Чудесное стихотворение Аветика Исаакяна в переводе русского поэта серебряного века Вячеслава Иванова. Символично и трогательно. И, наверное, по традиции звучит, даже немного как тост. Прочитайте мамам. Им должно понравиться. Им будет приятно.
С посохом в руке дрожащей, удручен, согбен, уныл,
После долгих лет, скиталец, я завидел милый дол.
Перешел семь гор высоких, семь морей я переплыл,
Все утратил, нищий странник, но до родины добрел.
Подходя к селенью, с сердцем переполненным тоской,
За околицею, в поле, друга детства повстречал.
«Старина», — вскричал, — «Бог помочь. Узнаешь, кто я такой?
Изменился?» Мой товарищ поглядел и промолчал.
Мерю улицу клюкою. Вот и милой частокол,
И сама, с душистой розой, показалась у крыльца.
«Здравствуй», — молвил я, — «сестрица! Бог нам свидеться привел».
Отвернулась, отмахнулась от бродяги-пришлеца.
Никну ниже я. Родную вижу хижину, и тын,
И старуху-мать. — «Хозяйка, гостю на ночь дай приют!»
Содрогнулась и всплеснула мать руками: — «Как ты тут?» —
И ко мне в слезах прильнула: — «Сын мой милый. Бедный сын!»
С посохом в руке дрожащей, удручен, согбен, уныл,
После долгих лет, скиталец, я завидел милый дол.
Перешел семь гор высоких, семь морей я переплыл,
Все утратил, нищий странник, но до родины добрел.
Подходя к селенью, с сердцем переполненным тоской,
За околицею, в поле, друга детства повстречал.
«Старина», — вскричал, — «Бог помочь. Узнаешь, кто я такой?
Изменился?» Мой товарищ поглядел и промолчал.
Мерю улицу клюкою. Вот и милой частокол,
И сама, с душистой розой, показалась у крыльца.
«Здравствуй», — молвил я, — «сестрица! Бог нам свидеться привел».
Отвернулась, отмахнулась от бродяги-пришлеца.
Никну ниже я. Родную вижу хижину, и тын,
И старуху-мать. — «Хозяйка, гостю на ночь дай приют!»
Содрогнулась и всплеснула мать руками: — «Как ты тут?» —
И ко мне в слезах прильнула: — «Сын мой милый. Бедный сын!»
Forwarded from Нормальные новости
Церковь Преображения Господня в Кижах открылась для посетителей спустя 40 лет.
Выдающийся памятник русского деревянного зодчества закрыли для посещений в 1980 году. Через 10 лет Кижский погост включили в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Активная фаза реставрации началась в 2009 году.
По ссылке фотографии в большом разрешении.
Выдающийся памятник русского деревянного зодчества закрыли для посещений в 1980 году. Через 10 лет Кижский погост включили в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Активная фаза реставрации началась в 2009 году.
По ссылке фотографии в большом разрешении.
В 1929 году была объявлена свобода атеистической пропаганды, и тогда же были введены непомерные налоги для церквей. Большинство из них закрылось, а в их помещениях стали проводить дискотеки или показывать фильмы.
Вместо обычных для праздника святой Пасхи богослужений стали вводить новые обычаи. В народе их прозвали «красной Пасхой» или «красным карнавалом». Большевики придумали, что вместо службы в церковь молодые люди должны приходить на шествия с факелами или крёстные коммунистические ходы.
В Страстную пятницу, когда, согласно религиозным правилам, нужно придерживаться телесного воздержания, большевики проводили танцы в зданиях церквей. Ходить на них формально было необязательно, но неявка на мероприятие могла обернутся большой проблемой. Кроме того, во время всей Пасхальной недели в храмах показывали кинофильмы, где пропагандировались новые ценности.
Традиционно на Воскресение Господне люди не работали, но с 1930 года всё изменилось. На саму Пасху в СССР люди выходили на субботники и работали, а пионерам и комсомольцам читали антирелигиозные лекции. В колхозах и деревнях работникам давали выездные задания, а школьников отвозили на экскурсии.
Традиция ходить на кладбище в праздник Пасхи сложилась во времена Советского Союза. Власть не приветствовала желание граждан посещать церковь, освящать куличи и яйца, поэтому люди стали вместо этого посещать могилы родных и близких. Осталась традиция и после распада Советского Союза.
С точки зрения Церкви ходить на кладбище в Светлое воскресенье не нужно. В этот день принято радоваться, а не скорбеть, заупокойные службы и панихиды не проводятся и в течение Страстной недели.
Вместо обычных для праздника святой Пасхи богослужений стали вводить новые обычаи. В народе их прозвали «красной Пасхой» или «красным карнавалом». Большевики придумали, что вместо службы в церковь молодые люди должны приходить на шествия с факелами или крёстные коммунистические ходы.
