И потрясающий госпиталь
Автор тот же

Вот был такой историк Костомаров. Мать его была крепостная, а отец – барин. То бишь сынок вышел незаконнорожденным. И батька не только любил крестьянок одаривать теплом и вниманием. Любил также и философию. Вольтерьянскую. В своей любви к предметам умственным доходил до восторга и читал крестьянам лекции. Что, мол, Бога попы выдумали; что вечной жизни нет, а человек растению подобен и прочее. Однажды его убили. Ехал он в город, в банк, что ли, с деньгами. Его убили и ограбили.
Полиция искала убийц и найти не смогла. А спустя некоторое время убийцы сами явились с повинной. Это были крепостные покойника: кучер и еще кто-то. На вопрос: «Почему повинились?» – сказали: «Совесть замучила. Барин, мол, и так и сяк убеждал, что муки вечной нет, и совести нет, и Бога нет. Делай, говорил, что хочешь. Ну, мы и убили. А Бог, оказывается, есть. И совесть есть – она нас мучит. И ад есть – мы в нем живем. И чтоб от вечного ада уйти, решили повиниться».
Так кто кого убил? Для начала убил барин в людях веру. Вернее, сначала в себе ее убил, потом (на кураже) и в них. Они затем убили его с холодным сердцем, под действием его же проповеди. Но совесть в них убить он не мог. И совесть их привела убийц к признанию в грехе. Так разве не виноват проповедник и глашатай различных ложных истин в пролитии собственной крови? Господи, помилуй: виноват!

Протоиерей Андрей Ткачёв

А вот слова кучера в итоге сознавшегося в преступлении. Из автобиографии историка Костомарова, сына убиенного:

Звали кучера Савелий Иванов, было ему уже за 60 лет. Носил человек в себе грех годы. Не выдержал. Попросил священника ударить в колокола и прилюдно у могильного креста признался, рассказал о случившемся всю правду. Злодеев судили, и на допросах кучер говорил: «Сам барин виноват, что нас искусил; бывало начнёт всем рассказывать, что Бога нет, что на том свете ничего не будет, что только дураки боятся загробного наказания — мы и забрали себе в голову, что коли на том свете ничего не будет, то значит, всё можно делать»

Обратимся снова к нашему гражданскому, не военному арсеналу, - арсеналу орудий для мирной борьбы и деятельности. Мы уже сказали, что прежде всего поражает наше внимание недостаток в России гражданской честности в самом тесном или обыкновенном смысле этого слова. Этот роковой недостаток лишает правительство возможности располагать надежною исполнительною силою, то есть иметь необходимое число честных и верных исполнителей низшего разряда. Мы говорим низшего разряда потому, что в деятелях разряда высшего честность, то есть отсутствие корыстолюбия, предполагается само собою; по крайней мере образование, состояние и общественное положение представляют некоторое ручательство в том, что обладающий этими условиями менее склонен (выразимся прямо) к взяточничеству и лихоимству, нежели бедный, мелкий, полуобразованный чиновник. Конечно, бывают случаи, и у нас чаще, чем где-либо, что вся эта блестящая обстановка жизни не в силах воздержать не только чиновника, но и сановника от корыстолюбивых поползновений, но эти случаи, однако, не более как исключение. Жалуясь на "безлюдье" (эта жалоба раздается теперь отовсюду как в обществе, так и в административных сферах), разумеют обыкновенно под этим словом не один недостаток честных людей, но по преимуществу недостаток людей умных, способных. В самом деле, заглянув в арсенал и пересматривая те "ресурсы", которые имеет Россия в живых людях, перечитывая ярлыки с надписями свойств и качеств в тех деятелях высшего разряда, которые поставлены нашим обществом в распоряжение гражданской администрации, мы найдем "верность", "благонамеренность", "энергию", даже "честность", - всего реже встречаем мы "ум". Да, ума мало запасено в нашем арсенале, и мы, право, не знаем, чего меньше в России, честных ли людей или умных!.. Мы разумеем здесь, конечно, не высшие только сферы управления и не одну гражданскую иерархию, но и все наше общество, а в обществе не ту или другую личность, а весь общественный умственный уровень.


