Уже расслабились, да? Пивка накатили, да?

А гол Мераби Уридия СО СВОЕЙ ПОЛОВИНЫ ПОЛЯ не хотите посмотреть?

Фантастика! В ФНЛ Первой лиге – ништяк!

Сегодня 101 год Валентине Леонтьевой, "тёте Вале". Услышал по телевизору – сразу вспомнил кое-что.
Делал интервью с Борисом Саксоновым, знаменитым оператором советского телевидения. Что-то в заметку не вошло. Например, вот этот кусочек:
- Перетурину казалось, скоро выздоровеет, вернётся на телевидение и займёт видную роль. А жизни оставалось полгода.
- Совершенно верно. Если человек столько лет отработал на телевидении – оно въедалось под кожу. Такие люди не могли понять, насколько резко всё изменилось! Вот пример – была дикторша из самых известных. Валя, Валя… Как же её…
- Леонтьева?
- Да! Леонтьева! Абсолютно уверовала в свою гениальность и неподражаемость. Мне рассказывал оператор, который с ней ездил. Снимали программу "От всей души". Что-то Валентина занедужила в гостинице. Вызвали врача. Та пришла, поздоровалась, послушала… Потом села за стол – писать рецепт. Спрашивает: "Как ваша фамилия?" С Леонтьевой истерика случилась!
- Могу понять.
- Самая натуральная истерика! Она настолько была уверена в своей роли иконы, что для нее простой вопрос стал ужасным потрясением. Не узнали! У Володи – приблизительно та же история.

"— Еще история — будто место для Владимира Семеновича прямо при входе на Ваганьково появилось исключительно благодаря Кобзону.

— Да. Люди боялись взять ответственность на себя. Все занимались Олимпиадой, которая была в разгаре. А те, кто оставался «на земле», думали: сейчас скажут «вот вам место, хороните» — и спустя какое-то время прилетит. Когда пришли на Ваганьково, директор кладбища моментально произнес: «Нет!»

— Тут и включился Кобзон?

— Иосиф Давыдович и приходил с моим дедом. Они были знакомы, оба зажигалки собирали. Что-то роднило. Кобзон взял с собой большую сумму. Понимал — надо решать вопрос. Спросил: «Сколько тебе дать? Ты скажи — я дам...» И вдруг чувака вштырило!

— Как это выглядело?

— Меня там не было, знаю со слов деда. Директор приподнялся: «Иосиф Давыдович, да вы что?! Еще и при отце! Ничего мне не нужно. Я своих добавлю, Володя для меня столько значил...» Вышли из директорского домика — сразу указал: «Вот здесь».

Так что решилось все без захода наверх. Хотя ситуация была нервная. Ну а легенду о том, что Иосиф Давыдович «дал денег», закрываем. Не давал.

— А Марина Влади ярко описывала в книжке сцену — как давал.

— В том-то и дело, что Марины тогда в Москве не было. Она приехала к самым похоронам!

— Почему?

— Были проблемы с паспортом, визой. Умер отец в ночь с 24 на 25 июля, а 26-го утрясли вопрос с кладбищем. Марина еще не долетела. Поскольку после похорон все общались друг с другом, пошла гулять история про деньги Кобзона.

Вот я вам рассказал, как было на самом деле — а может, после нашей встречи разойдется слух, что Кобзон не только дал денег директору, но еще и спел ему...

— Десять лет назад вы говорили: «Мне до сих пор снится, как еду в «Жигулях» Кобзона за автобусом. В котором моего отца везут на кладбище».

— Сны приходят, уходят... Это такое дело... А когда садились в автобус, нам с братом просто не хватило места. Старших пропускали, пропускали. А ПАЗик маленький. Туда зашел Юрий Петрович Любимов, кто-то из актеров. Понятно, бабушка моя Нина Максимовна, вторая жена деда Евгения Степановна, сам Семен Владимирович, были еще родственники. Зашли взрослые — и все! Ну как? На гроб сядешь?

— Кобзон увидел — и снова выручил?

— Да. Говорит: поехали. Я Иосифу Давыдовичу очень благодарен. Если бы не он, мог бы вообще не проститься с отцом. Аркадий пошустрее меня — а я стоял совершенно потерянный..."
https://www.sport-express.ru/fridays/reviews/nikita-vysockiy-intervyu-aktera-ob-otce-lokomotive-semine-i-yubilee-razgovor-po-pyatnicam-2239291/

Надеюсь, у Слуцкого получится не как у Феди Емельяненко

❌ Банда Слуцкого проиграла

😞 У «Шанхая» прервалась грандиозная серия. До сегодняшнего дня – 24 матча без поражений.

