Несколько противоречивым кажется следующее: «низкий уровень доверия к государству, СМИ и системе здравоохранения» и «последний месяц укрепил уверенность человека в себе, в возможности преодолеть трудности». Прочтем иначе, с сохранением смысла: «нищающее население не верит в изменения к лучшему (т.е. государственным инициативам), не верит «советским российским газетам» (ни до, ни после обеда), знает, что здравоохранение плохое и, с высокой долей вероятности, не поможет». Тем не менее, у нищающего гражданина нет выбора, т.к. повлиять на принимаемые решения нет возможности, средств на платные и дорогие информационные сервисы нет, как нет возможности оплачивать лечение в частных клиниках и, при всем при этом, гражданин уверен в себе. Такая социология рисует картину: инфантильно-оптимистичный фаталист в розовых очках, который не имеет ни выбора, ни возможностей, уверен в том, что завтра будет лучше, и продолжает наивно полагать, что огонь с крыши дома не перекинется на вплотную стоящий сарай. Что сделал нынешний кризис, так это разбил розовые окуляры стеклом внутрь, сделав надежду непозволительной роскошью, а сама социальная структура переформатировалась в подобие фронтира, где процесс выживания, находясь под гнетом случайности, исключает планирование дальше, чем способен увидеть глаз.

Касательно случайности: возрастающая неопределенность, по Валлерстайну, превращает любые действия акторов в «игру чистой случайности, в которой есть случайные крупные победители и большинство абсолютно проигравших». Иными словами, ни о какой гражданской уверенности в чем-либо вообще говорить нельзя, т.к. начинает размываться сакральность понятия «гражданство» (теряется смысл принадлежности к государству, которое ничем не может помочь, не может эффективно противостоять угрозам и не дает возможности гражданам защищаться самим). Тем более, осознание, что никто не поможет тебе, кроме самого себя – это не равно тому, что граждане «стали уверены в себе».

Внутренне противоречивая социология, при относительной корректности внешних данных.

Вдохновили. «В истории тоже есть положительные примеры. То, что называется аббревиатоз. То, что на заборах писали сокращенно, чтобы передать смысл целого предложения одним словом (АЭРОРАДИОХИМы, ВАСХНИЛы, Даздрапермы и всякие ВСЕРОКОМПОМы, а вы о чем поудмали?)».

Лучше пусть занимаются артритом, а то сегодня вот главный нарколог сказал, что смертность повышена, в регионах одни бульбиты по подъездам находят.

Немного смысловой ретроспективы в связи с иском Игнатьева и «первым чиновничьим бунтом».

Этимологически понятие «чиновник» тесно связано с церковной практикой и упоминается в богослужебной книге «Чиновник архиерейского священнослужения» (для соблюдения «чинов» службы по византийскому образцу), а означает не только «должность, сан», но и «порядок» (Черных П.Я.). Смысловой дрейф в сторону большей светскости понятия «чиновник» произошел при Петре I, закрепивший образ чиновника на без малого двести лет в качестве «своеобразной формы государственной регистрации личного социального достоинства человека» (Степанова Ю.С.), что, в свою очередь, открыло новоиспеченному дворянству дорогу к высшим управленческим должностям вне конкурса на профпригодность и личные качества. Таким образом чиновник-человек порядка превращается в чиновника-потомственного бюрократа. Высмеивание царского чиновника с определенного времени стало мейнстримом, что превратило проблему социального устройства в одну из беспроигрышных и злободневных тем в литературе (Гоголь, Гончаров, Салтыков-Щедрин).

При Советах ни о каком «чиновничестве», как пережитке буржуазного времени, речи идти не может, поэтому в 20-х гг. XX в. происходит метаморфоза: чиновник-бюрократ превращается в номенклатурного работника. Понятие номенклатуры раскрывает В.Ф. Шаповалов: «Происхождение термина «номенклатура» связано с тем, что кандидаты на все руководящие посты предварительно «расписывались» партийными органами... Номенклатура представляла собой группы людей, повязанных между собой круговой порукой, подобно тому как это бывает в преступной среде... Соблюдающий... правила мог рассчитывать на свою долю в разделе государственного «пирога». Именно с этого периода началось активное педалирование идеологемы «суровость законов смягчается необязательностью их исполнения», эволюционировав из «царской» «все равны, но есть равнее» (или уж из совсем цесарского «что положено Юпитеру – не положено быку»). Объясняется это просто: номенклатурно-повязанный находился вне правового поля, что создавало прецедент «законного» неповиновения, особенно, при наличии компромата, особых сведений, родственных связей и прочих механизмов влияния, что одновременно отвлекало от глобальных проблем, стравливая несогласие на местах с адекватностью номенклатуры, и, вместе с этим, выстраивало подобие канала локальной коммуникации. В связи с наличием определенных аналогий столетней давности, можно утверждать, что обозначенная «номенклатурность», передаваемая из «повязанного» поколения в поколение, в процессе социальной эволюции передала наследственную информацию следующему звену: государственным служащим (с 1991 г.), коим и являлся Игнатьев (допустим эту неточность, осознавая, что поведенческие паттерны передаются только в процессе устойчивого повторения на протяжении множества поколений, но и эволюция социальная – это больше из разряда авторского упрощения). С учетом периода становления и развития, пришедшегося, у большинства из числа современных служащих на период застоя и чехарды 90-х, госслужащие, в виду глубокого укоренения советских паттернов поведения, до сих пор значимо не эволюционировали из образа чиновника-ю-питерской номенклатуры в чиновника-служащего, как это закладывалось в новые смыслы архитекторами отечественной бюрократии.

