Никогда не думала, что стану делиться словами Александра Дугина. Более того, меня всегда поражало то, как мои бывшие уже коллеги из иностранных СМИ лепят из него образ главного русского философа. Сами слепили миф, и сами же попытались его разрушить. Но сегодня он - отец, убитый горем. И он - в своём праве говорить. И просить Победы сегодня он, да, в своём праве более, чем кто либо. Победа всем нам очень нужна.
«Как вы все знаете, в результате теракта, осуществленного нацистским украинским режимом, 20 августа при возвращении с подмосковного фестиваля «Традиция» на моих глазах была зверски убита взрывом моя дочь Дарья Дугина. Она была прекрасной православной девушкой, патриоткой, военкором, экспертом центральных каналов , философом. Ее выступления и репортажи всегда были глубоки, обоснованы и сдержаны. Она никогда не призывала к насилию и войне.
Она была восходящей звездой в начале своего пути. Враги России ее подло, исподтишка убили…
Но нас, наш народ не сломить даже такими невыносимыми ударами. Они хотели подавить нашу волю кровавым террором против самых лучших и самых уязвимых из нас. Но они своего не добьются.
Наша сердца жаждут не просто мести или возмездия Это слишком мелко, не по-русски. Нам нужна только наша Победа. На ее алтарь положила свою девичью жизнь моя дочь. Так победите, пожалуйста!
Мы хотели воспитать ее умницей и героем.
Пусть и сейчас она вдохновляет сынов нашей Отчизны на подвиг».
«Как вы все знаете, в результате теракта, осуществленного нацистским украинским режимом, 20 августа при возвращении с подмосковного фестиваля «Традиция» на моих глазах была зверски убита взрывом моя дочь Дарья Дугина. Она была прекрасной православной девушкой, патриоткой, военкором, экспертом центральных каналов , философом. Ее выступления и репортажи всегда были глубоки, обоснованы и сдержаны. Она никогда не призывала к насилию и войне.
Она была восходящей звездой в начале своего пути. Враги России ее подло, исподтишка убили…
Но нас, наш народ не сломить даже такими невыносимыми ударами. Они хотели подавить нашу волю кровавым террором против самых лучших и самых уязвимых из нас. Но они своего не добьются.
Наша сердца жаждут не просто мести или возмездия Это слишком мелко, не по-русски. Нам нужна только наша Победа. На ее алтарь положила свою девичью жизнь моя дочь. Так победите, пожалуйста!
Мы хотели воспитать ее умницей и героем.
Пусть и сейчас она вдохновляет сынов нашей Отчизны на подвиг».
Спрашивается – «Не могла ли наша «оппозиция» позавчера промолчать и не губить окончательно даже намеки на то, что она могла бы иметь право быть оппозицией». Не могла. Это сборище людей годами паразитировало на том, что, ничего не делая, приписывало себе звание оппозиции, которая любой стране нужна. Это сборище не занималось деятельным созиданием, не читало серьезных трудов о благоустройстве мира, не участвовало в судьбе простых людей, а просто что-то выкрикивало с сетях. Этим и ограничивалась вся его деятельность. Не кричать в сетях – равно не быть. Как с этим смириться?
Но информационное пространство меняется, оно становится жестче, агрессивнее, зазор между событиями – все уже. Эмоциональный пик событий растет, люди теряют к ним чувствительность. И теперь, чтобы выделиться, чтобы сказать громко, чтобы тебя заметили, надо произнести либо что-то очень важное, либо что-то вопиющее. Важное эта сборище сказать не может по природе своей. Значит, остается только говорить вопиющее. Вопиющее было сказано. Теперь еще надо закрепить за сборищем такую мысль – за каждое слово придется платить. Даже в той же Европе. Она когда-нибудь охолонет и тоже спросит с тех, кто плясал, оскалив в уродливой улыбке зубы, на только что сгоревшем теле.
Но информационное пространство меняется, оно становится жестче, агрессивнее, зазор между событиями – все уже. Эмоциональный пик событий растет, люди теряют к ним чувствительность. И теперь, чтобы выделиться, чтобы сказать громко, чтобы тебя заметили, надо произнести либо что-то очень важное, либо что-то вопиющее. Важное эта сборище сказать не может по природе своей. Значит, остается только говорить вопиющее. Вопиющее было сказано. Теперь еще надо закрепить за сборищем такую мысль – за каждое слово придется платить. Даже в той же Европе. Она когда-нибудь охолонет и тоже спросит с тех, кто плясал, оскалив в уродливой улыбке зубы, на только что сгоревшем теле.