@news_matchtv

"Когда-то Валерий Газзаев возглавил молодежную сборную. Сидел в кабинетике на Лужнецкой. Чувствовалось — все эти стены на него давят. Хочется на поле. Или к макету.

Но работать со сборной желалось еще сильнее — а «молодежка» была вполне очевидным переходным этапом на пути туда, в главную команду. Как оно и случилось.

Говорили мы долго. Хоть очевидно хотели разного. Я все допытывался про «Аланию» недавних времен, Валерий Георгиевич настаивал на дискуссии о судьбах Отчизны. Остановились на компромиссном варианте.

Через недельку принес заметку заверять.

Валерий Георгиевич достал очки, пристроил на самый кончик носа — но читал, глядя поверх стекол. Читал, читал... Ничего не правил. Только вздыхал как-то отрешенно.

«Неужели так хорошо?» — подумал я. И самому себе не поверил. Нет, настолько хорошо быть не может. Или может?

— Не может! — прерывал мои терзания Газзаев. — Нет! Все не так!

Я вздохнул самым жалобным из вздохов.

— Значить, поступаем так, — подытожил Валерий Георгиевич. — Я завтра улетаю в Испанию. Беру все это.

Он аккуратненько собрал в стопочку все 10 листочков, уже было отброшенные на другой край стола. Встряхнул, подравнивая.

— Все поправлю. Через неделю верну. Звони.

Он не спрашивал, годится ли мне такой вариант. Не интересовался, желаю ли я поспорить или предложить что-то свое. Валерий Георгиевич распорядился!

Через неделю мы снова встретились. Вместо моих десяти листов вручил 10 каких-то других, вырванных из большой тетради в клеточку. Были они исписаны от руки аккуратным почерком. С таким, знаете ли, нажимом.

Газзаев покровительственно хлопнул меня по плечу. Вручил в подарок пакет с маечкой той самой молодежной сборной. По-отцовски чуть подтолкнул к дверям.

От удивления у меня раскрылся и зафиксировался в распахнутом положении рот. До самых моих Мытищ, как ни ерзал челюстями, не захлопывался.

Дома, насилу приведя себя в порядок, я уселся вносить правки. Сличая это рукописное чудо с тем, что сохранилось у меня в компьютере. Перечитал страничку, другую, третью...

Валерий Георгиевич не исправил ничего. Лишь переписал от руки все, напечатанное мной. Казалось, это какой-то цирк.

На четвертой страничке было исправлено одно предложение. Еще одно на седьмой. Ну и в самом конце было приписано что-то вроде — «я верю, победы придут». Причем, «верю» было жирно перечеркнуто — а сверху приписано нужное — "знаю".
https://www.sport-express.ru/golyshak-vspominaet/reviews/valeriy-gazzaev-otmechaet-70-letie-kakim-byl-igrokom-i-trenerom-cska-i-alaniya-dinamo-i-sbornaya-rossii-2241115/#comment_form

Вот люблю такие истории. Как и этот канал. Очень способный автор, рекомендую

Все поздравляют Валерия Газзаева с 70-летним юбилеем, и я присоединяюсь! Эпохальный герой! Почему-то в памяти много смешных историй про Газзаева. Ну, не будем повторяться, к примеру, с воспоминанием о том, как в полутора метрах от меня ВГ обещал сбрить усы (а спустя годы сказал, что это выдумки).

Как-то при встрече ВГ жёстко наехал, ругался. Мол, вы что там, обижаете Палыча в «Локомотиве»? Да как вы смеете, да кто вы такие! И в том же духе. Распалился. В таких случаях надо взять паузу, не дискутировать, думаю, позвоню вспыльчивому ВГ через некоторое время, успокою.