Анализируя поведение и характер публичной активности Игнатьева, можно сделать вывод о соответствии персональных характеристик историческим типажам «чиновничества»: не являясь ни чиновником-служителем, ни чиновником-порядкодержателем, остается обобщающий типаж номенклатурного и «повязанного» работника. В связи с чем, вывод о «самостоятельности» исковой инициативы попадает под сомнение в виду «системности» затронутых через отставку Игнатьева номенклатурных связей (каких конкретно, наверняка уже дополнили коллеги). Тем не менее, нельзя недооценивать силу глупости, которую не сможет удержать ни одна «подвязка» и не отфильтрует ни одно сито пресс-служб (хотя и это дискуссионный вопрос).

Мнение Д. Дризе емко умещается в уже готовой максиме про быка и Юпитера. И дело не в том, что «нормальность» (не только конституционная) воспринимается, как подвиг, а в том, что «нормальность» конституционного процесса зависла на стадии «идеала, к которому надо стремиться», т.е. заняв место по соседству с построением утопического коммунизма (см. стенограмму заседания «круглого стола» для выработки рекомендаций к программам антикризисных мер и развития реформ в Российской Федерации от 15 февраля 1993 года, Из истории создания Конституции Российской Федерации, том 4/1). Какое-то время были популярны разговоры о том, что без идейного стержня плохо, горизонтов не видно, но тогда чем была старая конституция версии 1993 года, если не этим идейным стержнем? Вопрос риторический.

Описываемая Д. Дризе реакция на «самостоятельность» также объясняется тем, что миры справедливых идей и не очень справедливой реальности все же различаются. Отстаивание прав в суде и борьба – это хорошо в мире идей, в реальном же мире большинство граждан столкнется с непомерными тратами, которые будут пропорционально увеличиваться в случае неимения достаточного опыта и юридической подготовки (и не факт, что такие траты приведут к желаемому результату). Усугубляют ситуацию негласные правила, нормы допустимого поведения и смысловые особенности конъюнктуры, о наличии которых мы писали ранее. Попытка найти лавкрафтовскую хтонь, стоящую за мотивацией и способностью «простого» чиновника написать исковое заявление, вступает в противоречие с образом послушных верноподданных и всесильности вышестоящих лиц, что отражает картину общего непонимания идейного начала свободы.

«Научить свободе» не смогли не по причине необучаемости граждан или лицемерия должностных лиц (т.к. «закон в России существует исключительно для глубинного народа»), а потому что вместо учителей и уроков были розги, винты и прочая садистская прелесть. А так, сама история внесла значительные коррективы в повестку дня, оттеснив многие темы для обсуждения, в связи с чем правильнее задать вопрос, отличный от «кому это выгодно»: «зачем так громко и что прошло «в потоке», пока мы обсуждаем Игнатьева?».

Астрологи провозгласили неделю прогулок по домовому графику. Количество консьержей и придомовых пенсионных советов с синдромом вахтера увеличилось вдвое.

Цифры, которые показывает закрытая социология, конечно мощные, но:

1. Вызывают сомнение в части готовности протестовать: и повод был, и неадекватность принимаемых сверху мер не обсуждалась только ленивым, и возможность сетевого протеста имелась, а будущее электронное голосование так и подмывает совершать акты гражданского неповиновения/волеизъявления. Но где протест?

Такую волну не остановить самоизоляцией, масками и запретами. При неясной методологии очень сложно доверять также величине числа: 75% «недоверяющих» – хорошо, но выборка какая? Из каких категорий, страт или, хотя бы, регионов эти 75% граждан?

2. Мало сказать, что уровень доверия снизился на Н%, важнее понять куда (к кому) эти проценты ушли, т.к. пустоты в политическом вакууме быть не может априори. И тем более, важно понимать, что 75% недовольных – это не 75% вышедших на улицу выражать свое недовольство. Корреляция между недовольными и выражающими недовольство – вот что действительно позволит представить «реальное недовольство» (но таких данных мы не обнаружили, и были бы рады, если бы им кто-то поделился).

