Попытка оправдать такую транспортировку стремлением сберечь и без того работающих на износ наших врачей несостоятельна на фоне имеющегося запаса медицинских мощностей (о чем ранее сообщал Собянин). При уровне связей и значимости для города персоны вице-мэра, отправка родственника на лечение за рубеж выглядит чистосердечным признанием: Ракова усомнилась в способностях столичной медицины, отношение к которой она имеет, если не по должностным обязанностям, то непосредственное через Собянина.

В случае, если решение об отправке принималось в экстренных обстоятельствах, странным кажется то, что номер нужного числа людей для организации транспортировки оказался набран быстрее, чем «103». Вывод: транспортировка не была экстренной в классическом понимании, т.к. требовала включения в процесс большого количества людей, затрат времени на организацию перевозки и договоренности в месте встречи, и так далее. В противном же случае вице-мэр продемонстрировала недоверие, осознанно игнорируя работу столичной экстренной медицины (условием работы которой является автоматизация процесса оказания помощи). Дополняет картину еще один элемент: в логике уменьшения контактов, которую отстаивает столичная мэрия, возможность контакта на «непрогнозируемой» и неконтролируемой территории другого государства вносит больше неопределенности в предиктивный анализ картины распространения инфекции. Тем не менее, благодарим коллег за вскрытый факт лицемерия, и лично Ракову за то, что плевок в лицо столичной медицины был сделан без снятия маски.

Роман Алехин написал достаточно мотивированный текст, над которым хотелось бы немного поразмыслить.

Подводка в виде апелляции к тому, что «лидеры умирают на посту, а не в кровати» хороша своей метафоричностью и шириной охвата. И именно эта метафоричность нам и интересна. Первый момент: кто такой лидер, один ли он? Второй момент: с кем в первую очередь ассоциируется эпоха и кому, в первую очередь, достаются лавры в случае успеха мероприятий государственного масштаба? Не сложилось ли у нас впечатление о лидерстве, как о позиции, которой сопутствует успех, закрепленный хрестоматийно учебниками истории? Если считать лидерами обозначенных царей/императоров, то стоит понимать, что успех и лидерство, как побочный эффект легитимности и признания, был обусловлен родовитостью, которая перебивала альтернативы появления иного лидера. Если идти в пику этой логике, то Иван Васильевич III мог бы быть заменен в лидерских позициях Василием Белозерским или Юрием Дмитровским (принесшие первые победы под Алексиным), но этого не произошло благодаря историкам, системе образования и т.д., а самое главное – благодаря сакрализации кровного статуса. Не берем ли мы на себя многое, когда называем лидерами котов в стране мышей? Поэтому, возвращаясь к вопросу о лидерстве, фигуры, выносимые на поверхность исторической памяти, становятся лидерами далеко не всегда в понимании современников. «Лидер поневоле поколенческой обязаловки», коим являлись и авантюрно непоследовательный «кот» Петр, и просвещенная стяжающе-щедрая на подарки Екатерина, – являлись «профессиональными» лидерами, как некогда профессиональным революционером был Ленин. И этот акцент на «профессиональность» не направлен на умаление заслуг и личностных качеств, но говорит о том, что быть во главе – это, в первую очередь, работа вынужденная, на которую не всегда соглашаются сами. Поэтому думать о том, что принимаемые такими лидерами решения – это решения для кого-то, кроме них самих – опрометчиво.

И если Лениным завершается чреда «кровных лидеров», то это не означает, что лидеры перестали быть профессиональными пастырями со своими целями, отличными от паствы. Однако с переменой эпох мы не научились видеть лидеров в стихийной силе волны, но научились наделять регалиями камни, которые эта волна закидывает на гору. И, если ставить все на свои места, то не имеет значения, на каком боку лежит этот камень и кому он адресует послание, как не имеет значения «обнуление» для волны, олицетворением которой является народ, история и массы. Тем не менее, если волна дальше будет продолжать по инерции забрасывать камни «пакетами», не видя начала строительства волнорезов, фактура которых наметилась в будущих изменениях, то скоро камни «обнимут» электоральное море, превратив последнее в спокойное болото. И дело не в том, что предложили, а в том, как и кем это было сделано. Поэтому, ловушка пакетного предложения заключается в том, что предлагаемые «не критичные и не важные» изменения, являются апробация методов бездиалогового принятия последующих и уже не конституционных изменений.

НЕЗЫГАРЬ о мотивации губернаторов избегать электронного голосования: «Что принесет электронное голосование не может предсказать ни один губернатор. Поможет ли оно нарастить поддержку или наоборот усилит негативный результат?»

