Выключить реальность: читаем книги недели
Сегодня это новинки для любителей по-настоящему странного вымысла.
Сергей Жарковский. Я, Хобо: Времена смерти — М.: АСТ, 2024
Переиздан, пожалуй, один из самых необычных образцов научной фантастики. Вот-вот станет доступна культовая книга Сергея Жарковского, которая ранее публиковалась только в 2005 и 2011 годах и успела стать своего рода библиографической редкостью. Формально перед читателем роман о космических приключениях в отдалённом будущем, выстроенный по канонам НФ, однако структурно это художественный эксперимент в области высказывания: «Я, Хобо» выполнен в особой повествовательной технике. Клоны-космачи бороздят просторы Вселенной, Император расширяет свои владения в бесконечность, но главное — не фантастическое допущение, а его «оснастка»: в этом странном мире настолько необычные логика, мышление и язык, что читатель с первых страниц погружается в иную реальность и надолго выпадает из собственной.
«Погибнув впервые, быть мёртвым я на ногах учился меньше года, а это потруднее, чем водить звездолёт».
Алексей Иванов. Вегетация — М.: Альпина, 2024
Фантастика на писательском счету у Алексея Иванова есть, да какая, однако гораздо больше автор известен соотносящимися и с историей, и с настоящим днём романами «Географ глобус пропил», «Тобол», «Бронепароходы». В последней же на сегодня книге Иванов возвращается к вымыслу явному. Действие вращается вокруг противостоящего цивилизации леса-мутанта и захватывает плавно, но крепко. В сеттинг «Вегетации» читатель попадает, как в капкан: начинаясь то ли социальным исследованием, то ли детективом, история постепенно закручивается так, что жанровые ожидания от неё становится сложно определить однозначно. Издательство и продюсер писателя говорят о том, что это квест, триллер, антиутопия, сай-фай, постап и био-дизель-киберпанк одновременно, и уже одно это заставляет обратить внимание на новинку.
«Ужин, водка и горячая вода совершили подлинное чудо: Митя ощущал, что потихоньку воскресает».
#читаем_с_немосквой
Сегодня это новинки для любителей по-настоящему странного вымысла.
Сергей Жарковский. Я, Хобо: Времена смерти — М.: АСТ, 2024
Переиздан, пожалуй, один из самых необычных образцов научной фантастики. Вот-вот станет доступна культовая книга Сергея Жарковского, которая ранее публиковалась только в 2005 и 2011 годах и успела стать своего рода библиографической редкостью. Формально перед читателем роман о космических приключениях в отдалённом будущем, выстроенный по канонам НФ, однако структурно это художественный эксперимент в области высказывания: «Я, Хобо» выполнен в особой повествовательной технике. Клоны-космачи бороздят просторы Вселенной, Император расширяет свои владения в бесконечность, но главное — не фантастическое допущение, а его «оснастка»: в этом странном мире настолько необычные логика, мышление и язык, что читатель с первых страниц погружается в иную реальность и надолго выпадает из собственной.
«Погибнув впервые, быть мёртвым я на ногах учился меньше года, а это потруднее, чем водить звездолёт».
Алексей Иванов. Вегетация — М.: Альпина, 2024
Фантастика на писательском счету у Алексея Иванова есть, да какая, однако гораздо больше автор известен соотносящимися и с историей, и с настоящим днём романами «Географ глобус пропил», «Тобол», «Бронепароходы». В последней же на сегодня книге Иванов возвращается к вымыслу явному. Действие вращается вокруг противостоящего цивилизации леса-мутанта и захватывает плавно, но крепко. В сеттинг «Вегетации» читатель попадает, как в капкан: начинаясь то ли социальным исследованием, то ли детективом, история постепенно закручивается так, что жанровые ожидания от неё становится сложно определить однозначно. Издательство и продюсер писателя говорят о том, что это квест, триллер, антиутопия, сай-фай, постап и био-дизель-киберпанк одновременно, и уже одно это заставляет обратить внимание на новинку.
«Ужин, водка и горячая вода совершили подлинное чудо: Митя ощущал, что потихоньку воскресает».
#читаем_с_немосквой
👍69❤7🤔3👎2
«Электрическое тело пою»: читаем книги недели
Сегодня это тексты на стыке философии и биофизики.
Тело: у каждого свое. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей — М.: АСТ, 2024
Этот сборник в первую очередь интересен своей «срезовостью», потому что вполне точно картографирует современную русскую литературу. Под одной обложкой авторы бестселлеров, драматурги, критики, поэты, собранные в достаточно пёстрый литературный узор. Разница творческих кредо — главная фишка коллективной книги: она даёт читателю панорамный взгляд на одну из, пожалуй, самых древних философских проблем — телесности. В разной мере в текстах Алексея Варламова, Веры Богдановой, Александра Архангельского, Майи Кучерской, Юрия Буйды, Дмитрия Данилова и многих других осмысливается то, как именно тело человека можно соотнести с его духовной сущностью. Получилось почти как у классика Уолта Уитмена: «тело само превосходно». В 39 коротких историях превосходное телесное сконцентрировано в бытовых, забавных или грустных эпизодах. Читается здорово, а отдельного внимания заслуживает финальная часть сборника — справка об авторах, в которой каждый помимо биографических сведений упоминает один «телесный» факт о себе.
«Катя ненавидит свои пальцы.Толстые обрубки, бракованная версия нормальных пальцев. Свиные хрящики. Сардельки. Коротыши, как их называет мама».
Эди Салли. Мы — электрические — М.: Corpus, 2024
Здесь совсем другая сторона телесного. Научно-популярная книга посвящена истории биоэлектричества и раскрывает как секреты тела, так и забавные повороты на пути их исследования — от примеров лженауки до невероятных перспектив науки настоящей. «Мы — электрические» очень интересно и легко читается, и это как раз тот случай, когда текст становится захватывающим не только за счёт грамотного подбора фактов, но и благодаря мастерству рассказчика.
«Гальвани был нелюдимым мужланом из той части Италии, где лишь недавно появились инструменты, позволившие включиться в быстро развивавшиеся научные исследования».
#читаем_с_немосквой
Сегодня это тексты на стыке философии и биофизики.
Тело: у каждого свое. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей — М.: АСТ, 2024
Этот сборник в первую очередь интересен своей «срезовостью», потому что вполне точно картографирует современную русскую литературу. Под одной обложкой авторы бестселлеров, драматурги, критики, поэты, собранные в достаточно пёстрый литературный узор. Разница творческих кредо — главная фишка коллективной книги: она даёт читателю панорамный взгляд на одну из, пожалуй, самых древних философских проблем — телесности. В разной мере в текстах Алексея Варламова, Веры Богдановой, Александра Архангельского, Майи Кучерской, Юрия Буйды, Дмитрия Данилова и многих других осмысливается то, как именно тело человека можно соотнести с его духовной сущностью. Получилось почти как у классика Уолта Уитмена: «тело само превосходно». В 39 коротких историях превосходное телесное сконцентрировано в бытовых, забавных или грустных эпизодах. Читается здорово, а отдельного внимания заслуживает финальная часть сборника — справка об авторах, в которой каждый помимо биографических сведений упоминает один «телесный» факт о себе.
«Катя ненавидит свои пальцы.Толстые обрубки, бракованная версия нормальных пальцев. Свиные хрящики. Сардельки. Коротыши, как их называет мама».
Эди Салли. Мы — электрические — М.: Corpus, 2024
Здесь совсем другая сторона телесного. Научно-популярная книга посвящена истории биоэлектричества и раскрывает как секреты тела, так и забавные повороты на пути их исследования — от примеров лженауки до невероятных перспектив науки настоящей. «Мы — электрические» очень интересно и легко читается, и это как раз тот случай, когда текст становится захватывающим не только за счёт грамотного подбора фактов, но и благодаря мастерству рассказчика.
«Гальвани был нелюдимым мужланом из той части Италии, где лишь недавно появились инструменты, позволившие включиться в быстро развивавшиеся научные исследования».
#читаем_с_немосквой
👍51❤16👎3
Своими глазами: читаем книги недели
Сегодня это тексты об опыте, который не хочется переживать.
Салман Рушди. Нож — М.: Corpus. 2024
В августе 2022 года на британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди напал фанатик с ножом. Рушди выжил, несмотря на множество ранений, а спустя почти два года издал книгу, в которой с доведённой до прозрачности откровенностью и профессиональной наблюдательностью поделился экзистенциальным опытом и историями о тех людях, близкая связь с которыми помогла ему справиться с ужасом произошедшего. «Нож» — страшный в своей обыденности текст. Рушди с бесстрастностью описывает покушение в деталях, раскрывает физиологические и психологические подробности своего восстановления и даже приводит фрагменты воображаемого интервью со своим несостоявшимся убийцей. Вместе с тем это очень жизнеутверждающая книга, в ней читатель видит пример человека, свободно живущего и мыслящего вопреки колоссальному внешнему давлению: охота на Рушди ведётся с 1989 года.
«В то прекрасное утро в прекрасном интерьере ко мне бегом приближалось насилие, и моя реальность распалась на куски».
Никита Смагин. Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями — М.: Individuum, 2024
В книге журналиста и автора телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никиты Смагина можно прочесть о том, каково это, когда вечеринку с алкоголем срывает приезд полиции, посчитать число клонов «Макдоналдса» в крупных городах, узнать, как купить кроссовки ушедших брендов или удивиться знанию того, по какому поводу иранцы могут решиться на акции протеста. Книга, однако, далека от формата клуба путешественников и больше похожа на исследование. Проживший много лет в стране автор предлагает экспертный взгляд не только на внешние проявления «жизни в автократии», но и целый рад инсайтов, которые помогают понять и по-настоящему открыть для себя страну.