3. Смысл составления рейтингов имеется только в условиях наличия политической конкуренции. В условиях политмонополии и контроля повестки (как это было сегодня с рукотворным «неповиновением» Игнатьева), такие рейтинги только тешат самолюбие номенклатурных работников. В условиях постоянных запретительных и непопулярных мер никакие рейтинги не нужны, чтобы понять необходимость «пряника». Как утверждается в «закрытой статистике», именно 15% рейтинг доверия вынудил начать дополнительные «детские выплаты», которые получили теоретические 31 млн. представителей младшего поколения (из которых 13 млн. – это от 0 до 6 лет, а 18 млн. – от 7 до 17 лет), а это 22% от общего числа успокоенных граждан (в расчет идет денежное «успокоение» родителей, а не детей). Если развивать эту логическую цепочку, учитывая, что у 31 млн. детей в среднем по два родителя, то «минимальные 22% успокоенных» родителей становятся «относительно доверяющими» или нейтральными президенту, в корне изменяя процент неодобрения (что сообщает об отсутствии у президента проблем с рейтингами).

4. Гадать «хуже или лучше реальные рейтинги» в условиях не только монополии, но и авторитарного ручного управления – пустое занятие. Любой промах подчиненных в момент оборачивается плюсовым рейтингом, достаточно одного броска ручки (что уж говорить про публичную выволочку правительства и личный патронаж медицинских выплат).


П.С. Мы признаем дискуссионность каждого пункта, но мы твердо уверены в том, что какими бы ни были цифры, итог «обнуления» общественного договора, худо-бедно существовавшего до эпидемии («власть и народ – не один огород», «вы не мешаете нам – мы не мешаем вам, но это не точно»), говорит о закономерности роста недовольства.

Вопрос «победили или нет» не получит ответа до тех пор, пока научное сообщество не выйдет из рукотворного медиа-штиля, а пока интерпретаторская инициатива находится в руках управленцев, в любой инициативе будет мерещиться заговор.

Говоря о прекращении медийного стазиса науки, мы подразумеваем не только каждодневную оценку событий профильными исследователями с междисциплинарным анализом-ликбезом на разных уровнях подготовки, но и разработку профильных программ Минкомсвязи и Минобрнауки по стимулированию научного сообщества работать в онлайне (без бредовых процессов получения гранта). Цель такого стимулирования достаточно утилитарна: именно голоса научного сообщества, а не мнении министров и комментарии пресс-служб , должны стать внерейтинговым центром формирования повестки. Иными словами, речь идет об упреждающем маневре, или информировании до того, как профильный министр интерпретирует экспертное заключение.

Именно личной интерпретацией и субъективным пониманием проблемы мотивируется то или иное решение о закрытии/открытии, а борьба с недоверием населения – это борьба со следствием, но не с причиной. К слову о причинах, которых несколько: непрозрачность мотивации (первый сигнал – это возникновение вопроса «кому это выгодно»), непоследовательность (в попытке уменьшить трафик общественного транспорта ограничим функции каршеринга), нарождение «лишних сущностей» (никто так и не ответил на вопрос зачем вставать ночью ради селфи и зачем нужны перчатки в парке). Все обозначенное элиминировано методологией научного познания. Звучит наивно-утопично, но так же звучит и сам вопрос о «победе», т.к. победить биологию (как и проиграть ей) невозможно. Тем не менее, поднятая проблема по касательной задевает вопрос цифровизации, т.е. процесса, вершиной которого станет исключение случайности, неопределенности и технической субъективности человеческого фактора, что невольно поднимает вопрос о преступном полагании на ограниченные человеческие способности.

Неловко получилось, начали с медиа, закончили киберпанком и трансгуманизмом, однако это хорошо иллюстрирует проблему интерпретации и роли асинхронного информирования.

Вопрос об адекватности позиции Верховного суда (что подразумевает адекватность конкретно Лебедева) имеет профильный и достаточно серьезный ответ от научного сообщества: плагиат и заимствования в работах пяти судей ВС РФ. Заимствование несет в себе риски недостаточных исследовательских умений (необходимых для объективного рассмотрения дел), что прямо оказывает влияние на качество работы всей судейской когорты.

В копилку «адекватности» Лебедева также стоит добавить открытие судов и указное подписание письма директором Суддепа «завхозом» Гусевым, что говорит об отсутствии каких-либо властных полномочий и декларированной независимости у российских судов, когда указание столичного начальника стоит выше коллегиальной совещательности и решения реальных проблем на местах.

Есть один момент, который позволяет заранее предположить, что Лебедев никакую судебную реформу не проведет. И этот момент делает параллельным историю Лебедева и Памфиловой: отношение к «цифре» и технологиям как таковым. Лебедев такой же адепт e-justice, как Памфилова е-голосованию, т.е. никто из них не имеет никакого стимула приблизить замкнутый судейско-циковский социум к гражданскому общества, в виду равнодушия к проблемам граждан и нежелания потерять бонус от закрытости биома (иными словами - полного контроля вверенных территорий).

