Корреспондент отдела расследований «Медузы» Максим Солопов:

Авторитет российских органов госбезопасности переживает не лучшие времена, но у нас есть целое уголовное дело, в котором следствие обвиняет в подрыве этого авторитета (буквально в такой формулировке) сотрудников московского управления ФСБ. И это не имеет никакого отношения к делу Ивана Голунова.

Сюжет, в котором Следственный комитет России взялся расследовать дело о банде, созданной сотрудниками московского управления ФСБ, с участием спецназовца ГРУ и курируемых ими участниках войны в Донбассе, кажется малоправдоподобным. Особенно когда следователь чуть ли не вытягивает из подозреваемых сведения о том, где служил человек, переправлявший добровольцев в ЛНР, или уточняет у вчерашнего обвиняемого контрабандиста, ставшего потерпевшим, как именно на него давили сотрудники ФСБ при обыске.

Но на что только не пойдет Следственный комитет, если его об этом попросят более влиятельные сотрудники ФСБ. Особенно если все происходит на Кубани, а обвиняемые офицеры вышли за пределы своих полномочий, разбираясь в схеме нелегальных поставок смартфонов и ноутбуков из США с участием сотрудников таможни и «Почты России» (очень напоминающую организованное отмывание денег с похищенных хакерами банковских карт).

В тексте встречаются: возможно, дважды украденный айфон, подаренный бывшему лидеру ДНР Александру Бородаю, начальник Люберецкого почтамта с боевыми патронами во внедорожнике и спасение жесткого диска с доказательствами из купели с ледяной водой.

https://mdza.io/alZ1OCS3q_s

В Мещанском районном суде Москвы начинается рассмотрение дела Самариддина Раджабова — одного из первых задержанных по «московскому делу».

По версии следствия, он бросил пластиковую бутылку в росгвардейца. Несмотря на то, что Раджабов ни в кого не попал, полицейский воспринял бутылку как угрозу, так как она издала резкий звук при падении на землю.

Онлайн «Медиазоны»

В Мещанском суде допрашивают полицейского Александра Внукова — одного из троих потерпевших.

Внуков: В какой-то момент со стороны, как выяснилось, с левой стороны, был кинут предмет. Сразу скажу: кто кидал предмет, я не увидел. По моему ощущению, брошенный предмет оказался... по его... как сказать... по его тяжести предмета мне показалось, что это был звук характерного падения пластмассового предмета, бутылки, как оказалось.

Что [в ней] было, я не знаю .Была какая-то жидкость. Соответственно, там могло быть что угодно. Соответственно, я испытал испуг угрозу здоровью своему — тем более что вокруг меня было сосредоточено большое количество агрессивной толпы <...>Я считаю, что моему здоровью был причинен моральный вред.

Адвокат Сергей Бадамшин просит описать бутылку

Внуков: Пластмассовая была бутылка. К сожалению сейчас я не помню какой был объем, литр или полтора. Наполнена была жидкостью насколько не помню. Но хлопок был такой что у меня это вызвало...Сразу привлекло внимание.

Бадамшин: Вы обращались за помощью психологической?

Внуков: Нет.

Бадамшин: А за медицинской?

Внуков: Нет.

Бадамшин: Чувство страха прошло или еще осталось?

Внуков: Через время прошло конечно. Я не первый год в органах, мне не привыкать к тому, чтобы все время присутствовал страх. Есть такое понятие — чувство подавления страха. Нужно уметь в себе это чувство подавлять. В тот промежуток времени он у меня был. Но потом когда все расходились, площадь была очищена, команда нам была в транспорт, уже все.

Адвокат Анри Цискаришвили: Насколько краткосрочное было чувство страха, испытанное вами?

Судья перефразирует:
В какой момент чувство опасения от брошенной бутылки прошло?

Внуков: Когда мы продолжили доставление задержанного в транспорт. Когда мы его в транспорт посадили

Цискаришвили: А какие-то еще в отношении вас противоправные действия после совершались?

Внуков: Нет.

Цискаришвили: В чем заключается причиненный вам моральный вред?

