связь с теорией общественного договора, корни контрактаризма находятся в античной философии Эпикура.

Константин Морозов перевел статью Джона Трэшера, в которой подробно рассказывается об эпикурейском контрактаризме, а также показывается, как эта теория может примирить индивидуальное удовольствие с требованиями общественной справедливости.

https://insolarance.com/epicurean_contractarianism/

Либертарианство и госинвестиции

Ничего удивительного, что вчерашний пост Карла про патенты вызвал гору возмущений среди вульгарных либертарианцев на тему недопустимости госинвестиций. Но, как ни странно, позиция Карла отнюдь не что-то радикально новое и нестандартное для либертарианства. В рамках проработанной либертарианской теории давно уже предложены аргументы в пользу того, почему госинвестиции в ту или иную сферу могут быть оправданы.

Во-первых, подавляющее большинство академических либертарианцев (о политических активистах речи не идёт) не какие-нибудь безумные анкапы или даже нозиковские минархисты. Основная масса сколько-либо респектабельных либертарианских академиков — классические либералы примерно в том же духе, что и Лорен Ломаски или Джеральд Гаус. И эта часть либертарианских теоретиков всегда признавала, что борьба с фиаско рынка — это уместная и легитимная задача для государственной политики. А от более «левых» эгалитарных либералов их отличают лишь нюансы того, как именно они видят оптимальный способ государственной борьбы с фиаско рынка. Так или иначе, ничего принципиально антилибертарианского в госинвестициях в рамках этой логики нет. Это в любом случае скорее практический вопрос, чем строго принципиальный.

Во-вторых, более радикальное либертарианство по типу ротбардовского или нозиковского рассматривает справедливость как вопрос всецело исторический. И довольно тривиально, что мы никогда не жили в мире, где естественные права уважаются так, как того требует либертарианство. Как писал замечательный либертарианский философ Крис Скьябарра, этот факт требует от адекватных либертарианцев смотреть на государственную политику диалектически. Быть может, во сферическом анкапе в вакууме уважение к естественным правам несовместимо с госинвестициями. Но мы не живём во сферическом анкапе в вакууме, мы живём в мире, где текущее распределение экономического бремени и преимуществ имеет длительную родословную насилия, грабежа, мошенничества и эксплуатации. В таких условиях, что верно и подмечает Карл, иногда может быть уместным инвестировать государственные деньги в определённые проекты. Например, как писал Ekklesiagora, госинвестиции в зелёную энергетику и зелёное производство могут быть допустимым способом ректификации от «нечистоплотных» компаний, исторически извлекавших выгоду из систематического нарушения естественных прав людей, в пользу их конкурентов и тех людей, которые непосредственно пострадали от такого рода политики.

Короче говоря, у последовательных либертарианцев нет никаких проблем с госинвестициями самими по себе. И хорошо, что это утверждение постепенно перестаёт звучать как странное или провокационное.