Forwarded from Священник Владислав Береговой
Однажды некий отважный миссионер прибыл на острова, где жили охотники за головами. Отрезанные головы они сушили, и тщательно зашивали им рот, чтобы дух убитого врага оставался внутри и не мог им навредить. Такие головы считались мощным оберегом. Миссионер выучил язык дикарей и приобрел у них некоторое доверие и авторитет. Он успел строго запретить им охотиться за головами, но тут умер от какой-то местной болезни.
Новообращенные островитяне каждый день с усердием читали его наставление - «Дети мои! Отвергните этот худой обычай и не охотьтесь больше за головами!»
Островитяне понимали, что эту заповедь нельзя исполнять буквально.
Во-первых, все люди всегда охотились за головами. Так же как они дышали, ели, вступали в брак, строили хижины. Это часть жизни, и тут уж ничего не поделаешь.
Во-вторых, если перестать охотиться за головами, старые обветшают и придут в негодность, и племя лишится мощных магических амулетов, оберегающих его от злых духов.
В-третьих, все соседние племена, не видя больше голов, станут считать наше племя слабым и начнут дерзко угонять его скот.
В-четвертых, молодые воины больше не смогут становиться настоящими мужчинами и доказывать, что они — нашего рода, пройдя испытание по добыче головы врага.
В-пятых, наши великие и премудрые предки считали обычай охоты за головами очень важным — а это были достойные, почитаемые люди.
В-шестых, белые люди, как это всем известно, сами убивают врагов, но не делают ничего путного с их головами — так что не им запрещать нам хотя бы употребить отрезанные головы с пользой для племени.
В-седьмых, в Толстой Книге Белого Брата ясно сказано, «Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его» (1Цар.17:51), из чего видим, что и Толстая Книга одобряет охоту за головами.
Следующий миссионер обнаружил племя христианских охотников за головами, которые сушили отрезанные головы и зашивали им рты с пением псалмов...
Имеющий уши, да услышит.
Новообращенные островитяне каждый день с усердием читали его наставление - «Дети мои! Отвергните этот худой обычай и не охотьтесь больше за головами!»
Островитяне понимали, что эту заповедь нельзя исполнять буквально.
Во-первых, все люди всегда охотились за головами. Так же как они дышали, ели, вступали в брак, строили хижины. Это часть жизни, и тут уж ничего не поделаешь.
Во-вторых, если перестать охотиться за головами, старые обветшают и придут в негодность, и племя лишится мощных магических амулетов, оберегающих его от злых духов.
В-третьих, все соседние племена, не видя больше голов, станут считать наше племя слабым и начнут дерзко угонять его скот.
В-четвертых, молодые воины больше не смогут становиться настоящими мужчинами и доказывать, что они — нашего рода, пройдя испытание по добыче головы врага.
В-пятых, наши великие и премудрые предки считали обычай охоты за головами очень важным — а это были достойные, почитаемые люди.
В-шестых, белые люди, как это всем известно, сами убивают врагов, но не делают ничего путного с их головами — так что не им запрещать нам хотя бы употребить отрезанные головы с пользой для племени.
В-седьмых, в Толстой Книге Белого Брата ясно сказано, «Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его» (1Цар.17:51), из чего видим, что и Толстая Книга одобряет охоту за головами.
Следующий миссионер обнаружил племя христианских охотников за головами, которые сушили отрезанные головы и зашивали им рты с пением псалмов...
Имеющий уши, да услышит.
Написанное выше неплохо показывает состояние современного российского общества. Масса христианских язычников, верующих не в Бога, а в магию. Посещающих храм и вместе с этим, ничтоже сумняшеся, бегущая к экстрасенсам и гадалкам.
Forwarded from Деревня Великановка
У правды есть очень важное условие: уместность. Если правда разрушает другого, причиняет ему невыносимые страдания, боль, ломает и рушит жизнь – это бесовская правда. Божья правда пропитана милостью и тишиной. Она наполнена любовью, которая «всё покрывает, всему веру имеет, всего надеется, всё терпит». Бесовская правда – это формальный и рациональный хлыст, который бьёт направо и налево как бы с целью «добиться всей правды» – а на самом-то деле он хочет только одного: боли и страдания.
Forwarded from HOLY SHIP
«В юности я не верил в Бога. Атеист в семье священника все равно что гусь в овечьем стаде – редчайшая редкость.
Когда я сказал отцу, что не хочу идти по его стопам, потому что не верю в Бога, отец, вопреки ожиданиям, не рассердился.