Спустя несколько дней — абсурдная ситуация. Ползу в жуткой пробке по Калужскому шоссе, уже почтительно за МКАДом, и вдруг из капота повалил дым (как потом выяснилось, полетела охлаждающая система). И вот я стою, облокотившись о свою тачку, и думаю, как быть. Вдруг чувствую чей-то пристальный взгляд на себе. Откликаюсь на него. Это — Газзаев. Он сидит на заднем сидении красивого черного авто, медленно-медленно проезжающего мимо меня. Вплотную. Глаза ВГ широко раскрыты: очевидно, не ожидал меня увидеть в этом месте и в таком положении. ВГ что-то говорит, словно обращаясь ко мне, но я плохо читаю по губам. Инстинктивно делаю шаг к авто и протягиваю руку: здрасьте.

Вот! — пронеслось в голове — какая удача! Сейчас Газзаев выйдет и что-нибудь придумает. Или его личный водитель.

Ха-ха. Не стал бы ВГ тратить на это время. Красивое авто уползло в сторону Троицка.

Сегодня 75 Анатолию Зинченко, первому советскому легионеру.
В 1999-м встретил его, полузабытого всеми, на стадиончике то ли "Турбостроитель", то ли "Трубо". Занимался с детишками.
Сели в раздевалке. Вспоминал Анатолий Алексеевич и "Рапид", и город Вену приблизительно с теми же интонациями, с которыми вспоминаю и я сейчас.
- В Ленинграде ваш отъезд восприняли спокойно. Был человек в "Зените" – и не стало.
- Да, я мало кому говорил. Так и получилось – был и не стало. Пропал куда-то! Вот случай – приехал я из Австрии после трехгодичного отсутствия. Заехал в Волгоград, это моя родина. Встретил случайно старых друзей на улице. Смотрят во как на ожившего: «Где пропадал?» - «Да вот, играл в Австрии. Клуб «Рапид» - «Другим такое, Толик, рассказывай…» Ни один человек не поверил! От всех слышал – хватит заливать. Поверили только после первой статьи обо мне – «Советский спорт», кажется, выступил: "Толик Зинченко – первый легионер". До того нигде, кроме Ленинграда, не знали. Хотя слухи по Союзу ходили. Потом Геннадий Сергеевич Орлов в своей передаче минут на семь выдал обо мне сюжет. Я в студию явился со всеми регалиями. Вот когда по телевидению прокрутили, все встало на места. Убедился народ, что я действительно там был, играл – и даже чемпионом стал. Два раза.

Галина Зыбина, олимпийская чемпионка 52-го, была удивительная женщина. Счастлив, что когда-то так славно пообщались. Много любопытного рассказала. Но вспоминается сегодня почему-то вот этот кусочек:
- Вы с Пабло Пикассо знакомы были.
- В 1954-м по комсомольской линии направили во Францию. В делегации 16 человек – музыканты, физики, математики. Из спортсменов – я одна. Встречались с французскими студентами. За 24 дня объехали 24 города.
- Прямо «Тур де Франс».
- Когда на юге проезжали мимо городка Валлорис, кто-то предложил заглянуть к Пикассо: «У него домик здесь, недавно часовню расписал…» Я понятия не имела, кто такой Пикассо. Да и разморило в дороге. Решила подремать в автобусе, никуда не пошла. Через некоторое время возвращается переводчик. «Галя, выручай!» Оказывается, они построились, представились, но на художника это впечатления не произвело. И тут прозвучала фраза: «С нами еще олимпийская чемпионка по толканию ядра. Чувствует себя плохо, осталась в автобусе…» Пикассо всплеснул руками: «Так ведите скорее! Никогда не видел олимпийского чемпиона!»
- Смешно.
- Привели во дворик обычного дома. Пикассо – маленький, верткий. Долго разглядывал меня. Наконец спросил: «Что это такое – ядро?» - «При себе нет. Найдется полкирпича?» Амбал, который помогал ему работать с глиной, протянул кирпич…
- А вы?
- Задрала узкую юбку на французский манер и с места метнула куда-то далеко через забор.
- Художник оценил?
- Зааплодировал: «Красиво! Техника, как в балете!» Прикоснулся к моей руке и повторил: «Да, красиво…» На прощание подарил вазочку с клеймом.

Сегодня, кроме 33-летия "СЭ", еще и полтинник его блистательному журналисту Юрию Голышаку. Одному из двух - наряду с Александром Кружковым - авторов легендарной рубрики "Разговор по пятницам", а в "личном зачете" обладателю неповторимого стиля и чувства юмора. Хохочу при чтении почти каждого его текста, о чем бы он ни писал.