Внуков: Я считаю, господин адвокат, были бы вы на моем месте и в вас был кинут предмет, у вас не было бы такой уверенности, что в бутылке простая вода, вы не могли бы этого утверждать. Это потом экспертиза проводится. Могла быть зажигательная смесь, кислота. Это моральный вред. Это не физический, увечья, а именно моральный вред.

Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков — о нападении на штаб-квартиру ФСБ на Лубянке:

«Коммерсант ФМ»: По поводу стрельбы в четверг вечером на Лубянке. Как в Кремле оценивают то, что в Москве в предпраздничный период, когда предполагается, что обеспечению безопасности уделяют особое внимание, происходит перестрелка? Человек с оружием приходит в самый центр города. Не возникает ли вопросов к организации безопасности и, может быть, деятельности самой ФСБ, на которую было совершенно нападение?

Песков: Это трагическое происшествие, поскольку погибли люди. Я бы не сказал, что оно должно как-то комментироваться из Кремля. В любом случае, мы с вами живем в такое время, не только наша страна, но и все государства мира, когда, к сожалению, никто не застрахован от любых проявлений безумия с такими трагическими последствиями. Будут предприняты все меры для ликвидации этой ситуации.

«Коммерсант ФМ»: Хочется также уточнить, что в момент перестрелки, насколько мы понимаем, шел концерт, посвященный Дню сотрудников органов государственной безопасности.

Песков: Да, это так.

«Коммерсант ФМ»: На концерте присутствовал Владимир Путин, и с ним был глава ФСБ Александр Бортников. Когда стрельба началась, он остался или уехал?

Песков: Нет, они находились в Кремле.

«Коммерсант ФМ»: Они смотрели концерт или, может, как-то работали?

Песков: Частично смотрели концерт. Когда был перерыв, а счет шел уже на минуты, они вышли оттуда.

«Коммерсант ФМ»: И остались в Кремле?

Песков: Да.

«Эхо Москвы»: Как все-таки президент оценивает работу спецслужб? Насколько он удовлетворен тем, как они сработали в этой ситуации?

Песков: Не совсем понимаю вопроса. Честно говоря, не совсем понимаю тему дискуссии, которая ведется. Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

«Эхо Москвы»: Дело в том, что «Медуза» пишет, что уже после того, как был ликвидирован нападавший, был ранен человек. Насколько президент в курсе этой информации? Так ли это?

Песков: Ну, это надо не меня спрашивать, а правоохранительные органы. Безусловно, президент получал все необходимые оперативные доклады об этом происшествии.

В Мещанском суде, где рассматривают дело Самариддина Раджабова, допросили двух других потерпевших полицейских — Александра Комбарова и Дмитрия Линника. Вот что они рассказали про брошенную бутылку, которая их напугала.

Комбаров: Я услышал хлопок. Не сказать, что это стекло. Был очень сильный хлопок. С левой стороны от меня. Я не видел, что это. В связи с этим я испытал дискомфорт, я испытал испуг. Потому что толпа людей вокруг, мы не знали на что люди способны, на что они готовы идти. Это само представляло угрозу. С чувством страха мы доставили человека до транспорта. И остановились на секундочку обсудить, что это был за хлопок.

Адвокат Сергей Бадамшин: Относительно испуга, вы в медицинские учреждения, к штатному психологу обращались?

Комбаров: Нет.

Бадамшин: Почему?

Комбаров: Не считал необходимым.

Бадамшин: Чувство испуга прошло?

Комбаров: Да, мы доставили человека в транспорт, убедились, что все целы, продолжили работу.

Бадамшин: Но когда задержанного вели вы все боялись?

Комбаров: Конечно.

Бадамшин:Как-то изменилось ваше поведение?

Комбаров: Нет.

Бадамшин:Изменилось количество задержанных? Продолжали работу?

Комбаров: Конечно.

Бадамшин:А вообще на вас можно было повлиять бутылкой, чтобы вы прекратили работу?

Комбаров: Не могу ответить на этот вопрос.


Дмитрий Линник: Шага три четыре мы сделали и услышали падение бутылки. Комбаров шел, я шел, между нами был задержанный. Я почувствовал характерную боль в области плеча. Потом я повторно следователю сообщил, что сопоставил это с падением бутылки. В момент когда почувствовал боль, я как раз увидел что бутылка упала. Справа от меня и упала она слева. Как летела не видел. Видел только когда упала.