Forwarded from СПЧ
В Риге начался снос памятника советским воинам-освободителям
«Вандалы и фашисты! Шакалами их, пожалуй, нельзя назвать. Шакалы - дикие звери, а эти вроде людьми числятся. Шакалы лучше. Но о наших, о русских по духу, живущих в Прибалтике, нужно серьёзно задуматься. #Своихнебросаем должно применяться всегда и везде, разными методами и необязательно военными», - заявил ответственный секретарь СПЧ Александр Точенов.
«Вандалы и фашисты! Шакалами их, пожалуй, нельзя назвать. Шакалы - дикие звери, а эти вроде людьми числятся. Шакалы лучше. Но о наших, о русских по духу, живущих в Прибалтике, нужно серьёзно задуматься. #Своихнебросаем должно применяться всегда и везде, разными методами и необязательно военными», - заявил ответственный секретарь СПЧ Александр Точенов.
Открываешь сейчас новости с Украины и просто такой душок ада тебе в лицо. Дни идут, и этот запах все тяжёлый - заложили взрывное устройство, убили человека, ещё и ещё, привязали девушку к позорному столбу за то, что не хотела говорить на украинском, обстреляли дома в Донецке, убили людей. Убили людей - ещё и ещё. И каждый раз, когда это дышит в лицо, вспоминаю, что этот запах и это чувство уже приходили. То была страшная история. Тогда погиб человек, с которым я лично была незнакома. Девушка, бывший депутат Рады Ирина Бережная. Она просто тихо ставила лайки под моими постами. И, насколько я понимала, бежала в 14-м из Киева в Россию. А родом она была из Донбасса. И, кстати, она - что очень немаловажно в этой истории - была очень красива.
Я помню, мелькало в ленте ее выступления где-то в эфире наших политических так-шоу. Под ним ее проклинали на украинском. Я почитала, почитала эти проклятия, пока меня от них не продрало как острым холодным когтем по спине. А через несколько дней она погибла в ДТП. И вот я зашла в аккаунт ее матери - Елены Бережной, которая занималась общественной деятельностью и, кажется, протестовала против переименования Киевских улиц, названных в честь героев Великой Отечественной. Я хотела выразить ей соболезнования или как-нибудь иначе ее поддержать. На ее странице висел какой-то последний пост - записанный ещё до смерти дочери. И вот под ним трубил ад. Женщины - в основном женщины - писали ей на русском и украинском - «Не вези свою падаль хоронить в Киев. Вытянем за волосы из земли и выбросим». Я напомню, что Ирина была очень красивой, и это слышалось голосах писавших - там, кроме трубы, был ещё звон зависти. И они трудились и трудились. Трудились и трудились день, ночь, оставляя свои проклятия. Одно подпитывало другое, подстрекало и к полночи там уже был такой разгул, в каком и черти в аду никогда не плясали. Тогда я поняла что будет. В смысле что будет в Донбассе и на самой Украине, и в Киеве. В Киеве - русском городе, подхватившем трупную хуторскую бациллу.
Мать, конечно, привезла мертвую дочь в Киев и похоронила ее на кладбище, как хотела. Кто-то раздобыл фото - та стоит над гробом, в котором в белом платье лежит ее по-прежнему красивая дочь. Мать сжимает кулаки и кричит. Ее сняли в этом крике и выложили в сеть. Смеялись. Глумились. И холодный коготь так и ходил по спине - скряб-скряб. Кто-то хочет быть в этом и с этим. Но здорового человека, современного прогрессивного человека такое не может и не должно привлекать. А это было только начало, но в этом - вся суть
Я помню, мелькало в ленте ее выступления где-то в эфире наших политических так-шоу. Под ним ее проклинали на украинском. Я почитала, почитала эти проклятия, пока меня от них не продрало как острым холодным когтем по спине. А через несколько дней она погибла в ДТП. И вот я зашла в аккаунт ее матери - Елены Бережной, которая занималась общественной деятельностью и, кажется, протестовала против переименования Киевских улиц, названных в честь героев Великой Отечественной. Я хотела выразить ей соболезнования или как-нибудь иначе ее поддержать. На ее странице висел какой-то последний пост - записанный ещё до смерти дочери. И вот под ним трубил ад. Женщины - в основном женщины - писали ей на русском и украинском - «Не вези свою падаль хоронить в Киев. Вытянем за волосы из земли и выбросим». Я напомню, что Ирина была очень красивой, и это слышалось голосах писавших - там, кроме трубы, был ещё звон зависти. И они трудились и трудились. Трудились и трудились день, ночь, оставляя свои проклятия. Одно подпитывало другое, подстрекало и к полночи там уже был такой разгул, в каком и черти в аду никогда не плясали. Тогда я поняла что будет. В смысле что будет в Донбассе и на самой Украине, и в Киеве. В Киеве - русском городе, подхватившем трупную хуторскую бациллу.