Он посмотрел на меня тем особенным взглядом, которым врачи смотрят на тяжелобольных, и сказал, что к истинной вере приходят через сомнения. Сомнения – это искус, который надо преодолеть, чтобы обрести крепкую, незыблемую веру.
Мне на это потребовалось более 40 лет. Настал день (отца к тому времени уже не было в живых), когда я осознал, что Бог есть.
Каждая разгаданная тайна мироздания, каждое сделанное открытие приближало меня к мысли о существовании непостижимого Высшего Замысла, Закона над всеми законами.
Меня по инерции продолжают считать неисправимым материалистом, но на самом деле я давно уже не таков. Я пришел к вере через долгий период отрицания, и вера моя крепка, как и предсказывал отец».
Источник: Тесла Н. Дневники. Я могу объяснить многое.
Когда я сказал отцу, что не хочу идти по его стопам, потому что не верю в Бога, отец, вопреки ожиданиям, не рассердился.
Он посмотрел на меня тем особенным взглядом, которым врачи смотрят на тяжелобольных, и сказал, что к истинной вере приходят через сомнения. Сомнения – это искус, который надо преодолеть, чтобы обрести крепкую, незыблемую веру.
Мне на это потребовалось более 40 лет. Настал день (отца к тому времени уже не было в живых), когда я осознал, что Бог есть.
Каждая разгаданная тайна мироздания, каждое сделанное открытие приближало меня к мысли о существовании непостижимого Высшего Замысла, Закона над всеми законами.
Меня по инерции продолжают считать неисправимым материалистом, но на самом деле я давно уже не таков. Я пришел к вере через долгий период отрицания, и вера моя крепка, как и предсказывал отец».
Источник: Тесла Н. Дневники. Я могу объяснить многое.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Архивная запись стихотворения «Суббота, 21 июня» Арсения Тарковского.
Автор читает сам.
Автор читает сам.
Когда молодой Рахманинов вместе со своим другом Шаляпиным впервые появился у Л.Н. Толстого, у него от волнения дрожали колени. Шаляпин спел песню "Судьба" Рахманинова, затем композитор исполнил несколько своих произведений. Все слушатели были восхищены, грянули восторженные аплодисменты. Вдруг, словно по команде, все замерли, повернув головы в сторону Толстого, который выглядел мрачным и недовольным. Толстой не аплодировал. Перешли к чаю. Через какое-то время Толстой подходит к Рахманинову и возбужденно говорит:
- Я все-таки должен вам сказать, как мне все это не нравится! Бетховен - это вздор! Пушкин, Лермонтов - тоже!
Стоявшая рядом Софья Андреевна дотронулась до плеча композитора и прошептала:
- Не обращайте внимания, пожалуйста. И не противоречьте, Левочка не должен волноваться, это ему очень вредно.
Через какое-то время Толстой снова подходит к Рахманинову:
- Извините меня, пожалуйста, я старик. Я не хотел обидеть вас.
- Как я могу обижаться за себя, если не обиделся за Бетховена? - вздохнул Рахманинов, и с той поры ноги его не было у Толстого.
Я слышал эту историю в ином варианте.
Так Толстой после исполнения Рахманинова, принял его произведение за Бетховена и сказал, дескать дрянь ваш Бетховен редкостная.
Финал тот же.
- Я все-таки должен вам сказать, как мне все это не нравится! Бетховен - это вздор! Пушкин, Лермонтов - тоже!
Стоявшая рядом Софья Андреевна дотронулась до плеча композитора и прошептала:
- Не обращайте внимания, пожалуйста. И не противоречьте, Левочка не должен волноваться, это ему очень вредно.
Через какое-то время Толстой снова подходит к Рахманинову:
- Извините меня, пожалуйста, я старик. Я не хотел обидеть вас.
- Как я могу обижаться за себя, если не обиделся за Бетховена? - вздохнул Рахманинов, и с той поры ноги его не было у Толстого.
Я слышал эту историю в ином варианте.
Так Толстой после исполнения Рахманинова, принял его произведение за Бетховена и сказал, дескать дрянь ваш Бетховен редкостная.
Финал тот же.
Митрополит Тихон
"Духовный отец."
17 сентября 1999 года в Вашингтоне умер русский епископ Василий (Родзянко).
Владыка Василий всю свою жизнь, почти восемьдесят пять лет, свидетельствовал о Христе, Сыне Божием, Спасителе мира.