Прокурор: Бутылка попала в вас?

Линник: По первой считал, что попала. Потом мне показали видео. И как раз в этот момент я начал ускоряться.

Прокурор: Вы так считали, но на самом деле бутылка в вас не попала?

Линник: Да, Комбаров идет, а я начинаю ускоряться. И в этот момент бутылка.

Прокурор: Почему изначально?

Линник: Потому что упала бутылка и я почувствовал боль.
Я начинаю ускоряться, рука идет на излом. И как раз бутылка пролетает мимо.

Прокурор: Данное действие в виде броска вы как характеризуете?

Линник: я считал что целенаправленно в нас шла. В связи с тем что в отдельных районах летели в сотрудников бутылки, и стеклянные разбивались.

Прокурор: Ваши действия?

Линник: Испуг.

Прокурор: В связи с чем?

Линник: Я же не знал, что за жидкость там была.

<...>

Бадамшин: Вы на Новый год в оцеплении стояли?

Линник: Да.

Бадамшин: Ничего не боялись?

Линник: Нет.

Бадамшин: Но там же хлопушки.

Линник: Там обстановка более культурная.

На заседании у фигуранта «московского дела» Самариддина Раджабова допрашивают его отца:

«Я впервые в таком месте, немного волнуюсь. Раджабов Самариддин, он мой сын, 21 год. Я воспитал хорошего сына, с такой гражданской позицией, я горжусь. Я хочу, чтобы все россияне воспитали так своего сына, чтобы слепыми не были. Я горжусь, что у моего сына есть такая позиция. У меня пятеро детей, они все хороши для меня. Я сказал своему сыну: Уезжай из этой страны, здесь ничего тебе не светит, одна беда. Вокруг все воры, мошенники, бандиты, тебя посадят.

Мы с ним несколько раз спорили об этом. Уезжай, посадят, пожизненное дадут, никто тебе не поможет, ни Конституция, ни это гражданское общество которое слабо у нас. Никто не будет защищать, огромное спасибо тем людям, тем простым гражданам, которые вышли за "московское дело". Мало там было, 25 тысяч. 21-й век, политзаключенные в России! Мой сын кого убил и ограбил? Я бы не пришел, не был здесь. Я извиняюсь, конечно.

Я всем детям говорю, воровать ни в коем случае, убивать тем более, работайте честно. Если слова мои вас не устраивают, пожалуйста, уходите из дома. Учитесь хорошо и уезжайте из этой страны, здесь вас ничто не ждет хорошее»

Электробус — как много в этом звуке…

Городские власти не устают хвалить самый современный московский вид транспорта — электробус. Руководитель дептранса Максим Ликсутов и мэр Москвы Сергей Собянин будто соревнуются между собой, выдавая панегирики один лучше другого. Но это, конечно, только на людях.

А между собой чиновники лишь записывают на электробусы диссы.

Главная московская афера 2018-2019 годов разбилась о здравый смысл: глава дептранса Максим Ликсутов сознался, что электробусы проигрывают не только дизельным и газомоторным автобусам, но даже трамваю.

Собянин в своих бравых отчетах много говорил о выгодности и экологичности электробусов, опровергая слова десятков экспертов. То же на публике заявлял и Максим Ликсутов. Однако в своем письме Минтрансу глава столичного департамента назвал наиболее эффективным видом транспорта в Москве — трамвай, затем автобусы на газе, затем дизельные. Хваленые электробусы оказываются дороже и менее рентабельнее традиционного транспорта!Письмо Ликсутова оказалось в распоряжении Baza.

Решающий показатель — расходы на пассажиро-место одного километра пути — для трамвая в Москве составляют 1.2 руб, газоавтобусы — 1.21 руб, дизелей — 1.31. Хваленый мэрией электробус обходится в 1.59 рубля, а замена электробатареи, необходимой для обещанной длительной службы, будет стоит 9.45 млн рублей, причем выйти из строя она может в любую минуту. В дороговизне электробус проиграл только троллейбусу, тот обходится в 1.67 рубля и то только потому что на рейсы выходят старые троллейбусы. Ежегодное обслуживание «транспорта будущего» обходится в 2 млн рублей за каждый электробус, при расходах на троллейбус и все виды автобусов менее миллиона.