А не в том ли заключается природа демократического и тайного голосования, что волеизъявление гражданина должно быть непредсказуемым? А не в том ли заключается работа губернатора, чтобы работать над негативом и улучшать жизнь гражданина, изъявляющего свою волю несогласием? Объяснить такую перестраховку может не столько нежелание доверяться неизвестности, сколько понимание, ЧТО за этой неизвестностью будет. Т.к. ничего принципиально нового быть не может, в виду изменения не сути, а только формы голосования, то три варианта, как и ранее: негатив, позитив, равнодушие. Тем более, губернатор – не ворожей, ему не нужны тайные знания по выискиванию знака в потрохах забитого петуха, но проводить анализ и строить различные сценарии исхода событий – это под силу ресурсной мощи руководителя субъекта. Значит, губернаторскому корпусу уже понятно значение упреждающего следствия, обеспечивающего большую вероятность выпадения неблагополучного для них, губернаторов, исхода. И эта формулировка уже как-то иначе смотрится, чем «губернаторы не могут предсказать».

Демарш против электронного голосования только оттягивает неизбежное, и выглядит это также, как отказ недобросовестного ученика писать контрольную. И, все же, есть и положительный момент такого избегания. На уровне восприятия губернаторы сближаются с гражданами, которые не первый год, изо дня в день, шагают навстречу неизвестности: кто, спускаясь в забой, кто, отправляясь в ковидарий, а кто, просто выходя из дома в магазин. Каждодневный гражданский подвиг борьбы с мороком непредсказуемого грядущего требует, господа губернаторы, и вам погрузиться в эту холодную воду перманентной неопределенности.

Российская тоска перманентна, как перманентна революция Троцкого, а оттого оба явления по природе своей не могут создать ничего, кроме последователей, профессиональных революционеров и профессионально тоскующих. Проблема «тоски» – это проблема неизбежного настоящего ожидания, не соответствующего перспективному желаемому.

Что отличает статистически тоскующего губернатора от и нестатистически тоскливых Малевича, Левитана? Попыткой «раскрепощения вопреки той схиме, к которой понуждает российская жизнь», Малевич и Левитан тоскуют «по чему-то» (а если конкретнее, то «по совершенству, полноте и преодолению»), а не по тому, что может или не может дать социология и статистика. Иными словами, вопрос в поле экзистенциального «стоит ли жизнь/мера того, чтобы ее прожить/принять»: творцы откликаются на борьбу, готовые бесконечно доказывать богам, что затаскиваемый камень на вершину – это и есть суть жизни, обозначившейся в осознании правды бессмысленности, что позволяет покорить абсурдность неисправимой ситуации. А впадение в тоску по причине «невозможности», как это оказывается в случае с профессиональной тоской губернаторов, завернувшихся в собственное бессилие, говорит о том, что эти абсурдные герои, в отличии от Сизифа, будут вкатывать камень, исполнять поручения, но не будут осознавать ни того, что делают, ни того, зачем это нужно.

На вопрос, есть ли губернаторы «надежды», стоит поправить: не надежды, а «торжества осознания». Как определить таких? По наличию человеческой порядочности, которая не регламентирована этикой, и наличию недекларативного, гласного понимания и открытости (на зря же обязали заводить собственные страницы в соцсетях, по характеру ведения которых можно определить дурость и ответственность).

Само словосочетание «институты развития» звучит слегка комично и натянуто футуристично, т.к. вызывает ряд ассоциаций и отсылок к теме «прогрессорства» Стругацких. Принцип «взять и развить» имеет природу приказного исполнения, и, одновременно с этим, – определяет величину вмешательства в органические процессы самостоятельного развития. Поэтому искусственно созданные «корпорации развития» зачастую становятся не катализатором, а ингибитором, т.к. среде требуется время на адаптацию к возникшему из ниоткуда нагромождению «представителей интереса». Работа с «институтами развития» де-факто подменяет работу с «объектом развития», что и приводит к появлению лишнего звена в цепи, а в виду формализации процесса, в котором будет требоваться результат, максимально абстрактное исполнение всегда будет натягиваться на минимально корректное ТЗ.

На примере «Спутника», «ё-мобилей», гибких экранов и прочих «убийц западных технологий» отчетливо видно: запрос, как и номинальное финансирование – есть, сама наука и ее потенциал – есть, но именно посредник в виде «Российской корпорации нанотехнологий» становится определяющим звеном, ответственным за реальное финансирование и работу с имеющимся научным потенциалом. Попытка сначала развить практику без должного внимания к фундаментальной науке, которая итак имеет природу необходимой «финансовой черной дыры» (заботливо отсутствующей благодаря ИР), только множит объемы будущих базовых исследований в виду постоянно возрастающего разрыва между теорией и ее применимостью.

По поводу аудиторской проверки, неслучайного нахождения мытаря-фискала во главе правительства и эффективности силового метода СК-прокуратуры: цель аудитора – найти несоответствие и помочь продолжить существование заказчику, цель профильных силовиков – найти и доказать (в зависимости от установки) вину/невиновность, т.е. присутствует такая же логика, как при создании ИР – «взять и обнаружить» то, почему не смогли «взять и развить». Силовой профильный метод быстрее и эффективнее в краткосрочной перспективе, аудит правительства – в долгосрочной. На вопрос о взаимосвязях и «что может получиться», а, самое главное, «зачем», отвечает обстоятельство отсутствия времени, нужды в силовой и эффективной акции для поднятия одного упавшего рейтинга. А что у нас там, на горизонте в краткосрочной перспективе?