С этим совершенно не сочетается информация, что начинал Юра в... газете "Правда", которая чувство юмора в набор обязательных качеств своих авторов не закладывала. Правда, есть нюанс - он пришел туда совсем юным уже после развала СССР. Но былым весом этого издания ему минимум разок удалось крутейшим образом воспользоваться.

Поздравляю с юбилеем давнего товарища и замечательного человека с правильными понятиями о жизни, желаю ему здоровья, мирного неба, гармонии, вдохновения и удачи, восхищаюсь его слогом. И привожу эту чудесную историю о нем и "Правде" в его же, Голышака, фирменном изложении. Учитесь, молодые репортеры! 😜

"Если за Шевченко охотился "Милан", то я охотился за Лобановским. Только-только вернувшимся в Киев. Первый турнир для его "Динамо" в 97-м – "Содружество".

Служил я тогда в газете "Правда" и крошечном футбольном еженедельнике. Кто ж знал, что никаких интервью Валерий Васильевич не дает?

Надо было дозвониться в его гостиничный номер, чтоб все это узнать.

– Валерий Васильевич! – обрадовался я глухому голосу в трубке. – Я такой-то, интервью…

– Я интервью не даю, – угрюмо оборвал меня Лобановский.

Короткие гудки.

Ну уж нет, подумал я. Так легко от меня не отделаться. Кем уезжал Лобановский несколько лет назад? Полковником. Коммунистом. Утро начинающим с газеты "Правда".

Откуда ему знать в Эмиратах, что "Правда" с миллионных тиражей скатилась до 20 тысяч, а партбилету лучшее применение – бумажные журавлики по количеству страниц?

Словом, через полчаса я перезвонил. Говорил другим голосом, совсем чужим – делая значительные паузы между словами. Возражений такой голос не допускает, как научили меня старые правдисты. Международники с сизыми носами.

Оказались правы.

– Валерий Васильевич? Из газеты "Правда" вас тревожат.

Клянусь, даже тишина в трубке стала чуть почтительнее.

– Надо дать интервью.

Я так и сказал – "надо". И не был оборван – совсем наоборот.

– Я готов! – с жаром поддержал идею Лобановский. – Приезжайте ко мне на тренировку…

Тем же вечером Валерий Васильевич оглядел меня с легким смятением. Видно, в 80-е корреспонденты "Правды" выглядели внушительнее, чем я – в треснутых очках.

Говорили часа полтора. Лобановский не только тренировку переложил на ассистентов, но и отогнал другую легенду – Владимира Перетурина. Обдав холодом:

– Что вы со своим микрофоном? Не видите – я занят!

Ассистенты не решались закончить тренировку. Ответственным за свисток был только Лобановский – но он увлекся рассказом. Отвлечь нельзя. Футболисты Косовский и Шматоваленко сверкали в мою сторону злыми очами.

Две недели спустя в Киеве то интервью "Правде" вызвало переполох – местным-то корреспондентам Лобановский отвечал, как мне при первом заходе. Если собирал, то скопом всех. Историями не баловал".

Юрий Голышак отмечает юбилей — странно, что не выпал он на пятницу. Поздравляю, Юра! И призываю на тебя подписаться.

А начинал Юра в газете «Правда». Наверное, я ещё был в младших классах. 7 ноября во всю ширь и длину здания «Правды» вывешивали портрет Ленина, и сотрудники не имели возможности посмотреть в окно и что-то разглядеть на улице.

Впрочем, сейчас не об этом. Всякий раз я восторгаюсь материалами Юрия, честно.

И всякий раз, представив себя скучным/занудливым редактором из старой/прошлой плеяды «СЭ», упрекаю Юру: ну зачем постоянно раздражать нашего умного интеллигентного читателя темой выпивки и женщин, зачем, к чему этот разврат? Куда смотрит Саша Кружков, почему он тебя не остановит?! На что автор отвечает мне (не моргнув глазом): темы выпивки и женщин НЕДОСТАЁТ!

Старая школа, чего уж.