«В Иране я несколько расширил свое понимание того, что такое андеграунд, потому что в Исламской республике к нему относится фактически вся популярная музыка».
#читаем_с_немосквой
Сегодня это тексты об опыте, который не хочется переживать.
Салман Рушди. Нож — М.: Corpus. 2024
В августе 2022 года на британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди напал фанатик с ножом. Рушди выжил, несмотря на множество ранений, а спустя почти два года издал книгу, в которой с доведённой до прозрачности откровенностью и профессиональной наблюдательностью поделился экзистенциальным опытом и историями о тех людях, близкая связь с которыми помогла ему справиться с ужасом произошедшего. «Нож» — страшный в своей обыденности текст. Рушди с бесстрастностью описывает покушение в деталях, раскрывает физиологические и психологические подробности своего восстановления и даже приводит фрагменты воображаемого интервью со своим несостоявшимся убийцей. Вместе с тем это очень жизнеутверждающая книга, в ней читатель видит пример человека, свободно живущего и мыслящего вопреки колоссальному внешнему давлению: охота на Рушди ведётся с 1989 года.
«В то прекрасное утро в прекрасном интерьере ко мне бегом приближалось насилие, и моя реальность распалась на куски».
Никита Смагин. Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями — М.: Individuum, 2024
В книге журналиста и автора телеграм-канала «Дежурный по Ирану» Никиты Смагина можно прочесть о том, каково это, когда вечеринку с алкоголем срывает приезд полиции, посчитать число клонов «Макдоналдса» в крупных городах, узнать, как купить кроссовки ушедших брендов или удивиться знанию того, по какому поводу иранцы могут решиться на акции протеста. Книга, однако, далека от формата клуба путешественников и больше похожа на исследование. Проживший много лет в стране автор предлагает экспертный взгляд не только на внешние проявления «жизни в автократии», но и целый рад инсайтов, которые помогают понять и по-настоящему открыть для себя страну.
«В Иране я несколько расширил свое понимание того, что такое андеграунд, потому что в Исламской республике к нему относится фактически вся популярная музыка».
#читаем_с_немосквой
❤50👍33👎2🤔2🤬1
За пределами Хогвартса: читаем книги недели
Сегодня они о магических существах в немагическом мире.
Евгения Некрасова. Золотинка. Рассказы и поэмы о женщинах, медведях и магических существах. — М.: Вимбо, 2023
Здесь, как и можно ожидать, вымысел и действительность живут рядом. У коротких текстов сказочный субстрат и совсем не сказочное развитие: есть рассказ о дочери человека и медведя, о том, как женщина-змея участвует в стримах для взрослых, или о том, как как лес раз за разом возрождает опальную журналистку. Кажется, что чувство реальности можно потерять с первых строчек, однако быстро настроиться на некрасовскую оптику несложно: в книге намеренно расставлены маркеры особого художественного видения. Герои Некрасовой и ситуации, в которых они функционируют, воспринимаются подчеркнуто ненастоящими и подчинёнными одной задаче — освежить уже замыленный взгляд на «естественный фон» современной жизни: гендерное неравенство, распад семьи или войну.
«Через 3 километра ей машет светящимся в темноте жезлом сотрудник ГИБДД. Золотинка думает, затормозить или не надо?»
Рагим Джафаров. Башня тишины — М.: Альпина. Проза, 2024
Классический авантюрный роман, но с магией, погонями и туристическим колоритом. Рагиму Джафарову, кажется, удалось изобрести рецепт идеального книжного сериала. Выходивший ранее по главам, а сейчас собранный в одно целое роман захватывает не только динамикой повествования, но и тем, чего не ждёшь от, в общем-то, вторичного по замыслу текста: очередной герой с травмой обнаруживает в себе волшебные способности и вступает в битву со злом, но вовсе не в Хогвартсе, а в Баку. Джафаров рвёт читательские шаблоны, смело смешивая жанры, не стесняется водить героев экскурсионными тропами (действие разворачивается и в Девичьей башне, и в заповеднике Гобустан) и пересыпать повествование достойными ситкомов шутками, но именно эта смесь обеспечивает книге оригинальное место на полке.
«Но теперь, когда за ним охотится джинн, а его сестра исчезла в башне, была ли мама шарлатанкой?»
#читаем_с_немосквой
Сегодня они о магических существах в немагическом мире.
Евгения Некрасова. Золотинка. Рассказы и поэмы о женщинах, медведях и магических существах. — М.: Вимбо, 2023
Здесь, как и можно ожидать, вымысел и действительность живут рядом. У коротких текстов сказочный субстрат и совсем не сказочное развитие: есть рассказ о дочери человека и медведя, о том, как женщина-змея участвует в стримах для взрослых, или о том, как как лес раз за разом возрождает опальную журналистку. Кажется, что чувство реальности можно потерять с первых строчек, однако быстро настроиться на некрасовскую оптику несложно: в книге намеренно расставлены маркеры особого художественного видения. Герои Некрасовой и ситуации, в которых они функционируют, воспринимаются подчеркнуто ненастоящими и подчинёнными одной задаче — освежить уже замыленный взгляд на «естественный фон» современной жизни: гендерное неравенство, распад семьи или войну.
«Через 3 километра ей машет светящимся в темноте жезлом сотрудник ГИБДД. Золотинка думает, затормозить или не надо?»
Рагим Джафаров. Башня тишины — М.: Альпина. Проза, 2024
Классический авантюрный роман, но с магией, погонями и туристическим колоритом. Рагиму Джафарову, кажется, удалось изобрести рецепт идеального книжного сериала. Выходивший ранее по главам, а сейчас собранный в одно целое роман захватывает не только динамикой повествования, но и тем, чего не ждёшь от, в общем-то, вторичного по замыслу текста: очередной герой с травмой обнаруживает в себе волшебные способности и вступает в битву со злом, но вовсе не в Хогвартсе, а в Баку. Джафаров рвёт читательские шаблоны, смело смешивая жанры, не стесняется водить героев экскурсионными тропами (действие разворачивается и в Девичьей башне, и в заповеднике Гобустан) и пересыпать повествование достойными ситкомов шутками, но именно эта смесь обеспечивает книге оригинальное место на полке.
«Но теперь, когда за ним охотится джинн, а его сестра исчезла в башне, была ли мама шарлатанкой?»
#читаем_с_немосквой
👍54❤8🤔5👎1
Всё ли решено: читаем книги недели
Сегодня они о том, что стоит за свободой выбора.
Надя Алексеева. Белград — М.: АСТ, 2024
Несмотря на название, этот текст совсем не о сербской столице. Да, Белграду на страницах отведено немало места, но город является лишь частью сложного сеттинга: подсвечивает актуальную новостную повестку, на фоне которой разворачивается история любви. Главная героиня Нади Алексеевой проживает весьма оригинальный опыт релокации: вынужденно переезжая вслед за мужем в Белград, она одновременно перемещается в мир собственной биографической книги о Чехове и Книппер и в художественную вселенную «Дамы с собачкой». На пересечении трёх пространств (два, стоит отметить, обозначены достаточно пунктирно, а третье определяет сюжетную канву) и рождается печальный и красивый роман об утрате внутреннего и внешнего мира, об одиночестве, о случайностях и закономерностях, а главное — о свободе выбора, которой, как кажется некоторым его героям, вовсе и нет.
«До последнего адреса добиралась уже по потемкам. Снега в Белграде нет, фонари, даже в центре, тусклые. Словно газовые. Да еще ехать приходилось все медленнее».
Роберт Сапольски. Всё решено: Жизнь без свободы воли — М.: Альпина Нон-фикшн, 2025
Загадочность природы человека отрицал ещё тургеневский нигилист Базаров. Для всех тех, кто в своё время не согласился с его теорией и не отправился «смотреть жука», у известного нейробиолога Роберта Сапольски есть плохие новости. Подходя к анализу поведения человеческого существа с точки зрения науки, основываясь на разборе целого ряда казусов и экспериментов, Сапольски даёт читателю понять, что никакого свободного выбора у него нет и, в общем-то, быть не может: мозг принимает решение ещё до того, как этот факт осознаёт человек. На вопрос о том, что именно обуславливает тот или иной выбор, какие факторы влияют на решения, автор отвечает в оптике социальной философии, психологии, квантовой механики, нейробиологии, генетики. Каждый угол зрения интересен и настолько расширяет кругозор, что не позволяет даже на мгновение задуматься о свободе не читать эту книгу.
«Намерению уделяется масса внимания в дискуссиях о моральной ответственности: намеревался ли человек поступить так, как он посту-пил? Когда именно возникло это намерение? Знал ли он, что мог посту-пить иначе? Осознавал ли намерение как собственное?»
#читаем_с_немосквой
Сегодня они о том, что стоит за свободой выбора.
Надя Алексеева. Белград — М.: АСТ, 2024
Несмотря на название, этот текст совсем не о сербской столице. Да, Белграду на страницах отведено немало места, но город является лишь частью сложного сеттинга: подсвечивает актуальную новостную повестку, на фоне которой разворачивается история любви. Главная героиня Нади Алексеевой проживает весьма оригинальный опыт релокации: вынужденно переезжая вслед за мужем в Белград, она одновременно перемещается в мир собственной биографической книги о Чехове и Книппер и в художественную вселенную «Дамы с собачкой». На пересечении трёх пространств (два, стоит отметить, обозначены достаточно пунктирно, а третье определяет сюжетную канву) и рождается печальный и красивый роман об утрате внутреннего и внешнего мира, об одиночестве, о случайностях и закономерностях, а главное — о свободе выбора, которой, как кажется некоторым его героям, вовсе и нет.