Касательно того, что «именно СК и Прокуратура навели порядок в выплатах врачам» не стоит забывать, что именно СК и Прокуратура начали активно разбираться после ОДНОЙ команды, а все ранее всплывавшие конфликты на фоне невыплаты, с позволения тех же органов, устойчиво подводились в прессе под «саботаж и вечное недовольство медицинских работников». В итоге получается: две силы сходятся в гонке престижа за возвращение доброго имени и восстановления имиджа известно кого.

Райтер ру-твиттера ООН делает больше для ознакомления широких масс иностранцев с культурным наследием СССР 30-х гг., чем всякие Россотрудничества. Такими темпами творчество И.Д. Шадра и «гипсовый соцреализм» имеют возможность пережить свой ренессанс.

А если чуть серьезнее, всплыла в памяти скульптура «Булыжник - оружие пролетариата», и подумалось, что Москве, по сравнению с ЛА, очень повезло на количество плитки арт-объектов в центре, уж за такое стоит быть благодарным Сергею Семеновичу.

P.S. пост носит слабо юмористический характер и ни к чему не призывает.

Дмитрий Дризе задается вопросом, если случится перезагрузка: «что от нее ждать и каким будет новый президентский образ?» Ключевое «если» открывает простор для интерпретаций и фантазии, но, одновременно с этим, делает вариативность заложницей допущения. Иными словами, а если за оберткой «перезагрузки» не окажется содержимого, как за «общенациональным планом спасения», то с чего бы меняться образу президента?

Другой вопрос: можно ли считать, что одно конкретное событие\явление станет триггером изменения имджевого позиционирования? Нет, т.к. для изменения, усвоения и принятия нового образа нужно время и необходимый фон: Путин-силовик, «мочащий международный терроризм в сортире» – это образ, который формировался не столько разовыми явлениями, сколько внешними и внутренними процессами, взаимосвязью явлений (война в Чечне, постоянные режимы АТО на Кавказе, символические мюнхенская и валдайские «речи» 2007 и 2014 гг., Сирия и т.д.), и, одновременно с этим, образ Путина-силовика соседствовал с образом «Путина-навигатора» (главным маркером таких процессов выступали «символы» стерхов, посыл о том, что Россия – отдельная цивилизация со своими путями, неслучайное упоминания о Крыме, как о событии «возвращения в родную гавань»). Временами подключался эмоциональный образ Путина-«тоже человека» (слезы на Манеже, проявление чувства стыда за утерянную записку). Иными словами, президентский образ не может быть новым или старым, все имеющиеся образные модели уже существуют и они ситуативно включаются.

Множественная интерпретация и невозможность утверждать, что Д. Дризе серьезно выразил свою позицию, делает формулировку «негоже первому лицу разбирать где газ не так провели, где больницу не достроили» злейшей метаиронией, в которую попалось большинство обсуждающих. На наш взгляд, дело в том, что именно эти «разборы» питали образ и реанимировали падающие рейтинги, без которых Путин перестал бы восприниматься, как «человек, у которого все под контролем» (тот образ силовика-хозяйственника, о чем Дризе прекрасно осведомлен). При этом, иронизируя над казусом ручного управления, эксперт признает, что «сильная рука» вернется (а чем тогда являлись «разборы», если не проявлением «сильной руки»?). Саму формулировку, если ее воспринимать без подтекста и не считать уровни ироничности, мы поддержать не можем: если лиса поставить в курятник надзирать за порядком, то от геноцида кур спасет только тот, кто лиса назначил. Сам руководитель, находящийся на макро-уровне должен принимать участие в каждом микро-процессе, иначе не будет ни золотых яиц, ни мяса, а аргумент о том, что «так ни на что времени не хватит», парируем тем, что недаром у руководителя есть ресурс, современные технологии и автоматизация, исключающая человеческий фактор. Вопрос политической воли и «силы» руки.

А порядок, как понятие, не должен ассоциироваться с «разборками», «разносами» и посадками, такой порядок извращен жаждой найти виноватого, но не стремлениями жить лучше. Именно с национального благосостояния стоит начинать рассуждение о порядке, а не с позиции перспектив наказания.