Мать, конечно, привезла мертвую дочь в Киев и похоронила ее на кладбище, как хотела. Кто-то раздобыл фото - та стоит над гробом, в котором в белом платье лежит ее по-прежнему красивая дочь. Мать сжимает кулаки и кричит. Ее сняли в этом крике и выложили в сеть. Смеялись. Глумились. И холодный коготь так и ходил по спине - скряб-скряб. Кто-то хочет быть в этом и с этим. Но здорового человека, современного прогрессивного человека такое не может и не должно привлекать. А это было только начало, но в этом - вся суть
«С начала специальной военной операции России на Украине в латвийском обществе появилась нелояльная государству русскоязычная часть. Наша задача — разобраться с ней и изолировать ее от остального общества» - президент Латвии. Но диктатура все равно в России. А дальше что? Начнут строить концлагеря для несогласных и выдавать им номера на рукав?
Знаете что это? Та волновахская школа, учителя которой не захотели со мной фотографироваться, когда я к ним впервые пришла. Не доверяли мне - россиянке. Школа была заминирована ВСУ, устроившими в ней огневые точки. Дыра была в крыше. И вообще был большой вопрос - будет ли эта школа когда-нибудь работать. Если вы помните, мы собирали деньги на плёнку, чтобы закрыть окна и крышу от дождей. Плёнка тогда ее спасла. Я вовсе не верила в то, что школу сохранят. Более того, новые власти города сообщили, что сохранять ее нецелесообразно, но я предложила учителям написать в СПЧ, а сама продолжила рассказывать о том, как важно сохранить школу - придя, Россия не может закрывать школы. И как важно, чтобы дети 1 сентября пошли в школу. 1 сентября дети пойдут в школу. Они будут учиться на русском
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Это пока Галкину кажется, что он так троллит Россию и держит себя на плаву в российских информационных волнах, выходя в Польше на сцену в желто-голубых штанишках и пиджаке. Под желто-голубыми софитами. А на самом деле в Польше ему рукоплещут не за то, что он талантливо смешон, а за то, что пытается смеяться над тем, кого Польша ненавидит больше всего - над Россией. Когда все уляжется - а все уляжется - он не получит в Европе аплодисментов, ни единого хлопка. А с Россией связь он уже перерезал до утробного неприятия
Сегодня утром в Горловке мать бежала с двумя детьми в укрытие. Она погибла на месте. Дети ранены. Украина убила ее европейским оружием на глазах у детей. Европа убивает с чистыми руками
Forwarded from СПЧ
Член СПЧ Игорь Каляпин после нападения попал в больницу
В среду вечером в Нижегородской области на члена СПЧ Игоря Каляпина напал неизвестный. Он пытался порезать ему лицо и задушить. Наш коллега сумел вызвать полицию и преступника задержали. В настоящее время ведутся следственные действия.
Сам пострадавший сейчас находится в больнице с подозрением на сотрясение мозга. Ждем информацию от врачей.
Совет желает Игорю Александровичу скорейшего выздоровления и будет держать ситуацию на контроле.
В среду вечером в Нижегородской области на члена СПЧ Игоря Каляпина напал неизвестный. Он пытался порезать ему лицо и задушить. Наш коллега сумел вызвать полицию и преступника задержали. В настоящее время ведутся следственные действия.
Сам пострадавший сейчас находится в больнице с подозрением на сотрясение мозга. Ждем информацию от врачей.