«До последнего адреса добиралась уже по потемкам. Снега в Белграде нет, фонари, даже в центре, тусклые. Словно газовые. Да еще ехать приходилось все медленнее».
Роберт Сапольски. Всё решено: Жизнь без свободы воли — М.: Альпина Нон-фикшн, 2025
Загадочность природы человека отрицал ещё тургеневский нигилист Базаров. Для всех тех, кто в своё время не согласился с его теорией и не отправился «смотреть жука», у известного нейробиолога Роберта Сапольски есть плохие новости. Подходя к анализу поведения человеческого существа с точки зрения науки, основываясь на разборе целого ряда казусов и экспериментов, Сапольски даёт читателю понять, что никакого свободного выбора у него нет и, в общем-то, быть не может: мозг принимает решение ещё до того, как этот факт осознаёт человек. На вопрос о том, что именно обуславливает тот или иной выбор, какие факторы влияют на решения, автор отвечает в оптике социальной философии, психологии, квантовой механики, нейробиологии, генетики. Каждый угол зрения интересен и настолько расширяет кругозор, что не позволяет даже на мгновение задуматься о свободе не читать эту книгу.
«Намерению уделяется масса внимания в дискуссиях о моральной ответственности: намеревался ли человек поступить так, как он посту-пил? Когда именно возникло это намерение? Знал ли он, что мог посту-пить иначе? Осознавал ли намерение как собственное?»
#читаем_с_немосквой
👍67❤21👎3🔥2
Через время: читаем книги недели
Сегодня это книга поэта и книга о поэзии. Обе фиксируют эпохальное.
Лев Рубинштейн. Тайный ход — Новое издательство, 2024
Последняя книга одного из наиболее крупных поэтов и публицистов нашего времени была издана, так и не став завершённой — Лев Рубинштейн погиб в прошлом году. Под одной обложкой стихи и серия коротких зарисовок, объединённых воспоминаниями о детстве. Эти произвольные фрагменты (в книгу их собирал уже издатель) можно назвать попыткой расслышать сквозь «шум времени» то важное, что может узнать о жизни человек с высоты своего опыта. Меньше всего в них припоминания больших исторических событий (хотя те дают о себе знать), больше — незначительных деталей быта, из которых складываются и частный человеческий век, и сильный художественный образ. «Тайный ход» становится не только мечтой мальчишки шестидесятых, но и отрезком пути, который наделяет прошлое и настоящее смыслом.
«Из закоулков, щелей и складок каждой эпохи, особенно той, на которую пришлось наше детство, тянутся к нам и живут вместе с нами какие-то навязчивые мелодии и картинки, какие-то словечки и прибаутки, какие-то запахи».
Полка. История русской поэзии — М.: Альпина нон-фикшн, 2025
Эпохального хватает и в очередной книге просветительского проекта «Полка». Русская поэзия от Ломоносова до наших дней в интерпретации Александра Архангельского, Льва Оборина, Валерия Шубинского и других замечательных авторов предстаёт не корпусом разнесённых во времени текстов, а системой, в которой одно явление вытекает из другого, а строки одного поэта находят отражение в строках множества. Несмотря на внушительный объём, объяснимый при таком-то замахе, «Историю русской поэзии» очень легко читать. Возможно, благодаря корням: издание выросло из популяризаторского курса для любителей русской литературы. Став самостоятельным произведением, книга вполне может увеличить их число.
«Противоречивость эпохи проявлялась и в том, что галантные вирши часто сопровождались непристойными акростихами».
#читаем_с_немосквой
Сегодня это книга поэта и книга о поэзии. Обе фиксируют эпохальное.
Лев Рубинштейн. Тайный ход — Новое издательство, 2024
Последняя книга одного из наиболее крупных поэтов и публицистов нашего времени была издана, так и не став завершённой — Лев Рубинштейн погиб в прошлом году. Под одной обложкой стихи и серия коротких зарисовок, объединённых воспоминаниями о детстве. Эти произвольные фрагменты (в книгу их собирал уже издатель) можно назвать попыткой расслышать сквозь «шум времени» то важное, что может узнать о жизни человек с высоты своего опыта. Меньше всего в них припоминания больших исторических событий (хотя те дают о себе знать), больше — незначительных деталей быта, из которых складываются и частный человеческий век, и сильный художественный образ. «Тайный ход» становится не только мечтой мальчишки шестидесятых, но и отрезком пути, который наделяет прошлое и настоящее смыслом.
«Из закоулков, щелей и складок каждой эпохи, особенно той, на которую пришлось наше детство, тянутся к нам и живут вместе с нами какие-то навязчивые мелодии и картинки, какие-то словечки и прибаутки, какие-то запахи».
Полка. История русской поэзии — М.: Альпина нон-фикшн, 2025
Эпохального хватает и в очередной книге просветительского проекта «Полка». Русская поэзия от Ломоносова до наших дней в интерпретации Александра Архангельского, Льва Оборина, Валерия Шубинского и других замечательных авторов предстаёт не корпусом разнесённых во времени текстов, а системой, в которой одно явление вытекает из другого, а строки одного поэта находят отражение в строках множества. Несмотря на внушительный объём, объяснимый при таком-то замахе, «Историю русской поэзии» очень легко читать. Возможно, благодаря корням: издание выросло из популяризаторского курса для любителей русской литературы. Став самостоятельным произведением, книга вполне может увеличить их число.
«Противоречивость эпохи проявлялась и в том, что галантные вирши часто сопровождались непристойными акростихами».
#читаем_с_немосквой
❤49👍23🔥4👎2
Для зимних каникул: читаем книги недели
Роман, который притворяется верлибром, и современные рассказы, которые притворяются готикой — то, что нужно долгими праздничными вечерами.
Ксения Букша. Адвент — М.: АСТ, 2021
Эту изданную практически в прошлой жизни книгу отличает её вневременная актуальность, но дело не только в Рождестве. В центре светлой истории — симпатичная семья на пике своей обыденности. Быт, хлопоты, воспоминания, несказанные слова заставляют Аню и Костю, а вместе с ними их дочку Стешу и их окружение не наслаждаться новогодним настроением, а бороться с экзистенциальным кризисом. Достойны ли эти типичные герои нашего времени книги? Да. Потому что каждый квадратик адвент-календаря приносит им ответы на вопросы, которые перестают казаться мучительными только в свете знания о том, что в мире обязательно всё устроится так, как надо. Особого внимания заслуживает язык романа — в лучших моментах Ксения Букша переключается с прозы на верлибры, и тогда объёмное звучание приобретают даже иллюстрации, тоже, кстати, выполненные автором.
«Костя стоял, дышал, смотрел и мёрз. Всё вокруг превращалось в некую спокойную и счастливую страну, налитую густым минорным воздухом».
Однажды тёмной зимней ночью — М.: МИФ, 2022
Готические рассказы современных авторов — явление хоть и звучит в некотором смысле как оксюморон, им не является. Под одной обложкой восемь мистических историй, написанных Бриджет Коллинз, Элизабет Макнил, Эндрю М. Хёрли и другими. Если однажды тёмной зимней ночью сборник раскрыть, то закроешь его уже ближе к тёмному зимнему утру, потому что такая проза захватывает, и не столько сюжетом и атмосферой, сколько прекрасной жанровой мимикрией. И язык, и сюжетные коллизии, и герои, и диалоги относятся к классической готической литературе ровно настолько, настолько читателю удаётся обмануться. Читателю удаётся. И это ужасно прекрасно.
«Зрение сфокусировалось не сразу, и на миг Мортону почудился темный силуэт, который проплыл мимо и испарился, не успел он и глазом моргнуть».
#читаем_с_немосквой
Роман, который притворяется верлибром, и современные рассказы, которые притворяются готикой — то, что нужно долгими праздничными вечерами.
Ксения Букша. Адвент — М.: АСТ, 2021
Эту изданную практически в прошлой жизни книгу отличает её вневременная актуальность, но дело не только в Рождестве. В центре светлой истории — симпатичная семья на пике своей обыденности. Быт, хлопоты, воспоминания, несказанные слова заставляют Аню и Костю, а вместе с ними их дочку Стешу и их окружение не наслаждаться новогодним настроением, а бороться с экзистенциальным кризисом. Достойны ли эти типичные герои нашего времени книги? Да. Потому что каждый квадратик адвент-календаря приносит им ответы на вопросы, которые перестают казаться мучительными только в свете знания о том, что в мире обязательно всё устроится так, как надо. Особого внимания заслуживает язык романа — в лучших моментах Ксения Букша переключается с прозы на верлибры, и тогда объёмное звучание приобретают даже иллюстрации, тоже, кстати, выполненные автором.
«Костя стоял, дышал, смотрел и мёрз. Всё вокруг превращалось в некую спокойную и счастливую страну, налитую густым минорным воздухом».
Однажды тёмной зимней ночью — М.: МИФ, 2022
Готические рассказы современных авторов — явление хоть и звучит в некотором смысле как оксюморон, им не является. Под одной обложкой восемь мистических историй, написанных Бриджет Коллинз, Элизабет Макнил, Эндрю М. Хёрли и другими. Если однажды тёмной зимней ночью сборник раскрыть, то закроешь его уже ближе к тёмному зимнему утру, потому что такая проза захватывает, и не столько сюжетом и атмосферой, сколько прекрасной жанровой мимикрией. И язык, и сюжетные коллизии, и герои, и диалоги относятся к классической готической литературе ровно настолько, настолько читателю удаётся обмануться. Читателю удаётся. И это ужасно прекрасно.