Мы не верим в случайности, а, после такого поста, в отсутствии случайностей убедились еще раз. Вся суть этих «зеленых товарищей» передана не самой публикацией, а фотографией: обратите внимание на то, как удачно головы Шахматова, Нагибина и Закондырина закрыли буквы названия гостиницы. Приглашали зеленых активистов, но хватило только на…

То, что продажность мнения является константой любого медиапроекта – не удивительно, но удивляет каждый раз то, с каким рвением и суммами виновные заходят с «позитивом». И касается это не только Норникеля, но и печально известного Аэрофлота, который заливал московские агентства деньгами в попытке выправить позиции. И, как бы не пытались менять управленческие модели, проблемы будут возникать не из-за «корпоративизма», а из-за отсутствия меры дозволенного. Почему этой меры нет – вопрос риторический, ответ зависит от подхода и личных убеждений. На наш взгляд, самодурство и безнаказанность возникают из-за отсутствия здоровой конкуренции и монополизации. Кто-то скажет, что это проблема воспитания и «нищих лет» в нужде, спровоцировавших непомерное чувство приобретательства и необходимости тотального контроля. Тем не менее, хорошо было бы, если бы все проблемы были только в личностных качествах, так и решение было бы, как в старом анекдоте, проще, но, из года в год наблюдения за бесконечными изменениями моделей, стратегий и подходов, проблема остается одна: сколько в борделе кровати не переставляй...

Те, кто считают, что КПРФ встала на рельсы реальной оппозиции, пусть сравнят две формулировки: реальную «коммунисты призвали голосовать против поправок» и нереальную, но оппозиционную и «истинно коммунистическую» «ни один честный рабочий, ни один сознательный солдат не примет участия в этой демонстрации врагов народа». Сама суть согласия на участие в голосовании – это признание правил игры, т.к., при наличии потенциала реальных потерь политических и иных активов, борьба за выживание выглядела бы иначе, да и в лозунгах можно было бы развернуть уже залежавшиеся под слоем пыли «бойкот», «встанем стеной», «социалистическое отечество в опасности» и т.д.

Прикрытый фасадом несогласия компромисс говорит о том, что критическая масса голосующих не мобилизована, а в виду того, что статус момента подается, как «голосование исторического масштаба», то и накал «борьбы» должен иметь высокий градус соревновательности, сравнимый с историческим событием. Плюс, можно манипулировать голосами, как и перекидывать результаты* только тогда, когда они есть, поэтому привлечь внимание к поправкам пробуют квази-оппозиционным выпадом лже-коммунистов. Нынешним же коммунистам из КПРФ не хватит ни сил, ни возможностей противостоять административному и бюрократическому ресурсу, что объясняет бессмысленность и самоубийственность реального противостояния, зато у них хватит фантазии, чтобы пытаться позиционировать свой «демарш», как прелюдию к разгону нового «Учредительного собрания».

Что касается Платошкина, то он стал сакральной жертвой, принесенной по необходимости достичь большего медийного эффекта. Не исключено, что Платошкин, являясь фигурой публичной, мог перетягивать одеяло на себя, тем самым формируя новый, более живой мозговой центр партии стариков (в т.ч. вовлекая в движение молодых), а вкупе с неиллюзорным шансом фракционного деления партии (вопреки признанной КПРФ резолюции X съезд РКП(б) о запрете фракционности и надлежащем соблюдении партийной дисциплины), выбор жертвы был предопределен. Но, может, это все домыслы.

* Как и произошло по почти подтвердившимся слухам о результатах голосования на выборах президента в 1996 г.

Классика отечественной драматургии.

Норникель: Мы не не виноваты, это все климат. Подождите-ка, а что это? Экспертиза? А давайте-ка мы эту экспертизу на личном самолете покатаем?

Роспотребнадзор: Покатайте, а мы еще фото с удачным ракурсом сделаем, мол работаем, а еще подпись хорошую придумаем.

Общественность: но у вас разлив, экологи оценивают ущерб...

Три зеленых богатыря: чекинятся в гостинице.

Норникель: какие наркотики экологи, какой ущерб (фото экологов с сомнительной социальной ответственностью, на которых хватило денег)?

Общественность: вы же по уши обосрались не думаете, что покупка позитива в медиа реально снизит ущерб?

Потанин, отыгрывая провинившегося школьника: мы больше не будем... И даже рубля не возьмем из бюджета!

Норникель: А если мы скажем, что резервуар уволился еще неделю назад дал течь, т.к. находился на ремонте, то и виновных будет найти проще (кто не согласится за энную сумму посидеть?), и имидж будущего "эко-мессии" (Радионовой) не подпортим, и заверим всех, что экологию восстановим, а техно-юрист Алешин пусть там сам копается (воды же много утекло, попробуй докажи).

Жители других регионов, подготовив лом, бензин, чью-то матерь и плакаты "Я/Мы Норильск", направляясь к контейнеру с соляркой местного значения: А нам экологию восстановите, если что?

Народ: Возмущается, но безмолвствует.

Трагикомедия, которую охотно пишут единица, но искренне отыгрывает вся страна, и это не только о Норильске.

В копилку полезности телеграма, как площадки опосредованного консенсуса и органично-заочного диалога: сближение векторов изначально разнонаправленных позиций доказывает, что в спорах (и дискуссиях) рождается хоть какая-то, но истина. Неслучайное (на наш взгляд) нахождение общих точек соприкосновения с позицией достаточно бескомпромиссных (за что и уважаемых) коллег из Движения Сорок Сороков, было мощным подспорьем для более детального изучения правой стороны отечественного политического ландшафта.