Благодарю за добрые слова! Цифра теперь не так уж и пугает, как страшила с утра. Хоть Игорь Рабинер. мой добрый друг, сообщил - "теперь и ты в клубе динозавров"

Завтра 80 лет Александру Львову, бывшему пресс-атташе "Спартака" и сборной.
Львову я обязан если не всем, то многим. Не знаю, где б служил сейчас, если б не он. Это Львову в "МК" я таскал свои первые дурацкие заметки году в 93-м.
Помню, захожу в кабинет, протягиваю отстуканные на машинке листочки – робкое, пустое интервью с Гавриилом Качалиным. Рядом с Львовым сидит симпатичная девчонка. Потом выяснится – дочка. Надо было жениться, но я что-то сглупил, потерялся.
Львов прочитал, глядя поверх очков. Приговаривал что-то снисходительное:
- Неплохо, неплохо… А вот это вообще замечательно…
Дочка утомилась ждать. Посидела-посидела, да и засобиралась к выходу.
Только закрылась за ней дверь, Львов пустил мои листочки по длиннющему столу. Так, что доскользили точно до меня.
Теперь диагноз был другой:
- Полное говно. Но оставь, я поправлю.
Вот это деликатность, подумал я. При девушке не сказал!
Заметка вышла – и я не узнал ни слова. Ну да ладно. Тогдашние мои заметки стоили как раз такого отношения. А бывший тренер сборной СССР Гавриил Дмитриевич Качалин качал седой головой – удивляясь напечатанному:
- Как хорошо, как складно…
Из "МК" я уходил в "Правду" и возвращался назад. Чтоб снова куда-то уйти. Со Львовым пересекались в самых разных изданиях и компаниях.

Чувство юмора у Александра Львовича своеобразное, не всякий поймёт. Бумага не передаст интонацию, а жаль. Без интонации многое теряется.
Как-то корректорши "СЭ" отправились жаловаться главному редактору Кучмию – Львов очень громко произносит матерные слова. А стенка тонкая, всё слышно.
Кучмий обязал Львова извиниться и в дальнейшем материться потише.
Все мы, корреспонденты, видим, как Львов приоткрыл дверь корректуры – и громко, ясно произнёс:
- Я, конечно, ***, извиняюсь…
Дни рождения у нас рядышком, как-то собирались отмечать вскладчину. Ещё в старой редакции, на Тишинке.
Зашли в "Перекресток", набрали водки, водки, водки… Народу в "СЭ" работало много – а пьющих ещё больше… Вся лента уставлена. Очередь за нами глядит во все глаза.
Львов эти взгляды перехватил, обернулся – и хрипло:
- В детдом едем. Сиротам подарки.

Завтра ему 80 – но бодрости Львов не теряет. Редким сбоям в организме удивляется. Вот как недавно:
- Выпиваю вечером грамм 800 – и начинаются панические атаки. Странно! Никогда такого не было…
Я бы выпил "грамм 800" – наверное, подох бы. А у него – "панические атаки".
Был когда-то Львов то ли вторым, то ли третьим вратарём "Спартака". В самые звёздные времена этой команды. Рассказывал нам с Сашей Кружковым в заметке к 75-летию:
- Я учился в институте физкультуры, - юный, дурной! Тестостерон из ушей брызжет. Считал, что я нереальный вратарь. А был просто неплохой. В "Спартаке" молодой тренер Симонян. В команде Севидов, Лёша Корнеев – герой лондонского чемпионата, Рейнгольд, Юра Иванов…
- Галимзян Хусаинов.
- Да-а! Тот в Крыму выходил на зарядку – затягивался сигаретой, произносил блаженно: "Воздух, б…, какой!" Иду мимо пансионата "Спутник", который ЦК ВЛКСМ построил. Вижу – валяется чёрно-белая фотокарточка. Поднимаю – красивая блондинка на кухне. То ли чай пьёт, то ли кофе. Раз – в карман её.
- А дальше?
- Таскаю и таскаю. Февраль, не сезон. А там буфет был, "Массандра" и прочее. После тренировки Леха Корнеев, Севид и Рейнгольд по прозвищу Рекс подходили к стойке, буфетчица спокойно им по стакану наливала. Они выпивали и безо всякого ощущения неловкости шли обедать.
- Это прекрасно.
- Севидов меня окликает: "Как дела, молодой?" Думаю, надо им показаться. "Нормально, отвечаю. – Вот тут баба прислала фотографию". Они заинтересовались: "Какая баба?" – "Да моя тёлка…" – "Покажи!" Достаю карточку, Севидов повертел в руках: "Ты Маслаку покажи. Он таких баб любит, ему понравится. Только обязательно скажи, что это твоя тёлка".
- Показали?
- Да, понёс. Вот, говорю, какая у меня подруга. Тот побледнел, поиграл желваками: "Ты где взял?" Что-то меня заставило правду сказать: "На улице…" – "Ладно". На обеде снова Севидова встречаю: "Ну что, сынок, показал Маслаку?" – "Что-то занервничал" – "Да понятно. Это ж жена его, Ольга. Он с ней десять лет уже".