Совет желает Игорю Александровичу скорейшего выздоровления и будет держать ситуацию на контроле.
К вечеру впечатление произвело это фото - 5 тысяч человек - верующих УПЦ - вышли из Хмельницкой области, прошли через Тернополь и пошли дальше. Как говорят, к Почаевской Успенской Лавре идут. Двигаются они неорганизованно, старшего среди них как будто нет. На требования полицейских остановиться и разойтись, не реагируют. Молча делают своё дело - идут. Это жажда жизни. Она толкает дойти до Боженьки, который непременно будет в той Лавре, а больше нигде и попросить сохранить жизнь - сначала детям, потом всем родным, а потом, может быть, и себе. А ещё не тронуть дома - защитить их от любого снаряда, от дрона, от кассеты, от осколка летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго. Конечно, они не остановятся. Конечно, дойдут до пункта назначения. Конечно, своё спасение они видят только в молитве - Тому, на кого уповают. Конечно, это русские люди идут. И, конечно, жаль, что восемь лет назад они не пошли вот так же - неорганизованно, игнорируя требования полиции - за ближних своих на Донбассе
Шольц пообещал скорую легализацию марихуаны в Германии. И правильно. Чем ещё согреться в лютую зиму, как не в фимиамах наркотических галлюцинаций, в которых российский газ все еще идёт по турбинам «Северного потока», в кране - горячая вода, и можно под ней постоять.
Вчера я снова зашла в запрещённые сети и зачем-то читала о том, как наши сограждане по паспорту отмечают полгода СВО в бегах. Если коротко: бродят по Европе, неостановимо сокрушаются (отчёт опять ведут с 22), чувствуют тупое бессилие, и от него хочется им просто закричать в воздух - «Нет!». Нет! Нет! Нет! И как бы все хорошо - отметились в правильных чувствах, в правильных сетях, в верном развороте симпатий, дали понять, что Европа может ещё позволять им по себе бродить . Отстояли своё право на Европу и на свой беззвучный вопль. Но все испортили набежавшие в комментарии украинцы.
«Как вы не знаете что делать?! - спросили они. - А мы вам сейчас расскажем! Ага! Марш в Москву - Путина свергать!». «Да как же его свергнешь? - заблеяли в ответ наши по паспорту. - У него - автозаки. У него - росгвардия. У него - сила». «А вот как мы на майдане свергли, так и вы свергайте!» - был им ответ. «Это у вас на майдане была горстка перепуганного Беркута, - возразили наши по паспорту. - А у него - рать! У нас все не так, как было у вас». «Ой, только не надо тут объяснять! - сказали украинцы. - Валите из Европы в Москву, там кричите в воздух своё нет». «А почему это мы не можем вам объяснять? - плаксиво возразили наши. - И почему мы не можем кричать тут? Не потому ль что вы - украинцы, а мы русские?» - вопросили почувствовавшие что-то неладное, какую-то дискриминацию наши. «Да, - сказали им украинцы. - Потому что вы - соучастники убийства украинских детей! Поэтому вы не можете нам объяснять!». «Мы - убийцы? - удивились наши по паспорту. - Мы - не убийцы. Мы сразу убежали. Мы не согласились. Мы себя убийцами не ощущаем». «А мы - вас ощущаем, - ответили украинцы. - Все русские - убийцы. А хочешь искупить хоть каплю своей вины - давай денег. На ВСУ». «Помилуйте, - задрыгали ножкой наши. - Как-то не принято и не прилично такие разговоры в соцсетях вести. На виду у всего честного народа. На виду у псов режима. А реквизиты-то, реквизиты у всех, так сказать-с, есть. И вот мы по этим реквизитам… ну да, ну да, почему вы думаете что нет? Прямо вот так - по этим реквизитам… Ах, ладно, зачем об этом теперь вслух?». «Репарации будете нам до конца дней выплачивать, убийцы! - ответили им неутомимые, ненасытные и очень финансово-грамотные украинцы. - До конца наших дней!».
Тут наши по паспорту примолкли - да-а, небезопасно это теперь ходить по Европам и сотрясать воздух воплями отчаяния и бессилия. Лучше, наверное, совсем помолчать. Да как же помолчать?! Неровен час, подумают - молча поддерживаешь спецоперацию. И как же быть? Как быть? Где он - выход из этих смятений?