Самопозиционирование Лебедевым в качестве радетеля «цифровых реформ» (отчитавшегося в 2012 об оснащении российских судов компьютерами) было разбито Момотовым в 2019 году (когда выяснилось, что компьютеры так и остались на уровне производительности 2012 года): «сейчас во многих судах сложилась негативная ситуация с обеспечением новой компьютерной техникой». О какой цифровизации и реформах можно говорить, если имеются проблемы с элементарным техническим оснащением судов? Поэтому реликты в лице техноборца-Лебедева закономерно сойдут со сцены в недалеком будущем.

«Режим самосохранения и санитарных ограничений в Москве продлится до появления вакцины — Сергей Собянин».

В очередной раз Сергей Семенович спас нас от режима самозагрузки и антисанитарной развязанности. Осталась одна проблема: что делать тем москвичам, у которых слоты памяти не позволяют сохраниться?

Сам факт того, что силовые ведомства обратят внимание на работу медиа-сегмента и публикации в телеграм-каналах, как сопутствующих расследованию (или способствующие ускорению) материалов, косвенно указывают на вектор будущей реформации «уполномоченного актива».

Наличие симпатии силовиков к сетевому продукту (вне зависимости от природы происхождения автора и информации) свидетельствует о зарождении общего тренда на приятие перспективы «цифровых гражданских расследований» и цифровизации в целом. В связи с чем, в истории, описанной ранее, ситуация с техноборчеством Лебедева-Памфиловой обретает контуры уже публично объявленного противостояния. Неожиданная и несвойственная роль прогрессора, доставшаяся силовому блоку, может стать крепким имиджевым подспорьем в борьбе не только с коррумпированными губернаторами, но и с лицами первого эшелона, отказывающимися «цивилизовываться».

О чем может сказать такой список «элитного» алкоголя? В мэрии либо пытаются выпивать бюджетно, поближе к народу, готовясь затянуть пояса, но не изменять привычке, либо у функционеров, заказывающих подобные напитки, вкусовые рецепторы и представление об «элитности» уволились еще на прошлой неделе. Ну или на Тверской готовятся к приему не очень желанных, но безразличных к следующему утру гостей. Поддерживаем мнение коллег, что Вайт Хорс, что Лоусонс – напитки студентов, идущих на концерт с дорогим баром, или ожидающих разогрева за гаражами. Как еще в мэрии до «Капитанского рома» не дошли – вот вопрос.

Согласны со всем, кроме последней части, касающейся проблем идейного вакуума/многообразия/отсутствия магистралей. На вопрос «А может ли сегодня хоть один губернатор сказать, что он строит», губернатор никогда откровенно не ответит, особенно находясь при исполнении (для самоубийства есть методы попроще). Поэтому пытаться найти ответ содержательнее, чем «строим инфраструктуру и улучшаем жилищные условия», занятие бессмысленное, т.к. на каждом звене любого откровенного разговора о целях, идеях и предпочтениях, еще с 1940-х гг. и Д. Уайта стоит армия «гейткиперов», отсекающая все, что может вызвать неоднозначность понимания. И если не делать отсылок к коммуникативистике, то сам вопрос «куда несешься, Русь» останется без ответа по причине риторичности. Так же риторичен вопрос о нужности единой государственной идеи, но мы попробуем выразить свою позицию.

От единой идеи до идеологии так же недалеко, как от редактуры до цензуры. Наличие магистрального направления, созданного для того, чтобы единый государственный организм функционировал по определенным и несменяемым законам, подразумевает унификацию не только управленческих моделей, но и наличие унифицированных ответов на «сложные» вопросы «почему так, кто виноват и что делать». Заготовленным «истинам» свойственно догматизироваться, следствием чего может стать подмена мыслительного процесса на образ правильного восприятия. Такая нация-муравейник (нация в самом широком понимании) будет жить до зимы, при условиях отсутствия выходных у матки, и непрерывном процессе репродукции «истин».

Побывав в «сбалансированных» условия формикария, российское общество на уровне рефлексов будет отторгать неподкрепленные материально ощутимым благом мысли, смыслы и движение по идейной магистрали (не зря же нас так разрывает от наследия диалектического дуализма). Поэтому, проблема не в том, что нет идейных, нет тех, кто сможет предложить программу построения блага для кого-то, кроме себя (и не по причине эгоизма, а по причине гетеротропии восприятия пространства и его фрагментарности).
Если сферический чиновник в идеологическом вакууме многообразия не знает, к какой «идее» он причастен, то это вопрос не кадровых проблем вертикали, а фантазии, уровня образования и реестра интересов чиновника. Нет смысла звонить в старый разбитый колокол, но есть смысл дать звучать колокольчикам.