Умные люди во всех сферах деятельности у нас наперечет, а в некоторых, по преимуществу официальных, они являются какими-то одинокими блестящими исключениями. Что это, к несчастию, справедливо, о том свидетельствует самая эта жалоба на безлюдье, постоянно раздающаяся и в Петербурге, и Москве, и в министерских, и в частных гостиных. Конечно, с этим согласиться обидно, и даже очень обидно, но признайтесь, читатели, какой же другой смысл может иметь эта жалоба? А отрицать подлинность этого факта, то есть жалобы на безлюдье, едва ли кто станет! Поезжайте в клуб, прислушайтесь к разговорам, и вы удостоверитесь, что, посудив и порядив об общественных и правительственных делах, перетасовав все должности и должностные лица, перебрав всех деятелей и даже кандидатов на звание деятелей, разговаривающие в заключение обыкновенно пожимают плечами и прибавляют: "людей у нас нет, - безлюдье!". И этим заканчиваются беседы не в одних клубах, но и за зеленым, и за красным столом на Неве, на Москве, на Фонтанке, на Екатерининском канале и т.д. Стало быть, по свидетельству самого же общества и администрации - мы бедны умом, бедны способными, то есть умными людьми!.. А между тем теперь ходом истории выдвинут запрос не на энергию и даже не на другие качества души и сердца, а именно на ум, ни на что более как на ум.
Требование на ум!.. Всполошились интенданты нашего арсенала, роют, шарят во всех углах, заглядывают во все щели - нет ли чего-либо похожего на ум и способность, хотя и не отвечающего всем кондициям интендантства, но сколько-нибудь близко к ним подходящего. Но ничего почти не находят, кроме недоброкачественного товара, слежавшегося, затхлого, выветрившегося и к употреблению негодного, поставленного казенным комиссариатом. Требование на ум! А где его взять? Занять?.. Но мы и без того уже постоянно жили чужим умом, и легкость, с которою производился этот заем, - одна из причин нашего собственного скудоумия.

Мы долго жили чужим умом и платили за это дорогими процентами нашею честью, нашею духовною независимостью, нашею нравственною самостоятельностью, но наконец убедились, что чужой ум все-таки не может заменить нам свой и что события призывают теперь к действию и к ответу пред судом истории именно наш ум, а не заемный; что самый заем стал нам обходиться слишком дорого, что проценты, требуемые заимодателями, возросли до чудовищного размера. Конечно, Россия не без умных людей, но количество их ничтожно в сравнении с потребностью в умных людях, предъявляемой всеми отраслями управления. Если б дело шло только о войне, то, конечно, можно было бы обойтись одним пожертвованием жизни и достояния, но теперь, как нарочно, ни жизни, ни достояния не требуется, а требуется только ум, ум и ум, - и на это-то требование и сверху и снизу, и со всех сторон слышится одно: "Людей нет, безлюдье!".

Прекрасная статья Ивана Сергеевича Аксакова “Отчего безлюдье в России».
Актуально во все времена. Читаешь, будто про сегодня.

А между тем, по общему единогласному свидетельству иностранцев, русский простой народ умнее и даровитее простого народа всех стран Европы; русский мужик стоит по своему природному уму несравненно выше французского, немецкого, итальянского мужика. Никто за эти слова не вправе упрекнуть нас в пристрастии; повторяем, этот отзыв о русском народе принадлежит не нам, а самим иностранцам. Да, наша природная умственная почва несравненно здоровее, доброкачественнее и восприимчивее природной же почвы других образованных европейских народов; умственный и душевный кругозор нашего народа при известной степени его развития шире кругозора других народов при той же степени развития. Отчего же такая несоразмерность и несоответственность между почвой и ее продуктами? Как объяснить это явление, как согласить это богатство ума снизу и малоумие сверху? Куда девается, куда испаряется этот ум, спросим мы опять?

А вот следующий отрывок сопоставить с нынешней реальностью, как мне кажется, куда труднее. Поскольку целенаправленное оскотинивание в течении почти века всех слоёв русского общества дало свои плоды. Мы это сейчас расхлёбываем полной ложкой.
Но в то же время ощущается, что начинаем потихоньку просыпаться. Подвижки есть. Они видны даже невооружённым глазом. Медленно, со скрипом, но дела делаются. Молодое поколение, которое может не понимать, но очевидно несёт в себе то самосознание, в котором мысль «русский простой народ умнее и даровитее простого народа всех стран Европы» сопряжена с делом, имеет все шансы на великий успех.

Он стал символом Сербской Голгофы

Каждый год, минимум дважды, на день памяти Ясеновацких мучеников 13 сентября (по н.с.) и 29 мая, на день памяти св. Вукашина, многими публикуется эта история. Одна из историй 400 000 (по некоторым оценкам до 700 000) жертв усташского концлагеря Ясеновац. 83 000 замученных в нем известны поименно… Но наиболее яркое свидетельство о смерти сохранено именно о св. Вукашине. Он стал символом сонма святых, просиявших в этом страшном месте, месте массового уничтожения православных. Ясеновац стал новой Голгофой для всего православного мира. Здесь шел геноцид сербов по признаку принадлежности к Православию, так как вера – главное, что отличает сербов от хорватов. В этом страшном месте простые жители некогда мирной страны тысячами входили в Царствие Небесное…

Свидетельство палача (записал доктор Недо Зец):

"…Усташ, рассказывавший мне эту историю, вновь замолчал; затем, допив рюмку водки, продолжил:

– Помнишь, тогда, в августе, в лагере было большое поступление? Тогда Иере Маричич послал на уничтожение около 3 000 зеков. Тогда мы – Перо Брзица, Зринушич, Шипка и я – поспорили, кто за ночь перебьет больше заключенных. Началась бойня, уже через час по количеству убитых я заметно оторвался от других. В ту ночь меня захватило особое воодушевление, мне казалось, что я словно оторвался от земли, что я попал на небеса: никогда прежде не ощущал я такого блаженства. За несколько часов мною было уничтожено около 1 100 человек, в то время как мои соперники закололи не более 300–400.