Вот так «хорошие русские» сами превратили себя в жертв украинских радикалов. В тех россиян, на которых безопасно нападать. А главное - они теперь не могут с такой же лёгкостью, как в России, носить звание хоть и отчаявшихся что либо изменить в своей стране, но правильных людей, людей светлых, выступающих за все хорошее против всего плохого. Ведь в новой реальности для того, чтобы оставаться «хорошими людьми» нужно одновременно стать козлами отпущения для радикальных украинцев и принять все то плохое, что те творят. Но россияне, платящие по реквизитам ВСУ, всего этого в высшей мере заслуживают
«Как вы не знаете что делать?! - спросили они. - А мы вам сейчас расскажем! Ага! Марш в Москву - Путина свергать!». «Да как же его свергнешь? - заблеяли в ответ наши по паспорту. - У него - автозаки. У него - росгвардия. У него - сила». «А вот как мы на майдане свергли, так и вы свергайте!» - был им ответ. «Это у вас на майдане была горстка перепуганного Беркута, - возразили наши по паспорту. - А у него - рать! У нас все не так, как было у вас». «Ой, только не надо тут объяснять! - сказали украинцы. - Валите из Европы в Москву, там кричите в воздух своё нет». «А почему это мы не можем вам объяснять? - плаксиво возразили наши. - И почему мы не можем кричать тут? Не потому ль что вы - украинцы, а мы русские?» - вопросили почувствовавшие что-то неладное, какую-то дискриминацию наши. «Да, - сказали им украинцы. - Потому что вы - соучастники убийства украинских детей! Поэтому вы не можете нам объяснять!». «Мы - убийцы? - удивились наши по паспорту. - Мы - не убийцы. Мы сразу убежали. Мы не согласились. Мы себя убийцами не ощущаем». «А мы - вас ощущаем, - ответили украинцы. - Все русские - убийцы. А хочешь искупить хоть каплю своей вины - давай денег. На ВСУ». «Помилуйте, - задрыгали ножкой наши. - Как-то не принято и не прилично такие разговоры в соцсетях вести. На виду у всего честного народа. На виду у псов режима. А реквизиты-то, реквизиты у всех, так сказать-с, есть. И вот мы по этим реквизитам… ну да, ну да, почему вы думаете что нет? Прямо вот так - по этим реквизитам… Ах, ладно, зачем об этом теперь вслух?». «Репарации будете нам до конца дней выплачивать, убийцы! - ответили им неутомимые, ненасытные и очень финансово-грамотные украинцы. - До конца наших дней!».
Тут наши по паспорту примолкли - да-а, небезопасно это теперь ходить по Европам и сотрясать воздух воплями отчаяния и бессилия. Лучше, наверное, совсем помолчать. Да как же помолчать?! Неровен час, подумают - молча поддерживаешь спецоперацию. И как же быть? Как быть? Где он - выход из этих смятений?
Вот так «хорошие русские» сами превратили себя в жертв украинских радикалов. В тех россиян, на которых безопасно нападать. А главное - они теперь не могут с такой же лёгкостью, как в России, носить звание хоть и отчаявшихся что либо изменить в своей стране, но правильных людей, людей светлых, выступающих за все хорошее против всего плохого. Ведь в новой реальности для того, чтобы оставаться «хорошими людьми» нужно одновременно стать козлами отпущения для радикальных украинцев и принять все то плохое, что те творят. Но россияне, платящие по реквизитам ВСУ, всего этого в высшей мере заслуживают
Генеральный директор турецкой компании, производящей беспилотники Baykar заявил, что ни за какие деньги не будет поставлять аппараты Bayraktar России. Поддержка Украины для него дороже.
В этом году никто из моих близких не поехал отдыхать в Турцию. Поддержка своей страны для них дороже. В следующем году будет так же
В этом году никто из моих близких не поехал отдыхать в Турцию. Поддержка своей страны для них дороже. В следующем году будет так же
В четырнадцатом году я была на границе с Польшей, на краю местечка Рава Русская на западной Украине – там, где наши советские пограничники приняли первый бой с фашистами 22 июня 1941 года. Сначала мне показалось, это просто земля, поросшая буйной травой. Но, зайдя в траву, я увидела, что это – большая братская могила, едва обозначенная бетонными брусками, тонущими в траве. Я увидела, что сюда давно никто не приходил. Через несколько дней я вернулась с яблоками – купила килограммов пять, и разложила их на широком пространстве рядами – метр через метр. По моим подсчетам, так по яблоку должно было достаться каждому. Главное, что я хотела сказать – «Это неправда – что к вам никто не приходит».