Надо признать, что делал он это упорно и неутомимо: в тюрьме и на свободе, в эмиграции и в России, в личных встречах с людьми, по телевидению и радио; и даже самим своим видом - старца-епископа - огромного, могучего духом и телом, бесконечно доброго человека, пришедшего к нам словно из иного мира. Не из прошлого века, хотя он был одним из немногих, кто передал нам дух Православия великих подвижников XIX века, а именно из иного мира. Из того мира, где люди не обижаются, когда их оскорбляют, где врагов прощают, любят и благословляют, где отсутствует уныние и отчаяние, где господствует ничем не смущаемая вера в Бога, где ненавидят только одно - рознь, господствующую в этом мире, разделение и грех, но где готовы душу свою положить за спасение ближнего.
В его поразительной жизни было много такого, чего иначе как чудом назвать нельзя. Можно, конечно, назвать эти случаи и совпадениями. Сам владыка Василий на вопрос о "совпадениях" обычно, усмехался: "Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются".
Один из таких случаев произошел в 1995 году. Тогда владыка Василий в очередной раз приехал в Россию и был приглашен совсем молодым батюшкой на глухой приход в Костромской губернии.
Надо сказать, что владыка был человек безотказный и с радостью исполнял любую просьбу, если она, как он говорил, не противоречит евангельским заповедям. В исполнении просьб, порой весьма непростых для восьмидесятилетнего старца, владыка видел свое служение Промыслу Божию о людях. В этом была его глубокая вера и опыт, накопленный десятилетиями.
Таким образом, летним днем он очутился на глухой дороге, на пути в затерянную в костромских лесах деревушку. Ехали на двух машинах - добраться до далекого прихода помогли московские друзья владыки.
Все уже изрядно устали от долгого пути. Владыка как всегда молча молился, перебирая четки.
Неожиданно машина остановилась. На шоссе минуту назад произошла авария: мотоцикл с двумя седоками врезался в грузовик. На дороге лежал пожилой человек. Водитель грузовика и второй мотоциклист в оцепенении стояли над ним.
Владыка и его спутники поспешно вышли.
Лежащий на дороге мужчина был мертв. Молодой человек (как потом выяснилось - его сын), зажав в руках мотоциклетный шлем, плакал.
- Я священник, - обняв его за плечи, сказал владыка Василий, - если ваш отец был верующим, сейчас надо совершить особые молитвы.
- Да, пожалуйста, сделайте все как надо, - отец был верующим, православным, - отвечал молодой человек. - Он никогда не ходил в церковь, все церкви вокруг давно разрушены... Правда, он говорил, что у него есть духовник.
Из машины принесли священнические облачения. Готовясь к панихиде, владыка, не удержавшись, спросил:
- Удивительно - как же так - не бывал в церкви, но имел духовника?
- Он много лет каждый день слушал религиозные передачи из Лондона. Их вел какой-то отец Владимир Родзянко. Этого-то батюшку Владимира Родзянко папа и считал своим духовником, хотя, конечно, никогда в жизни его не видел.
Владыка опустился на колени перед своим умершим духовным сыном, с которым Господь судил ему встретиться впервые. Встретиться - и проводить в Вечную Жизнь.
P.S. Более двадцати лет епископ Василий вел православные передачи для России по Би-Би-Си. Только тогда он еще не был монахом, и звали его отец Владимир Родзянко.
"Духовный отец."
17 сентября 1999 года в Вашингтоне умер русский епископ Василий (Родзянко).
Владыка Василий всю свою жизнь, почти восемьдесят пять лет, свидетельствовал о Христе, Сыне Божием, Спасителе мира.
Надо признать, что делал он это упорно и неутомимо: в тюрьме и на свободе, в эмиграции и в России, в личных встречах с людьми, по телевидению и радио; и даже самим своим видом - старца-епископа - огромного, могучего духом и телом, бесконечно доброго человека, пришедшего к нам словно из иного мира. Не из прошлого века, хотя он был одним из немногих, кто передал нам дух Православия великих подвижников XIX века, а именно из иного мира. Из того мира, где люди не обижаются, когда их оскорбляют, где врагов прощают, любят и благословляют, где отсутствует уныние и отчаяние, где господствует ничем не смущаемая вера в Бога, где ненавидят только одно - рознь, господствующую в этом мире, разделение и грех, но где готовы душу свою положить за спасение ближнего.
В его поразительной жизни было много такого, чего иначе как чудом назвать нельзя. Можно, конечно, назвать эти случаи и совпадениями. Сам владыка Василий на вопрос о "совпадениях" обычно, усмехался: "Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются".
Один из таких случаев произошел в 1995 году. Тогда владыка Василий в очередной раз приехал в Россию и был приглашен совсем молодым батюшкой на глухой приход в Костромской губернии.