«Зрение сфокусировалось не сразу, и на миг Мортону почудился темный силуэт, который проплыл мимо и испарился, не успел он и глазом моргнуть».
#читаем_с_немосквой
👍63❤8👎1🤔1🤨1
12 месяцев: читаем книги-2024
В череде итогов года собрали для вас главные изданные на русском языке книги, представив их так, как если бы они были месяцами.
Это первая часть, завтра выйдет вторая, а еще больше книг ищите в нашем канале по хештегу #читаем_с_немосквой.
В череде итогов года собрали для вас главные изданные на русском языке книги, представив их так, как если бы они были месяцами.
Это первая часть, завтра выйдет вторая, а еще больше книг ищите в нашем канале по хештегу #читаем_с_немосквой.
👍59❤17👎1
Говорит НеМосква
12 месяцев: читаем книги-2024 В череде итогов года собрали для вас главные изданные на русском языке книги, представив их так, как если бы они были месяцами. Это первая часть, завтра выйдет вторая, а еще больше книг ищите в нашем канале по хештегу #чит…
12 месяцев: читаем книги-2024
В череде итогов года собрали для вас главные изданные на русском языке книги, представив их так, как если бы они были месяцами.
Это вторая часть подборки, первую можно найти по ссылке, а еще больше книг ищите в нашем канале по хештегу #читаем_с_немосквой.
В череде итогов года собрали для вас главные изданные на русском языке книги, представив их так, как если бы они были месяцами.
Это вторая часть подборки, первую можно найти по ссылке, а еще больше книг ищите в нашем канале по хештегу #читаем_с_немосквой.
👍55🔥11❤6👎1
Всё страньше и страньше: читаем книги недели
Это две серии со странными мирами.
Виктор Дашкевич. Граф Аверин. Колдун Российской империи — М.: Эксмо, 2023
И писатель Виктор Дашкевич, и колдун Гермес Аверин вымышлены: первый — авторский псевдоним, а второй — персонаж, непримиримый сыщик со способностями к магии и хозяин потустороннего кота с гетерохромией. «Граф Аверин...» — первая книга, которая знакомит читателя с героями и миром, в котором они живут. Литература эта, что называется, жанровая: обязательные детективные штампы, стандартное распределение ролей и сюжетные твисты. Выделяет цикл из ряда ему подобных впечатляющее фантастическое допущение: Российская империя не закончилась победой красных, магия существует, столица перенесена в Омск, а на дворе восьмидесятые годы XX века. В этом контексте сложно определиться, что в книгах Дашкевича привлекает больше — подробности очередного запутанного дела или новые детали альтернативной реальности.
«С помощью вызванного дива восстание было подавлено, и на трон взошел победитель —доселе мало кому известный Верховный Правитель России Александр Васильевич Колчак, в царствовании принявший имя Александра Четвертого».
Чайна Мьевиль. Вокзал потерянных снов — М.: Эксмо, 2017
«Всё страньше и страньше» (как говорила, попав в Страну чудес, кэрроловская Алиса) мир становится для того, кто открывает книги enfant terrible британской литературы, марксиста и доктора философии Чайны Мьевиля. «Вокзал потерянных снов» — перый роман из серии, которая посвящена вселенной Бас-Лаг, там не всегда мирно соседствуют чуднЫе расы, магия сведена чуть ли не к инженерии, а социальное устройство напоминает классический капитализм из старых учебников истории. В загадочном и жёстком художественном пространстве приметы стимпанка пересекаются с приметами научной фантастики, хоррора и социальной драмы, и этот микс надолго погружает читателя в близкое к восторгу состояние.
«Если не считать смутной неприязни, которую она питала к милиции и правительству, Лин была существом аполитичным».
#читаем_с_немосквой
Это две серии со странными мирами.
Виктор Дашкевич. Граф Аверин. Колдун Российской империи — М.: Эксмо, 2023
И писатель Виктор Дашкевич, и колдун Гермес Аверин вымышлены: первый — авторский псевдоним, а второй — персонаж, непримиримый сыщик со способностями к магии и хозяин потустороннего кота с гетерохромией. «Граф Аверин...» — первая книга, которая знакомит читателя с героями и миром, в котором они живут. Литература эта, что называется, жанровая: обязательные детективные штампы, стандартное распределение ролей и сюжетные твисты. Выделяет цикл из ряда ему подобных впечатляющее фантастическое допущение: Российская империя не закончилась победой красных, магия существует, столица перенесена в Омск, а на дворе восьмидесятые годы XX века. В этом контексте сложно определиться, что в книгах Дашкевича привлекает больше — подробности очередного запутанного дела или новые детали альтернативной реальности.
«С помощью вызванного дива восстание было подавлено, и на трон взошел победитель —доселе мало кому известный Верховный Правитель России Александр Васильевич Колчак, в царствовании принявший имя Александра Четвертого».
Чайна Мьевиль. Вокзал потерянных снов — М.: Эксмо, 2017
«Всё страньше и страньше» (как говорила, попав в Страну чудес, кэрроловская Алиса) мир становится для того, кто открывает книги enfant terrible британской литературы, марксиста и доктора философии Чайны Мьевиля. «Вокзал потерянных снов» — перый роман из серии, которая посвящена вселенной Бас-Лаг, там не всегда мирно соседствуют чуднЫе расы, магия сведена чуть ли не к инженерии, а социальное устройство напоминает классический капитализм из старых учебников истории. В загадочном и жёстком художественном пространстве приметы стимпанка пересекаются с приметами научной фантастики, хоррора и социальной драмы, и этот микс надолго погружает читателя в близкое к восторгу состояние.
«Если не считать смутной неприязни, которую она питала к милиции и правительству, Лин была существом аполитичным».
#читаем_с_немосквой
👍65❤11😨5👎3🔥2🤡2🤔1
Узы родства: читаем книги недели
Два внешне далёких друг от друга текста сближает то, что главное в их героях раскрывают близкие.
Егана Джаббарова. Дуа за неверного — М.: НЛО, 2024
Автофикшн, владевший значительной частью читательского внимания на протяжении последних нескольких лет, кажется, останется актуальным и в ближайшее время. Доказательство тому — роман Еганы Джаббаровой, в центре которого личная история обретения и утраты сводного брата на фоне поиска собственной идентичности. Героиня (вернее — автогероиня), пролистывая мрачноватые декорации Екатеринбурга, проживает травму ранней и бессмысленной смерти близкого человека. Ждать от текста того, что его нервные и не всегда ровные, но откровенные строки оформятся в классическое повествование с завязкой, кульминацией и развязкой, не стоит. Проза Джаббаровой тесно смыкается с лирикой (недаром включая в себя и поэтически чувственные образы, и цитаты уральских поэтов) и целиком превращается в стихотворение-молитву к финалу.
«Я совсем ничего не знала о своем брате, мой брат был пацан с района, гопник, тот самый, которого все боятся, с кем никто не решается оказаться в запертом лифте».
Бен Хеллман. Сын Толстого. Рассказ о жизни Льва Львовича Толстого — М.: НЛО, 2024
Подробная биография одного из самых известных сыновей самого известного русского классика привлекает внимание не столько частными подробностями, сколько попыткой подсветить подробности невысказанного, но вполне реального внутреннего конфликта одарённого человека, вынужденного жить свою жизнь в тени великого отца. Литературоведу из университета Хельсинки Бену Хеллману удалось и создать увлекательное жизнеописание другого Льва Толстого, и нарисовать тот портрет эпохи, который подчеркнул различия и сходства взглядов отца и сына — начиная от суждений о церкви, войне и государственном управлении и заканчивая тайными дневниками.
«Готовы три картины маслом – три портрета Толстого. Лев в целом ими доволен. Жаль только спроса на его работы нет. В Хельсингборге полно художников».
#читаем_с_немосквой
Два внешне далёких друг от друга текста сближает то, что главное в их героях раскрывают близкие.
Егана Джаббарова. Дуа за неверного — М.: НЛО, 2024
Автофикшн, владевший значительной частью читательского внимания на протяжении последних нескольких лет, кажется, останется актуальным и в ближайшее время. Доказательство тому — роман Еганы Джаббаровой, в центре которого личная история обретения и утраты сводного брата на фоне поиска собственной идентичности. Героиня (вернее — автогероиня), пролистывая мрачноватые декорации Екатеринбурга, проживает травму ранней и бессмысленной смерти близкого человека. Ждать от текста того, что его нервные и не всегда ровные, но откровенные строки оформятся в классическое повествование с завязкой, кульминацией и развязкой, не стоит. Проза Джаббаровой тесно смыкается с лирикой (недаром включая в себя и поэтически чувственные образы, и цитаты уральских поэтов) и целиком превращается в стихотворение-молитву к финалу.
«Я совсем ничего не знала о своем брате, мой брат был пацан с района, гопник, тот самый, которого все боятся, с кем никто не решается оказаться в запертом лифте».
Бен Хеллман. Сын Толстого. Рассказ о жизни Льва Львовича Толстого — М.: НЛО, 2024
Подробная биография одного из самых известных сыновей самого известного русского классика привлекает внимание не столько частными подробностями, сколько попыткой подсветить подробности невысказанного, но вполне реального внутреннего конфликта одарённого человека, вынужденного жить свою жизнь в тени великого отца. Литературоведу из университета Хельсинки Бену Хеллману удалось и создать увлекательное жизнеописание другого Льва Толстого, и нарисовать тот портрет эпохи, который подчеркнул различия и сходства взглядов отца и сына — начиная от суждений о церкви, войне и государственном управлении и заканчивая тайными дневниками.