А это значит, что мэрия подтвердила доводы своих многочисленных оппонентов: столица выбирает технику не по принципу эффективности, а по принципу наибольшего отката, как и в общем-то всё остальное. Даже доклады экспертов об отсутствии необходимости замены троллейбусов и автобусов на электробусы не возымели меры. Ликсутов и Собянин всё равно потратят деньги, так как сочтут нужным.

Жанр интервью знакомых преступника иногда открывает новое не о преступнике:

"Мы не только учились с Манюровым в одной школе, но и жили в одном доме, только в соседних подъездах, - вспоминает одноклассник стрелка Алексей. - В школьные годы у нас была одна компания, вместе гуляли во дворе. Потом все ребята ушли в армию, а его не взяли... Когда все вернулись из армии, он как-то перестал с нами общаться. На работу устроился. Постоянно ездил куда-то. Мы его видели, как он один рано уходил из дома, вечером возвращался, но с ребятами уже не тусовался. Так что «золотые годы» у него прошли рядом с мамой и бабушкой... Никогда его ни с кем не видел. Ни друзей, ни подруг. Все его походы ограничивались домом и магазином... Летом мы его звали посидеть во дворе, но он всегда отказывался".

Вывод - подозрительный малообщительный маргинальный человек.

Другой друг рассказал Daily Storm:

"Он нормальный, скромный парняшка. У него были друзья, но с кем он дружил — их уже нет на белом свете. Ребята выбрали один путь, Женя — другой. Кто-то ударился в наркоту, а Женька — наоборот, в спорт. Но он всегда был спокойный, обычный парнишка. Стандартный парень. Гулянки, футбол, спорт... Женька, когда все узнал, что они начали колоться, от этой компании отошел".

О личности первого знакомого стало яснее, чем о Манюрове. Кто более маргинален, становится вопросом.

Как выяснили СМИ, в арсенале у лубянского стрелка был и карабин калибра 7,62 , то есть минимум 5 лет беспорочного владения гладкоствольным оружием. Другое дело, что при работе в ЧОПе Манюров обладал гораздо большими возможностями доступа ко всему, что стреляет, например к категории «служебное оружие», к которой относятся пистолеты и револьверы. Однако для атаки он почему-то выбрал громоздкую «Сайгу».

Но пока Росгвария только раскачивается для тотальной переписи всех охотников и любителей пострелять (а поликлиники и диспансеры уже подсчитывают прибыль от новых «более лучших» справок), депутат Госдумы от фракции ЛДПР Борис Чернышов предложил Роскомнадзору провести перепись абонентов сотовой связи и запустить платформу-агрегатор для фиксации количества сим-карт у отдельного гражданина или компании.

Обоснование идеи на первый взгляд здравое: проредить рынок серых сим-карт и защитить граждан от злоупотребления их персональными данными. Но депутатское словоблудие не должно вводить в заблуждение – за витиеватым формулировками скрывается банальное желание составить (по своему разумению) список благонадежных номеров, а неблагонадежные отрубить одним махом. Как Telegram.

Не будем обсуждать тот факт, что серыми симками пользуются как злоумышеленники, так и «безопасники», и сами спецслужбы, и попробуем подсчитать, во сколько обойдется депутатская инициатива. В качестве ориентира рассмотрим грядущую Всероссийскую перепись 2020 года. По оценкам Росстата и экспертов, стоимость переписного действие в расчете на одного человека составит от 250 до 400 рублей, а общий бюджет переписи – от 33 (Росстат) до 50 млрд. рублей.

Число выданных в России сим-карт – около полумиллиарда, из них активны в настоящий момент почти 300 млн. Легко подсчитать, что только сама сим-перепись (важно: во время переписи документы граждан не спрашивают, тогда как наличие паспорта для «белой» сим-карты является обязательным) составят почти 60 млрд. рублей., ведение же специальной базы потребует ежегодных дополнительных расходов, которые, как и в случае с пакетом Яровой будут возложены на операторов сотовой связи. То есть, непосредственно на абонентов.