"Произнес «Советский спорт» — и сразу вспомнилось. Соседствовал там со мной в 90-х, стол в стол, бывалый корреспондент Ларчиков. Однажды собрал нас, молодых, в кружочек, словно дед Корней.

— Знаете, как делаются в газетах новости?

Мы насупились. Мало ли куда вывернет разговор.

— Смотрите!

Ларчиков включил громкую связь и набрал номер конкурирующего издания. Трубку взял корреспондент Нисенбойм. Будущий пресс-атташе «Спартака».

— Это говорит отец Сережи Шустикова Виктор Михайлович, — произнес Ларчиков чуть измененным голосом. — Сережа завтра из «Расинга» возвращается в «Торпедо-ЗИЛ». Вот звоню сообщить.

— О! — обрадовался Нисенбойм.

В трубке слышно было, как суетливо выскрипывает ручка контуры новости на листочке.

— Завтра, говорите?

— Завтра, — с правдоподобной грустинкой подтвердил Ларчиков. — Рейс вечерний, из Мадрида. Можете встречать в Шереметьево. Наверное, стоит еще позвонить в «Советский спорт», их предупредить?

— Нет-нет! — вскричал пылкий Нисенбойм. — Прошу вас, не надо! Мы встретим, мы напишем самым лучшим образом! К чему вам связываться с этими?

— Тогда не буду, — добродушно заключил Ларчиков. — Будьте здоровы.

Обернулся ко всем нам, раскрывшим рот:

— Завтра читайте.

На следующий день конкурирующее издание вышло с заметкой «Шустиков — в «Торпедо-ЗИЛ». Уже настоящий папа Шустикова обрывал редакционный телефон — и не выбирал выражений в беседе с тем же страдальцем Нисенбоймом:

— Вы ***?! Какой «Торпедо-ЗИЛ»? Мне, ***, с сердцем нехорошо от вашего вранья!

Самое удивительное, то ли через год, то ли через полтора Шустиков действительно оказался в одном из «Торпедо». С приставкой то ли «ЗИЛ», то ли «Металлург».

Виктор Михайлович Шустиков — чудо какой человек. Немногословный, добрый. Как-то стояли на торпедовском стадионе, смотрели матч откуда-то из подтрибунья. Чтоб разглядеть футболистов, приходилось закидывать затылок. Но на трибуне Михалычу спокойно смотреть не дали бы, это уж точно. Всей трибуной озирались бы только на него.

Человек, который провел 427 матчей в чемпионатах СССР, так смущался перед моим диктофоном, что едва выдавливал слова.

— Эх, — решил я. — Пойдем другим путем.

Спрятал диктофон в карман — и заговорил о футболе просто так, что-то запомню — потом вставлю в репортаж.

Шустиков той же секундой размяк, начал вспоминать что-то. Даже усмехаться. Тут новая напасть — забыв про скучный футбол, камера выхватила нас, стоящих рядом. Навел оператор и держит.

Шустиков оцепенел. Свел брови. Натянул поглубже кепочку...

Я смотрел на все это — и вспоминал, что только Шустиков из всего «Торпедо» ездил на зону к Эдуарду Анатольевичу. Выйдет, постучит ботинком по колесам «Москвича». Загрузится гостинцами — и туда"
https://www.sport-express.ru/golyshak-vspominaet/reviews/100-let-futbolnomu-klubu-torpedo-golyshak-vspominaet-2244589/