«Готовы три картины маслом – три портрета Толстого. Лев в целом ими доволен. Жаль только спроса на его работы нет. В Хельсингборге полно художников».
#читаем_с_немосквой
👍48❤16🤔3👎1🥱1
Попали в историю: читаем книги недели
«Маленькие» герои оказываются близки неожиданно.
Антон Секисов. Курорт — М.: Альпина нон-фикшн, 2024
Получить однозначные отзывы новый роман Антона Секисова в силу своей темы не мог и, конечно, не получил. Рецензии на историю о релокантском быте полярны в оценках, но это как раз тот случай, когда книжку можно прочесть и благодаря им, и вопреки. Центральный персонаж «Курорта» — растерянный человек, лишённый не только почвы под ногами, но и горизонта, и даже пресловутого звёздного неба. 37-летний бывший москвич Митя живёт в Грузии, зарабатывает перепиской от лица онлифанс-модели и существует, похоже, только для того, чтобы терзаться собственной бессмысленностью и венчать причудливую галерею героев, в которых гораздо больше карикатурного, чем типического. Этот роман не документ эпохи: особенность Секисова-писателя в том, что, обращаясь к осваиваемой и другими писателями боли, он занимает не ту или или иную сторону, а позицию смешливого наблюдателя, склонного видеть абсурдное в трагическом. С этой точки зрения роман о современности превращается в роман о маленьком человеке, попавшем в её жернова.
«В последние месяцы перед эмиграцией Митя с тревогой вглядывался в лица коллег, знакомых, приятелей. Все время всплывал сюжет фантастического рассказа Филипа Дика про инопланетян...»
Джеймс Скотт. Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления. М.: Издательство книжного магазина «Циолковский», 2025
Одна из важнейших монографий американского антрополога и социолога Джеймса Скотта увидела свет на русском языке в переводе Николая Проценко только недавно. Исследование уклада жизни малазийского крестьянства 1970-80 годов посвящено стратегиям пассивного противостояния распаду привычного мира и актуально тем, что его интересно читать и как свидетельство исторического периода, и как источник аналогий.
«В Седаке в целом, но в особенности среди бедняков, присутствует сильное ощущение, что комбайны перевернули вверх дном естественный порядок экономических отношений в деревне».
#читаем_с_немосквой
«Маленькие» герои оказываются близки неожиданно.
Антон Секисов. Курорт — М.: Альпина нон-фикшн, 2024
Получить однозначные отзывы новый роман Антона Секисова в силу своей темы не мог и, конечно, не получил. Рецензии на историю о релокантском быте полярны в оценках, но это как раз тот случай, когда книжку можно прочесть и благодаря им, и вопреки. Центральный персонаж «Курорта» — растерянный человек, лишённый не только почвы под ногами, но и горизонта, и даже пресловутого звёздного неба. 37-летний бывший москвич Митя живёт в Грузии, зарабатывает перепиской от лица онлифанс-модели и существует, похоже, только для того, чтобы терзаться собственной бессмысленностью и венчать причудливую галерею героев, в которых гораздо больше карикатурного, чем типического. Этот роман не документ эпохи: особенность Секисова-писателя в том, что, обращаясь к осваиваемой и другими писателями боли, он занимает не ту или или иную сторону, а позицию смешливого наблюдателя, склонного видеть абсурдное в трагическом. С этой точки зрения роман о современности превращается в роман о маленьком человеке, попавшем в её жернова.
«В последние месяцы перед эмиграцией Митя с тревогой вглядывался в лица коллег, знакомых, приятелей. Все время всплывал сюжет фантастического рассказа Филипа Дика про инопланетян...»
Джеймс Скотт. Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления. М.: Издательство книжного магазина «Циолковский», 2025
Одна из важнейших монографий американского антрополога и социолога Джеймса Скотта увидела свет на русском языке в переводе Николая Проценко только недавно. Исследование уклада жизни малазийского крестьянства 1970-80 годов посвящено стратегиям пассивного противостояния распаду привычного мира и актуально тем, что его интересно читать и как свидетельство исторического периода, и как источник аналогий.
«В Седаке в целом, но в особенности среди бедняков, присутствует сильное ощущение, что комбайны перевернули вверх дном естественный порядок экономических отношений в деревне».
#читаем_с_немосквой
👍62❤14👎2🤔1
Мелочи и артефакты: читаем книги недели
Они о том, какую историю хранят вещи.
Алексей Смирнов фон Раух. Доска Дионисия. Антикварный роман-житие в десяти клеймах — М.: Individuum, 2024
Эта книга художника и знатока иконописи долго пролежала в столе. Написанный в 1976 году интеллектуальный детектив о тёмных делах вокруг церковного искусства содержит и реалии времени, и серьёзное погружение в историю, и меткое описание профессионального мира искусствоведов, реставраторов, коллекционеров вместе с его теневой половиной. Роман интересно читать не только как производственный или как остросюжетный, со злодеями и поиском пропавшей ценности. За жанровым шаблоном легко обнаруживается второй слой — схваченная художником логика движения самого времени. История Алексея Смирнова фон Рауха живёт не в артефактах, но в самих поступках людей, которые думают, что владеют вещами, в то время как вещи овладевают ими.
«Умерев, человек делается камнем, отвердевает, а потом опять превращается в жидкий хаос — вечную магму всегда шевелящейся органики».
Александр Кабаков. Камера хранения. Мещанская книга — М.: АСТ, 2025
Мемуарная проза Александра Кабакова не совсем мемуарна — в фокусе внимания вещи, мелочи весьма приземленные: телогрейка, бриолин, пластиковый пакет. Впервые опубликованная почти 10 лет назад (это переиздание — с иллюстрациями писательницы и художницы Саши Николаенко) «Камера хранения» представляет собой взгляд из современности на прошлое, и это оптика не ностальгии, но тоскливого удивления. Кабаков не без едкости фиксирует конец прекрасной советской эпохи, воплотившей равенство бытового неудобства и неудобства бытийного. Считать книгу мещанской, конечно, не следует: даже рассказ о добыче американских джинсов позволяет понять о внутреннем мире среднестатистического добытчика очень многое.
«Утро патриция времен развитого социализма начиналось контрастным душем и растленным запахом французской туалетной воды, а гетера на кухне всматривалась в овальное зеркало, раскрашивая лицо в цвета страсти и разврата».
#читаем_с_немосквой
Они о том, какую историю хранят вещи.
Алексей Смирнов фон Раух. Доска Дионисия. Антикварный роман-житие в десяти клеймах — М.: Individuum, 2024
Эта книга художника и знатока иконописи долго пролежала в столе. Написанный в 1976 году интеллектуальный детектив о тёмных делах вокруг церковного искусства содержит и реалии времени, и серьёзное погружение в историю, и меткое описание профессионального мира искусствоведов, реставраторов, коллекционеров вместе с его теневой половиной. Роман интересно читать не только как производственный или как остросюжетный, со злодеями и поиском пропавшей ценности. За жанровым шаблоном легко обнаруживается второй слой — схваченная художником логика движения самого времени. История Алексея Смирнова фон Рауха живёт не в артефактах, но в самих поступках людей, которые думают, что владеют вещами, в то время как вещи овладевают ими.
«Умерев, человек делается камнем, отвердевает, а потом опять превращается в жидкий хаос — вечную магму всегда шевелящейся органики».
Александр Кабаков. Камера хранения. Мещанская книга — М.: АСТ, 2025
Мемуарная проза Александра Кабакова не совсем мемуарна — в фокусе внимания вещи, мелочи весьма приземленные: телогрейка, бриолин, пластиковый пакет. Впервые опубликованная почти 10 лет назад (это переиздание — с иллюстрациями писательницы и художницы Саши Николаенко) «Камера хранения» представляет собой взгляд из современности на прошлое, и это оптика не ностальгии, но тоскливого удивления. Кабаков не без едкости фиксирует конец прекрасной советской эпохи, воплотившей равенство бытового неудобства и неудобства бытийного. Считать книгу мещанской, конечно, не следует: даже рассказ о добыче американских джинсов позволяет понять о внутреннем мире среднестатистического добытчика очень многое.
«Утро патриция времен развитого социализма начиналось контрастным душем и растленным запахом французской туалетной воды, а гетера на кухне всматривалась в овальное зеркало, раскрашивая лицо в цвета страсти и разврата».
#читаем_с_немосквой
❤61👍41👎2
Гуманитарные фильтры: читаем книги недели
Они о неожиданных смыслах разных времён
Вадим Михайлин. Из глубины экрана. Интерпретация кинотекстов — М.: НЛО, 2025
Книга антрополога и филолога Вадима Михайлина составлена из ряда ранее публиковавшихся статей и материалов комментированных кинопоказов, однако на лоскутное одеяло, вопреки авторскому именованию из введения, она похожа в последнюю очередь. Читателю явлена стройная система поиска смыслов в кино советского и постсоветского времени. Оптика Михайлина любопытна: он показывает, как киноязык отражает характерные социальные практики, становясь иногда то языком манифеста, то языком умолчания. На разборе фильмы Юлия Райзмана, Марлена Хуциева, Эльдара Рязанова, Андрея Тарковского, Василия Пичула и мн, др. И хотя некоторые трактовки неожиданны до хулиганства, взгляд учёного добавляет многое не только к восприятию кино, но и к пониманию кодов эпохи, в которую он устремлён.
«Гипертрофированный выводок вымпелов и почетных грамот, обрамляющий товарища Бубликова, означает не коллекцию снятых скальпов, а, напротив, как и в случае с Шурой, — некую формализованную публичную компенсацию за нереализованное либидо».