Надо сказать, что владыка был человек безотказный и с радостью исполнял любую просьбу, если она, как он говорил, не противоречит евангельским заповедям. В исполнении просьб, порой весьма непростых для восьмидесятилетнего старца, владыка видел свое служение Промыслу Божию о людях. В этом была его глубокая вера и опыт, накопленный десятилетиями.
Таким образом, летним днем он очутился на глухой дороге, на пути в затерянную в костромских лесах деревушку. Ехали на двух машинах - добраться до далекого прихода помогли московские друзья владыки.
Все уже изрядно устали от долгого пути. Владыка как всегда молча молился, перебирая четки.
Неожиданно машина остановилась. На шоссе минуту назад произошла авария: мотоцикл с двумя седоками врезался в грузовик. На дороге лежал пожилой человек. Водитель грузовика и второй мотоциклист в оцепенении стояли над ним.
Владыка и его спутники поспешно вышли.
Лежащий на дороге мужчина был мертв. Молодой человек (как потом выяснилось - его сын), зажав в руках мотоциклетный шлем, плакал.
- Я священник, - обняв его за плечи, сказал владыка Василий, - если ваш отец был верующим, сейчас надо совершить особые молитвы.
- Да, пожалуйста, сделайте все как надо, - отец был верующим, православным, - отвечал молодой человек. - Он никогда не ходил в церковь, все церкви вокруг давно разрушены... Правда, он говорил, что у него есть духовник.
Из машины принесли священнические облачения. Готовясь к панихиде, владыка, не удержавшись, спросил:
- Удивительно - как же так - не бывал в церкви, но имел духовника?
- Он много лет каждый день слушал религиозные передачи из Лондона. Их вел какой-то отец Владимир Родзянко. Этого-то батюшку Владимира Родзянко папа и считал своим духовником, хотя, конечно, никогда в жизни его не видел.
Владыка опустился на колени перед своим умершим духовным сыном, с которым Господь судил ему встретиться впервые. Встретиться - и проводить в Вечную Жизнь.
P.S. Более двадцати лет епископ Василий вел православные передачи для России по Би-Би-Си. Только тогда он еще не был монахом, и звали его отец Владимир Родзянко.
Forwarded from История Российской Империи [SCAM]
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
В феврале 1957 года Льюис писал другу: «Ты не поверишь, как счастливы мы вместе, как нам весело — медовый месяц на тонущем корабле».
Вместе с сыновьями Джой поселилась в имении Килнз в пригороде Оксфорда, которое Клайв унаследовал от миссис Мур и с тех пор жил в нем вместе с братом.
В 1959 году супруги решили, наконец, устроить медовый месяц и уехали в Грецию. Это было самое счастливое путешествие Льюиса — уже хотя бы потому, что он в первый раз со времен войны выехал за пределы Великобритании. И это было путешествие с любимой, чьим удивительным жизнелюбием он не переставал восхищаться: «Ее вкус ко всем удовольствиям чувства, разума и духа никогда не притуплялся. Она наслаждалась всеми радостями жизни, как никто другой, кого я знал». Он беспрерывно благодарил Бога за чудесное исцеление Джой, однако не мог унять подспудную тревогу: а вдруг болезнь все же вернется? Он молился, он надеялся, временами даже верил, что Джой исцелена по-настоящему. И все же не переставал бояться за нее. Он безумно любил жену и не скрывал святотатственных мыслей: «Она практически могла быть для меня важнее Бога, я бы мог сделать то, чего хотела она, а не Бог, если бы возник вопрос выбора».
И этот вопрос возник, когда они вернулись в Англию: ремиссия закончилась так же внезапно, как и началась…
Джой умирала в ужасных мучениях, однако она находила в себе силы поддерживать мужа. Льюис вспоминал о ее последних днях: «Незадолго перед концом я спросил ее: «Ты могла бы прийти ко мне — если это разрешается — когда придет моя очередь умирать?» «Разрешается, — сказала она. — Если я окажусь в раю, меня трудно будет удержать, а если в аду, я там все разнесу на куски». Она понимала, что мы говорили на условном мифологическом языке с некоторым элементом комедии. И она даже подмигнула мне сквозь слезы».
Джой скончалась 13 июля 1960 года. «Она сказала не мне, а исповеднику: «Я в мире с Богом». Она улыбалась, но не мне. Poi si torno ail’eterna fontana. Она припала к вечному источнику», — писал Льюис.
После смерти жены в своей книге «Боль утраты» Льюис пишет.