Через несколько лет я поехала в Смоленскую область писать про заброшенные русские деревни и нашла в одной старушку девяноста четырех лет. Она жила одна, все другие сгинули, а дома провалились под землю как будто их и не было. Мобильная связь там не работала, старушка была слепа. В двух километрах от ее дома – через лес – шел Днепр, а лес сразу заворожил шелестом.
Утром я сидела на лавке рядом со старушкой, она внимательно всматривалась в меня слепыми глазами, рассказывала о том, как сюда заходили немцы и как они с мамкой бежали от них к нашим в окопы. Как немцы вешали наших солдат, а их – женщин и детей – заставляли на это смотреть. И как мать ей шептала – «Дочка, ты туда не смотри, ты в землю смотри». Но она не стала смотреть в землю, смотрела в лица наших солдат.
Еще час назад Баба – так старушка предложила ее называть – прогоняла меня, говорила, ни за что не пустит в свой дом, а теперь ее было не остановить. «Слишком долго сама с собой молчала» – объяснила она.
Я встала с лавки и нервно прошла по нескошенной траве. Только что Баба рассказала, как гремело у Днепра – там Ратчинская переправа. Сказала, наших там погибло видимо-невидимо. Потом они с мамкой зашли в поле, и увидели, что там сидят наши бойцы в венках из бурьяна. Их было много, и все они были мертвые.
Я представила эту сцену очень ярко, она врезалась в меня, и теперь этот образ навсегда со мной. Баба показывала в сторону леса, говоря, что мертвых никто не убирал. Только теперь там было уже не поле, там стоял сильный лес. Он вырос из мяса и крови солдат.
В обед пришла соцработник и предложила сводить меня к Ратчинской переправе. Я согласилась. По дороге она рассказывала мистические истории о том, как по вечерам, а особенно в дождь они тут ходят в плащ-палатках. «Кто?» – спросила я. «Кто-кто, солдатики». Шумел лес. Было так безлюдно и тихо, что, долго слушая его шелест, можно было начать различать звуки, слоги, слова. При желании их можно было сложить в предложения. К Бабе я вернулась под вечер. Соцработник ушла за пять километров – в свою заброшенную деревню, и я осталась один на один с пустотой, говорливым лесом и слепой старушкой.
– Баба, а зачем Тамара сказала, что они тут ходят? – переступила я порог ветхого дома.
Баба была разумной. Ясный ум сквозил во всем – обсуждала ли она политику, вспоминала ли войну или говорила о прошлом, будущем, настоящем. Мне предстояло провести тут ночь или две – без мобильной связи. В безлюдье пришли неведомые страхи – особенно к ночи. Мне хотелось услышать ее спокойный разумный голос – «Никто тут не ходит – ни мертвые, ни живые. Здесь – пустота».
– Чего раскричалась? – ответила Баба, повернувшись ко мне. – А где им еще ходить, если они тут умерли? Они тебя не трогают, и ты не шуми. Не бойся.
(Продолжение по ссылке)
https://ahmedova.com/chto-skazala-by-baba/
Через несколько лет я поехала в Смоленскую область писать про заброшенные русские деревни и нашла в одной старушку девяноста четырех лет. Она жила одна, все другие сгинули, а дома провалились под землю как будто их и не было. Мобильная связь там не работала, старушка была слепа. В двух километрах от ее дома – через лес – шел Днепр, а лес сразу заворожил шелестом.
Утром я сидела на лавке рядом со старушкой, она внимательно всматривалась в меня слепыми глазами, рассказывала о том, как сюда заходили немцы и как они с мамкой бежали от них к нашим в окопы. Как немцы вешали наших солдат, а их – женщин и детей – заставляли на это смотреть. И как мать ей шептала – «Дочка, ты туда не смотри, ты в землю смотри». Но она не стала смотреть в землю, смотрела в лица наших солдат.
Еще час назад Баба – так старушка предложила ее называть – прогоняла меня, говорила, ни за что не пустит в свой дом, а теперь ее было не остановить. «Слишком долго сама с собой молчала» – объяснила она.