Кайл Чейка. Мир-фильтр. Как алгоритмы упрощают культуру — М.: Corpus, 2025
Алгоритмы подачи информации — от рекомендаций соцсетей до музыкальной выдачи на стриминговом сервисе делают современность обыденной и предсказуемой прямо сейчас. Человек, потребляющий современный контент, обречён на усреднение, потому что медиаплощадкам выгодно то, что нравится большинству — от этого печального тезиса отталкивается журналист The New Yorker Кайл Чейка в своём исследовании влияния современных технологий на общество. Взгляд гуманитария, вооруженного пониманием сущности и истории технологических изменений этого мира, позволяет трезво взглянуть на происходящее и подготовить себя к жизни в мире дивном и новом.
«Новые технологии неизбежно порождают новые формы поведения, но это поведение редко совпадает с тем, которого ожидают изобретатели. Технология обладает собственным смыслом».
#читаем_с_немосквой
Они о неожиданных смыслах разных времён
Вадим Михайлин. Из глубины экрана. Интерпретация кинотекстов — М.: НЛО, 2025
Книга антрополога и филолога Вадима Михайлина составлена из ряда ранее публиковавшихся статей и материалов комментированных кинопоказов, однако на лоскутное одеяло, вопреки авторскому именованию из введения, она похожа в последнюю очередь. Читателю явлена стройная система поиска смыслов в кино советского и постсоветского времени. Оптика Михайлина любопытна: он показывает, как киноязык отражает характерные социальные практики, становясь иногда то языком манифеста, то языком умолчания. На разборе фильмы Юлия Райзмана, Марлена Хуциева, Эльдара Рязанова, Андрея Тарковского, Василия Пичула и мн, др. И хотя некоторые трактовки неожиданны до хулиганства, взгляд учёного добавляет многое не только к восприятию кино, но и к пониманию кодов эпохи, в которую он устремлён.
«Гипертрофированный выводок вымпелов и почетных грамот, обрамляющий товарища Бубликова, означает не коллекцию снятых скальпов, а, напротив, как и в случае с Шурой, — некую формализованную публичную компенсацию за нереализованное либидо».
Кайл Чейка. Мир-фильтр. Как алгоритмы упрощают культуру — М.: Corpus, 2025
Алгоритмы подачи информации — от рекомендаций соцсетей до музыкальной выдачи на стриминговом сервисе делают современность обыденной и предсказуемой прямо сейчас. Человек, потребляющий современный контент, обречён на усреднение, потому что медиаплощадкам выгодно то, что нравится большинству — от этого печального тезиса отталкивается журналист The New Yorker Кайл Чейка в своём исследовании влияния современных технологий на общество. Взгляд гуманитария, вооруженного пониманием сущности и истории технологических изменений этого мира, позволяет трезво взглянуть на происходящее и подготовить себя к жизни в мире дивном и новом.
«Новые технологии неизбежно порождают новые формы поведения, но это поведение редко совпадает с тем, которого ожидают изобретатели. Технология обладает собственным смыслом».
#читаем_с_немосквой
👍62😢6❤3👎1
О времени и семье: читаем книги недели
Неспешные на первый взгляд, они захватывают внутренним действием —раскрывающимися семейными тайнами.
Майкл Каннингем. День — М.: Corpus, 2025
Действие этого небольшого романа разворачивается на протяжении дня, который длится три года: утро в 2019, день в 2020, а вечер в 2021. Такая оптика даёт известному американскому писателю, лауреату Пулитцеровской премии Майклу Каннингему возможность исследовать жизнь одной семьи семьи на фоне вызовов, страхов и надежд современного человека. Центр и пружина повествования — пандемия короноварируса, однако она мало интересует автора сама по себе: на предметном стекле его микроскопа оказывается малая социальная группа, сообщество людей, которых объединяет не только любовь, но и необходимость бороться с чувствами потери, одиночества и неуверенности в себе. История понравится всем поклонникам семейной драмы и психологической прозы.
«Изабель смотрит вслед удаляющейся фигуре, силясь вызвать в себе больше нежности к мужу, а это, как выяснилось, лучше получается, когда он покидает помещение».
Алессандро Пиперно. Кто виноват? —М.: Corpus, 2024
Классический роман с диалогами, неспешным действием и рефлексией вовсе не случайно в русском переводе получил созвучное с герценовским название. Эпиграф из Льва Толстого тоже намекает на серьёзные намерения автора. В фокусе внимания итальянского историка литературы и писателя Алессандро Пиперно не эпохальные события и социальные бури, а частный человек. Трагедия в семье, мучительные поиски идентичности, любовь, страсть и чувство вины, — всё это переплетается в откровенном рассказе. Наделяя своего безымянного героя автобиографическими чертами, Пиперно показывает и то, как трактовка прошлого истончает грань между ложью и действительностью, и то, что время не лечит, а всего лишь даёт возможность посмотреть на произошедшее с расстояния.
«Возможно, мы называем судьбой события, которых, если взглянуть на них спустя много лет, нельзя было избежать, но которые можно было и легко предвидеть».
#читаем_с_немосквой
Неспешные на первый взгляд, они захватывают внутренним действием —раскрывающимися семейными тайнами.
Майкл Каннингем. День — М.: Corpus, 2025
Действие этого небольшого романа разворачивается на протяжении дня, который длится три года: утро в 2019, день в 2020, а вечер в 2021. Такая оптика даёт известному американскому писателю, лауреату Пулитцеровской премии Майклу Каннингему возможность исследовать жизнь одной семьи семьи на фоне вызовов, страхов и надежд современного человека. Центр и пружина повествования — пандемия короноварируса, однако она мало интересует автора сама по себе: на предметном стекле его микроскопа оказывается малая социальная группа, сообщество людей, которых объединяет не только любовь, но и необходимость бороться с чувствами потери, одиночества и неуверенности в себе. История понравится всем поклонникам семейной драмы и психологической прозы.
«Изабель смотрит вслед удаляющейся фигуре, силясь вызвать в себе больше нежности к мужу, а это, как выяснилось, лучше получается, когда он покидает помещение».
Алессандро Пиперно. Кто виноват? —М.: Corpus, 2024
Классический роман с диалогами, неспешным действием и рефлексией вовсе не случайно в русском переводе получил созвучное с герценовским название. Эпиграф из Льва Толстого тоже намекает на серьёзные намерения автора. В фокусе внимания итальянского историка литературы и писателя Алессандро Пиперно не эпохальные события и социальные бури, а частный человек. Трагедия в семье, мучительные поиски идентичности, любовь, страсть и чувство вины, — всё это переплетается в откровенном рассказе. Наделяя своего безымянного героя автобиографическими чертами, Пиперно показывает и то, как трактовка прошлого истончает грань между ложью и действительностью, и то, что время не лечит, а всего лишь даёт возможность посмотреть на произошедшее с расстояния.
«Возможно, мы называем судьбой события, которых, если взглянуть на них спустя много лет, нельзя было избежать, но которые можно было и легко предвидеть».
#читаем_с_немосквой
👍49❤16🤔3👎1🤬1
Слышать внутренний голос: читаем книги недели
Это истории о том, как человек (не)помещается в своё время.
Ксения Буржская. Литораль— М.: Альпина. Проза, 2024
«Литораль» — классический роман о двойнике и о трагическом расколе, но внутри не конкретного героя, а современного человека вообще. Если ты, например, учительница обществознания в закрытом городке под Мурманском, вокруг полярная ночь, а за ней тьма, то изволь жить не по внутреннему голосу, а чтобы всё как у людей. Внутренний голос главной героини Анны зовут Хлоя, и она категорически не хочет помещаться в свою усреднённую жизнь — беседовать с учениками о важном и возвращаться вечерами в свои 52 квадратных метра к ненавидимому мужу и ненавидящему сыну. Однажды Анна/Хлоя пропадает, запуская череду исповедей, которые складываются в мозаику частных драм. Буржская не просто наблюдательный, а честный автор: рассказывая историю на разные голоса, она делает только те обобщения, которые позволяют читателю самому соотнести прочитанное с моральным законом внутри себя.
«Анна вспомнила, когда это началось. Наверное, тогда же, когда Толя перестал с ней разговаривать. То есть как перестал: выключил человека, с которым у нее когда-то была связь».
Борис Лейбов. Мелкий принц — М.: Лайвбук, 2024
Эти повесть и несколько рассказов автобиографические, но не совсем. Вернее всего считать, что они основаны на жизненном материале — воспоминаниях о детстве и юности, проведённых в Москве, на Кипре и во Франции. Считать прозу автофикшеном не позволяет ни отсутствие явной травмы, ни ненадёжность увлечённых исключительно собой повествователей, ни то, что полноценным героем малой прозы Лейбова является не частный человек, а само время вокруг него: восьмидесятые, девяностые и нулевые. Внутренний голос героя звучит бодро и карнавально и позволяет увидеть, что контраст между героем и эпохой может быть ярким, но не мучительным.
«Мертвый уже Цой, поющий из каждой второй форточки, накаркал. Перемены пришлись на девяносто второй. Я стал реже появляться во дворе».
#читаем_с_немосквой
Это истории о том, как человек (не)помещается в своё время.
Ксения Буржская. Литораль— М.: Альпина. Проза, 2024
«Литораль» — классический роман о двойнике и о трагическом расколе, но внутри не конкретного героя, а современного человека вообще. Если ты, например, учительница обществознания в закрытом городке под Мурманском, вокруг полярная ночь, а за ней тьма, то изволь жить не по внутреннему голосу, а чтобы всё как у людей. Внутренний голос главной героини Анны зовут Хлоя, и она категорически не хочет помещаться в свою усреднённую жизнь — беседовать с учениками о важном и возвращаться вечерами в свои 52 квадратных метра к ненавидимому мужу и ненавидящему сыну. Однажды Анна/Хлоя пропадает, запуская череду исповедей, которые складываются в мозаику частных драм. Буржская не просто наблюдательный, а честный автор: рассказывая историю на разные голоса, она делает только те обобщения, которые позволяют читателю самому соотнести прочитанное с моральным законом внутри себя.