Что из себя представляет моя любовь, если я думаю больше о своих, а не ее страданиях? Даже мои безумные мольбы «Вернись, вернись!» — прежде всего то, чего я хочу для себя. Я никогда не задумывался, если бы такое оказалось возможным, было ли бы это хорошо для нее? Я хочу ее возвращения ради восстановления моего прошлого. Для нее я не мог пожелать ничего худшего: испытать смерть и вернуться на землю, чтобы снова, пусть позже, пройти через умирание? Первым мучеником считается Стефан, может быть, мучения Лазаря были похуже?
Вместе с сыновьями Джой поселилась в имении Килнз в пригороде Оксфорда, которое Клайв унаследовал от миссис Мур и с тех пор жил в нем вместе с братом.
В 1959 году супруги решили, наконец, устроить медовый месяц и уехали в Грецию. Это было самое счастливое путешествие Льюиса — уже хотя бы потому, что он в первый раз со времен войны выехал за пределы Великобритании. И это было путешествие с любимой, чьим удивительным жизнелюбием он не переставал восхищаться: «Ее вкус ко всем удовольствиям чувства, разума и духа никогда не притуплялся. Она наслаждалась всеми радостями жизни, как никто другой, кого я знал». Он беспрерывно благодарил Бога за чудесное исцеление Джой, однако не мог унять подспудную тревогу: а вдруг болезнь все же вернется? Он молился, он надеялся, временами даже верил, что Джой исцелена по-настоящему. И все же не переставал бояться за нее. Он безумно любил жену и не скрывал святотатственных мыслей: «Она практически могла быть для меня важнее Бога, я бы мог сделать то, чего хотела она, а не Бог, если бы возник вопрос выбора».
И этот вопрос возник, когда они вернулись в Англию: ремиссия закончилась так же внезапно, как и началась…
Джой умирала в ужасных мучениях, однако она находила в себе силы поддерживать мужа. Льюис вспоминал о ее последних днях: «Незадолго перед концом я спросил ее: «Ты могла бы прийти ко мне — если это разрешается — когда придет моя очередь умирать?» «Разрешается, — сказала она. — Если я окажусь в раю, меня трудно будет удержать, а если в аду, я там все разнесу на куски». Она понимала, что мы говорили на условном мифологическом языке с некоторым элементом комедии. И она даже подмигнула мне сквозь слезы».
Джой скончалась 13 июля 1960 года. «Она сказала не мне, а исповеднику: «Я в мире с Богом». Она улыбалась, но не мне. Poi si torno ail’eterna fontana. Она припала к вечному источнику», — писал Льюис.
После смерти жены в своей книге «Боль утраты» Льюис пишет.
Что из себя представляет моя любовь, если я думаю больше о своих, а не ее страданиях? Даже мои безумные мольбы «Вернись, вернись!» — прежде всего то, чего я хочу для себя. Я никогда не задумывался, если бы такое оказалось возможным, было ли бы это хорошо для нее? Я хочу ее возвращения ради восстановления моего прошлого. Для нее я не мог пожелать ничего худшего: испытать смерть и вернуться на землю, чтобы снова, пусть позже, пройти через умирание? Первым мучеником считается Стефан, может быть, мучения Лазаря были похуже?
Немного о том, что получается в результате вульгарного вмешательства в естественные процессы. На одном примере.
В.И.Ленин еще в начале XX века сформулировал принцип партийности литературы, который лег в основу политики партии в области художественной культуры. Согласно этому принципу, культура и искусство должны выражать интересы рабочего класса. Считалось, что именно этот класс, как революционный, выражает интересы общества в целом, Октябрьская революция, по замыслу ее вождей, должна была коренным образом изменить положение в сфере духовной культуры. Культура впервые должна была в подлинном и прямом смысле являться собственностью народа, выражать его интересы и духовные запросы. И в тоже время эта культура должна была быть пролетарской. Это означало отказ от преемственности, от эволюции, от традиций культурного развития.
Идея абсолютно безумная и невыполнимая. Создать ничего не получится, а вот уничтожить на такой базе получится несомненно. Поэтому и вышло как всегда. Культура сопротивлялась и трещала по швам. Изначально наполненная творцами, воспитанными иным миром, миром до трагедии революции, миром без «долой!» и «даёшь!», постепенно лишалась и их. А новых творцов такого качества не рождалось. Новая система была не в состоянии воспитать новых Шостаковичей, Шолоховых и Булгаковых.
Странно получалось с русским народным творчеством. Ему было отказано в корнях и традиции. Если специалистами фольклор изучался, то массовое творчество - это или дикие упрощённые адаптации или новодел. На примере великой народной Зыкиной это хорошо видно.