Коллеги описали интересную схему того, как воронежские единороссы смогли «обмануть» систему электронного голосования. Мы понимаем, что безрисковых операций априори не существует, но предоставлять базу покупателей недвижимости – это не совсем уровень регионального праймериз, т.к. выуживать данные потенциально платежеспособной аудитории – это риск столкнуться с мотивированным и «не безденежным гражданином». Другое дело – МФО, агрегирующие потенциально безработную аудиторию (число которой в ВО выросло до 30 тыс. человек), которая также имеет на порядок меньше мотивации участвовать в политической жизни в виду органичности причин оформления микрокредита и иных приоритетов: протянуть до зарплаты/лучших времен, не отсвечивая.

Тем не менее, поиск базы данных – это мелочь, по сравнению с технологической дырой, наличие которой допущено, по нашему мнению, умышленно. Как уже было отмечено: схематоз «побил на отдельных округах мобилизационные показатели районных управ и создал определенные риски для управляемости голосованием», но если это воспринимать, как демонстрацию альтернативы мобилизации и запасной план на случай провала районных управ, то ЕР своей цели добилась, доказав, что может не только контролировать голосование, но и, при нужде, саботировать его.

К слову, подобная схема незаконного присвоения голосов – брат-близнец одного из методов работы социальной инженерии с целью присвоения денежных средств, а, убрав из цепи нужду в базе данных, но, оставив горку купленных оптом сим-карт (не обязательно на какой-нибудь гидре), при должной сноровке и наличии знаний об особенностях модерирования соцсетей, можно получить неплохую ферму «живых» ботов.

Если говорить о целях, о том, стоит ли хотя бы «мизерная задача привести в чувство избирательную систему страны», то нужно понимать, отошла ли администрация от категорий «контроля и управляемости процессом». А понять поможет наличие закупленного позитива о праймериз, медийное прикрытие технической дыры (не столько позитивом, сколько умалчиванием и блоками) и нулевая реакция Турчака на цифры. Иными словами, сейчас все говорит о том, что задачи приведения избирательной системы в чувства попросту нет, а единственные думы местных администраций можно свести к заботам о цене на оптовую россыпь сим-карт, работе систем сип-телефонии и наличии актуальных баз «полумертвых» душ голосующих.

С цифрами спорить бесполезно, но авторская интерпретация перспектив развития США, мягко говоря, не имеет того «шокового» фундамента и «Картеровского наследия», чтобы в Америке был запущен проект рейганомики 2.0.

Начнем с того, что Рейган добился победы в гонке за президентское кресло, выступая под лозунгами снятия «государства с шеи народа», тем самым продуцируя сворачивание «государства всеобщего благосостояния». Сегодня же в США имеется устойчивый тренд роста патернализма и социального вспомоществования ($2 трлн. которые пошли в карманы граждан – не велфер ли это?), а учащающиеся акты насилия и рост агрессии в рамках децентрализованного государства имеют больше шансов прекратиться при чрезвычайной перестройке управленческой модели, временно стоящей на рельсах централизации (на что намекает Трамп, упрекая губернаторов-демократов в медлительности и неэффективности борьбы с беспорядками). Т.е. США Трампа ближе к кризису Америки «Великого общества» 1960-х гг.: расовая сегрегация оторвала Юг от Севера, бунты в гетто Нью-Йорка и Лос-Анджелеса 1964 г., залитая деньгами экономика (стоит оговорить один момент: «ближе» – не значит «равно»), но между США-1960 и США-1980 как минимум 20 лет развития! Говоря о «выброшенных 20 годах», стоит понимать, что не приближает Америку 2020 к неоконсервативному повороту 1980-х гг. и отсутствие или наличие определенных символически значимых детерминант 1960-1970-х гг., определивших эпоху: Вьетнам (военная сфера), «нефтяной шок», отличие которого от современного «сланцевого кризиса» принципиально (энергетика), отсутствие «кислотной революции», «детей цветов», антивоенного лобби (социальная сфера), наличие уже работающей ямайской валютной системы (финансовая сфера).

Сравнивать отношения США-КНР (инвестора и держателя мировой фабрики дешевой (уже нет) рабочей силы), и США-СССР (идеологически разных, но не уступающих друг другу равных игроков) не очень корректно по причине различия статуса «партнеров». «Быстро восстанавливающиеся потребительские ожидания США» – не показатель возвращения рейганомики, т.к. имеется не только риск товарного дефицита, который съест потребительские ожидания, но и «выхлоп» на уровне психологии, который может сохранить тенденцию «потребления впрок», т.е. закупки продовольственных товаров с запасом (учитывая и без того культ полуоптового потребления, производство просто не сможет удовлетворить панический запрос), а нашествие «мирных демонстрантов» только подтверждают вероятность сохранения психологического эффекта «ожидания пустых полок».