Я вам расскажу, что такое 50 лет.
Первый день отпуска, еду как обычно по заброшкам. Отыскиваю на окраине Ярославской области среди лесов и болот полуразрушенный храм, который зовут "Тёмным" – после войны в нём расстреляли каких-то дезертиров. Место зловещее, очень бодрит. Ну и следующее тоже замечательное – давно хотел пробраться – заброшенная церковь Воскресения Словущего на Локсомери. Попробуй, найди. Красота неописуемая. Да ещё в закатном солнце.
Еду назад в темноте. Только колесом по ямам – бух, бух… В Переславле тысяча переходов под жиденькой иллюминацией. Глаза сломаешь высматривать – бросится кто-то под колеса, нет?
Раньше ездил и не вдумывался в такие пустяки. Сейчас мысли – а стоят ли они того, эти поездки? Если 600 километров за сутки – это ещё щадящий режим. Бывает, переваливает за тысячу. Бродишь по каким-то лесам, вслушиваешься в звуки. Как-то за день и гадюк встретил, и дикого кабана. В жизни бы не подумал, что он настолько огромный.
Не так давно меня вытягивали из оврага комбайном. Привязали трос к какой-то веялке. Тоже яркое воспоминание. Тогда-то я и вспомнил свою Grand Vitara, которая не застревала даже на пути к горе Воттовааре. С нынешней машинкой жизнь комфортнее на трассах – но не в полях.
Возвращаешься домой, шатаясь. Вот стоит ли? Понятно, что стоит. Но появилось место проблескам сомнений. Вот – 50 лет!
Наутро встряхиваешься, перекачиваешь на диск фотки, видео – и чувствуешь себя самым счастливым на свете. Расписываешь следующий день – где архитектурный тлен будет ещё круче. Голову разрывает от восторга. Так что ещё побесимся.
50 – ерунда. Всё как прежде. Даже лучше.

Иллюстрация ко вчерашнему

"...К моменту похорон у нас не было на счетах ничего. Ноль! Помню, я пришла в похоронное бюро в растерянности. Что мне делать? Какие есть похороны? Стала узнавать. В этот момент появился «Рапид». Мне было сказано дословно — делай что хочешь, у тебя нет ограничений в деньгах.

— Ну и как все прошло?

— Прощание устроили в замке Шонбрю, самом роскошном в Вене. Орган, ведущий в атласном костюме, двухметровые венки из роз, самый дорогой гроб... Было все, о чем я только заикалась!"
https://www.sport-express.ru/football/rfpl/reviews/inga-mandreko-intervyu-zheny-sergeya-mandreko-o-schaste-v-brake-i-tyazheloy-bolezni-muzha-2246244/

ПРЕДПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ОТПУСКА
Есть места, которые пускают не с первого раза. Редчайший случай, когда не пускают даже со второго. Такое тоже случалось.
Мне симпатична всем известная история англичанина Брендона Гримшоу, который за 13 тысяч долларов купил необитаемый островок в районе Сейшел и превратил его в рай. Завёл птиц, черепах… Среди них и прожил счастливейшие годы. Правда, в одиночестве. Не знаю, вспоминал ли, что в прошлой жизни был газетчиком.
В России случаются похожие истории – но финал совсем другой. Физик-ядерщик Дмитрий Бранец перебрался в заброшенную деревню Волнино среди переславских лесов. Туда и дороги-то нет – только направление из рытвин и полуболот. Прожил с новой женой в этой деревне несколько лет. Пытался фермерствовать – ничего не вышло.
Заболел и умер относительно молодым. Единственное, что успел – официально вернуть деревне старое название: Николо-Царевна. Что тоже немало. Могу представить, каких трудов человеку это стоило.
Возможно, единственной улице название – "улица Свободы" – дал тоже он. На всех сегодняшних картах присутствует и деревня, и улица. Только пробраться туда почти невозможно.
В Николо-Царевне заброшенная древняя церковь с истлевшими строительными лесами. Это Бранец пытался её реставрировать своими руками. Два дома – его и соседний, совсем завалившийся. Крест и гранитная табличка – "в этой деревне провёл свои последние годы такой-то…"
Кто-то говорил, что под этой табличкой Бранец и похоронен – но в соседней деревне мне пояснили: ерунда. Похоронен на Ваганьково, недалеко от Высоцкого.
Не знаю, почему меня не подпускает это место, Николо-Царевна. Первый раз навигатор привёл к каким-то болотам. Уже смеркалось – пришлось разворачиваться и ехать домой огорчённым.
Вторая попытка случилась вчера. Это было ещё ярче. Расписал весь план – где соседняя деревня, где бросить машину, сколько двигать пешком. При худшем раскладе выходило километров семь. Ерунда!
Еду и еду – дорога ничего. Уже выходит не семь километров пешком, а пять… Четыре…
Навстречу мужичок в "Жигулях". Нет, говорит, скоро встанешь.
Посмотрел на меня внимательнее – и вдруг дополнил:
- Не боишься?
- Чего бояться?
В самом деле: чего? У меня через леса ко всяким заброшкам исхожено столько – вы не представляете.
- Медведь у нас бродит, - говорит с усмешкой, но какой-то нехорошей. Подумал и уточнил:
- Медведица с двумя медвежатами. Мы по следам вычислили.
Вот рисковать? Нет?
Через километр бросаю машину – иду! Но как иду? Вздрагиваю от каждого шороха по сторонам. Никогда такого не было. Вот пошутил дядька? Или серьёзно? Эти деревенские пошутят – ты и не поймёшь.
Иду, иду. Машина осталась за два километра. Рюкзак с фотохозяйством тяжеленный. До цели полтора, это по моим понятиям вообще ничего.
Оказалось, озираться надо было не на шорохи по кустам – а внимательнее смотреть вперед. Я прищурился, глазам не поверил, замер. Медведь! Метрах в двухстах, прямо посреди дороги! Никаких медвежат нет, врать не буду. На задние лапы не вставал, но и так видно – жирнющий.
Рад бы сказать – "слышал рык", но никакого рыка не было. Или я не слышал. Слышал только собственный пульс.
Понятно, что меня видит. И я его вижу. Ощущения? Я вам опишу. Сегодня мне это сделать несложно.
Видеть видишь – а мозг отказывается верить. Ты замираешь, хочется протереть глаза – и чтоб всё это исчезло. Но ничего не исчезает. Ты видишь, как медведь вяло поворачивается – и вбок, в чащу…
А мог бы мне навстречу! Когда ещё увидимся?!
Первая мысль: может, идти дальше? Полтора километра осталось до церкви! Медведь же ушёл!
Но тут же: Юра, беги, беги скорее к машине. Он не ушёл, он тебя обходит. Он хитрый.
Так быстро я никогда не бегал. По жаре, 2 километра, с рюкзаком. Паника тебя догоняет почти сразу, на первых шагах. Сразу понимаешь: как бы ты ни бежал, шансов ноль. Если он захочет тебя догнать. Просто никаких шансов. Вот сейчас ты на краю смерти – а умирать так не хочется. Но этот твой истошный забег – это не попытка спастись, это агония.