Иными словами, нужны не абстрактные и далекие идеи, а письменные гарантии на человеческом языке и предоставленные возможности, которые не смогут вырасти «тысячами цветов» на почве запретов, инструкций и регламентов. В противном случае попытка привить идею чего-либо превратится в свод табу, поляризацию атомизированного общества, что приблизит наступление «энтомологического рая». Идею не нужно строить, она сама построится благодарными гражданами.

То, что уровень поддержки не только Конституционных изменений среди молодежи низкий – это не новость, и не нужны никакие ФОМы, закрытые исследования и доклады для служебного пользования. Абстрактная социология, как и любой имидж условного «лидера», не выдерживает даже цифр государственной статистики в вопросе занятости: за февраль ГКС установила, что среди безработных в возрасте 15 до 25 лет – 20,2%. А в придачу к тому, что каждый пятый молодой – безработный, добавляются 25,6% от общего числа всех безработных, не имеющих опыта трудовой деятельности (в большинстве это студенты-выпускники и выпускники школ). И это учтены те, кто заявил о себе в ЦЗН. А теперь момент: в 2015 г. официально тот же ГКС указал, что безработными был почти каждый третий (!) молодой гражданин в возрасте до 25 лет. То, что сейчас ситуация на рынке труда для молодежи лучше, чем в 2015 году – это абсурд.

Показатель занятости молодежи – это своеобразный индикатор не только системной «нужности», но и системного умения распоряжаться человеческими ресурсами. И если на этом же системном уровне ранее не смогли привлечь огромную массу людей из числа молодого поколения к процессу легитимации трудовой деятельности/элементарной возможности зарабатывать/политическому процессу/иным акциям, то не найдется ни одного такого «лидера», который привлечет внимание тех, кто сегодня вынужденных выживать и осознавать собственную неустроенность.

Сама формулировка «лидер, который может повлиять на имидж в молодежной среде» удивляет глубиной постироничности (еще в 2017 году поднимался вопрос об «авторитетах» для молодежи, в котором был краткий ответ подавляющего большинства: «авторитетов нет»). «Сложность» выбора стратегии заключается не в том, что где-то имидж подпортится, а в том, что сферический лидер в вакууме вообще существует, и в том, что имеется идущая за таким лидером не менее «сферичная» молодежь. В любом случае, вне зависимости от позиционирования, персоналия, которая будет играть на поле молодежной политики в вопросе будущего голосования, будет раздражающим, а не стимулирующим фактором. А т.к. результат такого раздражения непредсказуем, то откупоривать пифос с дарами Пандоры в преддверии необходимой легитимизации будет крайне рискованно.

Интересна в представленных результатах, в первую очередь, динамика уверенного и постепенного снижения доверия, о чем еще в феврале говорил директор «Левады»: социальная риторика дает кратковременный эффект, неудовлетворенность обусловлена невозможностью зарабатывать. И, в контексте старых проблем, падение рейтинга закономерно, как закономерны показатели социального состава: причина неудовлетворенности обострилась (на самоизоляции много не заработаешь), а лояльность «нуждающихся» расширена категорией граждан без высшего образования, которым в условиях конкуренции шансов в приеме на работу отсутствие диплома не добавляет (что компенсируется пособиями по безработице).

Тем не менее, для такой статистики значимым является процент женского недоверия, говорящего больше о сути падения рейтинга, а некогда меткое замечание Шульман о «бытовом матриархате» делает палитру более тусклой. В условиях недоверия половины «матриархата», подается сигнал не только потере лояльности некогда «уникального» для президента электората, но и косвенного намека на фактическое ухудшения бытовых условий (в виду взаимосвязи качественного понятия «быт» и количественно-качественного понятия «матриархат»).

Если учитывать, что рейтинги президента уже давно приняли устойчивый курс на снижение, то интересна ретроспектива обратного процесса: при каких условиях рейтинг президента повышался? И эта ретроспектива имеет однородную характеристику: наличие малой «победоносной», ультимативная демонстрация личной ответственности и силы. Как отмечал социолог «Левады» Д. Волков: максимально высоких значений рейтинг одобрения политики Путина «достигал в 1999, 2003, 2007–2008 и 2014–2015 гг., из них три раза на фоне военных действий – в Чечне, Грузии и на Украине, и каждый раз – на фоне противостояния с США». На этом фоне не удивительно возвращение в сетку телевизионного вещания темы Украины и поиска врагов. В связи с выявленными обстоятельствами и наличием корреляции между одобрением и милитаризмом, при учете того, что силовые акции способны спровоцировать положительный скачок рейтинга только при наличии нефтяного стимула (чем обусловлена утрата «тефлонового» рейтинг-статуса), ясным становится одно: поиск «врага» затягиваться не будет. И, скорее всего, не обязательно такому врагу быть внешней угрозой, достаточно иметь больше, чем имеет еще лояльный электорат... Или, в случае игнорирования старых методов пополнения рейтингового бюджета, такая социология сообщает о смене вех и скорейшему появлению в дискурсе понятия новой внерейтинговой легитимности.