Апелляция к совпадениям и достижении Россией пика, «как и СССР» не соответствует логике внешнеполитической активности, т.к. Сирия так и не стала Афганистаном ни в моральном, ни в стратегическом плане, а сама суть внешних инициатив отвечает запросу на «возвращения имени» (в тот момент, когда Союзу ничего возвращать не требовалось).

Иными словами, попытка представить тождество Америки-2024 и Америки-1980 (как и РФ-2020 и СССР-1980) – это игра на совпадениях, но аналогии приобретают свою бессмысленность в виду обозначенных нюансов развития, а наличие кажущегося сходства фактуры развенчивается природой уникальности детерминант.

Публикуемая НЕЗЫГАРЕМ социология (1, 2, 3) хороша наличием внутреннего диалога, который бы не состоялся без противоречий. Имеются сформированные группы людей (20%) уже испытывающих риск травматизации и, одновременно с этим, Т. Нестик в тексте исследования отмечает: «сам карантин обладает сильнейшим травматическим потенциалом, о чем говорят и наиболее актуальные исследования в Китае, США, Италии и России. Они показывают, что уже сейчас в связи с пандемией в психологической помощи нуждаются от 35 до 80% населения». Дополняют картину «20% с потенциальным травмированием» граждане из числа 48% + 12% + 8% опрошенных, испытывающих подавленность или чувство безысходности. Т.е. то ли еще будет: накопленный стресс просто заесть не получится.

Также интересно наличие в одном ряду 50%, утверждающих, что их семье не на что будет жить, 14% уверенных, что государство поможет (читай 76% уверенных, что поможет что угодно, но не государство), и 49% (!) ответивших, что Федеральная власть способна ускорить выход из кризиса. При абсолютном отсутствии эмпатии к гражданам (о которой высказался М. Виноградов)! Т.е. у половины респондентов «чувство необходимости государственного плеча» не вызывает диссонанса с отсутствием «чувства народных ожиданий» со стороны государства.

Тем не менее, чуть менее половины (44%) вообще не связывает «роль государства» и «ускорение выхода из кризиса», что передает привет апологетам тотальной «покорности россиян», т.к. именно эта категория граждан сама создаст себе подобие государства на внутреннем фронтире (уходя в нал, бартер, неформальную экономику, но не взаимодействуя с государством, кроме как по принципу «забрать свое»), что, в свою очередь подтверждает вывод исследования: «учитывая глобальные риски и возможность второй волны пандемии, общество может понять важность низовой кооперации и необходимость путей оперативного обеспечения взаимопомощи». И эти 44% прирастают числом из тех 76% уверенных, что поможет кто/что угодно, но не государство.

Теория праймов очень хорошо описывает механизмы формирования повестки дня, а, на примере опубликованного исследования, один из главных «спрятанных» выводов, заключается в том, что граждане «из числа этих 44+75%» убеждены не столько в собственных силах, сколько в бесполезности государства, ведь для успешной «низовой кооперации» не нужны сертификаты, ЕГРЮЛ, статистика, марши согласных и состоявшиеся кворумы. И это пострашнее закрытой статистики готовности протестовать, т.к. протестующие находятся в диалоге с попыткой «не жить так, как живут», а «низовая кооперация» уже выходит из диалога в виду осознания его бесполезности.

С момента, когда Радионова прилетала в Красноярск из-за режима «Черного неба» (о котором многие россияне узнали из-за обращения местных жителей сначала к Шнурову, а потом и к Дудю), Усс и причастные придерживались тактики, о которой уже написали коллеги. Тогда почти с порога вину за копоть возложили чуть ли не на местных жителей (к слову эту тему почти сразу поддержали некоторые журналисты), которые вынуждены в отопительный сезон пользоваться углем. По уверенному молчанию Усса тогда же стало понятно, что проблема газификации – это именно проблема, но не для Усса, а для местных жителей и их кошельков. Как тогда еще не догадались над каждой трубой в частном секторе повесить датчики ПДК вредных веществ – большая загадка.

Вылетавшие заранее «тайные мини-лаборатории» Радионовой предоставили результаты, которые обсуждались на закрытой встрече с представителями предприятий, злостные нарушители были оштрафованы на 10 тыс. рублей (!), Радионова «рассмотрела город под лупой», запостила фотографию... а воз и ныне там. В итоге, что в ситуации с Норильском, что в ситуации с «Черным небом», десантирование Радионовой произошло только после медийного шума, за которым стояла такая же непробиваемая непричастность Усса. И, да, с президентом спорить, это же вам не с гражданами «права качать».

Символизм отключения «электронного голосования» способен очаровать своей своевременностью, как способен успокоить врач, поздно обнаруживший признаки заболевания. В нашем случае, врач – это стихийная случайность, которая скальпелем отделила социальное от биологического: привыкшие не напрягать голос гоминиды (речь не только о депутатах) в момент оказались в условиях отсутствующего выравнивания (голосов в том числе), где значимость высказывания определяет физическая сила (речь не только о спортивных взмахах руками).