По книжкам мне казалось – такая ситуация имеет единственной исход. Но по-футбольному говоря, этот матч оказался на три расклада. У нас с медведем вышла ничья. При его игровом преимуществе.
Через метро пятьсот я начал озираться – нет его? Хотя понимал: если б был – я бы уже почувствовал.
В машине долго сидел, тяжело дышал. Оценивал собственное моральное состояние – и нашёл его удовлетворительным. Паника была, истерики – нет. Это неплохо.
Мелькнуло в голове даже что-то юмористическое – "Трое негритят в зверинце оказались. Одного схватил медведь, и вдвоем остались…"
О пережитом напоминали грязные по колено брюки. Один кроссовок на бегу засосало в какой-то жижу – и я нашёл в себе мужество его оттуда выковырять. Даже снова надеть.
На обратном пути зарулил в какое-то охотохозяйство. Хотел, чтоб отвезли до церкви на квадрике или тракторе. Не бросать же затею!
Нет, говорят, сегодня не повезём, поздновато. Приезжай как-нибудь.
- А где медведя-то видел? – поинтересовались. – За полтора километра? Да, там он и крутится. Гоняем, гоняем его…
- Что ж он за мной не пошёл?
- Сытый, наверное. Но тебе сильно повезло. Мог и не вернуться. От медведя даже на дереве не спасёшься. Это от кабана можно.
При моих способностях карабкаться по деревьям и от кабана нельзя. Но я уж говорить не стал.
Я излазил всю Костромскую область, Тверскую в поисках заброшек, диковин. Куда только ни пробирался. Если надо было в лес километров на восемь – никаких проблем. Как-то вышел на дикого кабана в Карелии, тоже была история. Мало чему научившая. Но тогда до машины было метро сто – и кабан меня не видел. Жрал что-то прямо под охотничьей вышкой. Сейчас всё выплывает из памяти, что хотелось забыть.
Ясно, надо что-то пересматривать в собственной туристической логике. Если глубоко в лес – то брать квадрик. Или компанией, на "заряженной" машине. Вот так одному – наверное, хватит. Эти леса и так простили меня дважды.
Но Николо-Царевна не отпускает. Я до неё доберусь этой осенью, сто процентов. Вот как угодно.