И вот к этому вспоминается случай с первым приездом группы «Песняры» в США. Это стало возможным благодаря американскому продюсеру Сиду Гаррису, который услышал живой концерт «Песняров» в начале 1976 года на ярмарке студий звукозаписи МIDEM в Каннах. Белорусам зал из акул шоу-бизнеса аплодировал стоя - чего не произошло, кстати, на концертах представлявших СССР в том же году Аллы Пугачевой и цыганского трио «Ромэн». За кулисами «Песняров» забросали предложениями - правда, визитки агентов осели в кармане чиновника Госконцерта... Но Сид Гаррис загорелся идеей и буквально выгрыз право пригласить «Песняров». Правда, как он рассказывал музыкальному журналу Billboard, в СССР ему упорно предлагали ВИА «Ариэль» - на гастроли ансамбля из Минска дали добро лишь за месяц до их начала. Потому и на афишах концертов The New Christy Minstrels, с которыми собирался возить белорусов Гаррис, о «Песнярах» ни слова.
Первые гастроли прошли с большим успехом. «Песняров» замечательно принимали. Американцам был интересен коллектив играющий, отлично играющий русский фолк. В Beckley Post Herald (Западная Вирджиния) на первой полосе Фрэнк Джеррел пишет: «Фольк-рок-группа из Белоруссии работала отлично, хотя на их биологических часах было где-то три часа ночи» (концерт начинался в 20.15 по местному времени). «Песняры» же рассказывали, что с этого концерта их 20-минутный сет превратился в настоящее второе отделение с The New Christy Minstrels, игравшими от The Beatles до кантри, на разогреве. Сид Гаррис отмечал в Billboard, что «Песняров» принимали очень тепло, а лучше всего - баллады. Позже Мулявин уточнит: речь об «Александрыне» и «Вераніцы».
На волне первого успеха, программа «Песняров» была подредактирована. Как говорят, из неё практически убрали народное творчество, отдав предпочтение современным эстрадным рок элементам («Песняры»умели играть всё), и попытка повторилась. Не знаю на что рассчитывали, удивить американцев американской музыкой? Но попытка как повторилась, так и провалилась. Советские Госконцерт и Минкультуры на три месяца отправили в США с десяток коллективов (в том числе и «Песняров» с четырьмя песнями) в рамках программы «Эстрада-77». Но спросом эта солянка с кукольным театром, пантомимой и танцевальным ансамблем «Сувенир» не пользовалась - театр Majestic на нью-йоркском Бродвее, где шли представления, был полупустым.
В.И.Ленин еще в начале XX века сформулировал принцип партийности литературы, который лег в основу политики партии в области художественной культуры. Согласно этому принципу, культура и искусство должны выражать интересы рабочего класса. Считалось, что именно этот класс, как революционный, выражает интересы общества в целом, Октябрьская революция, по замыслу ее вождей, должна была коренным образом изменить положение в сфере духовной культуры. Культура впервые должна была в подлинном и прямом смысле являться собственностью народа, выражать его интересы и духовные запросы. И в тоже время эта культура должна была быть пролетарской. Это означало отказ от преемственности, от эволюции, от традиций культурного развития.
Идея абсолютно безумная и невыполнимая. Создать ничего не получится, а вот уничтожить на такой базе получится несомненно. Поэтому и вышло как всегда. Культура сопротивлялась и трещала по швам. Изначально наполненная творцами, воспитанными иным миром, миром до трагедии революции, миром без «долой!» и «даёшь!», постепенно лишалась и их. А новых творцов такого качества не рождалось. Новая система была не в состоянии воспитать новых Шостаковичей, Шолоховых и Булгаковых.
Странно получалось с русским народным творчеством. Ему было отказано в корнях и традиции. Если специалистами фольклор изучался, то массовое творчество - это или дикие упрощённые адаптации или новодел. На примере великой народной Зыкиной это хорошо видно.
И вот к этому вспоминается случай с первым приездом группы «Песняры» в США. Это стало возможным благодаря американскому продюсеру Сиду Гаррису, который услышал живой концерт «Песняров» в начале 1976 года на ярмарке студий звукозаписи МIDEM в Каннах. Белорусам зал из акул шоу-бизнеса аплодировал стоя - чего не произошло, кстати, на концертах представлявших СССР в том же году Аллы Пугачевой и цыганского трио «Ромэн». За кулисами «Песняров» забросали предложениями - правда, визитки агентов осели в кармане чиновника Госконцерта... Но Сид Гаррис загорелся идеей и буквально выгрыз право пригласить «Песняров». Правда, как он рассказывал музыкальному журналу Billboard, в СССР ему упорно предлагали ВИА «Ариэль» - на гастроли ансамбля из Минска дали добро лишь за месяц до их начала. Потому и на афишах концертов The New Christy Minstrels, с которыми собирался возить белорусов Гаррис, о «Песнярах» ни слова.
