Battle_🅉 _Sailor ⚓

ПТСР ветеранов. Проблема, которую надо было начать решать вчера

В России ещё до СВО жили сотни тысяч людей с опытом разнообразных локальных войн и конфликтов. Кто-то воевал в Донбассе, кто-то — в Чечне, другие сражались в более «экзотических» войнах: от Таджикистана до Пятидневной в Грузии. Практически все они, вернувшись с войны, столкнулись с одной и той же бедой. По статистике, примерно 70% ветеранов страдали в той или иной форме посттравматическим стрессовым расстройством.

Меры по этому поводу не принимались практически никакие. За состоянием солдат и даже офицеров следили формально или никак.

Самоубийства, неспособность вернуться к мирной жизни и закономерные последствия в виде проблем с законом — всё это шлейфом тянулось за многими ветеранами. Образ солдата Афганской или Чеченской войны, который не может найти себя и сходит с ума от пережитого, проник даже в популярную культуру — но на государственном уровне по-настоящему так и не озаботились проблемой.

Сейчас мы стоим перед угрозой куда более значимой.

СВО — это более массовая и жестокая война, чем всё, что было до сих пор. В Чечне на пике воевало до ста тысяч человек, но сейчас у нас только мобилизованных втрое больше. И на линии соприкосновения одновременно несколько сотен тысяч людей в каждый конкретный момент. По интенсивности эта война обгоняет любую другую из всех, в каких участвовала наша страна.

А это означает и массовое жёсткое давление на психику.

С войны вернутся сотни тысяч людей, знающих слишком много того, чего люди знать не должны. Это и военные, и гражданские. У нас есть несколько регионов, в которых удар войны по душевному здоровью просто тотален, — в Мариуполе в принципе нет людей, у которых всё в порядке, и в Донецке таких людей тоже нет. Тем более таких нет на фронте. И нам необходимо развёртывать службы психологической поддержки и реабилитации. И на вопрос «когда надо начинать?» ответ — вчера.

Несколько десятков тысяч из этих людей попали на войну из тюрьмы, и они в ещё более тяжёлом положении, чем все остальные, у них один затяжной стресс накладывается на другой. Выкинуть их в жизнь и сказать: «Вот тебе мир, иди и не греши» — это самое неумное, что можно сделать. Собственно, мы уже встречаем первых ласточек этой проблемы, когда люди с тяжёлыми травмами сталкиваются с нормальным миром, которому до них дела нет.

Беда в том, что проблема, похоже, не просто не решается. Она не осознается. После всех историй, связанных с «чеченским синдромом», ситуация не улучшилась. В лучшем случае боец сам понимает, что ему надо заботиться о себе и идёт к психотерапевту. И давайте без обиняков, там он может наткнуться на очень разное отношение — наивно думать, что все психотерапевты сплошь сторонники СВО и никто из вернувшихся не сталкивается с отказом в помощи по политическим причинам. И это, подчеркнём, лучшая ситуация. В худшей — и весьма обыденной — такой человек даже не считает, что ему куда-то надо идти за помощью, и не понимает, куда. Воюют-то зачастую люди простые и из глубинки, совсем дальней глубинки. Куда пойдёт деревенский парень из Бурятии или боец с промышленной окраины Череповца? Эту проблему люди сами не решат. Ею надо заниматься целенаправленно.

В реальности эта ситуация с трудом осознается не только государством. Общество зачастую реагирует не умнее и не лучше. Дело даже не в пресловутом «Я вас туда не посылал» — вопрос в массовом недоверии психологам как таковым. Чаще всего ветерану предлагают или заняться чем-нибудь полезным, или просто выпить. Однако на дворе XXI век и всё-таки стоит понимать, что душевные раны ничуть не менее реальны, чем телесные. Если вы сломали ногу, вы не будете говорить, что болезни делятся на те, что пройдут сами и те, что в принципе не лечатся, или что надо просто выпить водки и бабу найти. Так вот, ситуация с человеческой головой ничем не легче. Она так же подвержена повреждениям и подлежит лечению.

И если сейчас этим не заняться, последствия в масштабах страны будут очень тяжёлыми.

16.6K views16:31