«Анна вспомнила, когда это началось. Наверное, тогда же, когда Толя перестал с ней разговаривать. То есть как перестал: выключил человека, с которым у нее когда-то была связь».
Борис Лейбов. Мелкий принц — М.: Лайвбук, 2024
Эти повесть и несколько рассказов автобиографические, но не совсем. Вернее всего считать, что они основаны на жизненном материале — воспоминаниях о детстве и юности, проведённых в Москве, на Кипре и во Франции. Считать прозу автофикшеном не позволяет ни отсутствие явной травмы, ни ненадёжность увлечённых исключительно собой повествователей, ни то, что полноценным героем малой прозы Лейбова является не частный человек, а само время вокруг него: восьмидесятые, девяностые и нулевые. Внутренний голос героя звучит бодро и карнавально и позволяет увидеть, что контраст между героем и эпохой может быть ярким, но не мучительным.
«Мертвый уже Цой, поющий из каждой второй форточки, накаркал. Перемены пришлись на девяносто второй. Я стал реже появляться во дворе».
#читаем_с_немосквой
👍43❤10👎5🥱3
Кто чудовище? Читаем книги недели
Это романы о том, где живут и как выглядят демоны.
Карина Шаинян. Саспыга — М.: АСТ, 2025
Книгу населяют весьма своеобразные хтонические сущности: они должны пугать читателя, но эту функцию выполняют за них вполне реальные персонажи, которые отправляются в странное путешествие по Горному Алтаю. Вокруг саспенс и хоррор, потусторонние кони, оживший мертвец и таинственная саспыга, но всё самое страшное происходит как бы за действием, между связанными тайной главными героинями Катей и Асей. Этот роман нельзя назвать остросюжетным, несмотря на то, что твистов там хватает, больше всего он захватывает именно своей атмосферой — шорохами, тенями, намёками и постепенно наполняющей сознание мыслью: от некоторых чудовищ лучше держаться подальше не потому, что съедят, а потому, что иногда, заглянув им в лицо, можно увидеть себя.
«На меня обрушивается животный ужас, от которого холодеют и слезятся глаза. Я втягиваю воздух короткими всхлипами».
Елена Чижова. Страх и наваждения — М.: АСТ, 2024
Совсем другие демоны живут в плотном повествовании Елены Чижовой. В тексте, кажется, вообще мало фантастического. Есть, что называется, повестка: после морока ковидных дней героиня (в которой вымышленное переплетается с автобиографическим) должна лететь из Петербурга в Швейцарию на конференцию. Конференция — где-то между 24 и 28 февраля 2022 года. Перемещение в пространстве оборачивается дорогой к осознанию экзистенциальной катастрофы, а среди попутчиков героини-писательницы обнаруживаются вымышленные ею люди, у каждого в руке — своя плитка в мозаичное панно страха и наваждений. В лучших кафкианских традициях Чижова смещает точку реальности в своём тексте, перенося читателя в фантасмагоричный мир, где, как во сне, логика существует, пока сон длится. Как проснуться — главный вопрос, на который предстоит ответить читателю.
«Стоя в открытом проеме, я чувство-вала себя моллюском, с которого сорвали раковину — мою последнюю защиту от невидимого, подступающего все ближе и ближе Зла».
#читаем_с_немосквой
Это романы о том, где живут и как выглядят демоны.
Карина Шаинян. Саспыга — М.: АСТ, 2025
Книгу населяют весьма своеобразные хтонические сущности: они должны пугать читателя, но эту функцию выполняют за них вполне реальные персонажи, которые отправляются в странное путешествие по Горному Алтаю. Вокруг саспенс и хоррор, потусторонние кони, оживший мертвец и таинственная саспыга, но всё самое страшное происходит как бы за действием, между связанными тайной главными героинями Катей и Асей. Этот роман нельзя назвать остросюжетным, несмотря на то, что твистов там хватает, больше всего он захватывает именно своей атмосферой — шорохами, тенями, намёками и постепенно наполняющей сознание мыслью: от некоторых чудовищ лучше держаться подальше не потому, что съедят, а потому, что иногда, заглянув им в лицо, можно увидеть себя.
«На меня обрушивается животный ужас, от которого холодеют и слезятся глаза. Я втягиваю воздух короткими всхлипами».
Елена Чижова. Страх и наваждения — М.: АСТ, 2024
Совсем другие демоны живут в плотном повествовании Елены Чижовой. В тексте, кажется, вообще мало фантастического. Есть, что называется, повестка: после морока ковидных дней героиня (в которой вымышленное переплетается с автобиографическим) должна лететь из Петербурга в Швейцарию на конференцию. Конференция — где-то между 24 и 28 февраля 2022 года. Перемещение в пространстве оборачивается дорогой к осознанию экзистенциальной катастрофы, а среди попутчиков героини-писательницы обнаруживаются вымышленные ею люди, у каждого в руке — своя плитка в мозаичное панно страха и наваждений. В лучших кафкианских традициях Чижова смещает точку реальности в своём тексте, перенося читателя в фантасмагоричный мир, где, как во сне, логика существует, пока сон длится. Как проснуться — главный вопрос, на который предстоит ответить читателю.
«Стоя в открытом проеме, я чувство-вала себя моллюском, с которого сорвали раковину — мою последнюю защиту от невидимого, подступающего все ближе и ближе Зла».
#читаем_с_немосквой
👍38❤13🤔5👎1🥱1
Одна и один: читаем книги недели
Это истории о принципиальном одиночестве.
Элизабет Мун. Население: одна — М.: Дом историй, 2024.
Героиню фантастического романа американки Элизабет Мун зовут Офелия, и она устала играть навязанные обществом роли, поэтому, когда становится известно, что её колонию собираются в полном составе переселить на другую планету, Офелия решает остаться. Она устала, она прожила жизнь и больше всего она хочет побыть свободной. Первые дни это удаётся, а вот потом её одиночество перестаёт быть таким уж безусловным — приходится налаживать контакт между цивилизациями. Крепкую научную фантастику роман можно читать и как философское высказывание о том, что важно понимать друг друга и выходить за рамки стереотипов. Даже в пределах вымысла в тесте Мун легко увидеть продиктованные современностью мысли о социальной справедливости и о том, что нужно слушать и слышать даже того, кто поначалу кажется тебе чудовищем.
«День за днем она занималась чем хотела. Никто не отвлекал ее. Никто не ругался. Никто не говорил, что ей делать».
Даниэль Шрайбер. Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе — М.: Individuum, 2024.
Немецкий журналист исследует феномен одиночества и, взяв за одну основу солидный перечень высказываний философов и писателей (в списке литературы более 90 источников), а за другую собственные наблюдения, констатирует то, что уже, в общем-то, давно витает в воздухе: человек всё больше становится подвержен атомизации, и это не хорошо и не плохо, но просто — есть. Шрайбер совмещает эссеистику и автофикшен и строит свою позицию на собственном опыте — читательском и жизненном. Убеждённый одиночка, он предлагает не оценивать выбор каждого человека однозначно: одиночество должно перестать ассоциироваться с социальной неудачей, поскольку не предполагает отказа от дружбы, любви и, в конечном счёте, счастья.
«Я никогда не мечтал быть один. Никогда не мечтал о том, чтобы дружба, а не партнерство или семья, стала для меня важнейшей формой близости. Тем не менее, мне нравится моя жизнь...»
#читаем_с_немосквой
Это истории о принципиальном одиночестве.
Элизабет Мун. Население: одна — М.: Дом историй, 2024.
Героиню фантастического романа американки Элизабет Мун зовут Офелия, и она устала играть навязанные обществом роли, поэтому, когда становится известно, что её колонию собираются в полном составе переселить на другую планету, Офелия решает остаться. Она устала, она прожила жизнь и больше всего она хочет побыть свободной. Первые дни это удаётся, а вот потом её одиночество перестаёт быть таким уж безусловным — приходится налаживать контакт между цивилизациями. Крепкую научную фантастику роман можно читать и как философское высказывание о том, что важно понимать друг друга и выходить за рамки стереотипов. Даже в пределах вымысла в тесте Мун легко увидеть продиктованные современностью мысли о социальной справедливости и о том, что нужно слушать и слышать даже того, кто поначалу кажется тебе чудовищем.
«День за днем она занималась чем хотела. Никто не отвлекал ее. Никто не ругался. Никто не говорил, что ей делать».
Даниэль Шрайбер. Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе — М.: Individuum, 2024.
Немецкий журналист исследует феномен одиночества и, взяв за одну основу солидный перечень высказываний философов и писателей (в списке литературы более 90 источников), а за другую собственные наблюдения, констатирует то, что уже, в общем-то, давно витает в воздухе: человек всё больше становится подвержен атомизации, и это не хорошо и не плохо, но просто — есть. Шрайбер совмещает эссеистику и автофикшен и строит свою позицию на собственном опыте — читательском и жизненном. Убеждённый одиночка, он предлагает не оценивать выбор каждого человека однозначно: одиночество должно перестать ассоциироваться с социальной неудачей, поскольку не предполагает отказа от дружбы, любви и, в конечном счёте, счастья.