В Страстную пятницу, когда, согласно религиозным правилам, нужно придерживаться телесного воздержания, большевики проводили танцы в зданиях церквей. Ходить на них формально было необязательно, но неявка на мероприятие могла обернутся большой проблемой. Кроме того, во время всей Пасхальной недели в храмах показывали кинофильмы, где пропагандировались новые ценности.
Традиционно на Воскресение Господне люди не работали, но с 1930 года всё изменилось. На саму Пасху в СССР люди выходили на субботники и работали, а пионерам и комсомольцам читали антирелигиозные лекции. В колхозах и деревнях работникам давали выездные задания, а школьников отвозили на экскурсии.
Традиция ходить на кладбище в праздник Пасхи сложилась во времена Советского Союза. Власть не приветствовала желание граждан посещать церковь, освящать куличи и яйца, поэтому люди стали вместо этого посещать могилы родных и близких. Осталась традиция и после распада Советского Союза.
С точки зрения Церкви ходить на кладбище в Светлое воскресенье не нужно. В этот день принято радоваться, а не скорбеть, заупокойные службы и панихиды не проводятся и в течение Страстной недели.
А вот результат отсутствия «преступления».
Пасха. Фото Александра Чекменёва, Украина, 1994-2013
Пасха. Фото Александра Чекменёва, Украина, 1994-2013
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
В этом году Александру Сергеевичу Пушкину исполнилось бы 222 года. Столько не живут, но столько помнят. Потому что — «наше все».
В1948 году отмечалось 50-летие МХАТа. Впервые вместе на сцене оказались самые известные тенора XX века: Сергей Лемешев и Иван Козловский единственный раз спели дуэтом. Вдове Антона Чехова, Ольге Книппер-Чеховой, которая множество раз выходила на сцену в роли Раневской, они посвятили арию Ленского «Я люблю Вас, Ольга» с немного переделанным текстом. Завершалось обращение словами: «… мы будем ходить туда, где вечно будет цвести благоухающий вишневый сад».
Пути обоих теноров пересеклись в Большом театре. Козловский поступил туда на службу в 1925 году, он дебютировал партией Альфреда в «Травиате». Лемешев стал выступать в Большом на шесть лет позже, в 1931 году. Его первой ролью был Берендей в «Снегурочке». Оба артиста пели герцога в «Риголетто», Фауста в одноименной опере, Владимира Игоревича в «Князе Игоре», Индийского гостя в «Садко».
Друг с другом «конкуренты» не конфликтовали. Лемешев писал в своей автобиографии: «Слушая почти все спектакли Ивана Семеновича, я стал разбираться в особенностях его вокального аппарата, техники и интерпретации. Иногда, впрочем, мысленно вступал с ним в спор, что-то не принимал. Но всегда восхищался».
Враждовать начали поклонницы. Быстро сформировались два «фан-клуба» — лемешистки и козловитянки. Со временем в театральной среде к ним приклеилось название «сырихи»: по одной из версий, из-за магазина, располагавшегося недалеко от квартиры Лемешева, где поклонницы ждали Сергея.
Дамы преследовали кумиров, а после спектаклей нередко затевали драку «стенка на стенку». Внучка Козловского, Анна, рассказывала, что особенно преданные поклонницы пытались залезть в окно их квартиры по водосточной трубе: самых упорных потом снимали пожарные, в особо сложных случаях — с помощью брандспойта.
Наивысшим достижением было заплатить гардеробщику баснословную по тем временам сумму 200 рублей, чтобы получить возможность пару минут постоять в калошах кумира. Теноров провожали до подъездов, ломились в гримерки с огромными букетами. А лемешистки демонстративно выходили из зала после убийства Ленского в «Евгении Онегине» — так они показывали, что больше в спектакле слушать некого.
Пути обоих теноров пересеклись в Большом театре. Козловский поступил туда на службу в 1925 году, он дебютировал партией Альфреда в «Травиате». Лемешев стал выступать в Большом на шесть лет позже, в 1931 году. Его первой ролью был Берендей в «Снегурочке». Оба артиста пели герцога в «Риголетто», Фауста в одноименной опере, Владимира Игоревича в «Князе Игоре», Индийского гостя в «Садко».
Друг с другом «конкуренты» не конфликтовали. Лемешев писал в своей автобиографии: «Слушая почти все спектакли Ивана Семеновича, я стал разбираться в особенностях его вокального аппарата, техники и интерпретации. Иногда, впрочем, мысленно вступал с ним в спор, что-то не принимал. Но всегда восхищался».
Враждовать начали поклонницы. Быстро сформировались два «фан-клуба» — лемешистки и козловитянки. Со временем в театральной среде к ним приклеилось название «сырихи»: по одной из версий, из-за магазина, располагавшегося недалеко от квартиры Лемешева, где поклонницы ждали Сергея.