Первые гастроли прошли с большим успехом. «Песняров» замечательно принимали. Американцам был интересен коллектив играющий, отлично играющий русский фолк. В Beckley Post Herald (Западная Вирджиния) на первой полосе Фрэнк Джеррел пишет: «Фольк-рок-группа из Белоруссии работала отлично, хотя на их биологических часах было где-то три часа ночи» (концерт начинался в 20.15 по местному времени). «Песняры» же рассказывали, что с этого концерта их 20-минутный сет превратился в настоящее второе отделение с The New Christy Minstrels, игравшими от The Beatles до кантри, на разогреве. Сид Гаррис отмечал в Billboard, что «Песняров» принимали очень тепло, а лучше всего - баллады. Позже Мулявин уточнит: речь об «Александрыне» и «Вераніцы».
На волне первого успеха, программа «Песняров» была подредактирована. Как говорят, из неё практически убрали народное творчество, отдав предпочтение современным эстрадным рок элементам («Песняры»умели играть всё), и попытка повторилась. Не знаю на что рассчитывали, удивить американцев американской музыкой? Но попытка как повторилась, так и провалилась. Советские Госконцерт и Минкультуры на три месяца отправили в США с десяток коллективов (в том числе и «Песняров» с четырьмя песнями) в рамках программы «Эстрада-77». Но спросом эта солянка с кукольным театром, пантомимой и танцевальным ансамблем «Сувенир» не пользовалась - театр Majestic на нью-йоркском Бродвее, где шли представления, был полупустым.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
А «Песняры» действительно могли всё. Даже в Ван Халена.
Forwarded from АНДРЕЙ ТКАЧЁВ
Миф о прогрессе
В «Дневнике писателя» среди множества ярких мыслей и интересных эпизодов есть такой. Достоевский вспоминает время своей юности, посиделки на квартирах друзей и страстные разговоры о будущем человечества. В это время он был частным гостем у В. Г. Белинского. Белинский увлечённо рассказывал о будущем счастье мира, о новом социальном устройстве и походя критиковал Христианскую Церковь и её Божественного Основателя. Достоевский же непременно морщился и всем видом показывал неудовольствие от слышанного всякий раз, когда осмеивался или критиковался Христос. И вот однажды «неистовый Виссарион» отреагировал на неудовольствие юного писателя. «Посмотрите на него, — сказал он, указывая на Достоевского ещё одному человеку, молча сидевшему в кресле. — Да ведь если ваш Христос явился бы сейчас в мир, то Он так бы и стушевался при виде современного развития человечества. Паровые машины, электричество, высотные здания... Ваш Христос был бы обычным маленьким человеком и не посмел бы рта открыть в современном мире». Молча сидевший в кресле человек возразил Белинскому: «Нет. Христос непременно стал бы во главе движения» (имея в виду движение социалистическое). Белинский поспешно согласился: «Да-да, непременно стал бы во главе».
Эта история, несмотря на свою давность, кажется мне очень актуальной. Христос, возглавляющий социальное движение, Христос-революционер — это впоследствии стало реальностью в головах многих людей.
...В белом венчике из роз
Впереди Исус Христос, —
писал Блок в поэме «Двенадцать». Это, если хотите, так называемая «теология освобождения», распространённая в Латинской Америке, это и пафос борьбы за бедных, характерный для первых лет революции, и многое другое. Примитивные мысли Белинского размножились во многих головах: "Христос устарел и испугался бы усложнившейся цивилизации". Глупость несусветная, но в тайне исповедуется многими.
Поскольку к пару и электричеству за последнее столетие добавилась укрощённая атомная энергия, полёты в космос, интернет, мобильная связь и ещё множество различных достижений разума, поверхностный восторг от цивилизационных успехов и пренебрежение к религии представляются ососбо опасными. "Символ веры" некоего недоучки можно сформулировать так: «Если у меня в кармане мобильный телефон, а дома — компьютер с выходом во всемирную сеть, то есть если я так оснащен и умен коллективным умом, то важны ли для меня какие-то заповеди палестинского проповедника двухтысячелетней давности?»
Кроме суеты, вечно заслоняющей от человека духовную реальность, ныне «единое на потребу» скрыто ещё и под густым слоем «цацек» и побрякушек, придуманных техническим прогрессом. Эти побрякушки делают человека чванливым и самодовольным, безразличным ко всему, что нельзя съесть и во что нельзя выстрелить из пистолета.