«Я никогда не мечтал быть один. Никогда не мечтал о том, чтобы дружба, а не партнерство или семья, стала для меня важнейшей формой близости. Тем не менее, мне нравится моя жизнь...»
#читаем_с_немосквой
👍56❤10👎2
О кино и не только: читаем книги недели
Они помогут понять классика Сергея Эйзенштейна и эпоху, в которой он жил.
Гузель Яхина. Эйзен — М.: АСТ, 2025
О том, что новый роман Яхиной будет посвящён, пожалуй, самому заметному режиссёру XX в., было известно давно — издательство щедро делилось творческими новостями. А вот то, каким именно «Эйзена» увидела писательница, выяснилось только с недавним выходом книги. Увидела — разным. Книга, получившая жанровое определение роман-буфф, стать однородной не могла по определению: в ней смешались документальное и вымышленное, сентиментальное и отстранённое, частное и историческое. Сама Гузель Яхина в обращении к читателям отметила «постоянную смену регистра» — принцип, которому она подчинила текст. Он соответствует, во-первых, многогранности самого Эйзенштейна, а во-вторых, отражает особенности большого времени, в котором, как в предлагаемых обстоятельствах, действуют её герои. Больше в них биографического или вымышленного, не так уж важно. Несмотря на документальную основу, это в первую очередь художественный роман, с которым стоит познакомиться, даже если тебя не интересует ни кинематограф, ни история, ни история кинематографа.
«На днях искали жидкость для изображения крови в кадре — пробовали разные виды варенья и остановились на вишнёвом: оно давало самые художественные потёки».
Эйзенштейн для XXI века — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2020
Этот сборник статей об Эйзентштейне как объекте не художественного, а научного гуманитарного исследования был в списке литературы, которой пользовалась Гузель Яхина, работая над своим "Эйзеном". В отличие от романа (что ожидаемо) на первом плане здесь профессиональные трактовки: больше двадцати специалистов из разных стран предоставили составителю, киноведу Науму Клейману, материалы своих докладов, среди них рассуждения об аллегоризации и абстракции у режиссёра, о философских истоках его творчества или о его рисунках. Каждая статья-глава сопровождена справкой о её авторе, поэтому читателю открывается и Эйзенштейн, и панорама современного киноведения — сборник не утратил актуальности за пять лет.
«Мировая известность настигла Сергея Михайловича в молодости, в начале 1926 года, сразу после премьеры фильма «Броненосец “Потемкин”» в Берлине, и не покидала его ни в период безмерных похвал, ни в эпоху репрессий».
#читаем_с_немосквой
Они помогут понять классика Сергея Эйзенштейна и эпоху, в которой он жил.
Гузель Яхина. Эйзен — М.: АСТ, 2025
О том, что новый роман Яхиной будет посвящён, пожалуй, самому заметному режиссёру XX в., было известно давно — издательство щедро делилось творческими новостями. А вот то, каким именно «Эйзена» увидела писательница, выяснилось только с недавним выходом книги. Увидела — разным. Книга, получившая жанровое определение роман-буфф, стать однородной не могла по определению: в ней смешались документальное и вымышленное, сентиментальное и отстранённое, частное и историческое. Сама Гузель Яхина в обращении к читателям отметила «постоянную смену регистра» — принцип, которому она подчинила текст. Он соответствует, во-первых, многогранности самого Эйзенштейна, а во-вторых, отражает особенности большого времени, в котором, как в предлагаемых обстоятельствах, действуют её герои. Больше в них биографического или вымышленного, не так уж важно. Несмотря на документальную основу, это в первую очередь художественный роман, с которым стоит познакомиться, даже если тебя не интересует ни кинематограф, ни история, ни история кинематографа.
«На днях искали жидкость для изображения крови в кадре — пробовали разные виды варенья и остановились на вишнёвом: оно давало самые художественные потёки».
Эйзенштейн для XXI века — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2020
Этот сборник статей об Эйзентштейне как объекте не художественного, а научного гуманитарного исследования был в списке литературы, которой пользовалась Гузель Яхина, работая над своим "Эйзеном". В отличие от романа (что ожидаемо) на первом плане здесь профессиональные трактовки: больше двадцати специалистов из разных стран предоставили составителю, киноведу Науму Клейману, материалы своих докладов, среди них рассуждения об аллегоризации и абстракции у режиссёра, о философских истоках его творчества или о его рисунках. Каждая статья-глава сопровождена справкой о её авторе, поэтому читателю открывается и Эйзенштейн, и панорама современного киноведения — сборник не утратил актуальности за пять лет.
«Мировая известность настигла Сергея Михайловича в молодости, в начале 1926 года, сразу после премьеры фильма «Броненосец “Потемкин”» в Берлине, и не покидала его ни в период безмерных похвал, ни в эпоху репрессий».
#читаем_с_немосквой
👍86❤11👎3😁2🤡2
Важные переиздания: читаем книги недели
В них поэтически переплетаются истории и время.
Роман Шмараков. Книга скворцов. СПб.: Азбука, 2025
Строго говоря, это не одна история, а собрание в причудливой раме: на дворе XIII век, в монастыре близ итальянской Имолы укрылись от наводнивших окрестности скворцов два монаха и иконописец. Они коротают время за разговором, который сплетают, как кружево, из поучительных, забавных, таинственных и абсурдных анекдотов. Местами сложная, местами поэтичная, а местами и очень смешная книга медиевиста и переводчика Романа Шмаракова увидела свет около 10 лет назад и безусловно заслуживает и внимания тех, кто с ней ещё не знаком, и перечитывания. Шмараков — мастер стилизации: читая его прозу, не просто погружаешься в атмосферу, а начинаешь примерять на себя причудливые речевые конструкции. От сравнения с «Декамероном» читателю удержаться не получится, да и не нужно: намёк на этот текст — важная составляющая замысла.
«У одного рыцаря была жена, красивая лицом, но так приверженная блуду, что он отчаялся с ней сладить; и чтобы не видеть ее непотребств, он решил поехать в Святую землю и на прощанье сказал жене, что уезжает поклониться гробу Господню, а она чтобы жила в целомудрии по заповеди Божией».
Сергей Гандлевский. Трепанация черепа | НРЗБ. СПб.: Азбука, 2025
В центре прозаической «Трепанации черепа» одного из самых крупных современных поэтов Сергея Гандлевского тоже плетение историй. Повествователь, в котором легко узнаётся биографическое, рассказывает о своём экзистенциальном переживании — борьбе с опухолью мозга. Болезнь может лишить героя-поэта не только дара существования, но и дара речи и запускает цепочку воспоминаний, больше всего напоминающую исповедь. Истории о семье, о близких, о друзьях и о коллегах по поэтическому цеху, рассказанные, казалось бы, в хаотичной последовательности, выстраиваются в соответствии с авторской волей в точный и тонкий анамнез не только жизни, но и эпохи. Этот же художественный принцип — обобщения в виду времени — лежит в основе и другого переизданного под одной обложкой прозаического текста: роман «НРЗБ» повествует о поэте Льве Криворотове, который ищет своё предназначение в собственном творчестве, но находит, кажется, в чужом.
«Потерявший дар речи, полуслепой, с полным в края аквариумом мигрени в дрожащих руках, я искал свою жену и водку, предназначенную мне».
#читаем_с_немосквой
В них поэтически переплетаются истории и время.
Роман Шмараков. Книга скворцов. СПб.: Азбука, 2025
Строго говоря, это не одна история, а собрание в причудливой раме: на дворе XIII век, в монастыре близ итальянской Имолы укрылись от наводнивших окрестности скворцов два монаха и иконописец. Они коротают время за разговором, который сплетают, как кружево, из поучительных, забавных, таинственных и абсурдных анекдотов. Местами сложная, местами поэтичная, а местами и очень смешная книга медиевиста и переводчика Романа Шмаракова увидела свет около 10 лет назад и безусловно заслуживает и внимания тех, кто с ней ещё не знаком, и перечитывания. Шмараков — мастер стилизации: читая его прозу, не просто погружаешься в атмосферу, а начинаешь примерять на себя причудливые речевые конструкции. От сравнения с «Декамероном» читателю удержаться не получится, да и не нужно: намёк на этот текст — важная составляющая замысла.
«У одного рыцаря была жена, красивая лицом, но так приверженная блуду, что он отчаялся с ней сладить; и чтобы не видеть ее непотребств, он решил поехать в Святую землю и на прощанье сказал жене, что уезжает поклониться гробу Господню, а она чтобы жила в целомудрии по заповеди Божией».
Сергей Гандлевский. Трепанация черепа | НРЗБ. СПб.: Азбука, 2025
В центре прозаической «Трепанации черепа» одного из самых крупных современных поэтов Сергея Гандлевского тоже плетение историй. Повествователь, в котором легко узнаётся биографическое, рассказывает о своём экзистенциальном переживании — борьбе с опухолью мозга. Болезнь может лишить героя-поэта не только дара существования, но и дара речи и запускает цепочку воспоминаний, больше всего напоминающую исповедь. Истории о семье, о близких, о друзьях и о коллегах по поэтическому цеху, рассказанные, казалось бы, в хаотичной последовательности, выстраиваются в соответствии с авторской волей в точный и тонкий анамнез не только жизни, но и эпохи. Этот же художественный принцип — обобщения в виду времени — лежит в основе и другого переизданного под одной обложкой прозаического текста: роман «НРЗБ» повествует о поэте Льве Криворотове, который ищет своё предназначение в собственном творчестве, но находит, кажется, в чужом.
«Потерявший дар речи, полуслепой, с полным в края аквариумом мигрени в дрожащих руках, я искал свою жену и водку, предназначенную мне».
#читаем_с_немосквой
👍65❤8👎2