Дамы преследовали кумиров, а после спектаклей нередко затевали драку «стенка на стенку». Внучка Козловского, Анна, рассказывала, что особенно преданные поклонницы пытались залезть в окно их квартиры по водосточной трубе: самых упорных потом снимали пожарные, в особо сложных случаях — с помощью брандспойта.
Наивысшим достижением было заплатить гардеробщику баснословную по тем временам сумму 200 рублей, чтобы получить возможность пару минут постоять в калошах кумира. Теноров провожали до подъездов, ломились в гримерки с огромными букетами. А лемешистки демонстративно выходили из зала после убийства Ленского в «Евгении Онегине» — так они показывали, что больше в спектакле слушать некого.
Вспоминает дирижёр Кирилл Кондрашин.
История была такова. Меня и Покровского вызвал к себе Солодовников. Он имел обыкновение, сидя за столом, оттопыривать нижнюю губу и, не глядя на человека, говорить медленно и размеренно: «Вот, Борис Александрович и Кирилл Петрович, имейте в виду, что будет юбилей МХАТа… (дальше он говорит более быстро). Нужно, чтобы вы сделали приветствие от Большого театра. Желательно использовать и хор и оркестр. Хорошо бы, чтобы приветствие было веселое, но учтите, что это не капустник — все должно быть в достаточной степени солидно и без хохм. Вот подумайте, что вы можете предложить».
Коронным номером должно было быть выступление двух знаменитых теноров Лемешева и Козловского с персональным обращением к Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой: «Я люблю Вас, Ольга». Начиналось приветствие полонезом, во главе шли Голованов с Неждановой, затем все старейшины проходили на сцену, и кончалось все приветствием «Славься», которое хор пел внизу, в подвале.
Мы доложили весь план Солодовникову. Он сказал: «Хорошо, начинайте работать. Мой вам совет, привлекайте лучших певцов к этой работе. Учтите, что они — народ обидчивый, поэтому лучше будет, если вы каждому по отдельности объясните, как и что. Понятно расскажите, что делает другой, чтобы они не смущались…»
Последними остались Козловский с Лемешевым. Лемешева мы вызвали первым, с ним разговор был легче, он сейчас же согласился: «С удовольствием, пожалуйста! Я вас прошу мне дать текст, я тридцать лет пою эту партию, мне трудно будет выучить».
Я пообещал подчеркнуть, что ему надо петь. И разбил так, чтобы первую фразу «я люблю вас», начинал Козловский, вторую, «я люблю вас, Ольга» — Лемешев. Дальше шло «Вы всегда пленяете сердца талантом. Мы вас будем любить всегда» и кончилось все это «…мы будем ходить туда, где вечно будет цвести благоухающий Вишневый сад». И тут они «перебивают» друг друга.
История была такова. Меня и Покровского вызвал к себе Солодовников. Он имел обыкновение, сидя за столом, оттопыривать нижнюю губу и, не глядя на человека, говорить медленно и размеренно: «Вот, Борис Александрович и Кирилл Петрович, имейте в виду, что будет юбилей МХАТа… (дальше он говорит более быстро). Нужно, чтобы вы сделали приветствие от Большого театра. Желательно использовать и хор и оркестр. Хорошо бы, чтобы приветствие было веселое, но учтите, что это не капустник — все должно быть в достаточной степени солидно и без хохм. Вот подумайте, что вы можете предложить».
Коронным номером должно было быть выступление двух знаменитых теноров Лемешева и Козловского с персональным обращением к Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой: «Я люблю Вас, Ольга». Начиналось приветствие полонезом, во главе шли Голованов с Неждановой, затем все старейшины проходили на сцену, и кончалось все приветствием «Славься», которое хор пел внизу, в подвале.
Мы доложили весь план Солодовникову. Он сказал: «Хорошо, начинайте работать. Мой вам совет, привлекайте лучших певцов к этой работе. Учтите, что они — народ обидчивый, поэтому лучше будет, если вы каждому по отдельности объясните, как и что. Понятно расскажите, что делает другой, чтобы они не смущались…»
Последними остались Козловский с Лемешевым. Лемешева мы вызвали первым, с ним разговор был легче, он сейчас же согласился: «С удовольствием, пожалуйста! Я вас прошу мне дать текст, я тридцать лет пою эту партию, мне трудно будет выучить».
Я пообещал подчеркнуть, что ему надо петь. И разбил так, чтобы первую фразу «я люблю вас», начинал Козловский, вторую, «я люблю вас, Ольга» — Лемешев. Дальше шло «Вы всегда пленяете сердца талантом. Мы вас будем любить всегда» и кончилось все это «…мы будем ходить туда, где вечно будет цвести благоухающий Вишневый сад». И тут они «перебивают» друг друга.