А между тем, природа человека не изменилась. Современная жизнь знает сотни примеров того, как профессора и академики в случае беды или болезни обращаются к безграмотным «бабкам», шаманам, экстрасенсам. И знания от этого не спасают, и религиозный скепсис куда-то испаряется. Человек — это такое существо, которое даже поднимаясь по трапу современного звездолёта, может сжимать в кулаке монетку «на счастье» или приколоть под скафандр заговорённую булавку. И верить будет пилот звездолёта не в научно-технический прогресс и не в гениальную чудо-машину, а именно в монетку и булавку. Это и плохо, и хорошо одновременно. Плохо потому, что, не имея правой и истинной веры, человек неизбежно освобождает место в душе для веры ложной, суетной и мелкой. А хорошо потому, что такое дремучее поведение громче всех доводов рассудка говорит о человеке как о существе вечно религиозном, нуждающемся в невидимой помощи сил, которые выше человека.
В «Дневнике писателя» среди множества ярких мыслей и интересных эпизодов есть такой. Достоевский вспоминает время своей юности, посиделки на квартирах друзей и страстные разговоры о будущем человечества. В это время он был частным гостем у В. Г. Белинского. Белинский увлечённо рассказывал о будущем счастье мира, о новом социальном устройстве и походя критиковал Христианскую Церковь и её Божественного Основателя. Достоевский же непременно морщился и всем видом показывал неудовольствие от слышанного всякий раз, когда осмеивался или критиковался Христос. И вот однажды «неистовый Виссарион» отреагировал на неудовольствие юного писателя. «Посмотрите на него, — сказал он, указывая на Достоевского ещё одному человеку, молча сидевшему в кресле. — Да ведь если ваш Христос явился бы сейчас в мир, то Он так бы и стушевался при виде современного развития человечества. Паровые машины, электричество, высотные здания... Ваш Христос был бы обычным маленьким человеком и не посмел бы рта открыть в современном мире». Молча сидевший в кресле человек возразил Белинскому: «Нет. Христос непременно стал бы во главе движения» (имея в виду движение социалистическое). Белинский поспешно согласился: «Да-да, непременно стал бы во главе».
Эта история, несмотря на свою давность, кажется мне очень актуальной. Христос, возглавляющий социальное движение, Христос-революционер — это впоследствии стало реальностью в головах многих людей.
...В белом венчике из роз
Впереди Исус Христос, —
писал Блок в поэме «Двенадцать». Это, если хотите, так называемая «теология освобождения», распространённая в Латинской Америке, это и пафос борьбы за бедных, характерный для первых лет революции, и многое другое. Примитивные мысли Белинского размножились во многих головах: "Христос устарел и испугался бы усложнившейся цивилизации". Глупость несусветная, но в тайне исповедуется многими.
Поскольку к пару и электричеству за последнее столетие добавилась укрощённая атомная энергия, полёты в космос, интернет, мобильная связь и ещё множество различных достижений разума, поверхностный восторг от цивилизационных успехов и пренебрежение к религии представляются ососбо опасными. "Символ веры" некоего недоучки можно сформулировать так: «Если у меня в кармане мобильный телефон, а дома — компьютер с выходом во всемирную сеть, то есть если я так оснащен и умен коллективным умом, то важны ли для меня какие-то заповеди палестинского проповедника двухтысячелетней давности?»
Кроме суеты, вечно заслоняющей от человека духовную реальность, ныне «единое на потребу» скрыто ещё и под густым слоем «цацек» и побрякушек, придуманных техническим прогрессом. Эти побрякушки делают человека чванливым и самодовольным, безразличным ко всему, что нельзя съесть и во что нельзя выстрелить из пистолета.
А между тем, природа человека не изменилась. Современная жизнь знает сотни примеров того, как профессора и академики в случае беды или болезни обращаются к безграмотным «бабкам», шаманам, экстрасенсам. И знания от этого не спасают, и религиозный скепсис куда-то испаряется. Человек — это такое существо, которое даже поднимаясь по трапу современного звездолёта, может сжимать в кулаке монетку «на счастье» или приколоть под скафандр заговорённую булавку. И верить будет пилот звездолёта не в научно-технический прогресс и не в гениальную чудо-машину, а именно в монетку и булавку. Это и плохо, и хорошо одновременно. Плохо потому, что, не имея правой и истинной веры, человек неизбежно освобождает место в душе для веры ложной, суетной и мелкой. А хорошо потому, что такое дремучее поведение громче всех доводов рассудка говорит о человеке как о существе вечно религиозном, нуждающемся в невидимой помощи сил, которые выше человека.