И вот тогда, в момент наивысшего упоения, взгляд мой упал на пожилого крестьянина, он с каким-то необъяснимым спокойствием стоял и молча смотрел, как я убиваю жертву за жертвой и как те в страшных муках погибают. Этот его взгляд словно парализовал меня, мне показалось, будто я окаменел, и какие-то секунды я не мог шевельнуться.

Несколько минут спустя я подошел к нему, чтобы узнать, кто он. Он рассказал, что зовут его Вукашин, родом он из села Клепац, что все его родные погибли от усташей, а его самого послали в Ясеновац. Он говорил об этом все с тем же спокойствием, которое потрясло меня гораздо сильнее, чем страшные крики и стоны умирающих вокруг нас людей. Когда я слушал старика, глядя в его небесно-чистые глаза, во мне вдруг проснулось неукротимое желание самыми жестокими адскими муками разрушить этот недостижимый для меня внутренний покой, чтобы его страданиями, рыданиями, мучениями вернуть себе прежнее упоение кровью и болью.

Я вывел его из строя, посадил на пень и приказал ему крикнуть: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать ему ухо в случае неповиновения. Вукашин молчал. Я отрезал ему ухо. Он не проронил ни слова. Снова приказал я ему кричать: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать второе ухо. Он молчал. Я отсек ему другое ухо. «Кричи: „Да здравствует Павелич!“ или лишишься носа!» Старик молчал. В четвертый раз я приказал ему кричать те же слова под угрозой вырезать из его груди живое сердце. Он взглянул на меня, как бы глядя сквозь, в какую-то бесконечность, и тихо, но отчетливо проговорил: «Дитя, делай свое дело!»

От этих слов я совершенно обезумел, бросился на него, выколол глаза, вырезал сердце, перерезал горло и ногами спихнул в яму. И тогда во мне будто что-то оборвалось. Я не мог больше убивать. Перо Брзица выиграл наш спор, перебив 1 350 заключенных. Молча я заплатил ему проигрыш.

С тех пор нет мне покоя. Я стал пить все больше и больше, но забвение наступает лишь на краткие минуты. И в опьянении я слышу этот голос: «Дитя, делай свое дело!» И тогда я, обезумев, натыкаясь на стены домов, бегу по улицам, с криком ломаю и бью все вокруг себя, бросаюсь на кого попало. Ночью сон не приходит, лишь только наступает забытье, я снова вижу ясный взгляд старика и слышу это невыносимое: «Дитя, делай свое дело!».

Я превратился в комок ужаса и боли, я бессилен совладать с этим кошмаром. День и ночь преследует меня светлый безмятежный лик Вукашина из Клепца".

Двa товарища Федя и Гаврила - жители мордовского села Вечканово. Российская империя, 1914 год

Чудесное стихотворение Аветика Исаакяна в переводе русского поэта серебряного века Вячеслава Иванова. Символично и трогательно. И, наверное, по традиции звучит, даже немного как тост. Прочитайте мамам. Им должно понравиться. Им будет приятно.

С посохом в руке дрожащей, удручен, согбен, уныл,
После долгих лет, скиталец, я завидел милый дол.
Перешел семь гор высоких, семь морей я переплыл,
Все утратил, нищий странник, но до родины добрел.
 
Подходя к селенью, с сердцем переполненным тоской,
За околицею, в поле, друга детства повстречал.
«Старина», — вскричал, — «Бог помочь. Узнаешь, кто я такой?
Изменился?» Мой товарищ поглядел и промолчал.
 
Мерю улицу клюкою. Вот и милой частокол,
И сама, с душистой розой, показалась у крыльца.
«Здравствуй», — молвил я, — «сестрица! Бог нам свидеться привел».
Отвернулась, отмахнулась от бродяги-пришлеца.
 
Никну ниже я. Родную вижу хижину, и тын,
И старуху-мать. — «Хозяйка, гостю на ночь дай приют!»
Содрогнулась и всплеснула мать руками: — «Как ты тут?» —
И ко мне в слезах прильнула: — «Сын мой милый. Бедный сын!»