Тем не менее, отсечка, которая являлась настоящим прологом всей «российской демократии» – это отнюдь не отключение пультов/экранов, а признание, что «парламент – не место для дискуссий». Произошедшее сегодня – это скорее красивая метафора с двойным дном, где один смысл вертится вокруг значения «парламент без голоса», а второй смысл указывает на то, что такой парламент не нужен, в значении «у вас есть возможность выбрать другой» (это не агитация идти голосовать). И, все же, как бы ни была глубокомысленна метафора, стоит понимать апокрифичность символизма: ад на земле люди создают сами, в вечном ожидании конца света (речь не о депутатах и не об обесточенных микрофонах).

Низкий уровень лоялизма, в понимании именно лояльности, как благожелательно-нейтрального отношения, – не показатель разрушаемости правящей системы, т.к. лояльность может формироваться на иной почве. Речь о том, что лояльность, как и рейтинг, можно увеличить в процессе возникновения равного диалога, консенсуса. Проблема такого диалога в том, что найти удовлетворяющее количество «равных» подчас невозможно, т.к. нахождение кандидатур внутри фрагментированного социума будет натыкаться на позиционное сопротивление, а выработка консенсуса превратится в базарный торг. Не случайно, речь идет не о каком-то туманном демократическом процессе, а именно о коалиционном принятии решений, т.е., прибегая к формулировке известного государственного деятеля, «в поиске попутчиков» и без оглядки на весь мир, нужно найти элемент единства. В этих разговорах проглядывается тонкое изменение позиционирования плебисцита, «который идет в пику формальностям игнорирующей социальную конъюнктуру демократии, а выбор 1 июля – соборный, по духу и с учетом национальных особенностей», но это всего лишь предположение.

Иными словами, тот образ будущего, о котором идет речь – это, в первую очередь, определение тем и причинности конгломерата участников «разговора о будущем», иначе строить будущее каждый будет сам, по отдельности, и в том виде, который понятен только самому строителю, о чем как раз намекает социология.

Формат «нового образа будущего» давно известен, став почти легендарным по причине своей неосуществимости: благосостояние для всех (и речь не о велфере или коммунизме). Чтобы построить «конгломерат всех», необходима не формальная работа, а работа по воспитанию «чувства гражданственности», отличного от патриотизма, т.к. первая очередь сегодняшних случайных решений косит не «отцов», а ныне живущих граждан. Методом такого перевоспитания не может быть свод правил, законов, отделения полиции нравов, и т.д., но может быть личный пример и реальная вовлеченность в жизнь граждан, которые могут наблюдать политиков не только на портретах. Но, главное, на наш взгляд, это не успокоение перед неизвестностью будущего, т.к. это бесполезно, а успокоение будет работать до первого потрясения. Главное – продемонстрировать, что будущее будет ровно таким, какое есть настоящее, и именно с ним, настоящим, необходимо работать. На концептуальном уровне такое предложение бы звучало, как убить русское авось.

Не хотели писать по поводу происшествия, принесшего горе в семью Сергея Захарова, но тут уже вершина лицемерия и тошнотворной некрофилии начала виднеться. Новость на крови, казалось бы, время соболезнования и возможности помочь далёкому ближнему, но нет, налетели.

Собчак мастерски влезла и на имени погибшего проехалась по своим же коллегам «с прекрасными лицами», отчитывая за то что не так/не тех ненавидят, после, аки «я не такая как они» отправила «лучи добра» убийце, по своей воле севшего за руль и отправила свой кровавый привет «лицемерному обществу» (да, нам с вами).

Мы продолжаем считать, что свобода мнения каждого человека – это путь к достижению общественного согласия, т.к. в спорах рождается не только истина, но и практические рекомендации по улучшению собственного ментального здоровья (в процессе выбора собеседника). Но случай с Собчак, у которой руки замараны не только крабовым мясом, возводит произнесенное «вы, лицемеры» в какую трансцендентную плоскость уровеня пост-мета-лицемерия. Тем не менее, Собчак – это даже не первая ласточка, а тощий гриф, прилетевший на уже поклеванное. РЕН-ТВ смог разместить новость, в которой авторы умудрились перебрать все «административное» белье покойного: и прав лишали, и штрафы выписывали, смотрите, мол, «се – Человек». Знаете, что особенно смакуют трупоеды из РЕН-ТВ? Историю с привлечением за нахождение в нетрезвом виде в 2006 г. Мерзкая комичность, т.к. раз обнаруженный раз в нетрезвом виде мертв, а ни разу за последнее десятилетие не наблюдаемый трезвым – живет.

Суровость наказания не вернет отца детям, мужа – жене, как ни одно возмещение не подкупит горя, но вошедшие в практику, особенно в последнее время, попытки умолчать и откреститься от содеянного – не это ли вызов и стресс-тест по теме реальных перемен для восстановления единства, создания нужного государству конгломерата и начала строительства нового образа будущего уже сейчас? Не становится ли кровавым трендом та застойность, из которой так не торопятся выбираться уважаемые люди, за чем следует закономерная реакция: один миллиардер откупается от разлива, а другой грозится горой денег прикрыть возлияние?