Верной дорогой по минному полю ответственности.

Обозначенное заявление констатирует цементирование предпосылок создания модели «силового» внеинициативного разрешения кризиса: проект – не приказ, обсуждение – привилегия, а не необходимость. Еще в начале апреля мы говорили о проблеме системной безответственности, проявление которой было заметно без инсайдов, невооруженным глазом обывателя. Причиной нам видится канцелярское, узко-бюрократическое понимание причастности и скрытое чувство глубокого фатализма (раскрывается в фразе «надо будет - вернут и напишут еще»), вызванного отнюдь не безразличием, а пониманием безвыходности и «расстрельности» инициатив. Непричастность к жизни вне «круга уважаемых лиц» атрофирует способность соотносить реальное и мнимое, а невозможность выйти без потерь из порочной рукоположности заставляет продолжать отыгрывать сценарий. Кордоны процедурных и операционных ограничений перестали отделять чиновника от ошибки, становясь забором между инициативой и реализацией, а перекидывание проектов, вошедшее в практику «согласования», в пику «ночному хоккею», стало напоминать игру в волейбол: на чьей стороне мяч упал – того и ответственность.

В виду того, что ошибка уже допущена, а отыгрывать ситуацию назад бессмысленно, складывается ситуация, которая роднит чиновника и простого гражданина: «все ощущают себя временщиками», ровно поэтому генерация блага находится в области личных интересов, которые статистически приближены к вместимости кресел и тяжести портфелей. Картина общего угнетения: пациент не хочет лечиться, т.к. возвращенное здоровье также поведет в неизвестность, только отсрочив исход в «профессионально-личностное никуда». В этом ключе, любая инициатива, которая сможет убедить граждан в наличии перспектив, будет получать поддержку, даже если (такое голосование) не будет иметь функционального смысла.

Семиотика, которая парализует смыслы. Ручка, будь она брошена президентом на совещании или поднята в одноразовых перчатках на избирательном участке, становится самостоятельным медийным актором и символом политической воли. Держава, скипетр? Ручка.

Или, как вам это: «народ поднимает брошенную президентом ручку» в значении «принимает вызов, берет на себя инициативу качественных изменений»? Или вот так: «есть ручка – есть власть»? Все, больше не будем подсказывать ответственным за «месяц оповещения».

Роман Алехин, рассуждая над «тупиковостью вилки обнуления», подтверждает тезисы, которые мы вывели на прошедшей неделе, основывая выводы на исследовании «Левады» и посте Незыгаря. Если отбросить тезис об отказе от обнуления в виду логики «непопятного» движения, то остается тезис «как большинству граждан сами пожелали видеть Владимира Путина следующим Президентом страны».

Выводы Алехина о конституционном голосовании созвучны нашей интерпретации социологии: корреляция между одобрением и демонстрацией силы объясняют будущую механику «появления мысли в головах избирателей». Т.к. провал внутриполитического блока признан вслух и отдан на осмысление, то поиск «врага» затягиваться не будет, где «под звездочку» помещен смысл: «достаточно такому врагу иметь больше, чем имеет еще лояльный электорат, и не обязательно такому врагу быть внешним».

Логика выбора дня также кажется неслучайной: институт семьи, имеющий женское лицо в виду демографических особенностей (см. рассуждения Шульман о «бытовом матриархате»), находился в фокусе внимания президента еще во время посланий, а в вопросе определения работы с избирателями вовсе будет одним из главных векторов работы. На основании имеющихся вводных, можно предположить: последующая работа по популяризации поправок развернется либо в плоскости убеждения женского хозяйственно активного селектората, либо на поле успокоения (и демонстрации старого-нового имиджа «хозяина») «национальной уязвленности» постоянным поражением (в правах и не только). Вариант с «малой победоносной» со счетов списывать нельзя, но он кажется маловероятным, т.к. президент больше не обладает «тефлоновым рейтингом», а излишки нефтеденег уже зарезервированы на случай ухудшения ситуации (что более вероятно). Иными словами, связка плебисцита и рейтинга президента, при факторе отсутствующего времени, порождает ожидание значимого события, медийный положительный эффект от которого должен быть не меньше, чем эффекты волевых побед и силовых решений в 1999, 2003, 2007–2008 и 2014–2015 гг.

Казуистика, борьба с вау-эффектом, попытка оправдаться в самом теле документа, смысловые перекосы и эвфемизмы, или смысловой обзор Общенационального плана действий (часть 1).

1. «Во втором квартале 2020 г. сокращение реальных располагаемых доходов населения оценивается на уровне меньшем, чем общий экономический спад». Налицо констатация падения доходов населения, НО! Это падение меньше, чем другое, общее, более значимое падение экономики (это другое).