Я встала с лавки и нервно прошла по нескошенной траве. Только что Баба рассказала, как гремело у Днепра – там Ратчинская переправа. Сказала, наших там погибло видимо-невидимо. Потом они с мамкой зашли в поле, и увидели, что там сидят наши бойцы в венках из бурьяна. Их было много, и все они были мертвые.
Я представила эту сцену очень ярко, она врезалась в меня, и теперь этот образ навсегда со мной. Баба показывала в сторону леса, говоря, что мертвых никто не убирал. Только теперь там было уже не поле, там стоял сильный лес. Он вырос из мяса и крови солдат.
В обед пришла соцработник и предложила сводить меня к Ратчинской переправе. Я согласилась. По дороге она рассказывала мистические истории о том, как по вечерам, а особенно в дождь они тут ходят в плащ-палатках. «Кто?» – спросила я. «Кто-кто, солдатики». Шумел лес. Было так безлюдно и тихо, что, долго слушая его шелест, можно было начать различать звуки, слоги, слова. При желании их можно было сложить в предложения. К Бабе я вернулась под вечер. Соцработник ушла за пять километров – в свою заброшенную деревню, и я осталась один на один с пустотой, говорливым лесом и слепой старушкой.
– Баба, а зачем Тамара сказала, что они тут ходят? – переступила я порог ветхого дома.
Баба была разумной. Ясный ум сквозил во всем – обсуждала ли она политику, вспоминала ли войну или говорила о прошлом, будущем, настоящем. Мне предстояло провести тут ночь или две – без мобильной связи. В безлюдье пришли неведомые страхи – особенно к ночи. Мне хотелось услышать ее спокойный разумный голос – «Никто тут не ходит – ни мертвые, ни живые. Здесь – пустота».
– Чего раскричалась? – ответила Баба, повернувшись ко мне. – А где им еще ходить, если они тут умерли? Они тебя не трогают, и ты не шуми. Не бойся.
(Продолжение по ссылке)
https://ahmedova.com/chto-skazala-by-baba/
Марина Ахмедова
Что сказала бы Баба? - Марина Ахмедова
В четырнадцатом году я была на границе с Польшей, на краю местечка Рава Русская на западной Украине – там, где наши советские пограничники приняли первый бой с фашистами 22 июня 1941 года. Сначала мне показалось, это просто земля, поросшая буйной травой.…
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
- Саша, ты веришь в мою любовь?
- Да.
- А я всегда любила тебя, даже когда ещё не была знакома с тобой. Я знала, что я тебя встречу.
- Я счастлив. Очень.
- Нас спас Бог и эта минута. Мы выжили потому, что эта минута должна была быть.
Сегодня капитан Александр и кок Ольга поженились. Во время боевых действий в Мариуполе она ни разу не спустилась в подвал, закрывала его собой. Он не может ходить. На видео они говорят - «Спасибо, Россия». Я потом спросила их - зачем они это сказали. Объяснили, что имели в виду вас - подаривших свадебное платье и обручальные кольца. Ещё мы передали от вас деньги. Наряд невесты выбирала и гладила утром Лена Шишкина. Платье приехало из Донецка, несмотря на то, что с раннего утра его расстреливают ВСУ. Бракосочетание организовал Юра Леонов. Это первое бракосочетание в Мариуполе с 24 февраля 2022
- Да.
- А я всегда любила тебя, даже когда ещё не была знакома с тобой. Я знала, что я тебя встречу.
- Я счастлив. Очень.
- Нас спас Бог и эта минута. Мы выжили потому, что эта минута должна была быть.
Сегодня капитан Александр и кок Ольга поженились. Во время боевых действий в Мариуполе она ни разу не спустилась в подвал, закрывала его собой. Он не может ходить. На видео они говорят - «Спасибо, Россия». Я потом спросила их - зачем они это сказали. Объяснили, что имели в виду вас - подаривших свадебное платье и обручальные кольца. Ещё мы передали от вас деньги. Наряд невесты выбирала и гладила утром Лена Шишкина. Платье приехало из Донецка, несмотря на то, что с раннего утра его расстреливают ВСУ. Бракосочетание организовал Юра Леонов. Это первое бракосочетание в Мариуполе с 24 февраля 2022