Приносим свои соболезнования семье Захаровых, будьте сильными, жизнь всегда побеждает.

Размышления о цифровом концлагере и цифровых выборах на фоне того, что они не соответствуют принципам справедливого и правового государства, напомнили об одном явлении, которое до поры было системообразующим каркасом международных отношений. Речь идет о таком явлении, как отказ от части суверенитета в пользу коллективной безопасности (читай – защиты). Связывает процесс наднациональной институализации и цифровых выборов одна общая идея: попытка создать беспристрастного арбитра, максимально исключив страновой/человеческий фактор. Тенденция пожертвования части гражданских избирательных прав не столько задумка талантливого системного архитектора-манипулятора, сколько органический процесс, т.к. цифровое голосование, в идеальном и широком понимании, – это отказ от прямого контакта не столько с «кабинкой», сколько с теми, «кто их расставляет».

Не могут быть упрощенные процедуры голосования? А чем же являлись «голоса из заграницы», если не номинально, то реально ставшими «электронными» и виртуальными голосами еще до того, как е-голосование стало мейнстримом? Самодискредитация системы – согласны, но не из-за выборов, если быть точнее – не из-за этих, а из-за подпитываемого «ореола безвыборности», с которым бороться невозможно, кроме как работой с реальным, а не статистическим доверием. Но чтобы доверие было реальным, нужно же взаимодествовать с реальными людьми, которых косный канцелярит велит обесчеловечивать тонким эвфемизмом «электорат», дабы совесть не мучила за вогнанную порцию свинцовых обещаний. Не людям же, электорату. Что мешало ЦИКу защитить голоса посредством вовлечения технических новинок, или участвовать в разработках идеального и неподдельного идентификатора? Вопрос риторический, но «техноборчество» никогда не открывало космических перспектив. Легитимность – это условная и очень податливая материя, которая переходит из рук в руки, не всегда чистые, поэтому, не всегда потеря легитимности – это плохо. Делигимизировать систему может только система, а выборы, как ее самая уязвимая часть, всегда находится под ударом. И если эта же система наивно полагает, что ее не ударят в самое слабое место, вместо того, чтобы сделать нападение невозможным, то зачем такая система непогрешимой наивности вообще нужна? А оранжевые революции на родине красного октября скорее поменяют цвета, чем произойдут при участии внешнего вмешательства.

С другой стороны, мы разделяем скепсис и поддерживаем определенную часть недоверия к такому наспех собранному новшеству. Аналогия с «голосами из заграницы» вызывает ассоциации, что электронный голос – это голос как бы граждан, проживающих на территории... но не в границах собственного государства. Рассуждения о стабильности просим не воспринимать, как призыв, но стоит рассмотреть это, как предварительный и неоригинальный диагноз. Закончим тем, что прогресс не всегда безболезненно заставляет двигаться шарниры заржавевших системных конструкций, а пытаться отсрочить органически развивающееся начинание – это попытка отсрочить неизбежное.

П.с. вспомнились слова одного умного человека: «книги о призраках пишутся не для призраков». Дерзнем их дополнить на свой манер: «избирательная система создается не для избирателей, как парламент не создается для дискуссий».

И Песков как бы прав, не потому, что не договорил какую страну считает «нашей», а потому, что политические устремления и фактическое обладание политической властью – это такие же разные вещи, как намерение и действие. Потанин не имел намерений, он (еще) имеет власть (что проиллюстрировал более, чем широко Норильский инцидент).

Чудеса эвфемизмов и канцеляритов. Вместо «резервуар не соответствовал ТБ» оказывается всего лишь «резервуар не в полной мере соответствует требованиям промышленной безопасности». Из разряда «умер, но утром пошел на работу»?

«Виновные» найдены, отлично, но слабо верится вот во что: инженеры вряд ли поклонники клуба самоубийц, чтобы подписывать акты приемки и введения в эксплуатацию оборудования с заранее известным дефектом, тем более, что все три сразу не могли не знать о таком. Новость о личных вознаграждениях топ-менеджмента дополняет ряд сомнений по поводу выявленных должностных нарушениях Смирнова, Степанова и Кузнецова, что это было именно умышленные нарушения, а не допущенные не под давлением, к примеру. А если введение в эксплуатацию было с ведома этих лиц, то это не иначе, как преступный сговор, наличие которого не могло не затронуть работников на местах, что должен доказать опрос свидетелей, т.к. детали нет-нет, да у нескольких и сойдутся, а особенно ценным будут сведения от вахтовиков, ранее работавших на объектах, но... Что-то не наблюдается яркого появления в сети таких материалов. Если наличие сговора будет доказано, то сколько таких потенциальных «цепочек договоренностей» по стране – ни одного следствия не хватит, а проблема превратится уже не столько в экологическую, сколько в глобально энергетическую.