2. «Принятые меры позволили замедлить высвобождение рабочей силы, но не исключить полностью рост безработицы». Шедевр отечественного канцелярита: вместо увольнения – высвобождение рабочей силы. Сама формулировка как бы подразумевает, что труд (согласно ветхозаветной максиме: «трудиться в поте лица») есть тяжелое, рабское состояние человеческого тела и духа, а прекращение трудовых отношений – не что иное, как высвобождение.

3. «План реализуется в ситуации сокращения как нефтегазовых, так и ненефтегазовых доходов консолидированного бюджета». Ну, вы поняли, есть только два бюджетных гендера: «нефть» и «новая нефть». Понятно, что формулировка преследовала цель максимально емко обозначить важнейшие статьи наполняемости бюджета, но и отсутствие такого уточнения не изменило бы смысла.

4. Как сказать «ВВП стремительно падает и вошел в штопор, нивелировав весь мизерный рост экономики за последние цать лет», но при этом не вызвать паники? Вот так: «В условиях базового сценария развития экономики дефицит федерального бюджета в 2020 году расширится почти до 6% ВВП». Не увеличение, расширение дефицита.

5. «Смягчение фискальной политики в 2020 году ожидается в размере более 10% ВВП, что превосходит бюджетные стимулы в большинстве развивающихся и многих развитых странах». Переводя на русский язык: налогов в 2020 будет собрано меньше, чем в других странах. И не важно, с кого эти налоги недособерут, продолжаем измерять среднюю температуру по больнице. Бонусом является эвфемизм «бесшовный переход с ЕНВД на иные налоговые режимы», который нивелирует недосбор в виду автоматического утяжеления налогового бремени (см. ЕНВД VS упрощенка).

6. А тут шедевр от мира аналитики: «Кроме того, структурные изменения потребительского спроса, как мирового, так и внутрироссийского, могут оказывать замедляющее влияние на восстановление ряда секторов (развлечение и досуг, туристическая сфера, индивидуальные услуги населению). Характер таких структурных изменений в настоящий момент до конца непонятен». Если по-человечески: проанализировано и утверждено структурное изменение спроса, где структура определяется факторами спроса (ценовыми и неценовыми, с детерминантой экономических, социальных и неэкономических факторов), которые, в свою очередь определяют характер (временный, массовый и т.д.). При этом, признан общемировой, массовый, в среднесрочной перспективе негативный характер изменений структуры спроса, НО он до сих пор непонятен.

Закономерный вопрос: если «восстановление этих отраслей (развлечение и досуг, туристическая сфера, индивидуальные услуги населению) не произойдет автоматически при открытии экономики», то, как, не понимая характер изменения структуры (читай – не понимая величину и «массовость» изменения цен, привычки потребления, падение семейных доходов и т.д.), можно вообще формулировать «неавтоматическое» (а значит - целенаправленное) восстановление отраслей? В одном предложении скомпонованы противоречие и тотальная неопределенность (с бонусом в виде отсутствия прогноза рисков).

Казуистика, борьба с вау-эффектом, попытка оправдаться в самом теле документа, смысловые перекосы и эвфемизмы, или смысловой обзор Общенационального плана действий (часть 2).

7. «Для ускоренного развития этих процессов (повышение гибкости рынка труда и образования как со стороны спроса, так и со стороны предложения, быстрая и во многом саморегулируемая подстройка системы образования и переквалификации к потребностям экономики, снятие территориальных барьеров и объединение региональных рынков труда и образования для многих профессий в один федеральный рынок с усилением конкуренции) необходимо создание соответствующей инфраструктуры для удаленного общения и взаимодействия, соответствующая настройка правового регулирования взаимоотношений в данных сферах. Дистанционный труд в связке с дистанционной системой переподготовки персонала может стать источником решения проблемы эффективной занятости населения в целом по стране». О как! Разрубить гордиев узел безработицы, переводя на русский язык, предлагается очередной чудо-цифровой платформой для дистанционного... общения? Анонс очередного «убийцы» зума/телеграма?

То есть, проблема структуры рынка труда решена, как решено то, что делать с «70% безработных, но образованных», которые не найдут себе место в реальной экономике и, имея образование, не смогут применить его на практике (привет из далекого 2010 г., в котором уже тогда констатировалась главная проблема рынка труда: «профессиональная структура спроса на российском рынке труда не соответствует структуре предложения дипломированного труда»).

8. «Переход предприятий и организаций на удаленную работу, требования по самоизоляции привели к ускоренной цифровизации как в государственном, так и в частном секторе». То есть установка зума/социального мониторинга на мобильный/ПК и создание через раз работающего онлайна на госуслугах – это и есть прорывная цифровизация?

9. «Регионализация мировой экономики, временные разрывы в цепях поставок совокупно с ослаблением рубля создали благоприятные условия для импортозамещения, а также потенциально создали новые экспортные ниши». Возвращение в дискурс понятия «импортозамещение», но сам кусок, кажется, полностью скопирован из методичек санкционного 2014 г. (да, снижение трафика и потребления углеводородов – это однозначно благополучные условия для экспорта нефти, а отсутствие денег на «войну», ушедших на стабилизации национальных экономик – это определенно лучшее время для наращивания экспорта продукции ВПК).

10. В этапах опять все красиво, восстановление экономики прямо-таки стахановскими методами: к июню 2021 г. (т.е. через год) планируется восстановление «реальных денежных доходов населения», с достижением «уровня не ниже 98% (!!!!!) к 2019 г.»

11. Инициативы пункта «Рост реальных доходов граждан, восстановление эффективной занятости и платежеспособного спроса» подтверждают выводы нашего недавнего поста с интерпретацией социологии, а область работы, как и сам селекторат, совпадают более, чем полностью (выплаты семьям с детьми и помощь безработным).

12. В пункте «Поддержка и развитие индивидуального,малого и среднего предпринимательства» уже веселее: если предприятие МСП доживет до 2021 г. и не сократит работников, то 2%-е кредиты спишут, и без разницы, что характер изменений структуры потребительского спроса правительству неясен (см. выше), ведь после размазывания пособий на месяц все валом начнут скупать продукцию (пользоваться услугами) МСП. А что действительно важно, так это последний пункт «переход к риск-ориентированному подходу», т.к. появление словосочетания «риск-подход» и «надзорно-разрешительная деятельность» уже мелькало в период массовой зачистки банковского сектора. О чем все это говорит? Сокращение числа МСП – неизбежно, сам процесс будет поставлен на поток под предлогом улучшения качества, а «укрупнение» МСП подтверждает целенаправленную расчистку поляны для крупных игроков.

В общем и целом, без деталей: никаких прорывных инициатив правительство не предложило, а сам план носит «пережидающий» характер, где оптимистичный период ожидания оценивается в 6-8 месяцев.

1. Общенациональный план действий: «Во втором квартале 2020 г. сокращение реальных располагаемых доходов населения оценивается на уровне меньшем, чем общий экономический спад, около -6% к аналогичному периоду прошлого года».

Незыгарь со ссылкой на ВШЭ: «Падение реальных располагаемых денежных доходов россиян во II квартале 2020 года даже с учетом мер господдержки может достичь 18% в годовом выражении». Фронда либералов, не иначе.

2. Общенациональный план действий: Предоставим «отсрочку (рассрочку) по уплате налогов (за исключением НДС) и страховых взносов для субъектов малого и среднего предпринимательства» и снизим страховые взносы «для всех субъектов малого и среднего предпринимательства с 30 % до 15 % в отношении заработной платы работников».

Минтруд: Не-не, погорячились, поэтому в кризис моменты ухудшающейся платежеспособности «предлагаем к текущим страховым взносам добавить ещё 1–2 процента от зарплаты на «защиту от безработицы», а вдогонку «страховку на старость» в виде процента от зарплаты.

Видимо, в понятие «общенационального» не входят определенные категории граждан, под спасением подразумевается принцип заботы о сохранности жизни утопающих самими утопающими, а бюджет консолидированный, потому что общими усилиями в один карман кладем, из другого достаем.

Театр военных действий

В этой подборке – три важных фактора, влияющих на общественные настроения в преддверие голосования по Конституции.

🦠Коронавирус.
@stanovaya Президент принял решение о параде и голосовании, основываясь на коэффициенте заражения ниже единицы, однако 1 июня тренд поменялся.
@mediatech Стабильность количества зараженных в районе 9 тыс. человек в день может быть связана как с улучшением диагностики, так и с недостаточностью противоэпидемических мер.
@pdmnews Минобороны анонсирует тестирование вакцины от коронавируса на военнослужащих-добровольцах.

📉Экономика.
@politgen Представленный сегодня план действий по восстановлению экономики грозит на оправдать чаяний народа, средства выделяются на инфраструктурные проекты, МСБ рассчитывать не на что.
@KremlinPeresmeshnik Документ насыщен смысловыми перекосами, эфвемизмами и тотальной неопределённостью.
@banksta Публикации макростатистики сдвинуты на поздний вечер, кабинет стремится не привлекать к удручающим цифрам меньше внимания.

🤷‍♂️Доходы.
@russica2 Эксперты констатируют, что кабинет, реализуя план восстановления, будет обращать внимание на адресную помощь, но не станет раздавать деньги всем.
@master_pera Разработчики плана исходили из того, что падение доходов граждан составит всего 3,8%, и не стали усердствовать с мерами социальной поддержки, однако это лукавая цифра.
@mislinemisli Власти игнорировали проблему доходов населения, и снятие карантинных мер фиксирует отсутствие покупательского спроса.